. В завещании Мефодия есть статья о студитах, которою разрешается принимать их в общение с Церковью под тем условием, если они предадут анафеме написанное против Тарасия и Никифора.
Как завершение церковной политики, выразившейся в восстановлении православия и в стремлении к установлению в империи церковного единства, можно рассматривать систематическое гонение на павликиан, которое стоило будто бы сотни тысяч жертв. Павликианство как противоцерковное учение зародилось в Малой Азии и распространилось первоначально в Армении и Сирии. Это было рационалистическое религиозное движение, стремившееся к очищению современной Церкви от внешних форм и обрядностей и к устройству ее на началах апостольского времени. Легко видеть, что эта секта коренится в законных стремлениях духа человеческого к самоопределению в вопросах веры, но понятно также и то, что она не могла быть терпима в государстве, как ниспровергающая установленные веками формы церковного быта и вводящая иной, чуждый христианской Церкви авторитет в вероучении и определении религиозности. Чтобы в нескольких словах выяснить живучесть этого направления, достаточно указать, что, несмотря на суровые преследования, оно никогда не умирало и вновь давало о себе знать в распространеннейших сектах богомилов, альбигойцев, анабаптистов, квакеров и, может быть, нынешних молокан, штундистов и даже толстовцев. Имя павликиан эта секта, зародившаяся в конце VII в., получила потому, что она приняла послания апостола Павла за основное руководство в деятельности членов своих и в устройстве основанной ею христианской общины. Самые известные руководители секты усвоили себе имена ближайших сотрудников и учеников Павла. Так, Константин принял имя Силуяна, Симеон — Тита, Сергий, живший уже в VII в., — Тихика. Учрежденные павликианами религиозные общины носили имена основанных Павлом церквей: Ахэя, Македония, Коринф, Ефес и т. п. Устройство павликианских общин приближалось, насколько это было возможно, к простоте жизни и несложности форм первоначальной христианской общины, которая видела апостола Павла и пользовалась его наставлениями.
Вождь павликианской секты Сергий, прозванный Тихиком, особенно содействовал распространению ее; занимаясь мастерством плотника, он обошел те страны и города, которые в свое время посетил апостол Павел, передавая своим приверженцам глубокий религиозный пыл и укрепляя их в вере, что он и есть тот Утешитель и дух, которого ожидают верующие. В течение многолетней кипучей деятельности, в период от царицы Ирины до Феофила, Сергий собственным примером и личным убеждением скрепил членов павликианской общины и дал ей громадную внутреннюю силу и распространение. Он имел основание сказать о себе в одном из своих писем: «От Востока до Запада и от Севера до Юга обошел я все страны с проповедью Евангелия Христова, и все пешком на своих ногах». Под влиянием большого организаторского таланта Тихика павликиане в занимающее нас время совершенно выделились из состава господствующей Церкви и приняли вид самостоятельной и самодовлеющей общины, которая шла вразрез с уставами Церкви. Составить точное представление о вероучении павликиан, впрочем, не так легко, т. к. собственные произведения павликианских учителей уничтожены во время борьбы Церкви с этой сектой, а произведения греческих писателей [511] слишком пристрастны и пропитаны раздражением, так что не могут служить достоверным материалом для ознакомления с сектой.
Уже основная постановка вопроса о близости манихейства и павликианства может возбуждать сомнения и пущена в оборот Петром Сицилийским с целью вооружить против павликианства церковную и гражданскую власть. Между тем нельзя не признать, что основные пункты учения павликиан, касающиеся отрицания церковной иерархии, непризнания Церкви и ее таинств и понимания в символическом смысле установительных слов причащения, в особенности же отрицание поклонения Богородице и Честному кресту, не имеют необходимой связи с манихейством и скорей сближаются с иконоборческой системой. В сущности, существенной чертой павликианства нужно считать отрицание в ней епископской и священнической власти; этим качеством павликианство вооружило против себя церковную и навлекло на себя мщение светской власти. Освободившись от церковного авторитета, присвоив себе право истолковывать по субъективному усмотрению Священное Писание, павликиане необходимо должны были с течением времени стать не только в противоречие, но и во враждебное отношение с Церковью [512].
Судьба павликианства в Византии была весьма печальна. Основатель секты Силуян был побит камнями, Симеон-Тит сожжен, Сергий-Тихик был убит в 835 г. Но времена иконоборчества были еще лучшей порой, худшая эпоха началась после восстановления православия. Правда и то, что, когда правительство начало преследовать сектантов, павликиане присоединились к исконным врагам империи, мусульманам, и вместе с ними стали делать нападения на византийские области. Царица Феодора не остановилась пред самыми крайними мерами по отношению к павликианам и потому, между прочим, что в них она видела приверженцев системы иконоборчества, которой она нанесла окончательный удар. Она отправила против павликиан своих «доверенных»: Аргира, Дуку и Судали, дав им высшие полномочия на тот конец, чтобы или обратить их к Церкви, или нещадно истреблять [513]. Т. к. сектанты не соглашались отступить от своей веры, то их сажали на кол, убивали и топили в море. Число погибших доходило до ста тысяч, имущество их отписывалось в казну.
Казалось бы, сектантам угрожало окончательное уничтожение, но они организовались в военную дружину и нашли возможность долго отстаивать свою жизнь, нанеся империи немало горя. Во главе их встал военный муж, служивший протомандатором у стратига фемы Анатолика, по имени Карвей. Его судьба полна приключений. С 5 тыс. павликиан, своих единоверцев, он удалился к арабам и чрез посредство эмира Мелитины был представлен калифу, который принял павликиан в свои владения и предоставил им для заселения два города. Терпевшие в империи притеснения павликиане переселялись к своим единоверцам, увеличивая число их. С течением времени они построили собственный город Тефрику в области Севастии и получили большое военное значение в постоянных войнах с империей эмиров Мелитины и Тарса, с которыми павликиане воевали против христиан. Защита империи против этих врагов была поручена Петроне, на которого как стратига Фракисийской фемы, тогдашний доместик схол и член регентства Варда возложил эту серьезную и ответственную задачу. Но Феодоре не удалось ни истребить павликиан, ни обратить к господствующей Церкви. Первое серьезное поражение нанесено было павликианам в 871 г., когда был убит вождь их Хрисохир, а через 100 лет огромная масса павликиан выведена была во Фракию и поселена близ Филиппополя, где она встретится нам снова под именем богомилов [514].
Славянские поселения в Пелопоннисе составляли также немалую заботу для правительства Феодоры, которое не могло хладнокровно переносить, что несколько отдельных племен, живших в гористых местах Южной Греции, продолжали охранять свои племенные особенности внутреннего управления и быта. Те мелкие племена, которые со всех сторон были окружены эллинским населением, как славяне у Пагасейского залива близ Димитриады, постепенно теряли свои народные особенности, сливаясь с местными жителями; другие племена, как жившие у Патр, потеряли даже свою свободу и перешли в состояние церковных крестьян [515]. В том и другом случае над славянами получали преобладание высшая культура и христианская Церковь. Весьма вероятно, что в великом движении, которое сопровождалось возмущением самозванца Фомы, греческие славяне также имели долю участия. Царица Феодора, при которой Средняя и Южная Греция уже организована была как фемы Эллада и Пелопоннис, поручила, как и естественно, устройство фемы стратигу протоспафарию Феоктисту Вриеннию. С помощью военных отрядов, приведенных из Фракии и Македонии, Феоктист мог начать окончательное подчинение славян и подведение их под византийскую административную систему. После усмирения северных ахейских славян при Никифоре I в начале IX в. в занимающее нас время могли обращать на себя внимание два племени, которые долго еще и впоследствии напоминают о себе в Пелопоннисе, это милинги и езериты, жившие по склонам Тайгетского хребта и сохранившие свое имя и известного рода внутреннюю самобытность до самого турецкого завоевания. Не столь многочисленные, как у Тайгета, были еще славянские поселения в Пелопоннисе близ древней Олимпии.
Победы протоспафария Феоктиста нанесли славянам большой удар, и самые воинственные между ними и защищенные горами Тайгета племена принуждены были платить дань империи, именно: на милингов возложено было 60 номисм, а на езеритов — 300. Уже из незначительности дани можно заключать, что или племена эти были весьма немногочисленны, или зависимость их была слишком слабая[516]. Т. к. обращение в христианство милингов и езеритов последовало позднее, именно в царствование Василия I (867–886), то следует полагать, что при царице Феодоре было достигнуто лишь внешнее их подчинение.
Как мы видели выше, условия воспитания наследника престола поставлены были царицей Феодорой весьма неудовлетворительно. Царевич лишен был доброго влияния и предоставлен в юном возрасте своим натуральным склонностям, развитие которых с годами сделало его весьма неспособным государем и слишком дурным человеком. Если кто заслуживает в этом упрека в небрежности и невнимании к своим прямым обязанностям, то это, конечно, мать. С юношеских лет Михаил получил вкус к веселому обществу сверстников, к охоте, к веселым пирушкам и пьянству. Он стал страстным любителем цирковых представлений, в которых принимал личное участие в качестве наездника, более всего дорожил популярностью между цирковыми партиями и наездниками, на которых тратил большие суммы. В происходивших со стороны регентства вмешательствах в жизнь Михаила Варда всегда принимал сторону этого последнего и этим становился еще ближе к своему воспитаннику. В молодые годы он позволял себе связи с женщинами, и одна из его любовниц, Евдокия Ингерина, так завладела его чувствами, что царица Феодора с целью отвлечь его от этой связи женила его в семнадцатилетнем возрасте на девице знатного рода Декаполитов по имени Евдокия. Но вынужденный брак не изменил отношений Михаила к его незаконной привязанности. Явным следствием были придворные интриги, начавшиеся между членами регентства.