Впрочем, и в этих городах наблюдается постепенный спад экономической и культурной активности. Почти совсем прекращается каменное зодчество, сокращается производство ювелирных изделий, резьба по слоновой кости, стеклоделие. Внутренний обмен все более натурализуется, а для внешней торговли условия на Средиземном море становятся все менее благоприятными. Затухает еще столь недавно оживленная духовная жизнь городов: исчезает светская школа, вырождается профессия городского ритора — образование переносится из городских портиков в монастырские кельи.
Город, который некогда служил оплотом античного общественного порядка, теперь с безразличием относится к судьбам Восточной Римской империи. На печальном опыте Юстиниана и его преемников горожане убедились, что империя может существовать лишь ценой жесточайшего ограбления народных масс. Византийское государство взимало бесчисленные налоги, преследовало оппозиционные выступления цирковых партий, разоряло своими монополиями ремесленников я торговцев, и вместе с тем оно было уже бессильно не только обеспечить постоянный приток рабов извне, но и просто защитить свои границы от натиска соседей и гарантировать безопасность на торговых путях. Гонения на монофиситов и евреев при Ираклии еще более возбуждали против империи широкие прослойки торгово-ремесленного населения. Вот почему сирийские и месопотамские города, как правило, приветствовали арабов, видя в них освободителей от византийского гнета. Точно такую же позицию заняло в 646 г. и население Александрии.
Экономическое ослабление городов и нарастание безразличия к судьбам государства приводило в конечном счете к прекращению политической самодеятельности горожан. Цирковые партии, которые возобновили было свою деятельность после смерти Юстиниана, после волнений начала VII в. фактически сходят с политической сцены в Константинополе и сохраняются лишь в малопочетной роли статистов во время императорских церемоний.
Города были оплотом рабовладения в Малой Азии, и поэтому их упадок тесно связан с сокращением роли рабовладельческого уклада в византийской экономике. Вместе с тем из-под власти города постепенно высвобождалась его округа, сельское население которой издавна находилось в многообразных формах зависимости от городов и от городских куриалов.
Важные изменения в этот период произошли и в византийской деревне. Здесь были основательно подорваны, а местами даже уничтожены крупные рабовладельческие поместья. На территориях, освобожденных от них, устанавливалось господство крестьянской общины. Рабовладельческая эксплуатация перестала быть основной формой классового гнета. И если в некоторых областях империи, в частности в Малой Азии, крупное землевладение еще сохранилось, то и здесь землевладельцы вынуждены были все больше отказываться от применения труда колонов и рабов, а использовать труд свободных крестьян-арендаторов.
Конец VI и VII столетие были эпохой, которая расшатала крестьянскую зависимость — как от государства, так и от крупных собственников. Бесконечные вражеские вторжения сдвинули с места многочисленные массы сельского населения; в поисках безопасных мест крестьяне уходили в горы и леса, осваивали новые территории, где у них не было хозяина; в общей беде смешивались прежние рабы, вольноотпущенники, колоны — создавались новые общины, члены которых забывали о своей прежней несвободе. В Малую Азию проникало большое число иноплеменников: с середины VII в. византийские императоры переселяют сюда массы славян, в то же время тут поселяются армяне, сирийцы, христианизированные арабские племена. Все это — люди, привыкшие к независимости, скорее воины, чем земледельцы; византийское правительство охотно использует их в качестве солдат. Наконец, постоянные расправы с высшей знатью (особенно при Фоке), конфискация и перераспределение земель также ведут к сокращению прежнего сенаторского землевладения.
Короче говоря, если византийское правительство и не проводило никогда реформы, отменявшей рабство или колонатную зависимость, если рабство, как уклад, и старые формы прикрепленности к земле пережили VII столетие, все-таки в это время в Византии происходит тот же процесс, который совершается на Западе, — упрочения мелкого независимого крестьянского производства и распространения свободного крестьянства. Эти явления не были итогом преобразований, осуществленных каким-либо мудрым законодателем, решившим спасти империю, — они были результатом внутренних, спонтанных экономических процессов, начавшихся еще задолго до Юстиниана и развернувшихся (разумеется, лишь частично) в условиях ослабления римской государственности и античных муниципиев.
Постепенно к концу VII в. изменяется и налоговая система: исчезает диоклетианово всеобщее обложение, основанное на тщательном исчислении экономических возможностей каждого данного хозяйства; единообразный налог уступает место так называемым экстраордина — по-видимому, натуральным повинностям и поборам; исчезает принудительное возложение на соседа повинностей с выморочного участка. Соответственно видоизменяется и финансовое ведомство: прежде централизованное, оно распадается к концу VII в. на ряд логофесий с различными функциями.
Военный логофет (λογοδετης του στρατιωτιχου) ведал выдачей жалования солдатам и составлением воинских списков, логофет του γενιχου — распоряжался сбором налогов, составлением податного кадастра, заботился о благоустройстве городов, поддержании водопроводов, управлял государственными рудниками. Позднее особое значение приобрел логофет дрома, заведовавший путями сообщения, дипломатическими делами, приемом и отправлением посольств.
Государственная казна теперь распадалась на три отдела: сакеллий, куда поступали натуральные доходы государства; вестиарий, где сосредоточивались денежные поступления, и идикон, хранивший личные доходы императора.
Эти изменения управления вводились постепенно и имели огромные последствия для дальнейшего развития византийского государства.
Политическая власть в стране при различных изменениях внешнеполитической и внутриполитической ситуации переходит то к феодализирующейся фемной знати, то — в руки константинопольской чиновной аристократии, связанной с торгово-ремесленными кругами. Однако при всех колебаниях политического курса, все заметнее становится децентрализация государственного управления, все явственнее — отход от традиций единой централизованной рабовладельческой империи.
В VII в. завершаются изменения в территориальном и этническом составе Византийской империи. Оставшиеся номинально под властью Византии владения в Италии все больше и больше обособляются от империи. Важнейшие провинции Византии в Азии и Африке были завоеваны арабами. Земли от Дуная почти до самого Эгейского моря были заселены славянами и протоболгарами. Здесь возникли первые не зависимые от империи славянские государства. Армения, Лазика — главные византийские владения в Закавказье — стали независимыми от империи.
К концу VII в. в руках византийских василевсов не осталось и трети тех территорий, которые некогда составляли мировую державу Юстиниана.
Византия, навеки простившись с былой славой великой рабовладельческой империи, превратилась в средневековое, все более феодализировавшееся государство.
На пороге VIII в. она вступила в новый, феодальный период своего развития.
Глава 17Византийская наука и просвещение в IV–VII вв.(Евгений Эдуардович Гранстрем,Зинаида Владимировна Удальцова)
Все важнейшие отрасли знания в Византийской империи в основном продолжали и развивали наследие классической Греции эллинистического и римского периода; этому наследию придавалась богословская направленность или же оно перерабатывалось в соответствии с христианским вероучением. Развитие научной теории, однако, приостановилось: ведь основой античной науки являлась философия, которая в средние века уступила место богословию. В силу того, что «мировоззрение средних веков было по существу теологическим», а «церковная догма являлась исходным пунктом и основой всякого мышления»[809], светские науки обычно принимали в Византии, как и повсеместно в средневековье, богословскую окраску; сведения по естествознанию, географии, математике, истории зачастую можно найти в богословских сочинениях. Особенность средневековых наук состояла также в том, что редко кто из мыслителей (то же имело место и в древности) ограничивался какой-либо одной областью знания: большинство занималось наукой в широком смысле слова; многие писали сочинения по философии, богословию, математике, медицине — словом, по ряду наук, позднее дифференцировавшихся[810].
Развитие математической теории приостановилось в Греции задолго до возникновения Восточной Римской империи[811]. В рассматриваемый период математика развивается в соответствии с практическими потребностями. Кроме того, продолжалось изучение и комментирование древних авторов, особенно Евклида и Архимеда.
Математические расчеты широко применялись в астрономии, которая имела первостепенное значение для навигации и при определении календарных дат, необходимом, например, для исчисления налогового обложения, а также для церковной хронологии. Летописцам важно было определить год «сотворения мира», от которого велся счет всей светской и богословской исторической хронологии; кроме того, духовенству требовалось знать точные даты главных событий жизни Христа (его рождение, крещение и пр.), к которым приурочивались церковные службы и праздники. Самым значительным из последних был праздник пасхи: в соответствии с ним устанавливались дни празднования многих событий церковного года. Специальные приемы вычисления времени этого наиболее чтимого в церковном календаре праздника являлись довольно сложными. Oни были связаны с серьезной математической обработкой результатов астрономических наблюдений.