гие видные богословы того времени получили образование в языческой философской школе. Иными словами, если языческая религия становилась одиозной как для нового политического режима, так и для христианских теоретиков, то языческая философия использовалась последними в целях философского обоснования христианской идеологии. Христианские философы, естественно, брали из неоплатонизма только то, что не противоречило основным принципам христианства.
В неоплатонизме IV–VI вв. можно выделить два течения. Одно из них, несравненно более слабое, было представлено в основном александрийской и афинской неоплатоническими школами. Представители его оставались верными духу непримиримости по отношению к христианству и последовательно отстаивали идеи античной философии и языческих верований. Второе, значительно более мощное и влиятельное, отличаясь чрезвычайным эклектизмом, восприняло некоторые элементы христианского учения и представляло собой характерный образец переходного миросозерцания от античной философии к христианству.
Первое из названных направлений в неоплатонизме IV–VI вв. отличалось от неоплатонизма II–III вв. явным преобладанием теологии над спекулятивной философией, тогда как в философии неоплатоников II–III вв. вопросы теологии играли в значительной мере подчиненную роль (такова, например, рационалистическая система Плотина). Основателем первого направления в неоплатонизме IV–VI вв. можно считать Ямвлиха (конец III — начало IV в.), для философской системы которого характерно значительное внимание к теологии. В решении ряда философских проблем Ямвлих явился предшественником многих неоплатоников IV–VI вв., и в первую очередь крупнейшего из них Прокла Диадоха. Особый интерес к теологическим проблемам в философских учениях неоплатоников IV–VI вв. объясняется стремлением философски обосновать языческую религию, создать языческое богословие по образцу и в противовес христианскому богословию.
Говоря о богословском характере неоплатонизма рассматриваемого периода, необходимо в первую очередь отметить философско-богословскую систему императора Юлиана, противопоставленную им христианскому богословию. Свою основную задачу Юлиан видел в философском обосновании языческих культов и мифов. Юлиан считал себя последователем Ямвлиха, основную заслугу которого он усматривал в соединении философии с мифами. В духе Ямвлиха Юлиан признает высшее трансцендентное единство — основу и первопричину всего сущего. Юлиан отождествляет это единство с богом солнца — Гелиосом. Гелиос является центром теистической системы Юлиана, Однако монотеизм в учении Юлиана, так же как и у других неоплатоников, сочетается с языческим пантеизмом. Юлиан признает всех языческих богов, которые, согласно его учению, являются результатом эманации бога Солнца. Различные боги у разных народов отражают, по мнению Юлиана, различия между самими этими народами. Юлиан недаром получил от христианских апологетов прозвище Отступника, он полностью восстановил языческий культ и придавал ему огромное политическое значение. Религиозно-философская доктрина Юлиана тесно связана с его политическими убеждениями. Юлиан был выразителем интересов консервативной знати, связанной с полисным самоуправлением, политическим идеалам которой, как уже говорилось выше, весьма импонировали языческая религия и античная философия, а также основанная на них политическая доктрина, изображающая государство как союз полисов, имеющий праобразом иерархию языческих богов.
Именно так, следуя за Платоном и Дионом, представлял государство и Юлиан.
В конце IV — начале V в. достигла значительных успехов александрийская школа неоплатонизма. Ее возглавляла знаменитая Ипатия — математик, астроном и философ[835]. Сочинения Ипатии до нас не дошли, перечень их сохранился в словаре Свиды. О философских воззрениях Ипатии известно очень мало. Некоторые сведения на этот счет дает переписка Ипатии с ее учеником Синесием, будущим епископом Кирены. Как и большинство неоплатоников IV–VI вв., Ипатия являлась продолжательницей школы Ямвлиха. После трагической гибели Ипатии, зверски растерзанной в 415 г. фанатичной толпой христиан, подстрекаемых местным епископом, александрийская школа приходит в упадок. Причиной упадка было сильное влияние христианской церкви в Александрии. С 30-х годов IV в, александрийский клир умело использовал недовольство различных социальных групп населения экономической и политической властью Константинополя и поддерживал их растущие сепаратистские настроения. По-видимому, только немногочисленная прослойка интеллигенции группировалась в Александрии вокруг школы неоплатонизма.
Вторым центром неоплатонизма являлись Афины — город, в котором особенно живучи были античные традиции. Наиболее выдающимся неоплатоником рассматриваемого периода был философ афинской школы Прокл Диадох (410/412–485), справедливо признаваемый последним крупным представителем античной философии вообще[836].
В философии Прокла неоплатонизм нашел свое дальнейшее развитие. Прокл ставит те же метафизические, гносеологические и этические проблемы, что и неоплатоники II–III вв., и последовательно решает их в духе объективного идеализма и мистики, характерных для неоплатонизма[837]. Исходной посылкой философской системы Прокла, так же как у Плотина, Порфирия, Ямвлиха и других неоплатоников, является философский монизм, представление о высшем единстве — абсолютном и бесконечном начале, основе и первопричине всего сущего. Высшее единство в философии Прокла, как и у неоплатоников предшествующего периода и так же как высшая идея Платона, — это лишенное качественных признаков абстрактное благо, недоступное разуму. Поскольку высшее единство иррационально, то есть находится вне пределов знания, оно трансцендентно. Иррациональность и трансцендентность высшего единства предвосхищают в некотором смысле кантовскую вещь в себе. Идея трансцендентности Прокла и других неоплатоников восходит к античной философии. У Платона идея противопоставлялась видимому миру, у Аристотеля небесный мир — земному. У неоплатоников, отождествляется существующее и мыслимое. В этом — основа их философского рационализма. Высшее единство, находящееся вне пределов знания, — лишь абстракция и потенция всякого бытия. Это — небытие, недоступное мысли, знанию, которое может быть охарактеризовано лишь посредством отрицательных определений: оно не содержит никаких реальных качеств, вернее — содержит их все, но в потенции, являясь первоосновой видимого мира. Высшее единство Прокла — это Ничто, близкое гегелевскому Ничто, или Чистому бытию. Однако у Гегеля Ничто не трансцендентно, а имманентно видимому миру. Впрочем, трансценденция высшего единства у неоплатоников не является одновременно трансценденцией и в метафизическом и гносеологическом отношении, подобно кантовской вещи в себе. Высшее единство неоплатоников трансцендентно только в гносеологическом смысле — оно вне пределов знания, однако, будучи основой и первопричиной всего сущего, оно, как и гегелевское Ничто — Чистое бытие, имманентно происшедшему из него видимому миру. Итак, в метафизическом смысле высшее единство неоплатоников полностью предвосхищает гегелевское Ничто. В то же время оно отличается от гегелевского Ничто в ином смысле: неоплатоники наделяли высшее единство божественными свойствами или отождествляли с богом, их философский монизм носит, таким образом, откровенно теистический характер. Главным образом, в силу своего теистического монизма неоплатонизм и явился одним из источников формирования христианской догматики.
Однако бесспорно, что христианский бог, также представляющий собой абстрактное бесконечное духовное начало, не тождествен высшему единству неоплатоников. Христианский бог отнюдь не имманентен созданному им миру, напротив, он абсолютно трансцендентен.
Согласно Проклу, источником бытия является эманация — истечение божественной сущности высшего единства. Эта мистическая эманация происходит по необходимости под действием творческой энергии, заключенной в высшем единстве. В понимании Проклом возникновения конечного бытия отразилось одно из резких расхождений его неоплатонических воззрений с христианским учением о происхождении мира. Как известно, согласно христианской космогонии, конечный мир создан богом, стоящим над миром. Причем это творение рассматривается отнюдь не как результат естественной необходимости, а как растянутый во времени акт свободной божественной воли. В отличие от христианской космогонии Прокл, как и другие неоплатоники, считал, что, поскольку высшее единство имманентно бытию, бытие-материя так же вечно, как и высшее божественное начало, т. е. бытие и высшее единство — совечны. Учение неоплатоников о возникновении бытия в результате эманации, отличное от ортодоксальной христианской космогонии, весьма напоминает в то же время космогонические представления гностиков и богословов предшествующего периода. Согласно учению гностиков, мир произошел в результате постепенной эманации бога-отца. Ориген, крупнейший богослов III в., также разделял учение об эманации. Его космогония испытала значительное влияние Платона и неоплатоников.
Эманация высшего единства и создание видимого мира происходит, согласно учению неоплатоников, постепенно, через промежуточные монады — ипостаси, т. е. духовные субстанции, возникшие, в свою очередь, также в результате эманации божества.
Прокл говорит о постепенном нисхождении посредством эманации высшего единства к первейшим монадам[838]: высшему бытию, высшей энергии, первому разуму, первой природе, первой материи. От каждой монады, в свою очередь, возникает ряд божественных духовных субстанций — обычно три или семь. Эти духовные субстанции вновь излучают новые духовные субстанции. Так возникают многочисленные системы триад (при делении на три) и гебдомад (при делении на семь). Все эти духовные субстанции, наполняющие космос, отождествляются с пантеоном языческих богов, начиная от Крона, Реи, Зевса и кончая демонами и героями античной мифологии. Через посредство этих высших божественных сил в реальный мир привносятся все наблюдаемые в нем свойства и качества. Качественное многообразие видимого мира, таким образом, возникает как результат божественной эманации и само носит божественный характер, ибо в каждом качестве и свойстве видимого мира присутствует некое божественное начало, возникшее в результате божественного истечения. Наличие этого качества отражает имманентность высшего божественного единства бытию. Учение Прокла и других неоплатоников о промежуточных монадах как особых духовных субстанциях, не тождественных, с онтологической точки зрения, высшему божественному единству, отличает неоплатонизм от ортодоксальной христианской догматики, согласно которой бог единосущен в трех лицах.