Через пару недель жители города поняли, что могут заработать на этих иноземцах, которые так мало понимали истинную ценность вещей, а архиепископ жаловался на то, с какой легкостью знатные дамы отдавались сицилийским солдатам. Однако атмосфера оставалась взрывоопасной, и, должно быть, и греки, и сицилийцы испытали облегчение, когда армия двинулась дальше на восток, оставив в Фессалониках лишь небольшой гарнизон. Авангард войска дошел до Мосинополя, находившегося почти на полпути до Константинополя, когда произошло событие, полностью изменившее положение дел и обернувшееся для захватчиков катастрофой: подданные восстали против Андроника Комнина и убили его.
В Константинополе, как и в других местах, известия из Фессалоник вызвали у жителей панику. Реакция Андроника была типичной для его противоречивой натуры: с одной стороны, он решительно взялся за ремонт и укрепление городских оборонительных сооружений, а также спешно мобилизовал и снабдил провизией флот из 100 кораблей; но с другой – он словно бы оставался совершенно равнодушен к этой критической ситуации и еще больше погружался в мир личных удовольствий. За три года царствования у него развилась мания преследования, которая привела его к крайним проявлениям жестокости. Искра революции вспыхнула, когда кузен императора Исаак Ангел, навлекший на себя его гнев после того, как прорицатель назвал его наследником престола, бросился на императорского оруженосца, посланного его арестовать, и пронзил его мечом. После этого Исаак галопом помчался в храм Святой Софии, где с гордостью рассказал всем присутствовавшим о том, что он сделал. Люди откликнулись: всех глав семей призвали к оружию, открыли тюрьмы, и узники присоединились к своим освободителям, а в Святой Софии Исаака Ангела тем временем объявили василевсом.
Когда до Андроника дошли вести о восстании, поначалу он был уверен, что сможет восстановить контроль; однако, добравшись до Большого дворца, он обнаружил, что его стража не желает ему повиноваться, и все понял. Сбросив багряную мантию и сапоги, он торопливо погрузил на галеру свою юную жену и любимую наложницу и бежал с ними через Босфор. Всех троих вскоре настигли. Дам пощадили, а Андроника привели связанным к Исааку для наказания. Ему отрубили правую кисть и бросили его в тюрьму; там он провел несколько дней без еды и воды, после чего его ослепили на один глаз и на тощем верблюде провезли перед разъяренными бывшими подданными. Никита Хониат сообщает:
Одни били его по голове палками, другие пачкали ему ноздри пометом, третьи, намочив губку скотскими и человеческими извержениями, выжимали их ему на лицо. Некоторые поносили срамными словами его мать и отца, иные кололи его рожнами в бока, а люди еще более наглые бросали в него камни и называли его бешеной собакой. А одна распутная и развратная женщина, схватив из кухни горшок с горячею водой, вылила ему на лицо. Словом, не было никого, кто бы не злодействовал над Андроником… Перенесши такое множество страданий, вытерпев тысячи и других мучений… Андроник все еще имел довольно силы мужественно и с полным сознанием переносить и новые страдания. Обращаясь к нападавшей на него толпе, он ничего другого не говорил, как только: «Господи помилуй» и «Для чего вы еще ломаете сокрушенную трость?». Между тем бессмысленнейшая чернь и после того, как его повесили за ноги, не оставила страдальца в покое и не пощадила его тела, но, разорвав рубашку, терзала его детородные члены. Один злодей вонзил ему длинный меч в горло до самых внутренностей. А некоторые из латинян со всего размаха всадили ему и в задние части ятаган и, став около него, наносили ему удары мечами, пробуя, чей меч острее, и хвастая искусством удара. Наконец после такого множества мучений и страданий он с трудом испустил дух, причем болезненно протянул правую руку и провел ею по устам, так что многие подумали, что он сосет каплющую из нее еще горячую кровь, так как рука недавно была отрублена[82].
Когда Исаак Ангел принял корону, ему в наследство досталось отчаянное положение. Сицилийцы были меньше чем в 200 милях от Константинополя, их флот уже вошел в Мраморное море. Он назначил самого способного своего военачальника Алексея Врану главнокомандующим и отправил с ним самые серьезные силы, которые могла обеспечить империя. Эффект был мгновенный: греки вновь преисполнились воодушевлением. К тому же они увидели, что их враг стал слишком самоуверенным: сицилийские солдаты больше не ждали сопротивления, и дисциплина в войсках ослабла. Врана налетел на них и преследовал до самого Амфиполя, где они наконец согласились обсудить мирный договор. Их поражение не затронуло основную часть армии, и Фессалоники по-прежнему оставались в их власти. Однако приближалась зима, а осенние дожди во Фракии бывают очень сильными и холодными. Для армии, которая рассчитывала встретить Рождество в Константинополе, битва при Мосинополе оказалась более деморализующей, чем того заслуживала ее истинная стратегическая важность.
Однако греки заподозрили дурной замысел и решили ударить первыми. Они напали 7 ноября; сицилийцы обратились в бегство. Некоторых зарубили на бегу, многие утонули во вздувшейся реке Стримон, прочих взяли в плен. Те, кому удалось спастись, вернулись в Фессалоники, где немногим из них удалось сесть на корабли и вернуться на Сицилию; но, поскольку основная часть сицилийского флота все еще стояла у берегов Константинополя, большинству спасшихся не повезло. Жители Фессалоник восстали против них и сполна отомстили им.
Византия была спасена; однако ее жителям стоило бы воспринять сицилийское вторжение как предупреждение. Глаза других европейцев алчно глядели на их империю; всего через двадцать лет Константинополь вновь столкнулся с нападением, и тогда оно оказалось успешным.
Из всех правивших Византией династий Ангелов можно считать худшей. К счастью, их царствование было кратким: три императора этой династии – Исаак II, Алексей III и Алексей IV – правили в общей сложности всего девятнадцать лет. Каждое из этих царствований оказалось губительным, а все вместе они ответственны за величайшую беду Константинополя перед его окончательным падением.
Прискорбно, что Исаак счел необходимым ослепить обоих оставшихся в живых сыновей своего предшественника, но для большинства его подданных начало его царствования было «словно мягкая весна после суровой зимы или мирная тишина после яростной бури». Их ждало скорое разочарование: Исаак «торговал государственными должностями, словно овощами на рынке», а тем временем система фем, служившая основой управления и обороны, практически развалилась, и феодальная аристократия становилась все более буйной и неуправляемой.
Не то чтобы император вовсе не проявлял никакой активности – он выказывал значительную энергию при подавлении восстаний и защите границ, однако не смог предотвратить образование Второго Болгарского царства, а балканская кампания 1190 года привела к катастрофе: его войско попало в засаду, и сам он едва избежал смерти. К этому времени всем стало ясно, что дни византийской власти в Восточной Европе сочтены и больше не вернутся.
В октябре 1187 года пришла страшная весть: сарацины захватили Иерусалим. Это никого особенно не удивило: с мусульманской стороны взошла звезда Саладина (Салах ад-Дина) – гениального правителя, который поклялся вернуть Священный город своим единоверцам; с христианской стороны существовали лишь три находившихся в упадке франкских государства – Иерусалим, Триполи и Антиохия, которыми правили посредственности и которые раздирала внутренняя борьба за власть. В Иерусалиме случилась еще и трагедия с королем Балдуином IV: он был болен проказой, еще когда сел на трон в 1174 году, в возрасте тринадцати лет; через одиннадцать лет он умер. Именно тогда, когда королевству требовался решительный правитель, оно перешло под власть восьмилетнего ребенка; а когда год спустя умер и он, трон перешел к его отчиму, Ги де Лузиньяну, чья несостоятельность вполне заслуживала всеобщего презрения. Таким образом, когда в мае 1187 года Саладин пересек Иорданию и вошел в земли королевства крестоносцев, Иерусалим находился в крайне затруднительном положении. 3 июля Ги повел самое большое за всю историю его королевства войско к Тверии, где Саладин осадил замок. После долгого перехода в самое жаркое время года его армии пришлось разбить лагерь на засушливом плато; на следующий день мусульмане окружили полуобезумевшее от жажды войско у подножия небольшого холма с двумя вершинами под названием Рога Хаттина и порубили всех на куски.
Сарацинам оставалось лишь одну за другой захватывать изолированные христианские крепости. Когда они пришли в Иерусалим, его защитники героически держались двенадцать дней, но к 2 октября они поняли, что конец близок, и попытались договориться о мире. Великодушие Саладина к тому времени было широко известно. Он объявил, что каждый христианин сможет искупить свою вину, выплатив соответствующий выкуп. Из 20 000 бедняков, не имевших возможности собрать деньги, 7000 отпустили за общую сумму, собранную различными христианскими властями. В тот же день Саладин привел свою армию в город, и над Иерусалимом впервые за восемьдесят восемь лет взметнулось зеленое знамя пророка. Всюду сохранялся порядок – никаких убийств, грабежей и кровопролития. В конечном итоге мало кто из христиан попал в рабство.
Когда весть о падении Иерусалима достигла Запада, папа Урбан III умер от потрясения, однако его преемник Григорий VIII, не теряя времени, призвал христианский мир к оружию. Исаак вскоре понял, что предстоящий крестовый поход окажется гораздо опаснее двух предыдущих: во главе его встал давний враг Византии Фридрих Барбаросса. Не более дружественным по отношению к империи был и Вильгельм Сицилийский, который также объявил о желании принять крест. К счастью для Византии, Вильгельм умер в ноябре 1189 года, не оставив потомства, но его тетка Констанция, к которой перешла корона, вышла замуж за старшего сына Барбароссы Ге