Значительная часть византийской интеллигенции, людей науки, была также заинтересована в сближении с Западом. В конце XIV и особенно в первой половине XV в. между Византией и Западной Европой установились тесные культурные связи. Знаменитые византийские риторы и ученые, проникнутые новыми, гуманистическими веяниями, такие, как Мануил Хрисолор, Виссарион Никейский, Феодор Газа, Георгий Трапезундский, Иоанн Аргиропул, Михаил Апостолис и др., поддерживали постоянные тесные контакты со многими выдающимися итальянскими гуманистами своего времени[471].
Часть высшего духовенства, поддерживавшая латинофилов, принадлежала к числу так называемых «политиков», или умеренных, противостоявших партии крайних ортодоксов. В противоположность ортодоксам, боровшимся за сильную и независимую от государства церковь, «политики» всегда шли на компромисс с императорской властью, в частности и в вопросе об унии. Они опирались не на монашество, а преимущественно на белое духовенство.
Латинофильские настроения некоторых слоев византийского купечества объяснялись их выгодными торговыми связями с Западной Европой. Но таких торговцев было немного. Большая часть византийских коммерсантов, страдая от конкуренции итальянцев, предпочитала поддерживать то православную партию, то туркофилов.
Латинофилы, и прежде всего феодальная знать, в своей политике встали на ложный путь, возложив все надежды на Запад, который, с одной стороны, не отказался от агрессивных планов против Византии, а с другой — не имел достаточных сил и единства для отпора туркам. Объективно позиция латинофилов и туркофилов вела на путь измены своей родине[472].
В православную партию в XV столетии входило большинство высшего и среднего константинопольского духовенства. Основной ее опорой было многочисленное византийское монашество. Эта партия с непримиримым фанатизмом выступала против сближения с Западом и заключения церковной унии. Среди представителей православного течения было немало выдающихся богословов и церковных деятелей. Первое место среди них принадлежало знаменитому богослову Марку Евгенику, митрополиту Эфесскому. Его сподвижником, а позднее преемником в качестве вождя ортодоксальной партии был Георгий Схоларий (в монашестве Геннадий), ставший впоследствии первым греческим патриархом в Константинополе во время владычества турок.
К этой же партии примыкали Антоний, епископ Ираклийский, великий экклисиарх Сильвестр Сиропул (автор истории Флорентийского собора, написанной в строго ортодоксальном духе), брат Марка Эфесского — Иоанн Евгеник и многие другие.
Константинопольские патриархи Евфимий II (1410–1416) и особенно Иосиф II (1416–1439) занимали колеблющуюся позицию: они то поддерживали унию, поддавшись давлению императорской власти, то вновь выступали за сохранение строгого православия.
Непримиримая позиция ортодоксов по отношению к унии имела свои корни в исконной вероисповедной вражде и в догматических расхождениях восточной и западной церквей. Однако нетерпимость большинства греческого духовенства к латинянам имела также свои экономические и политические причины. Уния с папским престолом означала для византийского духовенства и монашества резкое падение их церковных доходов и потерю политического и идеологического влияния на народные массы; уния неминуемо привела бы при политической слабости Византии к полному подчинению восточной церкви супрематии папы.
Большинство населения империи поддерживало православную партию, ибо было полно ненависти к латинянам. Латинское господство, приведшее к усилению феодальной эксплуатации народных масс и подавлению самобытной византийской культуры, еще не изгладилось из памяти народа. Византийское купечество и ремесленники страдали от засилья итальянцев, захвативших наиболее выгодные позиции в торговле с Левантом и Причерноморьем. Большое воздействие на широкие массы Византии оказывали и антилатинские проповеди духовенства и монашества. Но православная партия также не оправдала надежд народа, она не стала той силой, которая смогла бы сплотить народные массы Византии для защиты Византии от турецких завоевателей.
Особый размах борьба партий в Византии XV в. приобрела в связи с заключением Флорентийской унии[473]. Начавшиеся еще в 1431 г. переговоры византийского двора с римским престолом об унии затянулись из-за раскола в католической церкви, вызванного раздорами между папой Евгением IV и участниками Базельского собора. Наконец, было достигнуто соглашение о том, что папа созовет в Италии вселенский собор, где будет решаться и «греческий» вопрос. Иоанн VIII выразил согласие лично прибыть на собор во главе многочисленной церковной делегации.
Как в Италии, так и в Византии началась деятельная подготовка к собору. В состав греческой делегации вошли представители как латинофильской, так и православной партий. Среди латинофилов первые места занимали Виссарион, возведенный в сан архиепископа Никейского, и Исидор, получивший сан митрополита Киевского.
Признанным вождем православной партии, игравшим видную роль в делегации восточного духовенства, был Марк Эфесский; активную помощь ему оказывали Георгий Схоларий и другие видные иерархи православной церкви[474].
Для папы Евгения IV, находившегося в затруднительном положении из-за оппозиции Базельского собора, возвращение «схизматиков»-греков в лоно единой католической церкви явилось бы крупным козырем в борьбе с противниками. В свою очередь, деятели Базельского собора также надеялись использовать в собственных интересах приезд греков в Италию.
24 ноября 1437 г. пышно разукрашенная эскадра из восьми судов покинула Константинополь и направилась к берегам Италии. На борту этих кораблей находились император Иоанн VIII, его брат деспот Димитрий, константинопольский патриарх Иосиф II, высшие духовные и светские сановники. 8 февраля 1438 г., после утомительного и опасного путешествия, греческая эскадра прибыла в Венецию. Дож, члены синьории, вся венецианская знать и толпы народа торжественно встретили почетных гостей. Далее путь греков лежал в Феррару, где 9 апреля 1438 г. и начались первые заседания вселенского собора. Папа встретил императора и патриарха с большим почетом, и начало переговоров как будто сулило радужные перспективы византийскому посольству. Однако иллюзии о заключении унии на почетных для греческой церкви условиях вскоре рассеялись.
Прения на соборе по догматическим вопросам оказались бесплодными: обе стороны не шли на уступки, а закулисные переговоры об условиях заключения унии затягивались. Внутри греческой делегации разгорелась сперва скрытая, затем открытая борьба между латинофилами и православными. Она закончилась разрывом между партиями. Произошло острое столкновение их вождей — Виссариона Никейского, предлагавшего пойти на компромисс с папством, и Марка Эфесского, непреклонно отстаивавшего «чистоту православной веры».
Римская курия, раздраженная несговорчивостью греков, решила оказать на византийскую делегацию материальное давление. Она прекратила выдачу греческим прелатам субсидии на их содержание и заставила византийцев терпеть лишения. Затем было решено перенести заседания собора из Феррары во Флоренцию. Удаляясь в глубь страны, греки попадали в еще большую зависимость от курии. Официальным предлогом перенесения заседаний собора во Флоренцию послужила опасность моровой язвы, грозившая Ферраре.
Во Флоренции высшие католические прелаты, особенно кардинал Джулиано Чезарини, приложили немало усилий, чтобы склонить на сторону унии наиболее влиятельных православных иерархов. Они установили самые дружеские отношения с латинофилами, вели с ними беседы на богословские темы, знакомили с трудами западных богословов. Виссарион и его сподвижники по прибытии в Италию попали в среду знаменитых итальянских гуманистов, установили связи с Амброджо Траверсари, Гуарино, Флавио Бьондо, Ауриспа и многими другими виднейшими итальянскими учеными и писателями раннего Возрождения[475]. Общая любовь к античности сближала Виссариона и его друзей с итальянскими гуманистами. Под давлением курии латинофилы активизировались, стремясь склонить к компромиссу пассивное большинство греческой делегации. Одновременно папский престол пустил в ход подкуп и щедрые посулы в отношении колеблющихся восточных иерархов. Многие видные греческие духовные сановники получили от папы богатые подарки и еще более заманчивые обещания. Латинские кардиналы устраивали для греков пышные обеды, на которых вели льстивые разговоры. Вождям латинофильской партии Виссариону и Исидору были обещаны кардинальские шапки. Впоследствии, по возвращении на родину, византийских архиепископов и епископов обвинили в том, что они были подкуплены «врагами истинной веры». Обвинение в коррупции пало на многих из восточных иерархов, участвовавших в работе Ферраро-Флорентийского собора. В послании монахов Афона русскому великому князю Василию II прямо говорилось, что император и византийское духовенство «какову мерзость въсхотеша очима своима увидети свою благочестивую веру продате на злате студным латинам»[476].
Император Иоанн VIII, крайне недовольный затяжкой переговоров, оказал решительное давление на упорствовавших духовных сановников, угрожая одним, подкупая других, и в конце концов добился того, что значительная часть греческой делегации согласилась заключить унию на основе догматических уступок папству. На это пошел даже такой видный представитель православной партии, как Георгий Схоларий. Весьма важной причиной, толкнувшей греков на уступки латинянам, были доходившие из Византии тревожные известия о готовившемся новом наступлении турок. Однако Марк Эфесский не сдавался, и ожесточение в борьбе партий на соборе достигло крайних пределов. Виссарион публично назвал Марка «бесноватым», Марк же кричал ему вслед: «Ты ублюдок и таково твое поведение!» Дорофей Митиленский и Мефодий Лакедемонский доносили папе, что Марк называл римского первосвященника еретиком. Упорство и строптивость Марка вызвали такой гнев императора, что Иоанн VIII приказал держать непокорного епископа под арестом во время заключительных переговоров на соборе.