Современник Маврикия, Евагрий, не знает слова ϑέμα, равно как и писатель первой половины VII века, Феофилакт Симокатта, в изложении которого описание военных событий играет первенствующую роль. Вполне обычным, и притом в смысле термина, становится это слово в языке писателя, литературная деятельность которого принадлежит началу IX века, Феофана.
Феофан очень часто употребляет слово ϑέμα; но в высшей степени интересно отметить, что оно входит в его язык только уже с описания событий времени имп. Ираклия. В первый раз употреблено это слово в записи о событиях второго года правления этого императора: Έρευνήσας (sc. Heraclius) γάρ τον στρατόν εί άρα έσώζοντο έκ τών μετά Φωκά κατά Μαυρίκιον στρατευσάντων έπι της τούτου τυραν-νιδος, δύο μόνους ευρεν έν πάσι τοῖς ϕέμασιν.[876] Так как Феофан не занес в свою хронику никаких свидетельств о реформах в организации военной силы государства и в дальнейшем упоминает постоянно слово ϑέμα в смысле территориальных частей военной силы: ϑέμα τών ’Ανατολικών, τών ’Αρμενιάκων, τών Θρςκκησίων, τοῦ Όψικίου и понимает именно эту организацию также и тогда, когда говорит: πάντα τα ϑέματα, περατικά ϑέματα, τά έξω ϑέματα, άρχοντες τών ϑεμάτων — то, очевидно, и в том первом случае употребления этого слова он придавал ему такое же значение, не отдавая себе отчета, что состав военной силы империи мог быть в ту пору еще иной. Тот же писатель наименование частей военной силы применяет и к обозначению территории. Так, например, он говорит: έξελθών έν το"ις μέρεσι τοῦ Όφικίου (414, 19), προσδραμών τφ ϑέματι τών άνατολικών (414, 29).[877] В одном месте, желая обозначить территорию фракийской фемы, он выражается очень своеобразно: πάντα μοναχόν καί μονάστριαν τούς ύπό то ϑέμα τών Θρςκκησίων όντας συνήξεν εις Εφεσον ό Λαχονοδράκων) (445, 4).
Патриарх Никифор (ум. в 829) не употребляет слова το ϑέμα; но в его языке войско и область нередко тождественны. Так, он говорит: στρατηγός ’ Ανατολής τά της ’ Ανατολής χωρία, ή χώρα τών άνατολικών, ό τών άνατολικών στρατός, στραιηγός τοϋ καλουμενου τών ’Αρμενιάκων στρατού, ή τοϋ ’ Οψικίου λέγομένη χώρα, ό τοϋ ’ Οψικίου στρατός, ο Οψίκιος στρατός, στρατηγός τοϋ Όψικίου λαού ήγεμών τοϋ λεγομένου βασιλικού ’ Οψικίου, άρχων τής ύπό Κιβυραιωτών χώρας.
В Тактике имп. Льва Мудрого, т. е. памятнике конца IX века,[878] слово το ϑέμα встречается как в смысле территории, так и военного контингента. В одном месте своего изложения царственный автор дает очень точное указание на то, что разумелось под словом ϑέμα в смысле контингента данной области, а именно: έπι του ενός ϑέματος έπιλεγεσθωσαν ανδρείοι στρατιωται καί πληρούτωσαν τό λεγόμενον στρατιωτικόν ϑέμα ήτοι των δ' τον αριθμόν επίλεκτων (XIII, 149). Итак, нормальная численность фемы в смысле военного контингента, то στρατιωτικόν ϑέμα, в пору Льва Мудрого была 4000 человек.
В языке Константина Багрянородного слово ϑέμα имеет те же два значения, что и в писаниях его отца. Примеры приводить было бы излишне; но отметим одно место, где слово это употреблено для обозначения строевой кавалерийской части вообще. В описании царского похода на восточную границу империи, De cerim., p. 489, Константин дает точные указания относительно охраны особы царя. Ввиде авангарда идет 500 человек, на расстоянии двух миль с обоих флангов, а с тыла держат охрану кавалерийские отряды, назначаемые друнгарием виглы, πλαγιοϕύλακες и οπισϑοϕύλακες. Говоря о них вообще, автор называет их τα ϕέματα, не определяя тем ни их численности, ни принадлежности к определенной части армии, а лишь квалифицируя этим термином их строевую обособленность, совершенно так же, как выражался Маврикий, употребляя то же самое слово.
Предложенное в предшествующем краткое сопоставление данных по истории слова ϑέμα позволяет сделать важный исторический вывод, а именно, что слово ϑέμα в значении «военный отряд» древнее в языке византийских писателей, нежели в другом — область, состоящая под властью стратига. Рамбо, посвятивший вопросу о фемах обширную главу своей книги: L'Empire byzantin au X-me siècle, отметив двойственное значение слова τό ϑέμα, останавливался в нерешительности перед тем, к какому из двух столь различных учреждений первоначально прилагалось это обозначение.[879] Бьюри в своем рассмотрении вопроса о фемах совершенно определенно высказался за первенство значения в смысле военной части.[880] С такой же определенностью говорит об этом и Диль.[881] Но последний по времени высказывавшийся по этому вопросу ученый, Ф. И. Успенский, дал с полной решительностью иной ответ. «Первоначальный смысл фемы, — говорит он, — есть гражданско-административный округ, в который входят жители городов и деревень, управляемые гражданскими чиновниками и отбывающие определенные повинности, в числе которых была и военноподатная».[882] Ссылаясь на Дюканжа под словом ϑεματικοί — provinciales, акад. Успенский считает излишним доказывать свое положение. Но справка у Дюканжа является скорее возражением, чем подтверждением этой теории: все приведенные у Дюканжа цитаты относятся уже к позднейшему времени и не восходят раньше X века. Само собою разумеется, что слово ϑεματικοί стало употребляться в значении provinciales только уже в ту пору, когда утвердилось деление на фемы в смысле административных округов. Если бы первоначальный смысл слова ϑέμα был именно «гражданско-административный округ», то никакого вопроса о фемах не существовало бы в научной литературе и оставалось бы только указать, когда исчезло из употребления слово επαρχία (=provincia) и явилось на смену новое — ϑέμα. Но и сам Ф. И. Успенский не только признает существование вопроса, но и считает его настолько трудным, что, по его словам, «он с пользой для дела может быть поставлен на очередь много раз, несмотря на появление работ Диля и Гельцера». Потому именно, что первоначальное значение слова фема есть военный отряд, и существует в науке вопрос о фемах, над разъяснением которого со своей стороны потрудился и Ф. И. Успенский в своей недавней работе.
Как и почему этот военный по существу термин стал прилагаться к обозначению области и военные командиры стали во главе гражданского управления страны, — эти стороны вопроса о фемах остаются и доселе неясными, несмотря на наличность обширной литературы. Прослеживая словоупотребление писателей, можно лишь констатировать факт, что раньше половины VII века слово το ϑέμα не применялось для обозначения территории. Полагая сущность фемного строя в устранении гражданских начальников областей и перенесения функций гражданской власти на военных начальников, Гельцер в своем исследовании о происхождении фемного строя возводит начало этого порядка к Льву Исавру.[883] Но ученый автор не мог привести ни одного прямого свидетельства из источников в подтверждение своей гипотезы, хотя и старался дать ей вид твердо установленного научного положения. Общая вероятность не есть еще историческая достоверность, и положение, отстаиваемое Гельцером, остается пока гипотезой. Если бы он был даже прав в своем утверждении, то и тогда здесь никоим образом не было бы дано полного ответа на поставленный себе исследователем вопрос о происхождении фемного строя. Так как по существу фемы являются делением военных сил государства и такой именно характер этого учреждения с полной определенностью виден даже у Константина Багрянородного при всей неясности, недостаточности и путаности его исторических сведений о прошлом империи, то выяснение начала фемного строя, его происхождения, возможно только на почве изучения военных древностей Византии.[884] Гельцер под началом фемного строя понимает факт соединения военной и гражданской власти в пределах данной области в руках одного лица и поэтому возводит начало фем к той эпохе, от которой нет более прямых свидетельств о существовании эпархов. Но этот argumentum a silentio совершенно недостаточен. Для того, чтобы придать ему значение и силу, необходимо на конкретных фактах — раз отсутствуют свидетельства законодательных актов — выяснить, какие функции гражданской власти перешли к стратигам фем. Ни сам Гельцер, ни другие ученые не вели исследования в этом направлении, и дело остается, таким образом, далеко не ясным. Ф. И. Успенский, коснувшийся вопроса о разграничении компетенции стратига и чинов, осуществлявших гражданское управление, пришел к выводу, который он сформулировал в таких словах: «при полном развитии фемного устройства гражданская администрация в провинциях была независима от стратига».[885] Но если это так, то фемного строя в том смысле, как его обыкновенно понимают и что в нем видит Гельцер, никогда не существовало в Византийской империи. — Вопрос о фемах ждет, таким образом, более широкой постановки и большего углубления анализа свидетельств, которые могут быть вовлечены в круг исследования, направленного к тому, чтобы выяснить историю и сущность этого учреждения.
Позволю себе в заключение указать на один текст, который доселе не вовлекался в обиход исследования по этому вопросу. Разумею красноречивые жалобы на притеснения стратиотов в сочинении: De velitatione bellica, приписываемом имп. Никифору Фоке. Здесь читается между прочим следующее: «Стыжусь сказать, эти мужи, что душу свою полагают за службу нашим святым царям и за свободу и за отмщение христиан подвергаются побоям! И это терпят они от ничтожных людишек, сборщиков податей, которые не только не приносят никакой пользы государству, но лишь притесняют и мучат бедняков, собирая себе из обид и многой крови бедняков много талантов золота. Не следует, чтобы они, защитники и, с Божией помощью, спасители христиан, полагающие, так сказать, каждый день душу свою за святых наших царей, терпели бесчестие от судей фем (τών ϑεματικών κριτών), чтобы их пытали как рабов, подвергали побоям, налагали на них (о, ужас!) узы и оковы. Сам закон повелевает, чтобы каждый командир имел власть над своими людьми и судил их. А чьи же фемные солдаты (λαός οικεῖος ό τοῦ ϑέματος), как не исключительно стратига, какого ставит феме святой царь? Поэтому-то древние римляне предоставили стратигу законом власть над его провинцией (τοῦ ίδιου ϑέματος), право судить обращающихся к нему по военным делам, разрешать тяжбы, возникающие в его провинции, имея своим сотрудником и помощником судью; со своей стороны, он оказывает содействие протонатарию и остальным чинам, ведающим гражданские дела...»