[539] Гарнизон Александрии состоял из одной тысячи человек.
Все эти обстоятельства были учтены византийским двором, и так как арабы в ту пору еще не делали попыток создать морские силы, и византийский флот невозбранно господствовал на море, то явилась надежда отвоевать Александрию и вытеснить арабов из Египта. В 645 году был снаряжен в Константинополе большой флот в 300 судов. В конце года он направился к берегам Египта под начальством армянина Мануила.[540] Высадка совершилась благополучно, арабский гарнизон был застигнут врасплох, и Мануил овладел Александрией. Но этот успех был непрочен.
Вместо того, чтобы двинуться на Фустат, Мануил держал свои войска близ Александрии, и из свидетельств, сохраненных преданием, нельзя с уверенностью заключить, занял ли он крепость Никиус. Византийская армия, проявляя свое обычное презрение к туземному населению Египта, вела себя как в завоеванной стране, грабила и разоряла окрестности Александрии. Из Фустата арабы послали известие в Медину о положении дел в Египте, и халиф немедленно отправил Амра на прежний его пост. Собрав свои силы в Фустате, Амр не спешил идти на Александрию, а выжидал, что Мануил пойдет на него сам. Встреча противников произошла под стенами города Никиуса. Военные таланты Амра доставили ему полную победу. Остатки разбитой армии, и с ними Мануил, бежали в Александрию.[541]
Мощные стены города представляли надежную защиту, но население не было заинтересовано в деле обороны, и арабы без больших затруднений проникли в город и подвергли его страшному кровопролитию. Восточные кварталы Александрии погибли в огне. Мануил бежал в Константинополь. Монофизитский патриарх Вениамин, как представитель туземного населения, настроенного враждебно против халкидонитов, заключил с Амром договор, окончательно подчинивший Александрию арабам. В предупреждение возможности отпадения Александрии, Амр срыл ее стены и укрепления, лишив на будущее время возможности обороняться. Это второе и окончательное взятие Александрии относится к лету 646 года. Так попытка воротить Александрию под власть императора окончилась полной неудачей, и местное население ясно выказало, что оно предпочитает новое иго старому.
Возвратившийся в Константинополь Мануил занимал в течение некоторого времени пост магистра армии. Темные интриги в среде придворной знати вовлекли его в заговор против императора. Дело раскрылось, и другой член высшей армянской знати, Сумбат, сын Вараз-Тироца, зять Мануила, занимавший в эту пору пост стратига фракийских войск, арестовал его и представил на суд императора. Мануил был казнен.[542]
Год, ознаменовавшийся неудачей Мануила в Александрии, отмечен и другим важным событием на территории Африки, которое стояло в ближайшей связи с текущими тревогами религиозной жизни империи. Население латинской Африки было искони тесно связано с Римом в церковном отношении и твердо стояло за православие. Богословская наука имела среди африканского клира видных представителей даже в пору вандальского господства в стране, и римский престол придавал нередко большое значение голосу африканской церкви. Возглашение нового догмата о единстве воли во Христе, окончательно сформулированное в эктесисе, было встречено африканскими богословами, как отпадение от истинного учения церкви и новая ересь. Помимо этой общей внешней причины тревожного настроения были и другие, имевшие местный характер. Утверждение владычества арабов в Сирии и Египте вызвало бегство в Карфаген людей с востока, которые находили в процветавшей тогда стране убежище от бедствий родины, как некогда, в пору утверждения власти вандалов в Африке, бежало много народа из Карфагена в Египет и Сирию.[543] Так как в Сирии и Египте господствовало монофизитство, то и большинство беглецов принадлежало к этому исповеданию. Стоявший во главе управления Африки экзарх Георгий (с 634 года) принимал все меры, чтобы устроить беженцев и обеспечить их существование. Среди беженцев было много монахов и монахинь. Георгий щедро расходовал денежные средства, находившиеся в его распоряжении, на обеспечение вновь возникавших монастырей.[544] Но тот дух религиозной нетерпимости и фанатизма, которым всегда отличались сирийцы, сказался в живой пропаганде монофизитского исповедания среди африканского православного населения. Такое поведение беженцев создавало большие тревоги в среде туземцев, и Георгий, действуя в согласии с епископом Карфагена, сделал об этом доклад императору, а также константинопольскому патриарху и римскому папе, с которым карфагенская церковь всегда состояла в тесном общении.
Это случилось около того времени, когда Ираклий скончался и верховная власть перешла к Константину. Твердый в православии Константин в ответ на донесение Георгия приказал требовать от еретиков отречения от их заблуждений и в случае упорства изгонять их, конфисковать имущество еретических общин и передавать монастыри и церкви православным.[545] Сначала строгости возымели свое действие и временно настало успокоение; но вскоре вышли опять беспорядки из-за обладания монастырями, и Георгий продолжал применение строгих мер в согласии с указом императора.
В борьбе за торжество православия поддержку Георгию оказывал видный борец против всяких ересей и, особенно, монофелитства, монах Максим, оставшийся в истории с эпитетом «Исповедника». Он родился в Константинополе ок. 580 года в семье, принадлежавшей к высшей знати и состоявшей в родстве с императорским домом.[546]
Богатоодаренный от природы и высокообразованный, искусный в диалектике, владевший пером, Максим имел все данные занять высокое положение в среде придворной знати и в молодые годы занимал пост протоасикрита в императорской канцелярии. Но он оставил служебный пост, принял монашество и состоял в числе братии монастыря в Хрисополе. Это случилось около 630 года. В 633 году он был вместе с Софронием в Александрии и боролся против Кира, проводившего унию с феодосианами на почве учения о единстве энергии и воли во Христе. В год смерти Ираклия он находился в Карфагене, сблизился с Георгием и был его советником в делах, касавшихся религиозных вопросов.
Когда Константин скончался и верховную власть стала осуществлять Мартина от имени своего сына, отношение правительства к монофизитам изменилось. Мартина стояла за эктесис, и это создавало иное положение для египетских и сирийских монофизитов, нашедших приют в Африке. В ноябре 641 года в Карфаген прибыл посланный от Мартины с указом на имя Георгия, заключавшим в себе повеление прекратить всякие преследования монофизитов. Когда это огласилось, местный клир и народ были в таком возбуждении, что Георгий счел возможным объявить, что полученный им указ поддельный и, в целях успокоения туземцев, продолжал преследования упорствующих в ереси, сажал их в тюрьму и подвергал телесным наказаниям.[547] Вскоре, однако, он был отозван в столицу. Георгий пользовался огромной популярностью в Карфагене, и его проводы имели, по свидетельству очевидца, весьма трогательный характер. Максим направил два письма влиятельному при дворе евнуху Иоанну еще в то время, когда в Карфагене не знали о перевороте, совершенном Валентином.[548] Он настоятельно внушал своему корреспонденту употребить все способы воздействия к тому, чтобы такой почтенный и популярный в стране правитель был поскорее возвращен на свой прежний пост. Но этого не случилось. Георгий остался в столице и, по-видимому, занял пост магистра армии.[549] Правителем Африки был назначен Григорий, который был, по всему вероятию, сыном Никиты, двоюродного брата Ираклия.
Как складывались местные отношения в первые годы правления Григория, об этом нет сведений в нашем предании. Что же до Максима, то он сохранил свое влиятельное положение и при Григории. Воспользовавшись тем, что Пирр, являвшийся главным столпом монофелитства, был вынужден оставить свою кафедру и находился в ссылке в Африке, Максим заставил его вступить в публичное состязание по вопросу о новом догмате единства воли во Христе. Диспут состоялся в июле месяце 645 года в присутствии патриция Григория, епископов и членов местной знати. Полный протокол диспута с точной записью прений сохранился в творениях Максима.[550] Результат торжественно обставленного состязания был тот, что Пирр признал себя побежденным и публично отрекся от монофелитства. После этой победы Максим отправился вместе с Пирром в Рим. Пирр представил папе Феодору исповедание веры, в котором отрекался от прежних своих заблуждений. Папа обставил воссоединение Пирра с церковью весьма торжественным образом. В базилике св. Петра, в присутствии клира и народа, он принял Пирра в церковное общение и, признавая в нем патриарха константинопольской кафедры, предоставил ему епископский трон близ главного алтаря. Проживая в Риме, Пирр пользовался содержанием из средств папского престола.[551]
Диспут Максима с Пирром, совершившийся с большой публичностью, был победой западного православия над восточной ересью. Это подняло настроение во всех областях латинской Африки, и в начале 646 года, быть может по инициативе Максима, состоялись соборы в Нумидии, Бизацене и Мавритании, а несколько позднее в области Карфагена (Africa Proconsularis), на которых с полным единодушием монофелитство было признано ересью.[552]