[500] По-видимому, папа получил от императора обещание, что хартия с текстом эктесиса будет снята, так как преемник Иоанна, папа Феодор, в письме к патриарху Павлу строго упрекал его за неисполнение этого обещания.[501]
Тяжкая болезнь Константина принимала между тем роковое течение. Вражда к Мартине в кругах знати, стоявшей на стороне Константина, вызвала злостные толки об отравлении его Мартиной и единомышленным с нею патриархом Пирром. Старшему сыну Константина шел 11-й год. Недоверие к Мартине вызывало у отца опасение за его судьбу, и те лица из придворной знати, которые связали свою судьбу с Константином, имели основания опасаться за себя. По инициативе Филагрия было принято решение обратиться к армии и вручить ей заботу о наследнике Константина. Посредником в этом деле был знатный армянин Валентин Аршакуни (Никифор называет его оруженосцем Филагрия). Ему было вручено послание к армии с просьбой императора постоять за законного наследника против Мартины, а также и значительная сумма денег в количестве 216 тысяч золотых.[502] Старый в империи институт донатива, о применении которого есть свидетельство из времени правления Тиверия, позволяет определить численность той армии, которая имелась при этом в виду. Так как нормальный размер донатива был 5 золотых на человека, то эта сумма соответствует 44 тысячам человек.[503]
Валентин отправился на восток исполнять возложенное на него поручение. Между тем, болезнь Константина усиливалась, и 25 мая он скончался от тяжкого приступа кровоизлияния.
За смертью Константина Ираклон, которому шел тогда 16-й год, оказался единственным августом и верховная власть перешла в руки властной Мартины. Враждебные отношения, успевшие утвердиться между обоими дворами, дали этому событию характер переворота. Пирр был восстановлен в своих правах, а Филагрий был пострижен в духовный сан и сослан в крепость Септем на Гибралтарском проливе; много знатных людей, так или иначе близких к Филагрию или связавших свою судьбу с Константином, подверглось опале и разным карам.[504] Драгоценный царский венец, снятый Константином с головы мертвого Ираклия, был принесен в дар храму св. Софии.
Важнейшей заботой нового правительства было выяснение отношений в Египте. Вернувшийся из ссылки Кир, вызванный еще Константином, был восстановлен в своих правах патриарха, снаряжение флота было закончено, и, вероятно, в конце августа Кир с большой свитой отплыл в Александрию. Ему сопутствовали вновь назначенный начальник военных сил Египта Константин и возвращавшийся на свой пост августала Феодор. Эскадра имела остановку на Родосе и прибыла в Александрию в ночь под праздник Воздвижения Креста Господня. Пользовавшийся полным доверием Мартины, державшей в своих властных руках бразды правления, Кир возвращался с торжеством на свою кафедру и, очевидно, по заранее сделанному распоряжению ему была подготовлена торжественная встреча. Немедленно после высадки на берег, Кир заехал вместе с Феодором в церковь монастыря Табеннисиотов, где хранился драгоценный крест с частицей Честного Древа, присланный ему патриархом Сергием в 638 году, и из этой церкви начался крестный ход в главный храм Александрии, носивший имя « Кесарион». Улицы были покрыты коврами, повсюду толпился народ, выражавший радостными криками и пением гимнов свой привет возвратившемуся владыке. Напор ликующей паствы едва давал возможность продвигаться вперед патриарху. Во время торжественного богослужения диакон вместо положенного по чину псалма запел в прославление возвращения патриарха другой: «Сей день, его же сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в оне», который поется в дни Пасхи. Это отступление от обычного чина было всеми замечено, понято, как предзнаменование и истолковано в том смысле, что Кир не доживет до следующей Пасхи.[505] Предсказание это сбылось.
За время отсутствия Феодора из Александрии жизнь столицы Египта шла тревожно. Вследствие соперничества и вражды военных командиров Доменциана и Мины, разыгрались крупные беспорядки, получившие вид хронического междоусобия димов. Эта вражда имела свои поводы в церковных вопросах. Брат Доменциана, Евдокиан, раньше чем покинуть Вавилон, позволил себе жестокости в отношении туземцев-монофизитов. К такому поведению отнесся с полным осуждением Мина. В эти раздоры был вовлечен правитель Аркадии, Филаид, находившийся в ту пору в Александрии. На улицах города произошло кровавое побоище, окончившееся разграблением дома Филаида. В этом междоусобии голубые стояли за Доменциана, а зеленые за Мину. Феодор по возвращении в Александрию отставил Доменциана и назначил на его место Мину, и население города выразило полное сочувствие удалению Доменциана.[506] Пока в Александрии водворялось спокойствие, дела в столице империи принимали весьма тревожный характер.
Валентин исполнил возложенное на него поручение относительно воздействия на армию. Когда же он получил известие о смерти Константина и ссылке Филагрия, то двинулся с войсками к столице и занял Халкидон. Предлогом этого похода было опасение за судьбу детей Константина, малолетних Ираклия и Феодосия. Ввиду угрозы, которую представляла собою армия Валентина, в Константинополь были стянуты войска из ближайших городов. Когда двор был, таким образом, обеспечен поддержкой военной силы, решено было воздействовать на настроение столицы. В сопутствии патриарха Пирра с Древом Креста Господня Ираклон сделал выход к народу, выведя с собой детей Константина. Касаясь рукой Честного Древа, он принес всенародно клятву, что ни он сам и никто другой не причинит никакой обиды детям Константина. Народ ответил восторженными кликами в честь Ираклона, и настроение столицы стало спокойнее. Ираклон намеревался повторить свою клятву перед армией, которую привел Валентин, и переправился в Халкидон со старшим сыном Константина. Но Валентин имел свои виды, не желал примирения и не допустил Ираклона повторить свою присягу. Вернувшись в столицу, Ираклон изложил перед народом, как было дело, и в ответ на речь императора раздались клики в его честь и поношение Валентина.[507]
Положение дел в столице оставалось, однако, по-прежнему весьма тревожным, так как Валентин держал свое войско в Халкидоне. Настало время сбора винограда, и жители Халкидона боялись за судьбу урожая. Клятва Ираклона, принесенная всенародно, в свидетельство его добрых чувств к наследнику Константина, не успокоила волнения, и народ стал требовать, чтобы патриарх венчал на царство сына Константина. Пирр видел в этом народном движении происки Валентина, которого подозревал в желании сделать переворот в свою пользу. Но Ираклон поступил иначе: он явился в храм св. Софии вместе с сыном Константина, и немедленно было совершено венчание на царство малолетнего Ираклия, причем был употреблен в дело тот царский венец, который побывал в гробе с его дедом и находился теперь в храме св. Софии. Хотя сын Константина получил при крещении имя деда и являлся соименником сыну Мартины, но в народе он слыл под уменьшительным именем своего отца, Κώνστας (по нашему — Костя). Это имя осталось за ним на востоке и сохранилось в греческих текстах. На западе его называли именем отца, Constantinus. Венчание на царство сына Константина сопровождалось буйной демонстрацией против патриарха Пирра. Вооруженная толпа ворвалась в алтарь, произвела там всякие бесчинства и, овладев ключами храма, дерзко разгуливала по улицам города. Пирр ночью вошел в храм, возложил на жертвенник свой омофор и, отказавшись тем самым от своего сана, покинул патриарший дворец и проживал в течение некоторого времени в доме одной благочестивой женщины.[508] Резкое и озлобленное раздражение против Пирра стояло, по-видимому, в связи с теми слухами, которые тогда пускали в народ враги Мартины. Болезнь Константина и его смерть объясняли действием отравы, и само отравление приписывали совместно Мартине и Пирру.[509] Ираклий, стараясь обеспечить положение Мартины, рассчитывал прежде всего на Пирра, и весьма возможно, что, по тогдашним обычаям, взял с него в том клятву, поставив его тем в трудное положение в отношении своего сына — соправителя и наследника Константина. Будучи вынужден венчать на царство сына Константина, Пирр, по-видимому, разошелся с Мартиной в отношении к совершавшимся событиям и, не имея возможности отстоять свой авторитет, предпочел покинуть свой пост. Помимо политических осложнений, созданных Валентином, к тому времени назрели и другие, вызванные изданием эктесиса. Пирр подвергся опале и был сослан в Триполис (на африканском побережье).[510]
Движение, поднятое Валентином, имело с самого начала совершенно определенную цель, а именно: низложение Мартины и устранение ее потомства от императорского престола. Еще будучи на пути к Халкидону, Валентин рассылал воззвания к правителям провинций, приглашая их присоединиться к своему предприятию. Когда Феодор, на пути в Александрию, находился на Родосе, он получил такое воззвание от Валентина. По сообщению Иоанна Никиуского, он отнесся к нему с полным сочувствием, скрыл от других это известие и хотел, отделившись от флота, с которым доселе плыл вместе, направиться в Пентаполь. Но капитан корабля завез его в Александрию, ссылаясь на неблагоприятный ветер.[511]
Венчание на царство сына Константина входило в виды Валентина, но его планы шли дальше, и он по-прежнему стоял со своим войском в Халкидоне. Мартина и Ираклий хотели добиться соглашения с ним и готовы были на денежные жертвы. В переговорах, которые начал двор с Валентином, ему были сделаны такие предложения: пост комита экскувитов, освобождение от обязательства дать отчет по расходованию денег, которые он получил от Константина, и щедрое вознаграждение солдатам его армии. Вместе с тем ему было предъявлено требование согласиться на венчание на царство Давида, имевшего уже звание кесаря, которого при этом имелось в виду переименовать в Тиверия. Эти переговоры велись уже при участии в делах нового патриарха Павла, бывшего эконома храма св. Софии.