9Иконоборчество(711–802)
В Константинополе царил опасно низкий нравственный дух. Филиппик-Вардан оказался безнадежным гедонистом, который в минуты серьезности интересовался лишь возрождением прежних богословских споров и пытался вновь навязать монофелитский компромисс. Папа Константин, которого привела в ужас судьба его друга Юстиниана II, отказался признавать Филиппика.
Булгарскому хану Тервелю убийство Юстиниана дало именно ту возможность, которая ему требовалась. Он вторгся в империю второй раз и снова подошел к стенам Константинополя. Если император хотел прогнать завоевателей, у него не было иного выбора, кроме как призвать дополнительные войска из Опсикиона[35]. Это решение оказалось для него гибельным: жители фемы не питали верности к выскочке, который узурпировал трон и относился к управлению страной как к игре. 3 июня 713 года, вскоре после того, как Филиппик-Вардан после утреннего пира с друзьями удалился поспать, в его опочивальню ворвалась группа солдат. Они погнали его на Ипподром, где ему выкололи глаза. Он пробыл на престоле всего 19 месяцев.
На этот раз выбор сената и народа пал на некоего Артемия, старшего секретаря бывшего императора. На следующий день, на Троицу, его короновали как императора Анастасия II. Анастасий оказался гораздо более способным правителем, чем его предшественник. Первой задачей была оборона. Булгары отступили на свои земли, и теперь нужно было что-то делать с арабами, которые, по грозным сообщениям императорских шпионов, готовились к новой полномасштабной атаке. Анастасий сразу начал основательный ремонт и укрепление городских стен; государственные зернохранилища доверху наполнили зерном, всем жителям приказали запасти еды для своих семей на три года, а тем временем работа на верфях кипела как никогда прежде. Империю больше не застанут врасплох, и появилась мысль: нельзя ли вообще предотвратить нападение арабов? В начале 715 года Анастасий решил нанести упреждающий удар сарацинам, используя в качестве базы остров Родос. Увы, войска Опсикиона пристрастились к мятежам. Едва прибыв на Родос, они набросились на Иоанна, логофета геникона[36], который командовал экспедицией, и забили его до смерти. После этого они двинулись на Константинополь, подобрав по дороге безобидного сборщика налогов по имени Феодосий, которого они по непонятной причине решили провозгласить императором – честь, которая оказалась для него и неожиданной, и нежеланной. Анастасия низложили, и он удалился в монастырь в Фессалониках.
С восшествием на престол Феодосия III в Византии за последние 20 лет сменилось не меньше шести императоров, причем правление пяти из них завершилось насильственно. Никогда еще с основания Константинополя не было столь долгого периода постоянной анархии. Впрочем, спасение было близко; его орудием стал Лев, которого часто называют исавром, хотя он вовсе им не был. Однако он был первоклассным военачальником, которого Анастасий назначил стратегом в фему Анатолик, одну из крупнейших и важнейших фем империи, находившуюся в центральной части Малой Азии.
Несколькими годами ранее Лев предусмотрительно заручился поддержкой Артавазда, стратега Армениакона[37], пообещав ему в обмен на это руку своей дочери и чин куропалата – один из высших в Византии. Ныне они двинулись на Константинополь. В Никомедии союзники легко победили небольшое войско под командованием сына Феодосия, взяв в плен и его, и всех его домочадцев. Из Никомедии Лев начал переговоры с сенатом и патриархом. Их не понадобилось долго убеждать: сарацины могли возобновить нападения в любое время, и если Константинополю грозила новая осада, то у них почти не было сомнений в том, кого они предпочтут видеть своим правителем. В начале 717 года Феодосий, заручившись гарантией неприкосновенности для себя и своего сына, удалился в монастырь в Эфесе, а 25 марта в город триумфально вошел через Золотые ворота величайший император со времен Ираклия. Лев успел вовремя: в середине лета 717 года брат халифа Маслама ибн Абдул-Малик двинулся через Малую Азию во главе восьмидесятитысячного войска и уже 15 августа стоял у стен Константинополя. Всего две недели спустя, 1 сентября, по приказу Масламы Сулейман ибн Муад[38] вошел в Мраморное море с флотом, который, по оценкам летописцев, состоял из 1800 кораблей. Началась осада.
Лев III был к ней готов. В течение пяти месяцев, прошедших с его коронации, он активно продолжал возведение оборонительных сооружений и обеспечение подданных всем необходимым для защиты. Во время прошлой осады бои происходили лишь в летние месяцы, но на сей раз они шли и на протяжении самой лютой зимы на людской памяти. Конечно, сильнее всего страдали осаждающие, которым негде было укрыться, кроме тонких шатров и палаток. Вскоре им пришлось есть своих лошадей, ослов и верблюдов, а в конце концов и плоть умерших людей. За голодом, как всегда, пришли болезни, а поскольку в мерзлой земле хоронить умерших было невозможно, их бросали в Мраморное море. Ранее, 1 октября 717 года, умер халиф Сулейман. В море греческий огонь собирал ежедневную дань в виде сожженных сарацинских кораблей. Однако окончательный удар по врагу нанесло войско булгар. Булгары не питали любви к византийцам, но они решили, что в случае падения Константинополя он должен достаться им, а не арабам. На исходе весны они пришли с севера, набросились на больных и павших духом сарацин и, как сообщается, убили около 20 000 человек. Маслама наконец дал сигнал к отступлению. Остатки наземной армии потащились в Сирию; из всего флота, в основном ставшего непригодным для плавания, домой вернулись лишь пять кораблей.
Одержав столь решительную победу, император целиком оправдал свои притязания на власть. Всего за двенадцать лет (ему к тому времени вряд ли было сильно за тридцать) Лев возвысился от простого крестьянина до императора Византии и спас империю от гибели. И все же, как ни странно, его главное притязание на славу не основано ни на одном из этих достижений. Его величайший и самый судьбоносный шаг был еще впереди. Он касался вопросов вековой давности: стоит считать искусство союзником религии или же ее коварным врагом? Возможно ли изобразить божественную сущность? А если возможно, то дозволено ли это?
Внезапное появление иконоборчества на византийской религиозной сцене часто объясняют близостью к исламскому миру, в котором сама мысль о подобных изображениях считалась отвратительной, и было бы трудно спорить с тем, что Лев III, чья семья почти наверняка была родом из малообитаемой Восточной Анатолии, ощутил на себе влияние исламских принципов. Одновременно эта новая и революционная доктрина была явным следствием монофизитства: если мы принимаем лишь божественную природу Христа, следовательно, мы не можем одобрить его двух– или трехмерные изображения в виде человека. Кроме того, у иконоборцев были и серьезные доводы более практического толка. В течение какого-то времени культ икон становился все более неконтролируемым, и дело дошло до того, что святые изображения сами по себе стали объектом открытого поклонения, порой выполняя функции крестных отца и матери во время крещения. Таким образом, иконоборческий манифест, принятый епископами Малой Азии, стал протестом против того, что они считали вопиющим идолопоклонством.
Сам Лев поначалу не проявлял подобных склонностей. Похоже, он изменил свое отношение к этому вопросу под мусульманским и иудейским влиянием, а также под воздействием некоторых своих христианских подданных. В 725 году Лев прочел несколько проповедей, в которых указывал на более вопиющие нарушения, допускаемые иконопочитателями (так называли тех, кто поклонялся изображениям), которые он считал открытым неповиновением Закону Моисея, изложенному во второй заповеди[39]. Затем в 726 году Лев решил подать личный пример. Главный вход императорского дворца, известный как ворота Халки (греч. «медный»), был обращен на восток, в сторону храма Святой Софии; над огромными бронзовыми воротами, давшими входу название, располагалась большая икона с изображением Христа. Именно ее, самую большую и известную в городе, Лев выбрал для уничтожения первой. Реакция народа последовала незамедлительно: на руководителя группы по уничтожению иконы напала толпа разъяренных женщин, которые убили его на месте. Последовали многочисленные демонстрации, массовые мятежи вспыхнули в армии и на флоте. Европейские подданные императора, будучи наследниками греко-римской традиции, покинули своего суверена, не сомневаясь в своих чувствах. Они любили и почитали эти изображения и были готовы за них бороться. В 727 году поднял мятеж Равеннский экзархат; жителей поддержал папа, который, помимо естественного чувства отвращения к уничтожению священных изображений, оскорбился самонадеянностью императора, претендовавшего на верховную власть в богословских вопросах. Экзарха убили, а взбунтовавшиеся гарнизоны, набранные из местных жителей, выбрали себе командиров и заявили о своей независимости[40].
Следует отметить, что эти волнения последовали не за каким-то императорским указом, а за одним-единственным поступком самого императора – уничтожением иконы над вратами Халки. Следовало ожидать, что Лев, увидев подобную реакцию, остановится; однако его решимость не могло поколебать ничто. В 730 году он наконец издал единственный эдикт против религиозных изображений, в котором приказал немедленно уничтожить их все. Отказывающимся повиноваться грозили арест и наказания. На востоке самый тяжкий удар пришелся на монастыри, многие из которых владели великолепными коллекциями древних икон и огромным количеством святых реликвий, которые были обречены той же участи. Сотни монахов втайне бежали в Италию и Грецию, прихватив с собой небольшие сокровища, которые можно было спрятать под рясой. Другие искали убежища в пустыня