вали только брат Юстина Марцелл и зять его Бадуарий. Комит экскувитов Тиверий, имевший давние личные связи с Юстином, принял все меры к тому, чтобы известие о смерти престарелого государя не проникло в город, и партия, которую успел подготовить себе Юстин за время болезни Юстиниана, немедленно провела его избрание, устранив возможность выступления других кандидатов. Характер сговора единомышленников, боявшихся за успех своего предприятия, отмечен и в кратком изложении Евагрия об этом событии.[781] В летописных записях отмечена другая черта, характеризующая тогдашние отношения, а именно, что Юстин сделал щедрые вклады в храмы и монастыри, созданные Юстинианом, и увеличил число принадлежавших им имуществ.[782]
В числе тех текущих дел, которые давно ожидали своего решения вследствие болезни одряхлевшего императора, был прием посольства от хана аваров. Оно было прислано с тех новых мест на Дунае, куда прошли авары, разгромив и подчинив себе кутургуров. Сослужив службу императору ослаблением этих ненадежных союзников империи, хан требовал себе уплаты тех денег, которые получали ежегодно утургуры и кутургуры. Исполнение условий заключенного с аварами договора и предоставление им земель в пределах бывших провинций империи, занятых другими варварами, вызывало опасения вторжения их в пределы империи, и Юстин, сын Германа, находился на Дунае в предупреждение возможных осложнений. Многочисленное аварское посольство долго ожидало приема. Он состоялся на седьмой день правления Юстина, т. е. 21 ноября 565 года. По описанию Кориппа, прием состоялся во всей торжественной обстановке царского великолепия.
Юстин и София восседали на тронах, окруженные чинами двора и военной свитой в блиставших золотом доспехах. Представшие перед очами государя послы пали ниц и по полу рассыпались их волосы, заплетенные в косы. Когда император повелел им подняться, старший член посольства Таргитай в дерзкой речи славил подвиги и грозную мощь своего народа и предъявлял требование своего повелителя уплаты ежегодных денежных даров. Юстин в гордых выражениях отказался на будущее время от всяких уплат и грозил смирить хана войной. Послы с позором удалились из дворца.[783] Гордый тон ответа императора и грозный отказ в уплате денег знаменовали собою новую эру в политике правительства относительно варваров, и так именно поняли современники слова императора.
По старой традиции Юстин принял консульство на ближайший год после вступления на царство. Не действовавшая в течение 25 лет церемония, в которую превратился консулат, была совершена с полной торжественностью и великолепием. Описание ее дал тот же Корипп. Поэт рассказывает сначала о тех приготовлениях, которые спешно шли в центре столицы в ожидании консульского выезда императора. Префект города отвел места для устройства помостов для народа и торжественных арок. По всем лесам в окрестностях города шла работа дровосеков, дерево доставлялось в город, спешно шла работа плотников, и когда леса и арки были готовы и все приведено в порядок, временные сооружения были богато украшены гирляндами из зелени, коврами и тканями. С появлением на небе солнца 1 января начался консульский выход. Все чины двора, все придворные службы и военная охрана особы императора разместились в торжественных костюмах с инсигниями своих санов и чинов на заранее определенных местах, а народ наполнил все ступени огромных помостов, воздвигнутых на Средней улице. Заранее сложены были огромные груды щедрых подарков из драгоценных металлов, которые должен был раздать всем чинам новый консул. На богато украшенном помосте стоял золотой трон. Император вышел из дворца, воссел на трон, и началась раздача подарков. Вызывали по списку, составленному по рангам, и каждый поднимался на ступени трона и получал свой подарок. В эту пору ораторы славили императора в речах на обоих языках империи.[784] После членов синклита получали свои подарки чины всех царских служб по группам. Император знал каждого в лицо и каждому из них говорил ласковое слово. Когда эта часть церемонии была закончена, началось приготовление к шествию. Блиставший пурпуром и золотом помост с троном был поднят на плечи подобранных по росту людей в пурпурных одеждах.[785] Все чины выстроились по своим рангам. Глашатаи назначали место всякой группе чинов, за ними встали отряды войска, по обеим сторонам трона выстроились экскувиты, за императором построились протекторы с игравшим на солнце золотым оружием. Шествие двинулось по Средней улице,[786] среди лесов, с которых народ восторженными кликами приветствовал императора, и все получали свою долю щедрот государя. Шествие направилось в храм св. Софии, где император молился и принес свое пожертвование на храм.[787] Затем следовала еще какая-то публичная церемония, в которой император выступал окруженный ближайшими и довереннейшими сановниками; но в чем она состояла, остается неясным, так как текст четвертой песни поэмы Кориппа дошел до нас не в целом виде. День закончился, по всему вероятию, роскошным пиром.
Хотя восшествие на престол Юстина обошлось без всяких затруднений и противодействия с чьей-либо стороны, но как он сам, так, по-видимому, более чем он, его супруга, питали подозрение против другого Юстина, сына Германа, человека, имевшего военное имя. Он был отозван со своего военного поста на Дунае, и подозрительность в отношении к нему нового двора выразилась в том, что он был постепенно лишен всей своей дружины. Высокое назначение на пост префекта-августала Египта было только предлогом удалить его из столицы. Следом за ним были посланы наемные убийцы, которые и сделали свое темное дело. Голова убитого была препровождена к царственной чете, которая успокоилась в своей ненависти только после того, как могла попрать ногой мертвую голову.[788]
Вскоре после того в среде сената созрел заговор на жизнь Юстина. К ответственности были привлечены два видных сенатора времени Юстиниана, Эферий и Аддей. Оба они были приговорены к смертной казни. Первый сознался в замысле отравить императора, второй отрицал и перед самой казнью свою виновность во вмененном ему преступлении, но принял казнь как справедливое возмездие за другое злодеяние, совершенное в более раннее время, когда он погубил чародейством префекта претория Феодора.[789]
Положение государственного казначейства в начале правления Юстина было очень тяжко. Это засвидетельствовал сам Юстин в указе о сложении недоимок по поводу начала нового правления. Срок, с которого они были объявлены не подлежащими взысканию, восходил к 8 году предшествующего индикта, т. е. 560. Чтобы возвысить в глазах подданных значение этой льготы, император свидетельствует о крайней скудости средств государственного казначейства и большой его задолженности, а также о полном расстройстве военных сил государства.[790]
Феофан в своей хронике под 566 годом сохранил свидетельство о властном вмешательстве императрицы в кредитные дела того времени в столице империи. Призвав во дворец всех менял и ростовщиков, София потребовала от них выдачи всех векселей и залогов и возвратила их по принадлежности должникам. За эти дела она заслужила себе, по словам летописца, большую хвалу во всем городе.[791] Были ли при этом удовлетворены кредиторы и из каких источников, об этом ничего не сказал Феофан, и самый факт остается, таким образом, весьма неясным. Задолженность частных лиц высокого положения привлекала к себе внимание высшей власти и в прежнее время, как бывало при Анастасии, когда император брал иногда на себя эти долги.
Закоренелое зло имперской администрации — покупка постов правителя провинции, с которым лишь на словах боролся Юстиниан, держалось все время его правления и прочно вошло в современные нравы. Указ Юстина от 569 года о полной отмене всяких поборов при назначении на должность правителя не возымел действия, как и указы его предшественника. Жалобы из провинций на злоупотребления правителей, назначаемых от двора, побудили императора придумать новый способ назначения: рекомендация кандидата епископом и знатнейшими гражданами. Вряд ли, однако, эта попытка изменить старые условия вошла в силу, так как рекомендуемый кандидат должен был внести залог и поручиться за исправное поступление податей в полной сумме положенного канона.[792] Преемник Юстина Тиверий в своем указе, изданном еще при жизни Юстина, заявлял о бедствиях, которые терпит население вследствие продажи постов правителей,[793] а в одной позднейшей обработке истории Византии, у Никифора Каллиста, сохранилась заметка, что это зло с особенной силой действовало при Юстине и распространилось при нем также на церковные посты.[794]
РАЗГРОМ ЦАРСТВА ГЕПИДОВ. УТВЕРЖДЕНИЕ АВАРОВ В ПРИДУНАЙСКИХ ЗЕМЛЯХ. ЛАНГОБАРДЫ В ИТАЛИИ. ДЕЛА В АФРИКЕ И ИСПАНИИ
В первый год правления Юстину пришлось вмешаться в старый спор двух германских народов, состоявших в союзе с империей, лангобардов и гепидов. К прежним причинам вражды между ними присоединилось новое обстоятельство. Преемник Авдуина, Альбоин, влюбился в дочь царя гепидов Кунимунда, Розамунду, и похитил ее. Это оскорбление имело своим последствием войну, в которой победа досталась лангобардам. Разбитый Кунимунд обратился к императору с просьбой о помощи и давал обещание за поддержку в предстоявшей войне отказаться от земель во Второй Паннонии с городом Сирмием. Юстин принял предложение Кунимунда, и Бадуарий, зять императора, собрал войска в Скифии и Мезии, чтобы идти на помощь гепидам. Альбоин, предупреждая вмешательство имперских войск, искал примирения с Кунимундом, посылал ему щедрые дары и давал обещание сделать Розамунду своей женой.