Экономический спад Константинополя усугублялся еще одним обстоятельством. Если в X в. византийское правительство последовательно отстаивало монопольное положение столичного ремесла и торговли, то с конца XI в. оно постепенно капитулирует перед венецианскими и генуэзскими купцами, предоставляя им разнообразные привилегии преимущественно в самом Константинополе: уже по договору 1082 г. венецианцы получили не только право беспошлинной торговли, но и склады в византийской столице. Постепенно иноземцы приобретали в империи дома, причалы, церкви, земли.
Широко распахивая двери перед итальянскими купцами, византийское правительство не просто проявляло непростительную близорукость — дело было значительно сложнее. Определенные круги византийских феодалов оказались заинтересованными в торговле с Генуей и Венецией, куда, как мы видели, особенно с конца XII в., из империи ромеев вывозили разнообразные сельскохозяйственные продукты. Определенные круги византийской знати, следовательно, были заинтересованы в пролатинской экономической политике и привлечении итальянского купечества. Поэтому договор 1082 г., порожденный тяжелой внешнеполитической обстановкой, не перестал действовать позднее, когда непосредственная опасность, его породившая, уже исчезла: привилегии венецианцам и генуэзцам византийские императоры щедро раздавали на протяжении всего XII столетия.
Рост провинциальных городов в XI–XII вв. повлек за собой тенденцию к оформлению элементов городской независимости: в городах того времени складываются свои учреждения — советы, собрания граждан и вооруженные дружины. Совет из 12 знатных лиц существовал в конце XI в. в Эдессе[590]; сходка, которую историк Вриенний называет античными терминами «экклисия» или «вулевтирий», созывалась в городе Амасии: на ней главную роль играли местные динаты; сходка в Амасии решала важнейшие дела — к ней, в частности, обратился византийский полководец с просьбой о средствах, но амасийцы встретили его просьбу криком и грозили поднять восстание, если он посмеет требовать деньги. Старейшин, архонтов, «первенствующих» в византийских городах XI–XII вв., часто упоминают нарративные источники того времени.
Были в городах и свои вооруженные силы: мы знаем о вооруженных отрядах Диррахия и Авидоса, о городском ополчении Никеи. Возможно, что некоторым провинциальным городам были пожалованы грамоты, закреплявшие за ними те или иные привилегии, прежде всего податные. Тексты жалованных грамот городам XI–XII вв. до нас не дошли, но в некоторых нарративных источниках встречаются упоминания о них[591].
Однако административная независимость византийских провинциальных городов была очень незначительной: Византия XI–XII столетий не знала победоносных «коммунальных революций», а движение в городах за независимость от центрального правительства было использовано в своих интересах местной феодальной знатью. Поэтому города либо остаются в подчинении наместников, либо становятся центрами движения за феодальное раздробление страны, опорными пунктами феодальной знати.
Итак, укрепление вотчинной системы эксплуатации, с одной стороны, возрастание экономической роли провинциальных городов, с другой, создавали экономические предпосылки для феодального распада Византийской империи. Однако — и в этом-то, пожалуй, следует искать причину того острого политического кризиса, который охватил империю в конце XII в. и подготовил ее падение под натиском крестоносцев, — нормальная тенденция феодального развития в Византии не смогла осуществиться без внешнего толчка: византийская государственность оказалась столь прочной, что центральная власть продолжала контролировать различные стороны жизни деревни и города.
Практически это приводило к тому, что население империи оказалось под двойным гнетом: и феодала-вотчинника, и податного сборщика; вотчинник был сам судьей подвластного ему населения, и вместе с тем судебные функции продолжали отправлять государственные чиновники. Элементы феодальной политической надстройки были налицо в Византии, но все они оказались специфическими, соединенными с имперскими учреждениями. Городские свободы существовали лишь в зародыше, и поэтому города не смогли стать здесь мощной политической силой. Стратиотское ополчение распалось, но система феодальных дружин не заменила его, хотя там и здесь уже возникали феодальные дружины. Это привело к ослаблению византийского войска, которое уже не могло созываться по старому принципу, но еще не могло созываться по новому принципу, господствовавшему в ту пору в Европе. Византийским императорам XI–XII вв. приходилось все более рассчитывать на иноземные войска: на варварские контингенты печенегов или половцев, которые расселялись по территории империи; на русских, скандинавских или английских наемников; на иноземную феодальную знать, получавшую крепости и земли, привилегии и париков.
Распалась и старая фемная система. Старые областные единицы — большие фемы — к XI в. разделились на небольшие районы, прилегавшие к той или иной крепости; во главе новых фем стояли военные командиры, которые носили старый титул «стратиг», но не обладали функциями гражданского управления и подчинялись высшим военным командирам — катепанам и дукам[592]. В XII в. время от времени воссоздаются крупные фемы — но и они не превращались в полностью независимые единицы, подобные западным герцогствам или графствам. В их создании заключалась тенденция к политическому распаду страны, поскольку главную роль в новых фемах играли местные крупные землевладельцы; но коль скоро государство, постоянно сменяя наместников и иных высших чиновников, сохраняло контроль за фемной администрацией, фема не могла стать ядром нового политического порядка.
Какие причины вызвали политический кризис, завершившийся падением Константинополя? Можно ли считать, что он был подготовлен феодальными силами, растаскивавшими империю на части?
Такое заключение было бы, пожалуй, преждевременным: развитие феодализма в Византии еще не привело к превращению поместья в замкнутую, изолированную общественную ячейку, еще недостаточно окрепли провинциальные города. Напротив, можно было бы предположить, что именно отставание феодального развития порождало политический кризис: старые формы централизованного государства, тяжелым бременем ложившегося на плечи трудящихся масс, были недостаточно гибкими в новых условиях. Политическая централизация Византии до X в. была фактором, обеспечивающим экономическую и политическую мощь страны: она способствовала подъему ремесла и торговли Константинополя, создавала обширные золотые запасы империи, поддерживала боеспособное войско стратиотов. К XI в. централизованное государство практически изжило себя, но традиционные формы были весьма привычны, и к тому же их поддерживала влиятельная столичная знать и верхушка столичного купечества. Византийское самодержавие превратилось в фактор, мешавший прогрессу страны: оно препятствовало формированию независимых городов, последовательному торжеству вотчинной формы эксплуатации, созданию прочного внутреннего единства отдельных районов. Оно препятствовало реализации прогрессивных тенденций, наметившихся в экономической жизни страны. Византии не хватало боеспособного рыцарского войска; разветвленный чиновничий аппарат был заражен коррупцией, действовал вяло и медленно, а каждый чиновник оглядывался на старшего, и все они вместе ждали приказов из дворца; налоговая система, все более обременительная для подданных, оказывалась выгодной не столько для казны, сколько для сборщиков податей. Приезд императорского чиновника превращался в бедствие, от которого население искало спасения в бегстве; высшие чины не только наживались на взятках, но и беспардонно растаскивали государственное имущество; должности продавались. Нищее население сел и городов с ненавистью смотрело на константинопольское правительство. Во внешней политике традиции централизма оказывались не менее опасными и вредными: вопреки реальной действительности они поддерживали и раздували универсалистские идеи, стремление к воссозданию единой империи — ойкумены во главе с единым василевсом ромеев. Падение Византии в 1204 г. в этих условиях явилось закономерным завершением экономического и политического развития страны в XI–XII вв.
Глава 10Внутренняя и внешняя политика Византии в 1025–1057 гг.(Геннадий Григорьевич Литаврин)
Разгромленная при Василии II провинциальная аристократия отступила и почти в течение четверти века не могла сплотиться для новой борьбы за власть. Однако и столичная знать уже не проявляла прежней настойчивости в проведении политики сохранения свободного крестьянства. Ее представители сами превращались в крупных землевладельцев. Старое соперничество чиновной знати столицы и землевладельческой аристократии провинций все более превращалось в борьбу за власть двух группировок землевладельческой знати — гражданской и военной. Феодальная рента как основной вид доходов приобретала все большее значение как для первой, так и для второй группировки. Получение государственной должности все определеннее связывалось не только с денежной ругой, но и с приобретением недвижимости в качестве императорского пожалования.
Стратиотское ополчение стало еще быстрее сходить со сцены как серьезная военная сила, а вместе с этим резко снизились возможности столичной знати противостоять мощному натиску военной аристократии.
На политике императорского двора в полустолетие после смерти Василия II лежит печать переходного периода