Тяжкие неудачи, постигшие Ираклия в отвоеванной им Сирии, сломили его энергию и отразились на его здоровье. Храбрый воин, не раз принимавший личное участие в боях, опытный полководец, он не нашел в себе сил встать во главе воинства и поручил дело другим. Бедствия империи в войне с арабами лишили его того обаяния, какое он производил некогда в пору своих славных подвигов. Связанные с ним борьбой с персами армяне, составлявшие, по-видимому, главную силу его некогда победоносной армии, отложились от него на поле битвы с арабами в Заиорданье и провозгласили императором своего вождя. Самая возможность такого события, когда армия была лицом к лицу с врагом, указывает на то, что в ее глазах император не был окружен подобающим ему ореолом его высокого положения и боевых заслуг. Религиозное разномыслие императора с населением Сирии и его усилия заставить туземцев воссоединиться с халкидонитами не могли остаться без воздействия на дух и настроение армии, поскольку она состояла из туземцев. Его кровосмесительный и осуждаемый церковью брак был источником многих осложнений в ближайшем его окружении. Его брат и сподвижник в бранных трудах, резко разошелся с ним и подвергся опале. Скудость государственной казны вследствие утраты Сирии и расстройство торговли не могли не отражаться на общественном настроении.
Отказавшись от руководства обороны государства от арабов, Ираклий, после возвращения из Сирии, проживал во дворце в Иерии, где он некогда готовился к борьбе с Хосровом, и, живя в кругу своей многочисленной семьи, был озабочен устройством дел своей династии. Долгое время он вовсе не являлся в столицу и свое представительство в обязательных для императора по придворному этикету церемониях, как церковных, так и происходивших на ипподроме, он поручал своим сыновьям, проживавшим вместе с ним в Иерии. Так прошел весь 637 год. Темные интриги и личные интересы в среде придворной знати повели к тому, что назрел заговор на жизнь императора. Но заговорщиков выдал один соучастник, занимавший пост куратора одного из дворцов. По сообщению Себеоса, который является наиболее полным свидетелем об этом событии, заговорщики решили убить Ираклия и возвести на трон его незаконного сына Алариха, который был отдан в заложники к хану в 623 году и недавно выкуплен, как и другие его товарищи.[481] К заговору примкнуло много лиц высокого положения и в числе их племянник императора, Феодор, сын опального брата Ираклия, занимавший пост магистра, а также члены армянской знати, пользовавшиеся доверием императора и имевшие придворные звания. Таковы были Ваган Хорхоруни и Вараз-Тироц. Воспитывавшийся при дворе Хосрова и взысканный его милостями в юные годы, Вараз-Тироц был сын заслуженного полководца Сумбата Багратуни, оказавшего большие услуги персидскому царству в войнах на севере.[482] Широе назначил его правителем персидской Армении. Гордый и властолюбивый, он не признавал над собою власти правителя Атропатены Гормизды и вступил с ним во вражду. Мжеж-Гнуни (Мезезий у Феофана), назначенный правителем римской Армении, также оказался во вражде с ним и доносил на него Гормизду. Враги покушались схватить его. Предупрежденный об опасности, он бежал к Ираклию, когда тот находился в Месопотамии. Ираклий отнесся к нему весьма любезно и обещал помочь ему вернуться на родину. Ему был предоставлен дворец в Константинополе, в котором он и проживал в роскоши, соответственно своему положению. Хотя он и примкнул к заговору, но, как выяснилось на следствии, соглашался лишь на низложение Ираклия и был против убийства «наместника Божия» и его детей. Участником заговора в самой Армении оказался Давид Сааруни, которого Мжеж-Гнуни арестовал и отослал в столицу. Причастность к делу армян позволяет предположить, что этот заговор имел отношение к тому, что произошло в Палестине во время военных действий на Ярмуке. Когда заговор был раскрыт и вина его участников была выяснена, Ираклий приказал отрезать носы и правые руки виновным и отправил их в ссылку на острова. Для Вараз-Тироца кара ограничилась ссылкой ввиду его протеста против убийства императора. Давид Сааруни избежал ответственности за соучастие. Он убил своих провожатых, вернулся в Армению, начал войну с Мжежем-Гнуни и убил его. Завоеванное им положение и популярность в среде туземной знати имели своим последствием то, что Ираклий признал его правителем римской Армении и дал ему высокое придворное звание куропалата.[483]
Желание Ираклия обеспечить участие в верховной власти Мартины и детей от нее создало необходимость переезда в столицу. Но страх моря был непреодолим, и переезд был обставлен очень сложно. Был сооружен мост на судах через Босфор, по которому Ираклий переехал верхом на европейский берег пролива и затем через мост на реке Варвиссе вступил кружным путем в Константинополь.[484] Событие это относится, по-видимому, к лету 638 года. 4 июля в церкви св. Стефана во дворце совершилась блестящая церемония. Патриарх Сергий после обычных молитв венчал царским венцом Ираклона, которому было тогда 12 лет.[485] Одновременно с тем малолетний Давид, родившийся 7 ноября 630 г.,[486] был провозглашен кесарем, звание, которое раньше носил Ираклон. Вслед за тем все три императора и новый кесарь принимали приветствия от высших чинов двора. По окончанию этой церемонии приносили свои приветствия полки, схолы и димы. Среди радостных кликов шествие направилось в храм св. Софии и там, согласно этикету, совершилась своя церемония.[487]
Улаживание династического вопроса при непосредственном участии патриарха стояло, по-видимому, в связи с официальным завершением дорогого патриарху вопроса об окончательном и формальном признании нового догмата о единой воле во Христе, в котором он видел способ устранить раскол с монофизитами. Неуспех Ираклия в Сирии, по-видимому, охладил его ревность к этому вопросу, и составленный задолго перед тем патриархом Сергием текст императорского указа о вере не был опубликован, хотя было уже достигнуто согласие папы Гонория. В конце того же 638 года указ был подписан императором и выставлен на стенах храма св. Софии. Красноречивый и авторитетный противник нового догмата, патриарх Софроний, скончался еще весной того же года, и патриарх Сергий, так долго подготавливавший это дело, имел утешение видеть завершение своих долгих трудов и стараний. Сирия была уже утрачена, но Месопотамия еще оставалась под римской властью, и кафедры занимали епископы, поставленные Ираклием. Невозбранно и неоспоримо власть императора действовала в Египте, и патриарх Кир, являвшийся его наместником в этой стране, осуществил на основе нового догмата церковную унию с египетской церковью. По-видимому, в столице не были достаточно осведомлены о действительном положении церковных дел в Египте и верили тому, что сообщал сам Кир.
Начало следующего 639 года ознаменовалось двумя блестящими торжествами. 1 января был торжественный выход из внутренних покоев дворца в храм св. Софии. Во главе шествия был Ираклий, с ним шли Константин, облеченный в хланидий и, опираясь на его руку, Ираклон в претексте, как несовершеннолетний. Пять ближайших ко двору патрициев были облечены в тоги. То были: Никита, сын Шахрбараза, Иоанн, Кортак, сын Йездина, Дометай и магистр Евстафий. Остальные патриции были облечены в белые шелковые одежды (χλανίδια όλοσήρικα) и некоторые, имевшие консульский сан, были в лорах. Вступив в храм, возжигали свечи «и все совершилось по обычаю и имело блестящий вид». 4 января состоялся прием в Августее чинов, имевших на то право, а перед тем как предстояло идти на ипподром, император вновь принимал в том же зале всех чинов. Рядом с Ираклием стояла Мартина. Перед ними стояли две дочери, Августина и Анастасия. Тут же стоял патриарх. Направо от императора стояли его сыновья, налево — кубикуларии. Прокричав три раза возглас: Ευτυχῶς τῆ πολιτεία (благополучие царству), сановники возглашали старый клич τοὐβικας (tu vincas, твоя победа) последовательно всем членам императорского дома: Ираклию, Анастасии-Мартине, Константину, Ираклию, Августине и Анастасии, именуя их августами, Давида — кесарем и младенца Мартину — нобилиссимусом.[488] Вслед затем шествие тронулось на ипподром. Описание этих блестящих торжеств сохранено в документах дворцового архива, которыми пользовался император Константин Багрянородный в сочинении «Об обрядах императорского двора».[489]
Блеск придворных торжеств, которые правил Ираклий после долгого перерыва, вряд ли смягчает впечатление тяжких вестей, приходивших из Сирии и Египта. Сознание собственного бессилия в борьбе с арабами не помешало ему, однако, признать измену в поведении Иоанна Катея в Месопотамии и Кира — в Александрии. Он покарал обоих ссылкой. Нужда в деньгах заставила его одобрить грабеж папской казны в Риме. Число недовольных в ближайшем окружении императора росло, и его настойчивость в обеспечении права на трон своим детям от кровосмесительного брака усиливала недовольство и вызывала интриги в среде придворной знати. Как выяснили последующие события, Ираклий не имел вблизи себя верных и преданных людей в тяжкое для него время. Ближе других был к нему патриарх Пирр, которого он вовлек в свои семейные интересы. Хотя Анастасия-Мартина была облечена саном августы и старший ее сын был провозглашен августом и соправителем своего отца и брата, но Ираклий предвидел возможность, что верная спутница его жизни будет вытеснена из того положения, каким она пользовалась и какое он хотел обеспечить за нею по своей смерти. Это опасение сказалось в том, что он доверил Пирру большую сумму денег на случай, если Мартине придется покинуть дворец.