1381 год поставил точку в конфликте между Венецией и Генуей, когда две измученные войной республики с благодарностью приняли предложение графа Амадея стать между ними посредником. После четырех лет кровопролития в политическом смысле обе стороны остались на прежних позициях. Решили, что Тенедос останется нейтральной территорией, и обе республики пообещали, что приложат все усилия для обращения Византийской империи в католическую веру. Что же собой представляла эта империя? Она больше не была империей – просто четыре небольших государства, правили которыми так называемые императоры и деспот. Несмотря на то что после 1383 года все эти правители принадлежали к дому Палеологов, каждый был фактически независим от остальных, хотя и несвободен от своего турецкого сюзерена. Иоанн V правил в Константинополе; Андроник IV со своим сыном и соправителем Иоанном VII – северным берегом Мраморного моря и еще больше зависели от милостей турок; Мануил II управлял Фессалониками; Феодор I, четвертый сын Иоанна V, владел деспотатом Морея со столицей в Мистре. Феодор, в 1380 году ставший преемником Мануила Кантакузина (сына Иоанна VI), тоже был вынужден превратиться в турецкого вассала, но тем не менее ему удалось сделать Морею самым сильным и процветающим бастионом гибнущей Византии.
На всех прочих фронтах империя быстро распадалась. В 1380 году турки захватили Охрид и Прилеп, после чего двинулись на северо-запад, в Албанию. На востоке еще одна армия Мурада завоевала Болгарию, в 1385 году захватила Сардику, а еще через год дошла до самого Ниша. Оставались лишь Фессалоники, оказавшиеся теперь в большой опасности. В октябре 1383 года турецкий военачальник Хайреддин выдвинул жителям города ультиматум: они сдаются или их всех убьют. Мануил Палеолог сразу перешел к действиям: собрав всех подданных на главной площади, он призвал их изо всех сил сопротивляться врагу, после чего приступил к работе над оборонительными сооружениями. Фессалоникам удалось выстоять лишь потому, что Мурад, не обладавший хорошим флотом, не мог обеспечить эффективную блокаду города. Западные государства могли бы без помех прислать морем подкрепления и провизию, и, если бы они так и поступили, Мануил и Феодор могли бы совместными усилиями объединить и спасти север Греции. Однако помощь не пришла, и через три с половиной года моральный дух защитников настолько упал, что падение города было неизбежным. Мануил все еще отказывался сдаться и 6 апреля 1387 года, проклиная трусость жителей Фессалоник, отплыл на Лесбос. Через три дня горожане открыли туркам ворота, избежав таким образом кровопролития и грабежа, которые неизбежно последовали бы, если бы они сражались до конца.
Три года, последовавшие за падением Фессалоник, были самыми печальными в жизни Мануила. Политика уступок, которую проводил его отец, оказалась верной, и теперь два императора должны были уладить свои разногласия, однако Иоанн V считал, что его сын должен принести покаяние, прежде чем произойдет официальное примирение. Он изгнал Мануила на остров Лемнос, и Мануил находился там, когда сербы в последний раз встали на защиту своего государства. После катастрофы на Марице казалось невозможным, что они когда-либо будут сражаться, но сербские бояре объединились под командованием князя Лазаря Хребеляновича. Когда в 1389 году султан Мурад начал наступление на Косово поле («землю черных дроздов»), они встретили его там. Битва, состоявшаяся 15 июля, стала частью сербского фольклора и вдохновила людей на создание одного из величайших средневековых эпосов; однако поражение сербов было полным и окончательным. Единственным утешением для немногих выживших стало то, что Мурад не успел насладиться своей победой: одного из пленных бояр привели к султану, и, прежде чем охрана успела ему помешать, он дважды вонзил кинжал султану в сердце.
Весть об этом убийстве достигла Запада, где поначалу ее интерпретировали как крупную победу христианского мира; в Париже король Карл VI заказал благодарственную службу в соборе Нотр-Дам. Однако через некоторое время стала известна трагическая правда: сербского государства больше не существовало, а османские армии невозможно победить никаким способом, кроме согласованного крестового похода – а такой поход был сам по себе невозможен.
Старшего сына Мурада Баязида провозгласили султаном прямо на Косовом поле. Это был человек, обладавший почти сверхчеловеческой энергией, стремительный и непредсказуемый; он быстро принимал решения и так же быстро воплощал их в жизнь, не щадя тех, кто вставал у него на пути, и вполне заслуживал прозвища Молниеносный, хотя сам он решил возродить старый титул румского султана – древнюю формулу, принятую у сельджукских эмиров для утверждения своей власти над «римской» Анатолией. Правда, для Баязида «Рум» имел несколько иное значение: отныне в это понятие входил и Второй Рим – Константинополь.
Новому султану повезло в том, что город раздирали на части враждующие фракции. Иоанн V еще правил городом из Влахернского дворца, но ненависть покойного Андроника IV к своему отцу полностью разделял его сын Иоанн VII, который в ночь на 13 апреля 1390 года с помощью небольшого войска, полученного от султана, сумел свергнуть своего деда второй раз. И вновь Иоанн V вместе с Мануилом, которого он призвал обратно с Лемноса всего двумя неделями ранее вместе со своими преданными сторонниками, забаррикадировался в крепости у Золотых ворот и выказал необычное для него мужество, приготовившись выдержать осаду. Мануил, однако, ускользнул, чтобы найти помощь, и вновь появился 25 августа с девятью одолженными галерами. 17 сентября старый император и его люди совершили внезапную вылазку, застали его внука врасплох и изгнали из города.
Окончательно помирившись, Иоанн и Мануил триумфально вернулись во Влахерны, однако за успех им пришлось заплатить: разъяренный султан на этот раз потребовал, чтобы Мануил немедленно присоединился к нему в военном походе, и отправил такое же требование Иоанну VII. Мануилу и Иоанну VII, несмотря на взаимную ненависть, оставалось лишь повиноваться; а осенью им пришлось подчиниться приказу Баязида и принять участие в осаде Филадельфии[94]. Таким образом, два императора напрямую способствовали захвату последней византийской крепости в Малой Азии, и из всех унижений, выпавших на долю гибнущей империи, это, конечно, стало самой большой иронией судьбы.
Иоанн V умер 16 февраля 1391 года в возрасте 58 лет. Он правил как василевс полвека без нескольких месяцев – это было самое долгое царствование во всей византийской истории. Оно оказалось по любым меркам слишком долгим. Мы можем осуждать его пассивную покорность туркам, но у него не было особого выбора. Сербия и Болгария исчезли, и из всех христианских врагов султана оставалась лишь Византия, но она была столь мала и деморализована, что в ней вряд ли можно было узнать некогда прославленную империю. И все же она не отказалась от борьбы и благодаря трем своим последним решительным императорам просуществовала еще шестьдесят лет и пала, сражаясь до конца.
28Воззвание к Европе(1391–1448)
Мануил II показал свой характер в первые же дни после восшествия на престол. Когда до него дошла весть о смерти отца, он находился в заложниках у султана и вернулся с ним в его столицу в Прусе. Он отлично понимал, что существует большая опасность, что Баязид, будучи сюзереном Византии, может назначить василевсом Иоанна VII. Ночью 7 марта 1391 года Мануил выбрался из лагеря и тайно вернулся в Константинополь, где его встретили с большим воодушевлением. Внешне сорокалетний Мануил был истинным императором, и даже Баязид как-то раз заметил, что его императорское происхождение можно распознать по одной только осанке. Он обладал отменным здоровьем и энергичностью, и этим больше походил не на отца, а на деда, с которым разделял любовь к литературе и традиционную для византийцев страсть к богословию. При этом он оставался человеком действия; дважды, в 1371 и 1390 годах, он приходил на помощь своему отцу, который все больше утрачивал способность к действию, и оба раза добивался полного успеха. В более счастливые времена из него мог бы получиться великий правитель.
В нынешней же ситуации было мало места величию. Мануил оставался всего лишь вассалом султана, а тот пришел в негодование, когда Мануил взошел на трон неправомочно, и еще дважды подверг нового императора унижению: во-первых, велел выделить целый район Константинополя для турецких купцов, которые больше не подчинялись византийским законам (их дела регулировались мусульманским кади[95]); во-вторых, в мае 1390 года, всего через два месяца после воцарения Мануила, он призвал его обратно в Анатолию, чтобы тот принял участие в очередном военном походе, на этот раз на Черное море.
Император вернулся в Константинополь в середине января 1392 года, а 10 февраля взял себе жену. Ею стала Елена, дочь Константина Драгаша – сербского феодала и вассала султана. На следующий после бракосочетания день состоялась двойная коронация. Мануила уже короновали девятнадцать лет назад, однако он счел, что новая церемония, проведенная как можно более пышно и публично, станет лучшим средством для поднятия духа его подданных; кроме того, она напомнит им, что, несмотря на все унижения, которые ему, возможно, суждено перенести, он остается главным среди властителей христианского мира, равным апостолам, Божьим помазанником и наместником Господа на земле. Когда короны медленно опустили на головы императорской четы, было уже не так важно, что настоящие императорские знаки отличия находятся в залоге у венецианцев; что император, чью полубожественность так возвышенно восхваляли, всего месяц назад вернулся из военного похода, организованного мусульманским султаном; и что даже сейчас этот султан находится у ворот столицы.
Два года после коронации прошли для Мануила относительно мирно, однако зимой 1393/94 года Баязид призвал своих христианских вассалов в лагерь в Сере. Помимо императора, туда отправился его брат Феодор, деспот Мореи, его тесть Константин Драгаш, племянник Иоанн VII и сербский князь Стефан Лазаревич. Ни один из них не знал, что всех прочих тоже призвали к султану, и, лишь собравшись вместе, они осознали, до какой степени они оказались в его власти. Мануил, как и все остальные, подумал, что их всех собирались перебить и что Баязид отменил приказ в самый последний момент. Какие еще требовались доказательства, что к тому времени султан был эмоционально неуравновешен, а следовательно, более опасен, чем когда-либо? В конце концов, предупредив вассалов о грозных последствиях неподчинения его воле, султан их отпустил. Потрясенный Мануил спешно вернулся в Константинополь и до конца своих дней считал, что ему чудом удалось избежать смерти.