Ближайшим потомкам Михаила VIII повезло меньше. В экономическом плане он оставил империю на грани банкротства, а что касается войны, то его постоянная занятость европейскими делами дала туркам и монголам полную свободу действий. Сам он утверждал бы, что не может сражаться одновременно на двух фронтах и что Запад представляет большую опасность, чем Восток; однако большинству думающих византийцев было ясно, что силы ислама по-прежнему выступали гораздо более грозным врагом, чем король Анжу. Если бы столица осталась в Никее, византийское присутствие в Малой Азии сохранило бы равновесие, и в этом смысле возвращение в Константинополь стало почти катастрофой.
Во всем этом не было ничего нового. Византии всегда приходилось смотреть в обе стороны, и каждый достойный василевс оказывался вынужденным сосредоточиться на одной из них. Вряд ли Михаил мог действовать иначе. Если уж и винить кого-то, то других людей, западные государства и прежде всего греческих князьков Балканского полуострова, которые были так ослеплены собственным честолюбием, что не видели не только для себя, но и для всего христианского мира той угрозы, от которой их еще могла бы спасти сильная и единая Византия.
25Два Андроника(1282–1341)
Император Андроник II вернулся в Константинополь, полный решимости вновь объявить о независимости православия. Будучи соправителем отца, он вынужденно поддерживал его политику, но всегда ее ненавидел. Он так и не смог забыть, что Михаил умер отлученным от церкви, и не хотел повторить его судьбу; едва вернувшись в столицу, он официально отрекся от своих прежних клятв в верности Риму. Главного сторонника унии патриарха Иоанна Векка лишили сана; окончательно одряхлевшего прежнего патриарха Иосифа принесли на носилках и официально восстановили на патриаршем престоле. Он прожил недолго, и после несколько затянувшегося периода без патриарха Андронику удалось обеспечить избрание на этот пост бывшего отшельника с горы Афон по имени Афанасий. Набожному императору казалось, что аскетизм патриарха – именно то, что нужно для отвлечения церкви от политических дел; священники же считали Афанасия немытым фанатиком во власянице, который желал лишь наказывать их за суетность и богатство. Летом 1293 года делегация главных церковных сановников потребовала его удаления, и в октябре Афанасий подал в отставку – правда, сначала он официально предал своих врагов анафеме.
В следующем году овдовевший император взял в жены одиннадцатилетнюю Иоланду, дочь Вильгельма VII Монферратского. Вильгельм именовал себя королем Фессалоник – этот титул появился во времена Четвертого крестового похода, но теперь он уступил его Андронику, преследуя цель избежать двусмысленности в отношении второго города империи. Андроник знал, что в случае нападения на Фессалоники не сможет прийти на выручку, так как он принял решение максимально сократить свои вооруженные силы.
Трудно поверить, что он так поступил, учитывая, что его азиатские владения почти ежедневно уменьшались. Византия давно полагалась на иностранных наемников, и ошибкой Андроника стало уменьшение их численности до самоубийственно низкого уровня, причем он распустил закаленные полки, заменив их беженцами и скитальцами, чья дешевизна никак не могла компенсировать отсутствие опыта и дисциплины. Флот Андроник вообще упразднил, к восторгу генуэзцев, которые отныне могли потребовать гораздо более высокую плату за свою поддержку. Тем временем турки добрались до Средиземноморья, принялись строить собственный флот и были рады получить квалифицированные советы от тысяч обнищавших моряков, которые обращались к ним в поисках работы.
Турки больше не были разрозненными боевыми соединениями времен расцвета сельджуков. Поражение, нанесенное монголами султану в 1243 году, фактически положило конец его власти в Анатолии; тем временем многие турецкие племена, обратившиеся в бегство при наступлении монголов, в конце концов обосновались на нейтральной полосе вдоль византийской границы, откуда совершали регулярные набеги на территорию империи. Вскоре они стали оправдывать эти набеги джихадом – священной войной против неверных, а оттуда было рукой подать до того, чтобы считать себя гази – воинами веры. К началу XIV века выстояли лишь несколько византийских крепостей – Никея и Никомедия, Сардис и Пруса, Филадельфия и Магнесия – и несколько изолированных портов, таких как Ания и Гераклея на Черном море; всю остальную Анатолию поглотил наплыв турок.
Положение на Западе тоже быстро ухудшалось. Константинополь ликовал, когда в 1285 году умер Карл Анжуйский, оставив трон своему сыну Карлу II, однако вскоре выяснилось, что молодой король нисколько не дружелюбнее отца. В 1291-м – год падения Акры (последнего государства крестоносцев) – он предложил Никифору Эпирскому союзный договор, скрепленный браком между дочерью Никифора Тамарой и сыном Карла II Филиппом. Жених становился сюзереном всех греческих владений Карла и получал титул князя Таранто. В этом безошибочно узнавалась вторая анжуйская угроза Константинополю, которая пока была «величиной лишь в ладонь человеческую»[90].
Тем временем в Сербии появился новый правитель – Стефан Милутин, взошедший на трон под именем Стефан Урош II; он объявил, что поддерживает анжуйцев, заключил союз с Эпиром, объявил войну Византии и сделал столицей Скопье, стратегический опорный пункт, распоряжавшийся дорогой на юг, к Фессалоникам и Северной Греции. Стефан заключил некую форму брака с дочерью Иоанна Дуки Комнина. Союз Сербии и Фессалии угрожал не только Фессалоникам, но и всему пути к Адриатике через Балканский полуостров. В 1297 году Андроник избрал дипломатическое решение проблемы. Узнав, что недавно умерла единственная законная жена Милутина (у него были также две постоянные наложницы, не говоря уже о фессалийской княжне), он предложил ей свою дочь от Иоланды Симониду. Правда, девочке было всего пять лет, а ее будущему мужу около сорока, но эту жертву пришлось принести. На Пасху 1299 года Андроник лично отвез Симониду в Фессалоники, где ее ждал жених.
Рубеж веков стал для Византии временем непрекращающихся бед, а Андроник явно был не в состоянии остановить ускоряющийся упадок. К тому же Константинополь стал одним из главных полей сражения, на котором разрешали свои разногласия Генуя и Венеция. В июле 1296 года венецианский флот подошел к входу в Босфор и совершил жестокое нападение на генуэзскую колонию в Галате; когда же вмешался византийский гарнизон, венецианцы стали стрелять по самому городу и сожгли все греческие дома в пределах досягаемости. В декабре генуэзцы устроили контратаку, разрушив главные здания и убив всех выдающихся венецианцев в городе. Следующим летом приплыл новый венецианский флот и привез личное послание дожа, в котором тот обвинял императора в поощрении поведения генуэзцев, возлагал на него ответственность за причиненный ущерб и требовал компенсации. Флот прорвался в Золотой Рог и поджег одну из императорских галер, а потом вернулся в Венецию, захватив в плен множество генуэзцев.
В 1299 году Венеция и Генуя заключили сепаратный мир, однако венецианцы по-прежнему настаивали на компенсации и летом 1302 года напали на Константинополь третий раз за семь лет. Они снова вошли в Золотой Рог, подожгли все византийские здания в пределах досягаемости, а потом заняли остров Принкипо в Мраморном море; в то время он использовался в качестве лагеря для беженцев из Анатолии, и венецианцы грозились их всех перебить, если император не выплатит им долг. Андроник уступил, а кроме того, согласился подписать десятилетний договор, подтверждавший все привилегии венецианцев в Константинополе.
1302 год стал ужасным для Византии. Ранней весной сын и соправитель императора Михаил IX потерпел поражение в битве с турками при Магнесии и едва избежал смерти. Далее последовало нападение венецианцев, а всего через несколько недель после него, 27 июля, византийская армия столкнулась неподалеку от Никомедии с турецким войском, численность которого была выше в два с лишним раза, под командованием эмира по имени Осман. Битва была не особенно кровопролитной, однако прояснила намерения Османа. Он и его люди двигались на юго-запад вдоль побережья Мраморного моря, пока не дошли до Эгейского моря. Таким было первое появление человека, который начал карьеру как правитель одного из самых маленьких эмиратов в Анатолии, а затем основал династию, давшую имя Османской империи. И в том же 1302 году Андроник Палеолог получил сообщение от Рожера де Флора, предводителя Каталонской дружины.
Каталонская дружина была по сути группой профессиональных испанских наемников, большинство из которых происходили из Каталонии; в 1281 году их нанял Педро III, чтобы использовать в североафриканских и сицилийских кампаниях. Говорят, что Рожер де Флор был сыном Рихарда фон Блюма, немецкого сокольничего Фридриха II. В возрасте восьми лет он пошел служить на галере у тамплиеров, а затем стал чрезвычайно удачливым пиратом; позже он предложил свои услуги сыну Педро Федериго, который немедленно назначил его адмиралом. Рожер быстро проявил себя как храбрый боец на море и на суше и обзавелся верными последователями. Так и появилась Каталонская дружина.
К концу 1302 года Рожер отправил к Андронику двух послов, предлагая ему услуги дружины сроком на девять месяцев. В обмен он просил двойную против обычной плату своим людям, а для себя титул великого дуки (тогда это был пятый по значению титул во всей византийской иерархии) и руку шестнадцатилетней племянницы императора Марии. Как ни удивительно, Андроник принял его предложение, и в сентябре 1302 года каталонский флот вошел в Золотой Рог, везя на борту не только 2500 бойцов, больше половины из которых были конными, но и (к некоторому ужасу императора) их жен, любовниц и детей – в общей сложности около 7000 человек. Вскоре после прибытия Рожер женился на Марии, а еще через несколько дней вся дружина поплыла через Мраморное море в Кизик, который в то время осаждали турки.