сть делит с ним его мать, благочестивейшая царица Ирина. Двадцать с лишком лет потом дела Византийской империи направляются женской рукой, и большинство событий внутренней и внешней политики конца VIII в. носит печать ожесточенной борьбы между разными партиями, тонкой интриги и страстности.
Если принять во внимание живые силы, бодрость и победоносное движение к Востоку со стороны Каролингов, если оценить благовременность искусно поставленных ими на очередь важных исторических, церковно-политических и национальных задач, то, конечно, сцены мелкой интриги, заговоры, членовредительство, ссылки и позорные наказания, которыми наполнена современная история Византии, весьма определенно решали бы вопрос о сравнительной ценности восточной и западной истории в занимающую нас эпоху, если бы в этой борьбе, питающейся низменной интригой и мелкими честолюбиями, не обнаруживались иногда высокие идейные стремления, самоотверженная преданность отеческим преданиям и верованиям, наконец, если бы в истории Византии мы пренебрегли созидательными этнографическими элементами, которые имеют постоянную тенденцию эмансипироваться от эллинизма в церковном и политическом отношении, пытаясь создавать самостоятельные политические организации.
Хотя роль царицы Ирины подле своего десятилетнего сына и царя определялась совершенно ясно обычаем и законом, но скоро по смерти Льва IV, «прошло лишь 40 дней», как обнаружен был политический заговор, имевший целью государственный переворот в пользу кесаря Никифора. Эти пять дядей малолетнего царя, носившие титулы кесарей и нобилиссимов, хотя сами не отличались ни талантами, ни характером, постоянно были орудием в руках других честолюбцев, составляя враждебную Ирине партию. На этот раз во главе заговора стояли лица высокого административного положения, приверженцы иконоборческой династии, подозревавшие, быть может, в Ирине будущую восстановительницу православия. Это были логофет дрома Григорий, бывший стратиг фемы Армениак Варда, доместик экскувиторов Константин, друнгарий 12 островов Феофилакт и другие, т. е. самые крупные представители военной и морской администрации. Но царица Ирина на этом первом важном деле своего царствования обнаружила в достаточной степени и свою жестокость, и настойчивость. Все замешанные в заговор были подвергнуты телесным наказаниям, пострижены в монахи и сосланы в заточение; что же касается членов царской семьи, с ними поступлено было гораздо проще. Кесарей и нобилиссимов царица приказала постричь в духовный сан, и в ближайший праздник Рождества эти подневольные священники должны были служить в церкви св. Софии и в довершение всего «раздавать народу св. причастие»5. Таково было выступление Ирины против своих ближайших родичей и первых чинов в государстве.
Но это не внушило осторожности Никифору и его братьям, они еще будут участвовать в новых интригах, равно как царица Ирина будет с новой и более изысканной жестокостью отстаивать свою власть. Можно догадываться, что мысль о возведении на царство старшего из кесарей была разделяема не только перечисленными выше лицами, но что она была распространена даже в провинциях. В начале 781 г. был назначен на военный пост стратига Сицилии патрикий Елпидий, который, по-видимому, занимал этот пост и ранее. В апреле дошел слух до столицы, что Елпидий стоит на стороне кесарей, т. е. что он возмутился против правительства Ирины. Ввиду неспокойного положения дел в Южной Италии и неопределившихся отношений к папе, Ирине не могло не внушать серьезных опасений возмущение Елпидия. Она послала в Сицилию спафария Феофила, поручив ему захватить патрикия и представить в Константинополь, но оказалось, что Елпидий имеет в Сицилии преданную ему партию и войско и что взять его не так легко. Императрица, однако, воспользовалась тем обстоятельством, что в Константинополе оставалась жена Елпидия с детьми. Она подвергла несчастную женщину телесному наказанию, постригла и заперла в государственную темницу, а между тем подготовлялась к решительным действиям и против мужа ее.
В следующем году изготовлен был флот, а из фем набран был отборный экипаж; во главе назначенной в Сицилию экспедиции поставлен патрикий Феодор, которому и удалось сломить сопротивление Елпидия. Весьма любопытно, что, потеряв надежду на успех своего дела, Елпидий вместе с дукой Никифором ушел к арабам в Африку, которые приняли его с царскими почестями, хотя и не воспользовались его именем для открытого движения против Византии. Чтобы не возвращаться другой раз к трагической судьбе царских дядей, упомянем теперь же, что в 792 г. снова было раскрыто движение в пользу провозглашения Никифора царем; на этот раз во главе движения стояли константинопольские войска. Тогда старших членов царской семьи постигла роковая судьба: Никифор был ослеплен, а остальные братья поплатились усечением языков. Наконец, в 797 г., когда и сам Константин VI был уже ослеплен по приказанию своей матери, вновь составился заговор, имевший целью государственный переворот в пользу одного из представителей исаврийской династии, хотя теперь все они были изувечены и сделаны негодными для деятельности. Нет сомнения, что теперь Никифор с братьями, искалеченные и содержавшиеся в заключении на Босфоре в Ферапии, были жалкими орудиями чужой интриги, чего, впрочем, не скрывает историк Феофан6. Им помогли освободиться из заключения и заставили спастись затем в церковь св. Софии, где обещали провозгласить одного из них царем. Но преданный императрице евнух Аэций захватил их в церкви, причем никто не оказал сопротивления в защиту несчастных царевичей, и сослал их в заточение в Афины, где как в отечественном городе Ирины они были под верной охраной и не могли более внушать опасности.
В рассуждении характера Ирины и в смысле оценки ее непомерного честолюбия и властолюбия следует вникнуть в отношения ее к собственному сыну, которому она соцарствовала. Прежде всего в высшей степени важно отметить, что в 781 г., когда Константину было 11 лет, она затеяла чрезвычайно умный с точки зрения общей политики шаг: соединить брачными узами первый на западе царственный дом Каролингов с императорским домом. В связи с этим проектом, который для своего осуществления нуждался в посредничестве папы, несомненно тогда уже назревала мысль о соединении Восточной и Западной Церквей посредством отмены иконоборческих эдиктов. С этой целью в 781 г. Ирина снарядила торжественное посольство из сакеллария Константа и примикирия Мамала и поручила им просить дочь короля франков Карла по имени Ротруда за сына ее Константина. Стороны пришли к соглашению, и переговоры сопровождались обручением. До совершения брака послан был ко двору Карла евнух и нотарий Елисей, чтобы обучать франкскую принцессу греческому языку и литературе и знакомить с обычаями Византийской империи.
Какие обстоятельства заставили императрицу через шесть лет изменить намерение по отношению к родственному союзу с Карлом и искать невесты сыну между красивыми девицами империи, это трудно выяснить8. Если есть основание предполагать, что Ирина после VII Вселенского собора почувствовала себя гораздо ближе к неограниченной власти, чем это было раньше, и стала опасаться, чтобы знаменитый и тогда уже франкский король не сделался неудобным для нее советником ее сына, и чтобы, с другой стороны, франкская принцесса не внесла нежелательных для нее новшеств, то, конечно, разрыв брачных переговоров после сделанного уже обручения и по капризу Ирины остается фактом, характеризующим холодность и бессердечность царицы.
В 788 г. для Константина была найдена невеста в лице Марии из фемы Армениак. Справедливо ли мнение, что Константин против желания согласился на этот брак, это трудно решить; но хорошо известно, что это супружество было не из счастливых. Независимо от того отношения между матерью и сыном становились тем более натянуты и недоверчивы, чем более подрастал Константин и чем отчетливей он стал судить об окружающей его действительности. Мать держала его в удалении от дел, он не пользовался ни влиянием, ни почетом. Все склонялось перед тогдашним временщиком, патрикием и логофетом дрома, т. е. министром путей сообщения, Ставракием, который давал чувствовать и молодому царю свое над ним превосходство. Очень легко понять, что подобными натянутыми отношениями спешили воспользоваться как те, которые были на стороне Ирины и ее религиозной политики, так и те, которые стояли за права теперь уже почти устраненной от власти исаврийской династии и были приверженцами церковной политики иконоборцев.
В 790 г. созрел заговор, имевший целью низвержение Ставракия и ссылку его в Сицилию. 9 февраля было в Константинополе землетрясение, вследствие которого жители вышли из своих домов и проводили время в садах, на площадях или вообще старались держаться под открытым небом. Сама царица с сыном удалилась в загородный квартал св. Маманта. Пользуясь общим перепугом и смятением, заговорщики думали воспользоваться этим временем для выполнения своего плана, но Ставракию донесли заблаговременно о готовящемся покушении, и он принял свои меры. Жестокая расправа постигла сообщников Константина. Это были магистр Петр, патрикий Феодор Камулиан и Дамиан, протоспафарий Иоанн Пикридий. Их наказали, и постригли, и сослали в заточение по разным местам. Раскрыто было и участие царя Константина в этом заговоре; хотя его не судили и не подвергали публичному наказанию, но Ирина, говорят, жестоко разбранила его, нанесла ему удары и подвергла его на несколько дней домашнему заключению9. Это был критический момент в отношениях между матерью и сыном. Ирина еще ревнивей стала оберегать свою власть и приказала в публичных актах свое имя ставить впереди имени сына. С этого же времени под влиянием злых советников она начала придумывать благовидные поводы, чтобы устранить сына от власти. Уже ей нашептывали близкие люди, что в судьбах Промысла решено не допускать до царствования ее сына, и что ей чрезвычайно легко будет получить согласие на то от войска и сената.
Ирина решилась на чрезвычайную меру, потребовав присяги от войска: «Пока ты живешь, не допустим, чтобы был у власти твой сын». Все шло по желанию царицы, пока присяга принималась в европейских фемах, но дело приняло иной оборот, когда стали снимать присягу в Азии. Здесь мы находим столько реальной правды и дипломатической точности у писателя Феофана, что берем страницу у него в дословной передаче. «Снимавшие присягу явились в фему Армениак. Но фема не изъявила согласия присягать в том смысле, что не допустим к власти твоего сына, пока ты живешь, равно как фе