[95] Но застарелые и крепко укоренившиеся нравы вызвали вновь вражду и побоища димотов, и опыт, вынесенный из уличных свалок, сослужил в 540 году свою службу Антиохии в роковом несчастье, постигшем ее по воле царя персов Хосрова.
Юстиниан, направлявший государственную политику при Юстине, пленился одной красавицей, выросшей с детства в атмосфере ипподрома. То была Феодора, красоту которой, по свидетельству современника, бессильно описать человеческое слово. Дочь смотрителя медведей партии зеленых, по имени Акакия, Феодора рано осталась сиротой вместе с двумя сестрами, из которых Комитό была старше ее, а другая, Анастасия, моложе. По смерти Акакия мать Феодоры вышла замуж за другого, и дочери были предоставлены сами себе. Старшая стала актрисой и жила так, как было обычно у женщин этой профессии в то время. Живя с сестрой, Феодора еще в годы детства узнала всю грязь жизни своего круга. Рано начала она выступать как плясунья на ипподроме, и ее пленительная грация стяжала ей большую известность. Она выступала в пьесах, носивших название мимов, которые по старой традиции имели особый характер. Живя, как другие актрисы, Феодора изведала на себе все глубины падения женской нравственности.[96] Префект Пентаполя Гекеболий увез ее в Ливию; но скоро она его бросила, жила в Александрии и других городах Востока. После этого путешествия она воротилась в Константинополь. Юстиниан увлекся дивной красотой Феодоры, страстно влюбился в нее и решил жениться на ней. Темное прошлое ее не являлось препятствием к браку ни в глазах самого Юстиниана, ни его старого и простого дяди. Но благочестивая жена Юстина, простая и непритязательная женщина, чуждая всякого честолюбия и не вмешивавшаяся вовсе в политику, Лупицина, принявшая имя Евфимии, воспротивилась этому браку с точки зрения требований христианской нравственности, и лишь после ее смерти в 524 году Юстиниан отпраздновал свое бракосочетание с Феодорой с подобающей торжественностью.[97]
Когда Юстин стал слабеть и почувствовал приближение кончины, он венчал на царство Юстиниана и объявил его своим соправителем. Это событие совершилось 1 апреля 527 года, по показанию Пасхальной хроники, или 4 апреля, как сообщена эта дата у Константина Багрянородного. Юстин хворал от разболевшейся старой раны, полученной в давнее время на войне, и ввиду его болезни сама церемония возведения на царство была упрощена. Она совершилась не на ипподроме, а во внутреннем зале дворца, Дельфике, куда был созван весь сенат, схолы и войско. Молитвы читал патриарх, он же возложил и венец на голову Юстиниана.[98] Соправительство продолжалось шесть месяцев. 1 августа скончался Юстин и началось единодержавие Юстиниана.
ЮСТИНИАН
«ЦАРСКИЙ СВИТОК» АГАПИТА. ИМПЕРАТРИЦА ФЕОДОРА. ДВОР И ЭТИКЕТ. ЦЕРКОВНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО. СОБЫТИЯ ПЕРВЫХ ЛЕТ ПРАВЛЕНИЯ В СИРИИ И В ПРИДУНАЙСКИХ ОБЛАСТЯХ
Со смертью Юстина началось единодержавие Юстиниана. Искушенный уже в делах государственного управления, он был преисполнен сознания величия императорского сана. Современники понимали настроение своего владыки и один из них, дьякон храма св. Софии Агапит, поднес ему изложение идеала верховной власти в форме изящно изложенных определений обязанностей государя и его высокого положения. Характер посвящения выражен в том, что 72 параграфа, на которые разделен текст, начинаются с букв, которые составляют такую фразу: Тῷ ϑειοτάτω καί εύσεβεστάτω βασελεῖ ήμών ’Ιουστινιανῷ ’Αγαπητός ό ελάχιστος διάκονος, т. е. божественнейшему и благочестивейшему царю нашему Юстиниану смиреннейший дьякон Агапит.[99] «Имея сан превыше всякой чести, о государь, — так начинает Агапит, — почитай превыше всего Бога, который тебя им удостоил, ибо Он, наподобие небесного царства, дал тебе скипетр земного владычества, чтобы ты научил людей хранить правду и удержал лай хулящих его, повинуясь сам его законам и правосудно повелевая подданными». «Уподобляясь кормчему, многоочитый разум царя бодрствует непрерывно, крепко держа руль благозакония и мощно отражая волны беззакония, чтобы корабль вселенского царства не впал в волны нечестия». «Мы, люди, научаемся первейшей и божественной науке — знать себя самих, ибо знающий сам себя познает Бога, а познавший Бога уподобляется Богу, становясь достойным Бога. Достойным Бога является тот, кто не делает ничего такого, что недостойно Бога; но, помышляя божеское, изрекая то, что помышляет, делает то, что говорит». «Выше всех красот царства украшает царя венец благочестия. Богатство уходит, слава проходит, а хвала богопроникновенной жизни живет бессмертные века и ставит ее обладателей превыше забвения». «Существом тела царь равен всем людям, а властью своего сана подобен владыке всего, Богу. На земле он не имеет высшего над собою. Поэтому он должен, как Бог, не гневаться и, как смертный, не возноситься. Если он почтен Божиим образом, то он связан и земным прахом, и это поучает его соблюдать в отношении всех равенство». «Как глаз прирожден телу, так миру — царь, данный Богом для устроения того, что идет на общую пользу. Ему надлежит печься обо всех людях, как о собственных членах, чтобы они успевали в добром и не терпели от зла».[100] В таких афоризмах, часто весьма риторичных, идет это поучение царя в его великом призвании. Умножая свои изречения по числу нужных для акростиха букв, автор развивал идею императора как наместника Бога на земле. Так был настроен и сам Юстиниан, когда заявлял в своем указе, что «Бог подчинил императору самые законы, посылая его людям как одушевленный закон».[101]
Преисполненный сознания величия императорской власти, Юстиниан встал у кормила правления и с присущим ему чувством великого поднял блеск особы императора и его ближайшего окружения. Его супруга, императрица Феодора, разделяла с ним его высокое понятие об императорском достоинстве и сумела в полной мере осуществить прерогативы своего сана августы. За предшествующее время из всех носительниц этого титула только одна Пульхерия деятельно и непосредственно участвовала в государственном управлении. Живая в ту пору идея единства империи, при географическом делении на две половины, нашла свое внешнее выражение в постановке в здании сената статуй трех носителей сана август, Гонория, Феодосия и Пульхерии.[102] Как непосредственно участвовавшая по праву в осуществлении верховной власти, Пульхерия имела свой придворный штат, которого не было у Евдокии, хотя она также пользовалась титулом августы после рождения Феодосия. Обет безбрачия, который Пульхерия принесла вступая в управление государством, она верно несла во все время правления Феодосия, и ее глубокое христианское благочестие смягчало значение столь высокого положения женщины в центре государственной жизни и вносило новую струю в обиход двора и придворной жизни. Положение, какое занимала Пульхерия, не явилось прецедентом для последующих носительниц сана августы. Иначе стало при Юстиниане. Феодора, женщина исключительных дарований и огромного честолюбия, одаренная красотой, порабощавшей людей, сумела разделить с своим царственным супругом его высокое положение. Она принимала непосредственное участие во всех вопросах текущей государственной политики и проявляла свою личную инициативу в тревожных и тяжких вопросах религиозной жизни империи.
Выросли и осложнились старые условия придворного этикета. Форма приветствия высочайшей особы на выходах и приемах, так наз. поклонение, προσκύνησις, заимствованное Диоклетианом у персов, установилось до Юстиниана в том виде, что сановники высших рангов, имевшие звание патриция, подходя к императору, целовали его в грудь с правой стороны и он отвечал на это приветствие поцелуем в голову; остальные чины, являясь на очи государя, склоняли правое колено и так приветствовали высочайшую особу. Супруга императора, даже если имела титул августы, не пользовалась правом на «поклонение». С Юстиниана этикет изменился. Все сановники, являвшиеся к императору или императрице, не исключая и патрициев, падали ниц и целовали обе ноги высочайшей особы, выражая тем свое состояние верноподданных земного владыки.[103] Жены сановников высших рангов являлись во дворец к императрице и совершали поклонение по новому способу. Среди них она избирала себе сотрудниц в разных своих личных делах.[104] Приемы у императрицы были редки, но чрезвычайно многолюдны. Ее выезды из дворца обставлялись с большой торжественностью. При посещениях церквей, монастырей и больниц императрица давала щедрые подарки и делала большие вклады из своих средств. Когда в 528 году Феодора предприняла поездку на воды в Пифии, в провинции Вифинии, ее сопровождал префект города Мина, и в ее свите было много высших чинов и патрициев, огромный штат кубикулариев и военная охрана. В общем свита доходила до четырех тысяч человек.[105]
Гнев императрицы имел роковые последствия для тех, кто навлекал его на себя. В летописях под 534 годом записано о невзгодах Приска, занимавшего пост комита экскувитов. За неуважительный отзыв об императрице он был подвергнут конфискации имущества, сослан в Кизик и заключен в тюрьму. Ему удалось бежать оттуда, но он был схвачен, пострижен в клир и проживал затем в звании дьякона в Никее.[106] Во дворце императрицы была своя особая тюрьма. В ней однажды отсидел 2 года и 8 месяцев заслуженный военачальник Буза за смелое слово во время тяжкой болезни Юстиниана о праве армии указать своего кандидата на императорский престол. Прокопий сообщает, что многие знатные лица побывали в этой т