манипулы, имевшие 10 рядов по фронту и 8 в глубину и располагавшиеся на интервалах, равных протяжению их фронта.
Эта первая манипулярная форма построения, так называемая нами в отличие от предыдущего – первого фалангообразного построения, строилась в 8 шеренг: 4 из них состояли из принципов, 2 триариев и 2 – задние, стоявшие уже вплотную к триариям, – из гастатов.
Если сравнить уже эту форму легиона с фалангой, то нетрудно видеть, что в них есть существенная разница: фаланга строится как можно глубже, рассчитывая на плотность строя более, чем на личную храбрость фалангита; легион же, напротив, раздается по фронту, чтобы воспользоваться способностями и личными качествами каждого легионера.
Эта первая манипулярная форма напоминает построение Ксенофонта, употребленное им для боя в горах Колхиды. Она просуществовала до Первой Пунической войны (264 г. до Р. X.).
Следующий за тем фазис в развитии боевого построения легиона представляет вторая манипулярная форма, основанная на применении принципа глубокой (перпендикулярной) тактики. Построение это было в три линии. Ранее в каждой манипуле были три рода пехоты: гастаты, принципы и триарии, теперь они построены в отдельные манипулы. Гастаты получили вместо пики пилум и, следовательно, сделались линейной пехотой; бой же в рассыпном строе возлагался с этого времени на новый род легкой пехоты – велитов.
Таким образом, легион во второй манипулярной форме представлял: впереди цепь стрелков (велитов), а за ними три линии манипул: в первой – гастаты, во второй – принципы и в третьей – триарии. Манипулы первой и второй линии строились в 12 рядов по фронту и по 10 в глубину, манипулы триариев были слабее – 6 рядов по фронту и 10 в глубину. Линии были на дистанциях в 300 футов (римский фут равнялся 0,295 метра).
Легион силою 4200 чел. составляли по 1200 чел. велитов, гастатов и принципов и 600 чел. триариев. Сила легиона по временам изменялась и доходила до 6000 чел., но число велитов – 1200 и триариев – 600 оставалось постоянным.
Манипула в глубину разделялась на 2 центурии. Ею командовали 4 офицера: два как бы ротных командира становились на правом и левом фланге первой шеренги, а два (поручики) – сзади.
Воин занимал по фронту и в глубину 3 фута (около 1½ шага), следовательно, манипула в 140 человек занимала: 42 фута (18½ шагов) по фронту и 30 футов (15 шагов) в глубину.
Перед вступлением в бой манипулы размыкались, заполняя находившиеся между ними промежутки, и тогда на каждого воина приходилось 6 футов, почти три шага. Таким образом, в бою против фаланги, против каждого легионера приходилось два фалангита и 12 копий.
В бою против кавалерии или в осадной войне манипулы смыкались до 1½ фута на человека.
Бой легионом производился так: велиты в рассыпном строе начинали подготовку его метательным оружием, потом отходили или с флангов, или в интервалы легиона и выстраивались или сзади, или на линии триариев. Гастаты тогда раздавались на полные интервалы и начинали бой, бросая пилум в щиты противника и затем действуя мечом. Если первому ряду это не удавалось, он отходил через интервал назад и строился за десятым рядом, причем второй ряд делал то же самое и т. д. Таким образом, бой гастатов возобновлялся в каждом ряду десять раз.
Если гастаты не успевали опрокинуть противника, то их или заменяли, или усиливали принципы. Это были более опытные воины старших сроков службы, вооруженные так же, как и гастаты, только пилум их был несколько короче. Принципы или проходили сквозь ряды манипул гастатов и принимали бой, сменив их, или же вели его вместе с ними; в этом случае строй оказывался более плотным, по 3 фута на воина по фронту.
Если, наконец, совокупных усилий гастатов и принципов оказывалось недостаточно, чтобы сломить противника, то призывались в дело триарии, которые до этого времени стояли на коленях, прикрывшись щитами. Поседевшие в боях триарии входили в промежутки между гастатами и принципами и все вместе производили последний страшный удар фалангой, в которой на каждого воина приходилось 2,4 фута по фронту.
Конечно, чтобы проделать описанные действия, столкнувшись с противником, необходимо, чтобы в строю легиона были превосходные воины, на создание которых Рим не щадил никаких жертв. При этом следует обратить внимание на то, что, в сущности, легион мог всегда вести бой в указанной форме, т. е. атаковать, когда надо, и обороняться, стоя на месте, употребляя, в этом случае, вместо тяжелого, легкий пилум. Полнейший методизм в ведении боя находит здесь полное оправдание. С одной стороны, он был безвреден вследствие внутренней организации пехоты легиона, а с другой стороны был так искусно рассчитан на слабости и силы человеческой природы, в их вечно чередующемся проявлении, что благодаря ему победа была возможна и с посредственностью во главе войск, если только эта посредственность умела вполне им проникнуться.
Методизм этот проходит через все военное дело римлян. Он виден и в определенной величине консульской армии, в употреблении и устройстве постоянно укрепленного лагеря, в ежедневном порядке службы и в походном порядке.
Вдали от противника марш исполнялся всегда в одной колонне тремя эшелонами: в первом шли гастаты, по манипулам справа или слева, во втором – принципы и в третьем – триарии; движение прикрывалось велитами. Фланговые марши производились в трех колоннах, соответствовавших боевым линиям: одну колонну, правую или левую, образовывали манипулы гастатов, другую среднюю – принципы, третью, левую или правую, – триарии; боевой порядок выстраивался захождением к стороне противника по манипулам.
Если противник неожиданно появлялся не с той стороны, где шли гастаты, тогда, сделавши захождение по манипулам к стороне противника, линии проходили насквозь друг друга, так что опять впереди становились гастаты, за ними – принципы, а в третьей линии – триарии; получался только обратный порядок размещения манипул, т. е. 10-я стояла на правом фланге; такое построение принял Меттелл в бою при Мутуле (109) против Югурты.
Из изложенного видно, что во второй манипулярной форме легион был необыкновенно подвижен и поворотлив, но этот порядок, основанный на свойствах человека-воина, уступил, во времена Мария, другому порядку, основанному на соображениях, в которых преследовались материальные данные, в ущерб моральным.
Причиною этому, кроме изменения социальных условий Рима, было влияние Ганнибала. Действительно, до Второй Пунической войны, столкновения римлян были всегда фронтальные; при таких условиях высокие качества легионера и превосходство его вооружения давали римлянам огромное преимущество.
Но когда Ганнибал побеждал консулов посредством своих стратагем, маневров и тактических комбинаций, по временам угрожая самой столице Италии, то римляне пришли к заключению, что единственное их спасение заключается в том, чтобы отказаться от своего боевого порядка и способа боя и заимствовать его у противника. И это в то время, когда сам Ганнибал заимствует у римлян для своей армии все, что по составу его войск он мог принять![15]
Правда, некоторые бои этой эпохи как бы указывали на необходимость реформы Публий Сципион, в сражении при Илине (Иллинге, Бетуле или Стильпии 208 г. до Р. X.), производит обоими флангами охват карфагенян, удерживая центр на месте. Сципион в бою на больших равнинах (203), удерживая войска Сифакса и Гасдрубала с фронта только линией гастатов, линиями принципов и триариев атакует фланги карфагенян; в сражении при Заме (202) все три линии манипул ведут бой рядом.
При подобных маневрах должно было выясниться неудобство неполной самостоятельности линий, так как вооружение их было рассчитано на необходимость взаимной поддержки в упорном фронтальном бою.
В армии Эмилиана Сципиона служил плебей неизвестного происхождения, задумавшийся над этим несоответствием между организацией легиона и новыми требованиями современного ему военного искусства. Это был Марий! Достигнув консульского звания в 107 г. до Р. X., он изменил организацию легиона и ввел первую форму построения по когортам.
Мы уже видели, что со времен Мария прежний набор заменен вербовкой. С этого времени, в сущности, прежние гражданские войска перестали существовать и явились наемные войска из беднейших классов общества. Это, без сомнения, ухудшило элементы армии, но все-таки эти войска оставались национальной римской армией. В них жила еще древняя римская гордость, дававшая преимущество над другими войсками, если только полководец умел возбудить ее надлежащим образом. К тому же методизм римской организации не допустил глубокого падения ни древней военной дисциплины, ни древнего военного духа. Гражданские добродетели скоро исчезли, но солдатские доблести существовали еще почти два столетия и противостояли всем бурям и внутренней распущенности государственного строя.
Реформы, приписываемые Марию, были следующие: вся пехота получила однообразное вооружение и была обучена действию в рассыпном и сомкнутом строе, почему прежнее подразделение ее на велитов, гастатов, принципов и триариев было отменено. Тактической единицей является когорта, составленная из трех прежних манипул: строй принят в 10 шеренг. Сила когорты менялась от 360 до 500 человек. Десять когорт составляли легион. Принятая Марием первая форма построения по когортам имела в первой линии пять когорт и во второй тоже пять, расположенных против интервалов когорт первой линии.
Марий сохранил прежний способ боя в разомкнутых рядах и со сменою шеренг, а равно и смену и поддержку линий, прохождением в интервалы между рядами передних когорт. Бой подготовительный в рассыпном строе возлагался на экстраординариев, набираемых из союзников.
В то же время в реформах Мария замечается стремление обеспечить управлению решительное влияние на ход боя, чтобы уравновесить нравственный упадок элементов армии и уже фактически совершившееся увеличение численности войск. Вместо 30 манипул мы находим до когорт. С уменьшением же числа тактических единиц увеличивается влияние высшего управления