Автор настоятельно требует в интересах безопасности государства от внешнего врага, восстановления «старого», по его словам, порядка неподсудности военных людей гражданским чиновникам. Известны ли были автору «законы», обусловливавшие прежний порядок, и даже существовали ли такие законы, этого мы не знаем. Но интересно отметить эту жалобу военного человека на притеснения гражданских чиновников. Она раздается во второй половине X века, т. е. в пору полного развития фемного строя в Византийской империи. Гражданская власть во всей своей силе простирается на военных людей, они от нее не изъяты, хотя имеют своих военных начальников в лице стратига и подчиненных ему турмархов. Итак, фемный строй нельзя рассматривать, как устранение унаследованного Византией от Римской империи порядка, по которому в пределах отдельных провинций! гражданская и военная власть были строго разграничены. Вопрос о фемах сложнее и труднее, чем то обыкновенно представляется, и разыскание дат, когда впервые названа та или другая фема, ничего не проясняет в поисках о происхождении фемного строя.
За десять лет, истекших с того времени, как была напечатана эта моя статья, вопрос о фемах не продвинулся в научной разработке. Но я не считаю себя вправе обойти молчанием того, что изложил по этому вопросу акад. Успенский в первом томе своей «Истории Византийской Империи», который вышел в свет в 1913 году. В своем изложении судеб Византии автор дошел до конца династии Ираклия, а потому не мог не коснуться вопроса о фемах. Он сделал это два раза: в первой главе «третьего периода», где в заголовке значится «о возникновении фемного строя» (стр. 651-658), и в седьмой, которая озаглавлена: «Основания фемного устройства» (789-812). Свое суждение о существе фемного строя он сформулировал в таких словах: «В смысле учреждения, возникшего в VII веке и развившегося при асаврах, фемное устройство обозначало особенную организацию гражданского населения провинций, приспособленную специально для отбывания воинской повинности. Таким образом, раскрыть историю фемного устройства значит выяснить меры правительства по отношению к землевладению и земельному устройству крестьянского населения, так как военноподатная система в конце концов основывалась на организации военноподатных земельных участков» (стр. 655-656). Оба специалиста, выступавшие с отзывами о сочинениях акад. Успенского, П. В. Безобразов в журнале «Византийский Временник», XX (1913), 294-301, и А. А. Васильев — в «Журнале Министерства Народного Просвещения» в январской книжке 1915 года (стр. 227-241), отнеслись отрицательно к выставленному автором положению. Г-н Безобразов признал неправильным его толкование одного свидетельства Константина Багрянородного, которое было им приведено в доказательство этого положения (De cerim. I, 657-658), а г-н Васильев, не предлагая от себя никаких разъяснений, заявил, что он вполне согласен с г-ном Безобразовым. Со своей стороны могу прибавить, что акад. Успенский не только не разъяснил темных сторон вопроса о фемном строе, но скорее запутал его в целую сеть противоречий, которые способны поставить читателя в полное недоумение. Так, по его словам, Ираклий, собравшись в поход против персов, «остановился на довольно продолжительное время в областях, получивших фемное устройство, и производил здесь обучение новобранцев новой системе военного искусства» (651). В дальнейшем изложении он утверждает, что «фема Армениак» образовалась «до Ираклия», а также и «фема Анатолика» (657).[887] На стр. 685 он делает такое сообщение: «Здесь, в провинции Вифинии, были те фемы, где устроен был Ираклием защищенный лагерь (?), где он провел шесть месяцев, занимаясь набором (?) войска и обучением новобранцев»; и далее: «Не подлежит сомнению, что главная часть новобранцев происходила из славян, которые к тому времени наводнили Балканский полуостров и содействовали к (sic!) образованию фемного устройства Малой Азии, давая из себя значительное число охотников для колонизации Вифинии» (686).
Итак, выходит, что фемы существовали до Ираклия, что в одной провинции Вифинии Ираклий застал несколько фем, что славяне добровольно переселялись в Малую Азию и воздействовали на образование фем. Что же осталось делать исаврам, которым автор приписывает однако «развитие» фемного строя? И в чем могло состоять это развитие, если фемы существовали даже до Ираклия? При такой неясности общих представлений автор не мог ничего дать от себя в углубление и уяснение вопроса о возникновении фемного строя и его существа. Он не только не использовал источников, но затемнил их ясные свидетельства домыслами, каков, например, этот «укрепленный лагерь в Вифинии», где Ираклий будто бы оставался шесть месяцев. Георгий Писида и заимствовавший из него Феофан писали не для акад. Успенского: он оставил их в стороне и все переделал по своему. Никакой новой системы военного искусства Ираклий не создавал, и вовсе не ей обучал свое войско, а делал лишь то, что должен был делать каждый начальник экспедиционной армии по условиям тогдашнего состава военных сил государства. Ясные и вполне определенные сведения об этом дает автор «Стратегикона» Маврикия и Феофилакт Симокатта в описании войн конца VI столетия. Ни о какой иммиграции славян в Вифинию, раньше насильственного переселения их при Юстиниане II, нет известий в нашем предании, никакой «конторы» для записи добровольцев из славян не было в Фессалонике, вопреки заверению почтенного академика (стр. 802). Процесс образования фем шел не с запада от славян, как хочет уверить своего читателя акад. Успенский, а с востока, от угрожаемой границы, и первой фемой, которую знает наше предание, были армениаки.
В том христолюбивом воинстве, с которым Ираклий совершил два своих вторжения в недра персидской державы, в 623 и 627-628 годах, армяне составляли видную часть, и в числе вождей выделялись представители армянской знати. После разгрома персидской державы Ираклий восстановил зависимость от империи армянских областей в тех границах, какие были установлены по договору Хосрова с имп. Маврикием. Но так как области с армянским населением были отвоеваны персами еще в правление Фоки, и более 20 лет не состояли под властью императора, то восстановление прежних отношений зависимости от центра государства получило иной вид. Ираклий поставил полномочного наместника из среды армянской знати, своего боевого сподвижника, Мжежа-Гнуни (Мезезий Феофана). После его смерти этот пост был предоставлен по настоянию местной знати его убийце, Давиду Сааруни. После переворота, отдавшего верховную власть Константу, его занял Валентин Аршакуни, а когда и он погиб во время народного движения в столице, — Феодор Рыштуни. Так как наместник Армении был, по условиям того времени, главнокомандующим в охране страны от внешнего врага, то мероприятие Ираклия было как бы восстановлением возникшего при Юстиниане Великом, в начале его правления, особого армянского командования, наряду с существованием магистра армии Востока. Новый пост был предоставлен знатному армянину Ситте (или Тцитте), за которого была выдана сестра императрицы Феодоры. Его титул был magister militum per Armeniam,[888] и пост этот замещался до тех пор, пока персы не отвоевали всех армянских областей в правление Фоки. Мероприятие Ираклия заключало в себе то существенное отличие от прежде действующих условий, что наряду с Мжежем-Гнуни и его преемниками не было назначаемых от двора представителей гражданской администрации в стране. Император назначал лишь своего полномочного наместника и притом из местной знати, которая сохраняла свои владельческие права относительно соплеменников. Охрана страны была организована в Армении в форме выступления в поход отдельных князей с известным контингентом своих людей, и наместник императора был общим командиром этой сборной силы. Епископ Себеос, который, живя в местных условиях, не представлял себе иной формы военной организации, определил положение Сумбата, сына Вараз-Тироца, когда он при Константе был назначен на старый пост магистра армии во Фракии, в таких словах: «начальник фракийских князей». Армянское войско, ходившее с Ираклием в его последний поход в Персию, Феофан называет армениаками: Γεώργιος τουρμάρχης των Άρμενιάκων (325, 3), и этот термин живет с тех пор в течение столетий. Завоевания арабов и отпадение армянских князей от империи сократили армянские области империи на скудный остаток Понта и Каппадокии, и местные войска этих территорий удержали название армениаков. Они имели во главе назначаемого от двора стратига, по всему вероятию из местной знати, а в конце правления Константа, когда в Константинополе правление было в руках регентства ввиду малолетства императоров, стратигом армениаков оказался перс Шапур.
Если бы почтенный академик обратил внимание на то обстоятельство, что армениаки были первой по времени фемой, о которой дает свидетельство наше предание, он вряд ли бы стал путать славян, мнимая и будто бы добровольная иммиграция которых в Вифинию «содействовала к образованию фемного строя». Насильственно переселенные в Вифинию Юстинианом славяне вступили в готовые с давних пор условия существования военного сословия в империи. Наследственность военного звания засвидетельствована в императорских указах еще со времени Константина Великого, а переселение готов в пределы империи в конце IV века, продолжавшееся и в течение V-ro, имело своим последствием возникновение привилегированного военного сословия, не только не платившего никаких податей за предоставленную ему землю, но и пользовавшегося изъятиями от действия строгих законов о еретиках. Термин федераты самым существенным образом изменился в своем значении, и акад. Успенский только по недоразумению смешивает его то с «наемниками», то с «союзниками», σύμμαχοι Прокопия (стр. 651). Старые полки, имена которых сохранила Notitia dignitatum времен Феодосия Младшего, превратились в кадры, состоявшие на учете в центральном управлении (κατάλογοι), и для организации действующей армии (состояния in expedito) вызывались отряды, из которых главнокомандующий формировал армию. Такая действительность представлена нам в «Стратегиконе» Маврикия, так поступали Петр и Приск при Маврикии (Феофилакт Симокатта) и Ираклий в своих приготовлениях к войне с персами. Акад. Успенский совсе