Имея при себе продовольствие хлебом на 9 дней, для обеспечения дальнейшего хлебопечения нужно было заложить печи, а закладка их требовала от 3 до 4 дней, следовательно, на 5-й день армия должна была остановиться и приступить к закладке печей. На 9-й день у армии был вновь выпеченный хлеб, с которым она могла снова двинуться вперед, но только всего на 2 перехода от хлебопекарен, так как подъемных средств полкового обоза было всего на 6 дней; считая же по дню на нагрузку хлеба из хлебопекарен и по дню на выдачу хлеба в войска, остается на кругооборот обоза от войск к пекарням и обратно 4 дня, следовательно, 2 перехода. Провиантский обоз армии с 9-дневным запасом муки все время должен был ходить от магазина к хлебопекарне и обратно. Чтобы двинуться дальше, необходимо было перенести магазины вперед или на линию хлебопекарен, или на линию войск.
При таких условиях и выработалась знаменитая пятипереходная система (Fünf-marsche system), крайне сковывавшая операции, так как армии не могли удалиться от магазина более чем на 7—8 переходов, т.е. 140—160 верст.
Довольствие фуражом посредством подвозов, конечно, было невозможно, почему допускались для этой цели фуражировки.
Система довольствия армий исключительно из магазинов наложила отпечаток на стратегическое искусство эпохи: 1) боязнь за магазины и сообщения с ними вызывали разброску сил; 2) закладкою магазинов заранее открывали намерения; 3) невозможность удалиться безнаказанно от магазинов заставляла армии задаваться ближайшими целями, короткими операционными линиями; 4) отступление вызывало потерю магазинов; 5) производство фланговых движений было крайне затруднительно и 6) для охранения магазинов и транспортов необходим был большой наряд войск.
Исключительно магазинная система довольствия, вызванная реакцией на прежнюю фуражировочную систему и на неправильные реквизиции, внеся в продовольственную часть более порядка и избавив население и страну от грабежа, настолько была в духе времени, что даже такой высокий военный гений, как Фридрих, не мог отступить от нее, а только принимал некоторые меры, чтобы хоть несколько освободиться от сковывающего влияния системы, особенно же от выработавшейся пятипереходной системы.
Так он усиливал иногда свой подвижной магазин, привлекая местных жителей с их повозками; увеличивал средства для более быстрого перепечения хлеба; для ускорения передвижений транспортных эшелонов он выбрасывал дневки и увеличивал суточные переходы; наконец, заложением новых магазинов, хотя бы снабженных и не в полной пропорции, в одном месте с хлебопекарнями, он до некоторой степени делал независимыми операции от основного базиса. Всеми этими мерами достигалась возможность удалиться от базиса без закладки нового местного магазина на 10 переходов, т.е. не свыше 200—250 верст.
Впрочем, Фридрих не раз прибегал и к способу довольствия от страны, но при этом в большинстве случаев пользовался средствами собственно Пруссии во время исполнения быстрых маршей со своим резервом, причем двигался совершенно в условиях мирного времени и до такой степени, что заранее высылал по пути квартирьеров и заготовителей довольствия.
Стратегическое искусство Фридриха Великого определялось теми же условиями, как и в предыдущую эпоху: 1) кабинетный характер войн, преследовавший узкие цели (захват провинции, крепости, оборонительной линии); 2) магазинная система довольствия войск, поневоле заставлявшая отказываться от крупных военных предприятий; 3) дурной состав вербованных армий и 4) ограниченность средств для ведения войны при населении Пруссии в 3 миллиона жителей и при отсутствии государственного кредита – все это в совокупности связывало свободное творчество полководца. Фридрих Великий редко достигал значительного сосредоточения сил на важнейшем пункте театра войны и делал это умышленно, оправдываясь тем, «что никогда не следует за один раз рисковать всем».
Но если Фридрих не изменил самого способа ведения войны в современную ему эпоху, то он все-таки умел отрешиться от ее рутины. В его деятельности можно отметить две эпохи: в первых своих кампаниях в 1741, 1742, 1744 гг., подобно Наполеону, громовыми ударами на полях сражений ищет решения судьбы операций[16], но тяжелый опыт боев при Мольвице, Часлау, Гогенфридберге и Сооре, по-видимому, заставили его прибегать к этому средству с большею осторожностью, и он дает маневрам слишком большое значение, по крайней мере теоретически[17]. Впрочем, его инстинкт полководца был выше его рассуждений, и на деле он был всегда в высшей степени решителен и смел.
Порешив со взглядами эпохи, он в своих действиях намечает преимущественное значение боя перед маневром. Уничтожение армии противника он всегда ставит первою своею задачею[18]. Средством для этого он избирает смелое наступление, неожиданное вторжение в неприятельскую страну, где он ищет встречи с его армией.
Фридрих Великий, бесспорно, великий тактик. Он воспроизвел идеи Эпаминонда и Александра Македонского в новой форме, достигнув принципа частной победы на решительном пункте путем маневрирования на поле сражения, причем вся его армия оказывалась против фланга армии противника, которого он и атаковал превосходящими силами, косвенным боевым порядком (уступами), сопровождая атаку громовым ударом массы превосходной кавалерии.
Восемнадцать веков идеи великих полководцев древности не были воспроизведены на полях сражений народов Западной Европы. Они обязаны этим тактическому гению Фридриха Великого.
В области же стратегии Фридрих хотя и высказывал идеи Наполеона, но на практике не выполнял их, подчиняясь рутине своего века.
«Неприятель – мой компас, – говорит он в одном из писем генералу Фуке, – по нему я и должен рассчитывать свои движения». Следовательно, он решительно ставил себе целью остановить противника там, где он находится. А между тем Фридрих разбрасывается и дает сражение, уступая противнику в числе.
Принцип сосредоточения сил на театре войны до такой степени еще чужд ему, что, составляя в минуты отдыха в 1775 г. план вторжения во Францию, он рекомендует двойную атаку двумя армиями, из которых одна в Эльзасе должна была удерживать французскую армию, а другая, из Фландрии, должна была наступать на Париж.
Фридрих Великий в области стратегии уступает в творчестве Петру Великому, но заслуги его в тактике неоценимы. Он больше тактик, чем стратег[19].
Современники старались выяснить себе причину успехов Фридриха. Одни находили их в превосходстве тактического устройства его армии, причем старались подражать мелочам: одежде, вооружению, обучению, порядку службы и т.п., не поняв проведенных им на полях сражений новых идей. Другие обращали более внимания на случаи, когда Фридрих удачно действовал против сообщений противника и без боя одерживал значительные успехи. Обращено было также внимание и на случаи, в которых прусские войска расположением на большом пространстве малыми отрядами успевали останавливать гораздо более сильного противника, но при этом не принималось в соображение, что пруссаки там только с пользою употребляли такое расположение, где с малыми силами вынуждены были удерживать превосходного в числе неприятеля, избегая решительных действий, где местность способствовала такому расположению и где притом сам неприятель располагался таким же образом. И вот современники прусского короля именно в таких случайных и частных действиях усматривали рецепты для успеха. Весьма немногие только умели, подобно Ллойду, разгадать, что истинные причины успехов заключались главным образом в высоких личных военных дарованиях короля, в быстроте, решительности и искусстве его действий, чрезвычайной его деятельности, нравственной силе прусских войск и т.п.
Такое поверхностное, одностороннее, неосновательное и ложное толкование причин успехов Фридриха привело к развитию методизма в новом виде и к появлению так называемой кордонной системы, изобретателем коей считается австрийский фельдмаршал Ласси. Исходя из учений о первенствующей важности местности (пунктов и линий) и сообщений (путей), в связи с установившимися позиционной системой ведения войны и магазинно пятипереходной системой довольствия войск, кордонная система выразилась в следующем: пограничная полоса (или вообще театр войны) оценивалась как ряд пунктов, более или менее сильных и выгодных в тактическом отношении; эти пункты, занятые войсками, признавались оплотом против вторжения и наступления неприятеля, а также считались и преградами в видах обеспечения собственных сообщений с магазинами.
Чем более таких пунктов было занято войсками и чем линия из ряда таких пунктов была длиннее, тем прочнее и надежнее считалось обеспечение страны или театра, прикрывавшихся этою линиею; с другой стороны, чем эта линия была большего протяжения, тем удобнее было охватывать таковую же неприятельскую линию, а равно тем легче было действовать на сообщения врага. Естественно, что такая система вела к более или менее равномерному занятию пунктов войсками и, как последствие, приводила к разброске сил, так что, как бы ни многочисленна была армия, в каждой точке оказывался отряд относительно слабый.
Для придания устойчивости такому отряду избирали крепкие пункты на природе и усиливали их в инженерном отношении; но такие позиции, крайне затрудняя атаку, в то же время приковывали к пункту и живую силу – отряды, обрекая последние на пассивную оборону.
Несмотря на очевидные невыгоды этой системы в стратегическом отношении, применение ее распространялось повсюду, и она так укоренилась, что существовала и в тот период, когда на историческом поприще появился Наполеон. Несмотря на ряд успехов последнего, жестоко наказывавшего противников за кордонную систему ведения войны, она все еще продолжала существовать. Впрочем, вредная сторона такой системы долго не сказывалась и не всегда могла сказаться, потому что обыкновенно обе стороны в войнах того времени придерживались ее. Возникновение и живучесть подобных систем объясняется трудностью усвоения основных принципов военного искусства, а также определения того, что в данный момент является важнейшим, куда должны быть направлены все усилия и где можно безнаказанно жертвовать. Кордонная система и ей подобные шаблоны подобных задач не ставят; в них способы, приемы, средства стоят на первом плане, а цели на втором.