Поразительные успехи, одержанные Фридрихом II в Семилетнюю войну, не могли не обратить на него внимание современников, но как некогда, после Густава Адольфа, подражатели увлеклись только наружною формою его искусства, более доступною для большинства, так то же самое произошло и после Семилетней войны. Противники, побежденные Фридрихом, не замечали того, что тактические формы в прусской армии были те же, что и в других армиях, но что победы его зависели от нового способа применения существовавшей тактики и от превосходства его ума и характера. Они не хотели сознаться, что стояли ниже Фридриха в умственном отношении, и охотно приписывали победы его тому орудию, посредством которого он их одерживал, и в особенности тактическим формам. Последние сделались для Европы некоторого рода тайной, которой каждый желал владеть.
Фридриху это было как нельзя более на руку, и он поддерживал эти идеи своими действиями. Нуждаясь в мире для поднятия материального состояния своего разоренного государства, он начал выдавать себя за мирного наставника в военном деле. На ежегодные маневры в Потсдам съезжались военные агенты всех государств и тут на практике изучали прусский устав и приемы маневрирования, чтобы потом применять его у себя.
Первыми подражателями прусской системы явились французы. На несчастье Франции, в ней нашелся весьма талантливый человек, попавший под влияние потсдамских фокусов. Это был молодой полковник Гибер, написавший двухтомное сочинение о тактике, в котором он с точки зрения прусских эволюций превозносил до небес тактику тонких линий. Сочинение это читалось с увлечением даже в дамском обществе. Но в то время, когда Гибер своим талантом увлекал современников, в самом французском обществе началась реакция. Уже ранее Фоляр и Морис Саксонский отвергали сплошные линии и тонкий строй, высказывали порицание чрезмерному поклонению огнестрельному оружию и взывали к холодному. В описываемую эпоху они имели последователей.
Мениль-Дюран уже с 1755 г. начал издавать различные сочинения, в которых излагал те же принципы; он указывал, что основным строем должна быть колонна, что развернутые линии негодны для боя и не свойственны духу французской армии. Мениль-Дюран назвал глубокое построение с большими интервалами «французским боевым порядком», в противоположность «прусскому», прославителем которого являлся Гибер. Это было счастливое выражение. Оно дало ему возможность образовать против Гибера и его последователей, поклонников прусского боевого порядка, национальную французскую партию, к которой примкнули многие старшие офицеры. Уже в 1775 г. маршал де Брольи под Мецом произвел маневры двум полкам по системе Мениль-Дюрана, a в 1778 г. в лагере при Восьё в Нормандии 44 батальона с кавалерией и артиллерией разыграли примерный бой, долженствовавший решить, которому из боевых порядков принадлежало преимущество: прусскому или французскому. Конечно, этим путем ни к чему не могли прийти.
Несмотря на горячую полемику Гибера и Мениль-Дюрана и на то, что на стороне последнего стояло много опытных офицеров французской армии, все-таки временно победа осталась за первым и во Франции был введен прусский устав.
У австрийцев фельдмаршал Ласси, с 1765 г. главный инспектор австрийской армии, ввел тоже прусскую военную систему; в России Петр III положил начало подражанию, по внешности, прусской тактике и боевому порядку.
Подражатели дошли до того, что Ласси отменил стрелковый бой и свою превосходную легкую пехоту, страшный бич армий Фридриха, поставил в строй наравне с остальною линейною пехотою.
Теперь необходимо было какое-нибудь чудесное боевое явление, подобное бою при Сфактерии, выяснившему в древне-классическом мире вопрос об отношении легкой и тяжелой пехоты, стрелкового боя и боя в сомкнутом строе. Таким чудом явился бой при Лексингтоне 19 апреля 1775 г. в Америке. С 1774 г. началась борьба североамериканцев с англичанами, нанесшая страшный удар линейной тактике. Принявшие в ней участие английскин войска и их наемные контингенты были обучены по прусской системе и держались кордонной стратегии с пятипереходной системой довольствия войск – одним словом, это были вполне обученные европейские войска. Против них вступили в борьбу североамериканские колонисты без всякого обучения, без всякой организации, не имевшие понятия о военном искусстве, но решившиеся вести борьбу с полной энергией. Многие из них, как охотники, привыкли к перенесению лишений походной жизни, отлично владели оружием и умели бороться с опасностями. После многих лет войны, охватившей весь мир, англичане пришли к убеждению в невозможности сломить сопротивление колонистов и признали свободу штатов.
Этот факт не мог не произвести серьезное впечатление в Европе, где тоже начиналось революционное брожение. Многие участники американской войны – Лафайет, Рошамбо, Костюшко и др. – принесли в Европу новые идеи в области тактики прямо из опыта, подтверждавшие положения Мениль-Дюрана и его сторонников.
В подтверждение приводим чудесный бой при Лексингтоне, который поразил всех современников, несмотря, по-видимому, на его незначительные размеры. 19 апреля 1775 г. английский отряд подполковника Смита в 2000 человек был выслан из Бостона в Конкорд, лежавший в 30 верстах, чтобы уничтожить устроенный там американцами склад оружия. У местечка Лексингтон отряд был встречен огнем 70 колонистов, которых он и прогнал несколькими залпами; затем англичане овладели после непродолжительного боя Конкордом и приступили к уничтожению оружия; но со всех окрестностей сбежалась милиция, которая сбила передовые посты англичан и готовилась атаковать Конкорд со всех сторон. Англичане решились отступать. Дорога местами шла в сплошном дефиле. Здесь отличные американские стрелки расстреливали английскую колонну, не имевшую средств для борьбы с ними. Произошло то же, что и при Сфактерии: когда колонна бросалась в атаку, американцы не принимали ее, но быстро скрывались и потом снова начинали свое докучливое нападение. Англичане приходили в отчаяние, когда прибыли им на подкрепление 16 рот из Бостона с 2 орудиями. Они проложили себе путь через Лексингтон, но при дальнейшем отступлении условия боя оставались те же самые. Милиционеры, легко одетые, привычные двигаться по пересеченной местности, опережали английскую колонну, появлялись со всех сторон и мучили англичан до Чарльстоуна, куда они прибыли к вечеру с большими потерями и с сознанием, что тактика их не представляла никаких средств, чтобы предотвратить поражение или отомстить неприятелю.
Способ действий, обнаружившийся в первом боевом столкновении американской войны, постепенно развился впоследствии, и по окончании войны почти все были убеждены, что большая часть успеха американцев зависела от этого нового способа действий в бою. Даже на Фридриха Великого события американской войны произвели впечатление. Конечно, он не мог пустить свою армию, при ее дурном составе, в стрелковый бой; а изменить условия комплектования ее из другого материала значило расстаться со всей политической системой. Таким образом, Фридрих мог сначала допустить стрелковый бой в сражениях только в ограниченной мере. Так он и сделал. Полагая, что вольные батальоны ему не удались потому, что не имели прочной организации, он приказал сформировать рядом с полком пеших егерей три легких полка, которые должны были отличаться от линейных своим составом и обучением.
Англичане в американскую войну завели у себя легкие роты; во Франции были образованы егерские роты; но все эти части действовали в правильных линиях, как и остальная пехота.
Таким образом, к концу XVIII столетия всюду начало зарождаться сознание, что тактика пехоты пережила свое время, но политической системе, на которой основывалась военная, недоставало ни силы, ни способности, ни средств изыскать новую тактику и хотя идея этой тактики и была найдена, но не было возможности провести ее в жизнь. Новая политическая система, порожденная французской революцией, немедленно, и, можно сказать, невольно дала пехоте и новую тактику.
Русское военное искусство, ступившее в царствование императрицы Екатерины II снова на путь самостоятельного развития, начертанного ему великим основателем русской регулярной армии, вполне независимо порешило с рассматриваемым вопросом. Сначала в Финляндии в корпусе Панина появились егерские отряды, ведшие бой в рассыпном строе, а затем егерские корпуса появились и во всей армии. Они были образцовою пехотою и под предводительством таких начальников, как Кутузов, Барклай де Толли, Каменский и др., покрыли себя громкою славою. При штурме Измаила в 1791 г. густые стрелковые цепи предшествуют штурмовым колоннам, подготовляя атаку и прикрывая колонны.
В Западной Европе решительный шаг в новом направлении сделала Франция: в уставе, изданном 1 августа 1791 г., разрешалось боевое построение пехоты в форме колонн, предшествуемых густою цепью стрелков. По этому уставу батальоны 9-ротного состава имели по стрелковой (волтижерской) и по гренадерской роте.
Батальоны строились в колонну из середины или же развертывались для стрельбы (3-шереножный строй), причем волтижерская и гренадерская роты располагались или сзади за флангами, или рассыпались впереди в стрелковую цепь, или же при атаке колоннами охраняли фланги колонн.
В войнах Французской республики применялись два вида боевого порядка: впереди ставилась стрелковая цепь, за нею – линия развернутых батальонов с интервалами и сзади в третьей линии – батальонные колонны, поставленные против интервалов между батальонами второй линии, и первую линию образовывала стрелковая цепь с небольшими поддержками, а вторую – батальонные колонны, которые иногда группировались на каком-либо участке поля сражения. Первый тип боевого порядка применялся осторожными генералами, как, напр., Моро; при нем меньше было риску, но зато и меньше расчета на достижение решительных результатов, так как войска распределены были равномерно по всему фронту; наоборот, второй боевой порядок был типом для решительных генералов, как Бонапарт: сосредоточение в его руках нескольких батальонов давало ему возможность, в то время как ведут бой передовые войска, выходить внезапно во фланг и тыл противника.