ЦЕРКОВНЫЕ ДЕЛА
В сознании высоких обязанностей римского императора Юстиниан ставил на первое место заботу о делах церковных и начал свое правление с указа об едином истинном исповедании христианской веры. Тяжкие преследования еретиков и монофизитов, начавшиеся после устранения раскола с римским престолом, продолжались во все правление Юстина и первые годы единоличного правления Юстиниана. Монофизиты, имевшие в своей среде много образованных и авторитетных богословов, не сдавались на требования императора признать Халкидонский собор и предпочитали терпеть преследования и всякого рода угнетения, отстаивая истину своего учения.
В политике двора в отношении к монофизитам не было единства. Императрица Феодора твердо определила свое положение в этом вопросе и стояла на стороне монофизитов. К ней обращались с просьбой о заступничестве гонимые еще раньше того времени, когда она разделила с Юстинианом верховную власть.[488] Заняв место на троне, Феодора явилась убежищем для всех гонимых, поддерживала непосредственные сношения с авторитетными представителями движения и давала в своем дворце приют беглецам. Преследования на Востоке продолжались и вызывали кое-где кровавые события. Так, когда в 530 году в Антиохии был объявлен приказ, грозивший ссылкою за непризнание Халкидонского собора, в городе разыгрался бунт. Огромная толпа окружила дом патриарха и стала громить его камнями. Комит Востока вывел войска, усмирил бунт, перебил много народа и затем предал казни виновных в бунте.[489]
Бесцельность гонений сознавал Юстиниан, и в 531 году прекратил меры насилия и вызвал общим указом всех томившихся в изгнании исповедников, разрешив им вернуться в свои церкви и монастыри.[490] Глубоко посвященный в богословские вопросы и веривший в свое собственное искусство диалектики, император надеялся достигнуть церковного единства путем выяснения в личных собеседованиях пунктов разногласия. В изъяснении природы второго лица святой Троицы он стал на той точке зрения, которую впоследствии называли теопасхизмом, и имел на этой почве много единомышленников в среде признававших Халкидонский собор иерархов. Восточные епископы прислали ему свое изложение веры с указанием и изъяснением тех пунктов, которые, по их суждению, не позволяли им признать Халкидонский собор. Этот документ сохранил с некоторыми сокращениями Захария Ритор.[491] В Константинополе находилось много видных представителей монофизитской церкви, и Юстиниан задумал устроить собеседование между ними и православными. Он хотел залучить в столицу низложенного антиохийского патриарха Севера, скрывавшегося с 519 года в Египте, и пригласил его приехать, но тот отказался, ссылаясь на свои старческие недуги.[492] Наметив шесть видных представителей православной церкви, император предложил им вступить в собеседование с шестью представителями монофизитства. Во дворце Ормизда был отведен зал для собрания, и внешнее руководство делом было поручено Стратегию, комиту царских щедрот. В течение двух дней шло собеседование в присутствии многих членов клира. Спорные пункты были заранее намечены в изложении веры, которое получил император от восточных епископов, и объяснения со стороны православных давал образованный богослов Ипатий, епископ Эфеса.
Один из шести восточных епископов, Филоксен, сын сестры Ксенайи, ревностного борца против Халкидонского собора при Анастасии, убедился доводами Ипатия и воссоединился с господствующей церковью. На третий день Юстиниан пригласил к себе сначала православных и выразил им свою радость по поводу достигнутого успеха; затем были приглашены монофизиты. Заняв свои места на противоположных скамьях, епископы в присутствии императора и при личном его участии продолжали прения, и, по словам непосредственного участника этого диспута, Иннокентия, епископа Маронеи (в Родопе), император обнаружил «кротость Давида, терпение Моисея и благость апостолов».[493] Хотя пять участников собеседования остались при своем мнении, но многие из членов клира и монахов прекратили после этого свой раскол с господствующей церковью и вступили с нею в общение.
Точных указаний на время этого богословского диспута нет в наших источниках, но с большой вероятностью можно предположить, что он происходил зимою 532—33 года, или в самом начале 533, так как в непосредственной связи с ним стоит издание Юстинианом нового указа о вере от 15 марта 533 года.[494] Указ обращен к населению Константинополя и главных городов империи: Эфес, Кесария, Кизик, Амида, Трапезунт, Иерусалим, Апамея, Юстинианополь, Феополь (т. е. Антиохия), Севастия, Тарс, Анкира.[495]
26 марта Юстиниан дал рескрипт с изложением вероучения на имя патриарха Епифания. Извещая его об издании вероопределения, имеющего целью «обличить безумие еретиков», император прибавляет, что он довел обо всем до сведения римского папы, так как «он есть глава всех святейших божьих священников» и всегда сдерживал авторитетом своего престола все ереси, возникавшие в восточных областях.[496] С изданием этого вероопределения Юстиниан связывал надежды на сближение с монофизитами, так как он включил в него одну новую формулу: τον σαρκω&έντα... καί ’ανανθρωπήσαντα καί σταυρωθέντα £να είναι της αγίας τριάδος — hominem factum et crucifixum unum esse sanctae et consubstantionalis trinitatis.[497] Эта формула имела свою историю в 519—20 году во время воссоединения с Римом.[498] Так как папские легаты ее не одобрили, то и сам Юстиниан отнесся к ней сначала с неодобрением и писал о том папе.[499] Вскоре, однако, он изменил свое отношение к ней и с видимым интересом просил папу решить этот вопрос и дать ему ответ через имперского агента Евлогия.[500] Папа отложил решение вопроса до возвращения своих легатов, а скифские монахи, ближайшие заинтересованные в этом деле, уехали тайком из Рима раньше их возвращения.[501] Эта формула послужила основой для того толкования природы второго лица святой Троицы, которое позднее называли теопасхизмом, и в этом смысле шла беседа православных участников диспута с монофизитами.
В своем увлечении богословскими вопросами Юстиниан сочинил церковное песнопение: «Единородный Сыне и слове Божий...», которое было тогда же введено в богослужение.[502] Акимиты, считавшие себя призванными охранять чистоту веры, восстали против новой формулы, основываясь на том, что папские легаты в 519 году ее не одобрили и признавали излишней. Они решили перенести дело на суд папы и отправили от себя посольство в Рим.[503] Узнав об этом, император со своей стороны снарядил посольство к папе и поручил его исправление Ипатию Эфесскому, главному участнику недавнего диспута, и Димитрию, епископу Кесарии Палестинской. Сокращенное изложение своего эдикта о вере на латинском языке (подписанное 6 июня 533 года) Юстиниан послал папе, удержав в его тексте выражение, вызывавшее протест монахов. На римском престоле сидел тогда Иоанн II. На поместном соборе епископы обсуждали формулу Юстиниана и протест акимитов и приняли решение привлечь к этому вопросу суждение пользовавшегося тогда большим авторитетом в богословских вопросах дьякона карфагенской церкви Ферранда. Запрошенный по этому вопросу, он признал формулу Юстиниана православной.[504] Тогда при повторном обсуждении дела в соборе при папе «вера императора» была одобрена и протест акимитов осужден. Ответное послание папы императору датировано 25 марта 534 года. Юстиниан поместил его в новое пересмотренное издание Кодекса, изданное в свет в конце этого года.[505] Одновременно с посланием к императору папа извещал о своем решении римских сенаторов, находившихся в Константинополе, и, осуждая протест акимитов, внушал им не иметь с ними общения.[506]
Надежды, которые Юстиниан возлагал на прения о вере и свой эдикт, оправдались лишь в весьма малой степени. Монофизиты укреплялись в своем протесте против Халкидонского собора, и число исповедников росло в самой столице. Императрица оказывала им явное покровительство и предоставила для жительства пришельцам дворец Ормизда, который был даже перестроен для нового своего назначения согласно потребностям новых обитателей. Монофизиты вели широкую пропаганду, особенно в знатных домах, крестили младенцев, свободно отправляли богослужение. Однажды, вследствие чрезмерного стечения молящихся, во время церковного служения провалился пол, и то обстоятельство, что никто не был задавлен насмерть, было истолковано как знамение божьего благоволения и свидетельство истины монофизитского учения о втором лице святой Троицы.[507]