С тех пор славяне в Вифинии, или в феме Опсикии, составляли заметную часть туземного населения, которая жила на военном положении и считалась особой воинской частью имперской армии. Свидетельства Константина Багрянородного от X века позволяют утверждать, что ополчение славян состояло под начальством командиров, которые назывались «головами», κεϕαλαί, их было три. Войско было конное.[717] Таким образом, и это начинание Юстиниана оказалось жизнеспособным и имело свою историю в судьбах имперской армии.
Феофан в своем кратком сообщении об этом предприятии Юстиниана сводит в один год как поход его в Македонию, так и переселение славян в Вифинию и осложняет эти события войной с болгарами. По его словам, Юстиниан выступил в поход «против Склавинии и Болгарии». О нарушении мира с болгарами говорит также и Никифор. Феофан знает о двух битвах Юстиниана с болгарами. Первая была в начале похода, когда императору удалось их отразить, а вторая по окончании покорения славян, когда Юстиниан был на обратном пути в столицу. Болгары заняли горное ущелье, нанесли тяжкое поражение имперским войскам, и сам Юстиниан едва спасся. Никифор не упоминает об этих битвах. Так как поход Юстиниана был направлен в Фессалонику, то его путь лежал далеко от той территории, которая была предоставлена болгарам по договору с имп. Константином. Если же Юстиниан встретил их на своем пути и отразил, то, значит, болгары делали грабительские походы в занятые славянами земли на юг от Балканских гор и сами не держали мира. А если бы армия Юстиниана потерпела тяжкий разгром от болгар при своем возвращении из Македонии, и само выступление болгар являлось бы следствием того, что Юстиниан нарушил заключенный с ними его отцом мир; то естественно было бы думать, что дело не могло ограничиться этими столкновениями и война должна была продолжаться.[718] Но в наших источниках нет никаких сведений о дальнейших враждебных отношениях между империей и болгарами, и те же болгары дружественно приняли Юстиниана, когда он в 705 году явился к ним, и помогли ему восстановить свои права на трон. Быть может, поражение Юстиниана болгарами на его обратном пути из «Склавинии» есть лишь зложелательное искажение какого-нибудь эпизода войны со славянами. Если бы болгары могли проложить пути имперской армии в южных областях Фракии, то и само передвижение большой массы славян из Македонии к Абидосу было бы вряд ли возможно. Как бы не обстояло дело относительно болгар, смелая политика Юстиниана в отношении славян увенчалась полным успехом и дала ему возможность не только заселить опустевшие местности в Вифинии, но и увеличить армию на 30 тысяч человек, что, по тогдашним условиям, представляло весьма большую силу.
От тех же причин, от которых пострадала Вифиния, пришел в запустение полуостров Кизик, который в течение нескольких лет находился во власти арабов в тяжкое время осады Константинополя с моря. Удача с переселением славян послужила, быть может, поводом применить аналогичную меру и к этой территории. Для этой местности славяне не годились. Кизик был городом старой культуры с мореходным населением. Юстиниан обратил свои взоры на остров Кипр, считавшийся по договору с халифом общим владением обеих держав, и решил переселить киприотов на полуостров Кизик.[719] Феофан считает эту затею бессмысленной (’ αλόγως) и выставляет дело так, что переселение не удалось. Флот, который перевозил переселенцев, потерпел крушение, множество народа потонуло, а уцелевшие от бури вернулись назад.[720] Само событие Феофан относит к шестому году правления Юстиниана, т. е. 690-691 гг. Но мы имеем современное свидетельство, а именно 39-й канон пято-шестого собора 692 г., на основании которого можно утверждать, что киприоты были переселены на полуостров Кизик вместе со своим епископом, резиденцией которого стал новый город Юстинианополь. Так как епископ Кипра был издавна автокефальным и не подчинен антиохийскому патриарху, то и после своего переселения он сохранил свою автокефальность и не был подчинен константинопольскому патриарху. Его права автокефального архиепископа были распространены на все пространство старой провинции Геллеспонта, и ему был подчинен епископ Кизика.[721] Таким образом, вопреки показанию Феофана, переселение киприотов несомненно совершилось. Из сообщений Константина Багрянородного о том же событии приходится заключить, что киприоты были поселены не только на полуострове Кизик, но и во многих местностях южных областей Малой Азии.[722]
Так как Кипр был по договору в общем владении, то выселение киприотов задевало интересы халифа. Абд-аль-Малик заявил протест на действия императора и убеждал его не нарушать мира до оговоренного десятилетнего срока. Дело не дошло до немедленного разрыва, как приходится заключить из эпизода с колоннами для храма Каабы в Мекке. Эта главная святыня ислама жестоко пострадала от пожара во время междоусобной войны, и Абд-аль-Малик, справившись со своими противниками, приступил к отстройке храма. Для его украшения он задумал взять колонны из Гефсиманского храма в Иерусалиме. Этому воспротивились два видных представителя христианской общины Иерусалима, Сергий и Патрикий. Они ручались халифу, что император пришлет ему новые колонны для храма в Мекке. По их просьбе Юстиниан выслал колонны из имперских мраморных ломок, и Гефсиманский храм не был лишен своего старого великолепия.[723]
Выставляя замысел Юстиниана переселить киприотов, как искание предлога нарушить мир с арабами, Феофан рассказывает о другой обиде халифу, которая имела будто бы ту же самую цель. Хотя арабы давно водворили в Сирии свое господство, но монета, которая чеканилась в сирийских городах, сохраняла старый тип и сопровождалась изображением императора по старой традиции римской империи. Сохраняя старый размер и вес монеты, Абд-аль-Малик заменил изображение императора изречениями из Корана. Обязательный платеж императору он сделал в новой монете. Но Юстиниан отказался принять деньги, несмотря на все уверения халифа о ее равноценности с прежней, что и привело в конце концов к расторжению мирного договора.
Таково повествование Феофана.[724] Но сирийские летописцы относят чекан новой монеты с изречениями из Корана к 695 или к 697 году, а не к 690-691, как выходит по Феофану, который помещает спор о монете в шестой год правления Юстиниана.[725] Таким образом, и в этом свидетельстве следует признать тенденциозную выдумку зложелателей Юстиниана, а не подлинное историческое свидетельство, как принимали его все повествователи судеб Византии до последнего времени.
Если о монете не могло быть спора между Юстинианом и Абд-аль-Маликом, так как новый чекан возник через несколько лет после расторжения мира, то все-таки Феофан прав в своем утверждении, что вина возобновления войны лежит на Юстиниане. Мечтая о победных лаврах, Юстиниан готовился к войне и возлагал особые надежды на новое славянское воинство. В Дамаске знали о его приготовлениях к войне, и когда он на седьмой год правления стал во главе своей армии, чтобы начать поход в Сирию, арабы предупредили его. Во главе арабской армии стал брат халифа Мухаммад, состоявший правителем Месопотамии. Встреча произошла в пределах империи, на территории провинции Вторая Армения, близ города Севастополя. Феофан сообщает, будто Юстиниан, собравшись в поход, сам письменно известил арабов, что он отказывается от заключенного договора. Арабы протестовали и просили Юстиниана не нарушать мира до условленного срока, но он не внял их внушениям. Тогда арабы снарядили армию и дошли до Севастополя. Здесь они сделали еще раз попытку образумить Юстиниана, призывая Бога в свидетели. Но Юстиниан оставался глух к голосу благоразумия и спешил начать битву. Тогда арабы воткнули договорную хартию на пику и с этим знаменем выступили против императорских войск. Битва окончилась победой Юстиниана, но Мухаммад поправил дело и превратил свою неудачу в блестящую победу. Он послал вождю славян Небулу колчан, наполненный золотом, и щедрыми обещаниями склонил его к измене с 20 тысячами его войска. Когда измена славян, составлявших, по-видимому, главную силу армии, огласилась, остальное войско бежало. Юстиниан отомстил изменникам, перебив их семейства. Эти казни совершались в местности Левкакта (т. е. Белая скала) на берегу Никомидийского залива.[726]
Так как еще с 665 года близ Апамеи существовала большая колония славян, изменивших императору, то весьма вероятно, что сношения с Небулом велись при их посредстве. В сирийских источниках сохранено свидетельство, что число новых изменников было 7 тысяч человек, которые были поселены в области городов Антиохии и Кирра.[727] Перешедшие к арабам славяне сослужили им хорошую службу в последовавших затем набегах в малоазиатские области, являясь проводниками в передвижениях по знакомой им территории. Об этой помощи славян упоминается в записи о вторжении Мухаммада в 694 году.[728]
Жестокие казни, которым Юстиниан подверг семейства изменивших ему славян, нельзя понимать, как делали то многие повествователи судеб Византии, как истребление всех поселенных в Вифинии славян. Сопоставление общего числа «сверхкомплектного войска» участвовавших в походе славян и количества поселенных в Сирии приводит к выводу, что изменившие составляли около четвертой части славянского воинства. Весьма вероятно, что это событие повело за собой некоторые изменения в организации управления славянской колонией и самим ополчением. Во главе управления встал сановник высокого ранга. Заключение в этом смысле позволяет сделать один вещественный памятник, недавно вошедший в оборот науки, а именно: моливдовул одного «апоината», ведавшего славянским ополчением, дата которого, 8-й индикт, соответствует 694/05 или 709/10 годам.