Первое десятилетие царствования Алексея было поистине тяжким. Как только в его руках оказалась верховная власть, его очарование быстро поблекло, и в целом его стали считать неудачником. Люди начали задумываться, не ждет ли византийскую Европу, почти постоянно находящуюся под натиском норманнов, печенегов и прочих племен, та же судьба, что и византийскую Азию. Патриарх Антиохии Иоанн пошел дальше: в двух язвительных диатрибах, направленных против императора, он как о свершившемся факте говорил о том, что Алексей уничтожает империю. Народ, продолжал патриарх, подавлен и разочарован; члены императорской семьи, «которые стали величайшим бедствием и для империи, и для всех нас», – единственные исключения из всеобщих несчастий.
На эти обвинения в непотизме трудно дать ответ. В ранние годы царствования у Алексея действительно было мало людей вне семейного круга, которым он мог доверять. Без поддержки влиятельных родственников он недолго оставался бы василевсом; так разве не оправданно их назначение на ключевые посты и получение ими соответствующих наград? Возможно, в этом Алексея можно оправдать; но, к сожалению, он не остановился на прибыльных чинах и титулах и дал своим фаворитам еще и власть в регионах. В прежние времена за общественные земли напрямую отвечало византийское правительство; но Алексей передал в управление своим родственникам большие наделы таких земель вместе с получаемыми с них доходами. Правда, эта передача была временной, но создавала опасный прецедент и еще больше истощала и без того скудную казну.
Византийская экономика испытывала постоянный спад еще за добрых полвека до воцарения Алексея. В течение двадцати пяти лет после его восшествия на престол спад продолжался и дошел до того, что в обращении одновременно находились шесть разных монет из шести разных металлов. В 1092 году Алексей ввел золотой иперпир («сверхчистую номисму»), который стал стандартной монетой на следующие двести лет, но установить нормальный курс для всех находящихся в обращении денег ему удалось лишь в 1109 году. Ситуация по-прежнему оставалась неудовлетворительной, но по крайней мере бюджетно-налоговая система могла эффективно работать, а для Алексея это было главным соображением. Для выживания Византии следовало реформировать и укрепить армию и практически полностью перестроить флот, для чего требовались значительные средства. Алексей сразу принялся за работу, ставшую для него любимым делом. Счастливее всего он бывал, когда принимал участие в военных учениях, превращая своих солдат из недисциплинированных варваров в обученных воинов. А сформировав армию согласно своим представлениям, Алексей решительно намеревался оставить ее при себе: он не собирался позволить какому-нибудь из своих военачальников свергнуть его так, как сам сверг своего предшественника; поэтому он при любой возможности лично командовал войсками, став величайшим византийским полководцем со времен Василия II.
Учитывая огромные расходы на оборону, можно понять суровость финансовой политики Алексея. Аристократия, семьи сенаторов и монастыри серьезно страдали от его грабительских налогов; для простых подданных императора времена тоже были нелегкие. Большое недовольство вызывала обязательная военная служба: горожане, а еще больше крестьяне жили в постоянном страхе перед императорскими армейскими вербовщиками, вечно прочесывавшими империю в поисках крепких молодых людей. Крестьяне отчаянно нуждались в рабочей силе для восстановления опустошенных полей; кроме того, существовала опасность, что рекруты по окончании срока службы осядут в Константинополе или в других городах и не вернутся домой. Конечно, можно сказать, что для семьи лучше предоставить империи солдата, чем пострадать от иноземных захватчиков, которые разрушат ее дом, убьют сыновей и изнасилуют дочерей, однако правда состояла в том, что императора считали ответственным за все эти беды, большинство населения его ненавидело, и он об этом знал.
Какие же шаги предпринял Алексей, чтобы сделать свой образ более привлекательным? С самого начала царствования он изо всех сил старался завоевать хотя бы уважение подданных. После смерти Василия II правители в Византии сменялись в среднем каждые четыре года, и первым делом Алексей хотел показать, что он не просто очередной император. Всю систему следовало реформировать и подвергнуть духовному очищению, поэтому, когда его мать занялась расчисткой авгиевых конюшен на женской половине дворца, сам он начал кампанию по избавлению империи от ереси. Можно не сомневаться в подлинности его религиозной веры. Алексея также серьезно заботили дела церкви, и в 1107 году он начал всеобщую реформу духовенства, введя особый орден проповедников, каждый из которых был также единоличным блюстителем общественной морали в выделенном ему приходе. Более желанным благодеянием стал большой госпиталь-приют, который Алексей основал на месте нынешнего дворца Топкапы. Его дочь описывает это место как «второй город – внутри царицы городов»: «Круг домов двойной и двухэтажный: одни из этих искалеченных мужчин и женщин живут наверху, на втором этаже, другие же копошатся внизу, у самой земли… тут императорская щедрость, снабжавшая братию всем необходимым».
Мир, начавшийся в 1108 году с Девольского договора, продлился три года; затем войны возобновились и продолжались до конца царствования Алексея. В ту осень он едва избежал необходимости сражаться одновременно на двух фронтах, когда новые военные действия против турок совпали с прибытием генуэзского флота и пизанских кораблей, которые грозили разорением Ионического побережья. К счастью, Алексею удалось от них откупиться, заключив с пизанцами договор, по которому им дозволялось иметь постоянную торговую колонию в Константинополе. С турками дело обстояло сложнее. Поскольку у них было более чем достаточно земель в Малой Азии, их вторжения были скорее грабительскими набегами: они избегали решительных боев, атаковали широким фронтом с нескольких точек одновременно и быстро отступали, захватив столько добычи и пленников, сколько им удавалось за один набег. В 1111 году они пересекли границу Фракии; в 1113-м осадили Никею, но потерпели поражение; а в 1115-м снова вышли в поход, на этот раз под знаменами Мелик-шаха, сельджукского султана из Икониума.
Император к этому времени уже утратил значительную часть своей энергии. Ему было почти 60 лет (или 68, если верить одному летописцу), и он уже стал жертвой недуга, который его погубит, так что против султана он выступил лишь осенью 1116 года. Дойдя до города Филомелион, он по непонятным причинам решил вернуться, и лишь на обратном пути Мелик-шах отважился напасть на византийцев. Нам мало известно о произошедшей битве; похоже, император одержал победу, но она стала для него последней. В Константинополь Алексей вернулся больным и тут же оказался в гуще ожесточенных внутренних раздоров, главной причиной которых была его жена Ирина. Вот как описывает ее дочь Анна:
Императрица обладала таким характером, что не хотела быть на людях, большей частью оставалась у себя дома и занималась своими делами – я имею в виду чтение книг святых мужей, молчаливые размышления, а также благотворительность и благодеяния людям… Но так как даже боги, как говорят, не могут сопротивляться необходимости, она была вынуждена сопровождать самодержца во время его частых военных походов. Природная стыдливость удерживала ее во дворце, а страсть и пламенная любовь к самодержцу заставляли ее против воли покидать императорские покои. К тому были разные причины. Первая из них – постигшая Алексея болезнь ног, которая требовала большой заботы о нем. Боли в ногах причиняли ему огромные страдания, и Алексей не выносил ничьих прикосновений, кроме моей госпожи и матери. Она заботливо ухаживала за ним, искусно касалась его тела и облегчала боль в его ногах.
Но было и другое соображение, заставлявшее Алексея столь твердо настаивать на присутствии Ирины. Он знал, что она и дочь Анна испытывают жгучую ненависть к старшему сыну Ирины и Алексея, престолонаследнику Иоанну Комнину; они вечно плели интриги, чтобы устранить его и заменить мужем Анны, кесарем Никифором Вриеннием. Ирина никогда не упускала возможности очернить Иоанна в глазах его отца, но Алексей отказывался ее слушать. Он любил Иоанна и доверял ему; к тому же он намеревался основать династию. Если он хочет, чтобы его достижения продолжали жить, корона должна в установленном порядке перейти к его старшему сыну, а потом, если будет на то Божья воля, к сыну Иоанна.
К лету 1118 года стало ясно, что смерть Алексея близка. К этому времени он страдал постоянными болями и был вынужден сидеть, чтобы иметь возможность дышать. Его живот и ноги чудовищно распухли, а рот, язык и горло настолько воспалились, что он больше не мог глотать. Ирина приказала перевезти его в свой дворец в Мангане, часами сидела у его постели и приказывала всюду возносить молитвы за его выздоровление; однако было ясно, что император быстро угасает.
Днем 15 августа умирающий Алексей призвал к себе Иоанна Комнина, отдал ему свое императорское кольцо и приказал не терять времени: его должны провозгласить василевсом. Иоанн поспешил в храм Святой Софии, где его короновал патриарх; это была самая краткая в истории церемония коронации. Когда он вернулся во дворец, Варяжская стража сначала не пустила его внутрь – предположительно по приказу Ирины; лишь после того, как он показал им кольцо и сообщил о неминуемой смерти отца, они его пропустили.
Где же была Ирина? Вряд ли она по своей воле отсутствовала при последнем разговоре мужа и сына; Алексею каким-то образом удалось на время ее удалить, и, когда она вернулась, было слишком поздно. Даже теперь она предприняла последнюю попытку высказаться в пользу зятя, но Алексей лишь улыбнулся и поднял руки, словно в благодарственной молитве. В тот же вечер он умер. Его похоронили на следующий день в монастыре Христа Филантропена, основанного Ириной пятнадцатью годами ранее.
Подданные Алексея не до конца понимали, скольким они ему обязаны. Прежде всего, он снова подарил империи порядок. После 56 лет плохого управления тринадцатью разными монархами он один правил 37 лет; его сын – еще 25 лет, вплоть до своей случайной смерти, а внук – 37. Далее стоит упомянуть военную доблесть Алексея: ни один император не защищал свой народ более мужественно, сражаясь при этом с бо́льшим числом врагов, и ни один не сделал больше для укрепления военных сил империи. И наконец, он блестяще справился с Первым крестовым походом. Если бы армия крестоносцев пришла на четверть века раньше, последствия и для них, и для Византии могли бы быть весьма серьезными.