Особые привилегии предоставлялись церкви и в области судопроизводства. 23 июня 318 г. Константин признал епископский суд равносильным государственному, если обе стороны соглашались передавать дело на рассмотрение епископа. В 321 г. тот же император признал арбитраж епископа безапелляционным и выполнение его приговоров обязательным. Это давало епископату такие широкие привилегии, что фактически вместо учреждения епископского суда в качестве третейской инстанции был введен собственно суд епископа, с соблюдением всех формальностей, приведением доказательств, письменных актов и т. д. 5 мая 333 г. епископскому суду было предоставлено право рассматривать гражданские иски даже по желанию только одной из сторон. Рассмотрение судебных дел стало важной сферой деятельности епископа: ведь клирики не имели права обращаться в гражданский суд — в этом случае они теряли свой сан и свое положение в клире.
Что касается уголовного права, то клирики подлежали епископскому суду только за незначительные проступки. Вообще же духовенство было полностью в руках епископа.
Сами епископы могли быть судимы лишь соборами, а в криминальных случаях — подлежали личному суду императора. Тяжбы между духовными лицами решались судом епископов, а позднее (с 530 г.) всякая жалоба на духовное лицо разбиралась не светским, а церковным судом. Право посредничества (jus intercessionis) позволяло епископу вмешиваться в любое судебное дело. Епископы получали в суде исключительные привилегии: если давал показания епископ, не требовалось выслушивать других свидетелей.
Особое значение имело предоставление церкви права торжественно оформлять освобождение рабов. На практике, однако, церковь полностью подчинялась гражданским законам там, где дело касалось признания существующих социальных отношений. Несмотря на то, что по канонам церковный брак распространялся как таинство на всех христиан, в том числе и на рабов, священник не имел права венчать рабов, и свершение брака не считалось действительным. Церковь не могла принять раба в клир без разрешения господина; если же тот давал такое разрешение, то раб становился свободным.
Церковь получила «право убежища»[350]. Убежищем признавался храм и вся территория вокруг него в радиусе 50 шагов; духовенство имело право не выдавать властям человека, который прибегал таким путем к его защите. В 398 г. это право подверглось ограничениям: его были лишены те, кто, укрываясь в церкви, хотел оградить себя от гражданских исков или избавиться от выполнения обязательств перед государством.
В дальнейшем Юстиниан вовсе отнял у должников право прибегать к церковному убежищу. Когда таким правом пытался воспользоваться раб, епископ вступал в переговоры с господином о возможности «прощения» раба.
По отношению к нарушителям канонов и еретикам церковь применяла различные меры воздействия. Самой суровой карой являлась «анафема», по Златоусту, — полная «передача» неисправимого врага церкви в распоряжение сатаны. Слабее звучало «отлучение» — подвергнутый ему человек временно или пожизненно прерывал связи с церковью.
Наказанием для клириков было снятие сана или же временное недопущение к богослужению. При тяжелых проступках их передавали в руки светских властей, подвергали изгнанию, иногда — за ересь — смертной казни. Епископ мог арестовывать своих врагов, приговаривать их к телесным наказаниям, держать в заключении, особенно под видом «покаяния».
В IV в. и первой половине V в. в основном завершилось оформление организационной структуры церкви. Ее первичной единицей в конце III в. была епископия. Приход, как низовое звено, к началу IV в. еще не сложился. Отдельные общины в мелких центрах и селах стали управляться хорепископами, которые в конце III в. еще не были окончательно подчинены епископу, но уже создание хорепископата фактически было началом возникновения приходской системы.
Во главе прихода стоял пресвитер (священник), занимавший относительно самостоятельное положение. Предметом разногласий между приходом и епископатом были приношения верующих. Первоначально, когда еще не было приходской единицы, все эти приношения считались доходом епископа. Теперь же приходы имели свой штат клириков, нуждавшихся в средствах на свое содержание. Естественно, что приходские доходы должны были только частично поступать епископии. Однако отношения между нею и приходами еще не определились.
В IV–V вв. пресвитер прихода был выборным. При возведении в сан пресвитера требовалось «испытание», т. е. публичное обсуждение жизни кандидата. Выборы происходили шумно, избиратели делились на партии, кандидатуры обсуждались страстно. Знатность рода, богатство, политическое влияние — вот что требовалось от главы прихода. Епископ мог «рукоположить» в священники только кандидата, выдвинутого на собрании. Сельские приходы состояли под властью городского епископа: ему в основном и шли их доходы. Таким образом, в эпоху, когда города лишались своих земель, права сбора налогов с деревенских общин и поместий, в церковно-административном отношении город и его клир стали господствовать над всей округой. Епископ извлекал доходы с населения приходов, расположенных на земле, вовсе не являвшейся собственностью города.
В положении епископа в IV в. произошли перемены: из руководителя нелегальной организации, рисковавшего попасть в темницу или подвергнуться казни, он превратился во влиятельного вельможу. Он избирался другими епископами путем «рукоположения» — хиротонии. После его смерти соседние епископы при участии знатных мирян и клириков рассматривали кандидатуры лиц, способных сменить умершего, а затем проводили голосование. Естественно, при избрании епископа всплывали все политические и догматические споры, так что зачастую в церквах, где производились выборы, завязывались настоящие сражения.
В V–VI вв. выборы епископов заметно аристократизировались. Митрополиты часто стали самовластно назначать епископов на кафедры своей митрополии. В VI в. установился такой порядок, при котором местный клир и наиболее видные миряне выдвигали трех кандидатов. Митрополит «рукополагал» одного из них по своему усмотрению.
За хиротонию новый епископ уплачивал «приношение» — крупный денежный взнос (просфору), который тяжело ложился на население; ведь епископ возмещал этот взнос за счет различных поборов, что нередко разоряло город.
Иногда епископом избирали не духовное, а светское лицо. Требование безбрачия к епископу еще не предъявлялось, хотя на практике оно уже стало обычаем. Только на Трулльском соборе (692 г.) было вынесено постановление, что епископ обязан вести безбрачную жизнь.
После избрания епископа устанавливалось, какое имущество должно принадлежать лично ему. Все остальное, приобретенное им, считалось достоянием церкви.
Епископ избирался на свою кафедру пожизненно, перевод на другую кафедру запрещался. Сместить епископа мог только собор.
Материальные богатства епархий использовались в первую очередь самими епископами, которые стали считать роскошь при выходах и в быту необходимой для поддержания своего престижа. Доходы епископов были колоссальными. Иоанн Златоуст, будучи епископом, мог на личные средства содержать 7700 бедняков и штат двух госпиталей.
Главные доходы епископии складывались из поступлений от земель, деревень, эргастириев, мельниц, находившихся в церковной собственности. Епископ являлся крупным землевладельцем. В IV–V вв. церковь жестоко эксплуатировала местное население.
Как уже указывалось, в организационном отношении восточная церковь в первой половине IV в. делилась на несколько самостоятельных центров, таковыми были: Александрия, Антиохия, Ираклия (Фракия), Кесария (Понт), Эфес (Азия). В каждом из них имелась своя верхушка церковной иерархии.
Высшие чины церкви назывались по-разному. Никейский собор отвел важное место митрополиту; но тем не менее наиболее видные церкви — константинопольская, антиохийская. александрийская — сохраняли за своими главами титул архиепископа. Наименование патриарх в IV в. прилагалось к престарелым, почтенным епископам и не имело особого значения. В V в. появилось звание экзарха как главы церкви в рамках гражданского диоцеза.
Титул патриарха для обозначения архиепископов Константинополя. Антиохии, Александрии и Иерусалима стал применяться в V в.[351]
Ко времени роста политического влияния столицы относится возвышение константинопольского архиепископа. В административно-церковном отношении он был подвластен митрополиту Ираклийскому, на практике, однако, уже вскоре стал решать дела Фракии и Малой Азии. Вплоть до 449 г. константинопольский престол не имел особых привилегий и даже находился по сути под началом александрийского. Но на Халиидонском соборе (451 г.) константинопольский архиепископ был признан вторым после римского и получил право назначать митрополитов по трем диоцезам (Фракии, Азии и Понту). Константинопольский патриарх (архиепископ) первоначально избирался так же, как обычный епископ, т. е. на исход выборов часто оказывали влияние и настроение народных масс, и, в большей мере, давление местной знати. Позднее патриарх фактически назначался императором, при этом иногда устраивалась инсценировка «выборов».
Роль александрийского патриарха в церковных делах отнюдь не определялась политическим статусом Египта. Последний находился в подвластном положении, тогда как александрийская церковь, напротив, в продолжение IV в. и вплоть до Эфесского собора 449 г. в сущности стояла во главе восточной церкви. Патриарху александрийскому был подчинен иринах («умиротворитель») — начальник полиции. Он производил ревизию мер и весов, собирал и даже вводил пошлины. Александрийский патриарх был не только духовным, но практически и светским правителем Египта, не в меньшей степени, чем императорский августал.