В начале правления Льва была составлена обширнейшая компиляция, называвшаяся «Царские книги» («Василики») и основанная полностью на нормах римского права; было опубликовано также свыше ста новелл от лица императора. Рецепция норм римского права, осуществленная в «Василиках», соответствовала, разумеется, потребностям сильной императорской власти, ибо в законодательных нормах времен Юстиниана византийское правительство конца IX в. находило санкцию самодержавия; вместе с тем тщательная регламентация в «Василиках» купли-продажи, залоговых операций и т. д. была необходима для купечества и ремесленников, которым римское право давало в готовом виде решение многообразных проблем, возникавших в условиях товарного производства. В отличие от этого, нормы Юстинианова права, касавшиеся статуса зависимого сельского населения, привлекались лишь спорадически, а терминология отношений зависимости в «Василиках» оказалась запутанной до бессмыслицы: составители этой компиляции, по-видимому, сравнительно мало интересовались положением дел в византийской деревне.
Еще более отчетливо политические тенденции правительства Стилиана Заутцы проявились в новеллах Льва[391]. Выступая против провинциальной знати, законодатель в 84-й новелле запрещал правителям провинций приобретать недвижимость в подчиненных им областях; в 5-й новелле император осуждал стяжательство монастырей. Вместе с тем новеллы содержали ряд немаловажных уступок торгово-ремесленной верхушке: в 52-й новелле император проявлял заботу об увеличении денег в обращении, заявляя, что недостаток денег приносит вред торговцам, ремесленникам и крестьянам; 83-я новелла отменяла постановление Василия I, запретившего взимание процента; 80-я и 81-я новеллы содействовали развитию ювелирного и шелкоткацкого производства, ликвидируя некоторые ограничения, сковывавшие свободу мастеров: им разрешалось изготовлять для продажи украшения из золота, серебра и драгоценных камней, а также продавать лоскуты пурпурных шелковых тканей. Новеллы поощряли развитие торгово-ремесленных коллегий. Наконец, правительство Заутцы прямо поддерживало богатых купцов: так, купцы Ставракий и Косьма получили от Заутцы монопольное право на торговлю с болгарами, причем эта торговля была перенесена из Константинополя в Фессалонику, где купцы были более свободны от контроля администрации, нежели в византийской столице[392].
Провинциальная знать, на первых порах оттесненная от власти сторонниками Стилиана Заутцы, понемногу, однако, начинала восстанавливать свои позиции[393]: еще при жизни Заутцы был возвращен из ссылки и назначен доместиком схол родственник Фотия и один из активных его сторонников Лев Катакил, подвергшийся опале после воцарения Льва; в то же время выдвигается и другой фотианин — Николай, ранее бежавший от преследований Заутцы, а теперь занявший пост императорского секретаря (мистика). Впрочем, Заутца до самой своей смерти оставался фаворитом императора и практическим руководителем политики империи; в 898 г., вскоре после смерти императрицы, ему даже удалось выдать за Льва свою дочь, что должно было еще более укрепить его позицию. Но в 899 г. Заутца внезапно умер, а через полгода после него скончалась и Зоя; обе эти смерти облегчали действия враждебной Заутце группировки провинциальной знати.
Сподвижники Заутцы, хотя и выпустили из рук кормило правления после смерти Стилиана и Зои, были несклонны складывать оружие; по-видимому, с их деятельностью следует связывать возбуждение судебного процесса против одного из наиболее видных фотиан — Арефы (в начале 900 г. он был обвинен в безбожии). Последователи Заутцы не ограничивались акциями против отдельных вождей провинциальной знати: создается заговор, целью которого было возвести на престол некоего Василия, одного из многочисленных родичей покойного василеопатора. Но заговор Василия был раскрыт, и это сразу же усилило позиции противников Заутцы, фотиан, выражавших интересы провинциальной знати.
Огромным успехом этой группировки было избрание мистика Николая константинопольским патриархом в 901 г. Вслед за тем Арефа, который не так давно еще находился под судом, получил высокое назначение: он стал архиепископом Кесарии Каппадокийской, первопрестольным митрополитом. Ключевые позиции в византийской церкви оказались снова в руках фотиан. Естественную поддержку эта группировка находила в среде высшего командования, где главные посты принадлежали провинциальным феодалам Дукам и Аргирам.
Сановная аристократия, составлявшая еще сравнительно недавно социальную опору правительства Василия I, была оттеснена на задний план Стилианом Заутцей. Теперь же, после падения сторонников Заутцы, политическая роль этой группировки снова возрастает. Ее возглавлял в первые годы X в. евнух Самона, красивый молодой человек, в прошлом араб-невольник, заложивший основы своей карьеры в 900 г., когда он выдал заговор Василия. Наибольшей остроты борьба между группировками провинциальной и сановной знати достигла в 906–907 гг., во время мятежа Андроника Дуки[394].
Андроник Дука, один из виднейших византийских полководцев, занял с помощью своих рабов и «людей» крепость Кавалу (близ Конии) и вступил в сношение с арабами; он рассчитывал, по-видимому, опираясь на поддержку арабов, добиться императорского престола. Андроника тайно поддерживал и константинопольский патриарх Николай Мистик. Положение византийского императора осложнялось тем обстоятельством, что он как раз в это время вступил, в нарушение канонических правил, в четвертый брак[395]. Патриарх, воспользовавшись этим, наложил на Льва эпитимью и запретил ему входить в церковь: у врат константинопольской Софии несколько раз разыгрывались драматические сцены, когда Лев в окружении синклитиков являлся к храму, а патриарх со своей свитой выходил ему навстречу, но не с целью подобострастно приветствовать самодержавного василевса, а для того, чтобы преградить ему вход. Синклитики поднимали шум, требуя, чтобы Лев силой вступил под своды храма, а Николай заявлял, что в этом случае он вместе со всеми священниками покинет церковь. Положение в стране была настолько напряженным, что император долгое время не решался на открытое насилие и отступал в слезах. Наконец, 1 февраля 907 г. правительство Льва отважилось на решительные действия: Николай был приглашен во дворец; когда же он (в который раз!) отказался снять эпитимью, его схватили, бросили в лодку и отвезли на другой берег Босфора, где поместили в монастыре Галакрины.
Первое время Николай Мистик держался стойко, отказывался отречься от патриаршего престола, но известие о том, что Андроник Дука прекратил борьбу и бежал из Кавалы к арабам, показало патриарху бессмысленность дальнейшего сопротивления: он написал по требованию Самоны отречение, и это позволило столичной знати возвести на престол своего кандидата — игумена одного из столичных монастырей Евфимия, который был известен как ожесточенный противник Стилиана Заутцы, выступавший не раз ходатаем за константинопольских чиновников, смещенных или высланных всесильным василеопатором. Спор о четвертом браке завершился победой императора.
После разгрома мятежа Андроника Дуки и отречения Николая Мистика движение провинциальной знати на некоторое время заглохло, а ее идеологи стали переходить на сторону победителей. Так, одним из ревностных сторонников патриарха Евфимия сделался теперь Арефа Кесарийский, который до недавнего времени был наиболее ожесточенным противником «четвертого брака»[396]. Столичная знать держала в своих руках государственный аппарат, причем основную роль играли не руководители секретов, логофеты или сакеларий, но первые лица дворцовой службы. Сперва всю политику направлял Самона, занявший пост паракимомена, а после его пострижения в монахи — новый паракимомен, патрикий Константин. Огромным влиянием пользовался в это время также друнгарий флота Имерий, родственник четвертой жены императора Зои Карбонопсиды. Сосредоточие власти во дворце, отстранение на задний план секретов знаменовало упрочение самодержавных тенденций. Накануне смерти Льва VI из ссылки вернулся Николай Мистик, возведенный вслед затем вновь на патриарший престол[397]. Этому событию предшествовали какие-то народные выступления в Константинополе, о которых мы имеем, к сожалению, весьма туманные сведения. Арефа Кесарийский, обращаясь к Николаю Мистику, говорил: «Какими канонами ты руководствовался, когда проник в церковь? Собрание каких иереев сопровождало тебя в храм? Мы ведь знаем, что беспорядочная и отверженная толпа лавочников и поварят, вооруженная палками и дубинками, встала на твою сторону и восстановила тебя в церкви»[398]. Даже если сделать скидку на риторичность заявления Арефы, все же вполне естественным остается предположение, что восстановление Николая Мистика было связано с движением константинопольских ремесленников («лавочников и поварят»).
Как раз в это время, в 911 или в начале 912 г., была, по-видимому, И составлена «Книга эпарха» — запись уставов константинопольских ремесленных и торговых коллегий. «Книга эпарха» означала по существу известную уступку столичной знати и торгово-ремесленным коллегиям: она ограничивала права константинопольских вельмож в ремесле и торговле, запрещала им скупать больше товаров, нежели это необходимо было для их собственных потребностей, запрещала торговать этими продуктами. Весьма вероятно, что «Книга эпарха» явилась результатом того же демократического движения в Константинополе, которое имело своим результатом восстановление на престоле Николая Мистика.
Лев умер 11 мая 912 г., оставив своим преемником брата Александра, бездарного и развратного человека. Засилье столичной знати в правление Александра сделалось совершенно невыносимым, а новые налоги еще более усиливали недовольство населения. Возмущение назревало; оно вылилось бы в восстание еще при Александре, если бы тот внезапно не умер на ипподроме 6 июня 913 г. Наследником престола стал восьмилетний сын Льва VI Константин VII Багрянородный, вместо которого должен был управлять регентский совет.