Экономический подъем византийских провинциальных городов XI–XII столетий всего отчетливее виден благодаря статистической обработке нумизматических данных, полученных в результате систематических раскопок в византийских городах. Эти находки единодушно свидетельствуют об интенсификации монетного обращения в XI–XII вв. Так, в Афинах[580] было обнаружено монет, чеканенных:
в 857–976 гг. — 454
в 976–1081 гг. — 2536
в 1081–1180 гг. — 5186.
Аналогичные цифры получаются и при суммировании монетных находок в Коринфе[581] (с той только разницей, что здесь интенсификация денежного обращения началась несколько раньше, нежели в Афинах). В Коринфе известно монет, чеканенных:
в 668–867 гг. — 213
в 867–969 гг. — 3765
в 969–1081 гг. — 7671
в 1081–1180 гг. — 15738.
Расширение товарооборота и увеличение количества монеты, необходимой для его обслуживания, порождало нехватку драгоценных металлов: с 30-х годов XI в. византийские императоры начинают ухудшать качество золотой монеты[582]; византийская номисма, считавшаяся до тех пор образцом стабильности, теперь приобретает все больше примесей и к концу XI в. резко обесценивается. Порча монеты, разумеется, использовалась в корыстных интересах византийским казначейством, однако, было бы неверно не замечать, что ее вызвала к жизни и хозяйственная необходимость: старая золотая монета была скорее средством тезаврации, чем обмена; теперь же возникла потребность в золотой монете для совершения частых торговых сделок.
Развитие ремесла, по-видимому, захватывает в это время и деревню, однако имеющиеся в распоряжении исследователей скудные факты не содержат материала для сопоставлений с уровнем развития поместного ремесла и крестьянских промыслов в предыдущий период. Разумеется, крестьянские хозяйства продолжали и в это (как и в более позднее) время в значительной мере удовлетворять собственными средствами свои несложные потребности в сельскохозяйственном инвентаре и предметах первой необходимости: орудия, утварь, одежда в большинстве случаев изготовлялись самими крестьянами. Лишь в поместьях крупных собственников были ремесленники-профессионалы: гончары, плотники, сапожники, бочары, портные, ткачи, которые, видимо, не только обслуживали нужды их хозяев, но и производили какую-то продукцию на рынок.
Типично средневековой формой обмена между городом и деревней оставалась ярмарка. Многолюдная ярмарка собиралась ежегодно в малоазийском городе Хоны: она привлекала не только обитателей окрестных городов и селений, но и сельджуков из Икония. Особенной славой в XII в. пользовалась ярмарка в Фессалонике которую устраивали в день св. Димитрия — покровителя города: туда приезжали купцы из далекой Испании и из мусульманского Египта. Постоянными были ярмарки в маленьких городках и селах[583]: так можно было купить все необходимое. Однако все эти факты — любопытные сами по себе — недостаточны для того, чтобы определить, как изменилась в XI–XII вв. внутренняя торговля в Византии в сравнении с предыдущим периодом.
Что же касается внешней торговли, то она, видимо, становится все более оживленной: об этом свидетельствуют, в частности, обильные находки византийской монеты XI–XII вв. в соседних странах: в Закавказье, в областях по Нижнему Дунаю; византийская золотая монета редко упоминавшаяся в западных письменных источниках до X в с этого момента встречается гораздо чаще[584]; со второй половины X в. в Центральной Европе появляются подражания византийским монетам[585].
Но если мы можем говорить об экономическом подъеме византийской провинции в XI–XII вв., то положение дел в Константинополе было видимо, совершенно иным. Здесь опять-таки прежде всего нужно обратиться к самому массовому археологическому материалу — к керамике. Обнаруживающаяся при этом картина, на первый взгляд, оказывается совершенно неожиданной: в то время как качество провинциальной керамики XI–XII вв. улучшается, а количество ее возрастает, константинопольское керамическое производство этих столетий переживает упадок. Расцвет константинопольской керамики приходился на вторую половину IX–X в.[586]. С XI в. резко сокращается производство полихромией константинопольской посуды, отличавшейся наиболее высоким качеством; соответственно сокращается ее вывоз в провинциальные города, в частности в Коринф; другие типы поливной константинопольской керамики изготовлялись в эту пору довольно неряшливо, на поливе нередко оставались рябины. Часть константинопольской керамики (а к концу XII в. даже ее большая часть: по находкам в Большом дворце — до 70 %) — это изделия из грубого теста, смешанного с дресвой, по форме своей рядовые кувшины.
Соответственно этому в XII в. наблюдается упадок в тех отраслях ремесла, которые были сосредоточены преимущественно в Константинополе, — в производстве предметов роскоши. Расцвет ювелирного дела приходится на X–XI вв., а с XII в. начинается его постепенный упадок, особенно заметный в эмальерном производстве. Точно также с XII в. прослеживается упадок и художественной резьбы по кости, и книжного дела.
В то время как провинциальные города XI–XII вв. оживленно отстраиваются, общественные сооружения Константинополя в XII в. приходят в упадок: водопровод давно не ремонтировался, и жители страдали от нехватки воды; будучи не в состоянии восстановить старую систему водоснабжения, правительство ограничивалось постройкой цистерны в районе Петры; городские стены Константинополя обветшали уже к середине XII столетия.
Чтобы понять причины экономического спада в Константинополе, мы должны вспомнить, что его ранний расцвет в IX–X вв. был в значительной мере основан на интенсивной поддержке столичного ремесла и торговли императорами и столичной знатью: налоги, которые щедро лились в Константинополь, стимулировали развитие столичного ремесла; константинопольские мастера и торговцы имели обеспеченную клиентуру и пользовались покровительством центральной власти. За это, правда, они расплачивались потерей своей самостоятельности, строжайшим подчинением всей их деятельности контролю городского эпарха. Однако до поры до времени преимущества, вытекавшие из системы покровительства и контроля, оказывались более существенными, нежели недостатки ее: покуда Константинополь оставался монопольным центром ремесла и торговли в Восточном Средиземноморье, константинопольские купцы и владельцы эргастириев могли спокойно пожинать плоды этой монополии: им не надо было искать новых рынков или заботиться о новых методах производства и торговли — традиционная система давала им обеспеченную прибыль.
В XI и особенно в XII в. положение изменилось. Выросли провинциальные города, которые стали ремесленными центрами своих районов. Сократилась доля налоговых поступлений по мере возрастания вотчинных форм эксплуатации крестьянства. Часть феодалов уже не стремилась в Константинополь и удовлетворяла свои потребности за счет вотчинного ремесла или в близких провинциальных центрах. Здесь находили себе крупные собственники и умелых строителей, и гончаров, и ткачей; сюда, на маленькие и на большие ярмарки, съезжались со всех концов купцы, привозившие самые разнообразные товары.
Вместе с тем контроль за деятельностью столичных торговцев и ремесленников не ослабел: византийское правительство по-прежнему мелочно опекало ремесленное производство Константинополя и стремилось наложить свою лапу на богатства, накопленные столичными купцами. В этом отношении очень показателен рассказ Никиты Хониата. относящийся к концу XII в. Жил в ту пору в Константинополе некто Каломодий, купец и меняла — по словам Хониата, скряга, готовый умереть на своих мешках. Его богатства давно уже вызывали зависть государственного казначейства, и чиновники решили конфисковать имущество Каломодия, а его самого бросить в тюрьму. Правда, попытка эта оказалась неудачной, потому что арест вызвал возмущение в столице и «лавочники» принудили патриарха выступить в защиту Каломодия[587], но самый эпизод показывает, в какой обстановке приходилось действовать константинопольским купцам и ремесленникам.
По-прежнему в Константинополе функционировали государственные мастерские, основанные на принудительном труде. Живший на рубеже XII и XIII столетий писатель и политический деятель Николай Месарит с сочувствием отзывался о тяжком труде работников константинопольского монетного двора, которые проводили дни и ночи в подземельях под назором бесчеловечных надсмотрщиков[588]. Работники монетного двора и других государственных мастерских были одним из самых активных элементов во время народных выступлений в столице.
Возможно, что именно в XII в. исчезают ремесленные и торговые корпорации Константинополя[589]. Если это действительно так, то константинопольские мастера лишились тех органов, которые отстаивали цеховые привилегии от конкуренции вотчинного ремесла и от не объединенных в корпорации ремесленников и торговцев.