тые любовью к отечеству и привыкшие к беспрекословному повиновению.
7. Карфагенская армия в эту эпоху придерживалась военного искусства, введенного в ней в 256 г. до Р. X. греком Ксантиппом. Она строила фалангу; пехота в 16 шеренг, по три фута на гоплита по фронту. Тяжелая кавалерия разделялась на илы в 64 лошади, строившиеся по 8 чел. по фронту и по 8 ч. в глубину. Легкая кавалерия строилась только в 4 шеренги, и тогда ила имела 16 рядов по фронту. Для боя 8 ил тяжелой кавалерии, поставленных рядом, составляли эскадроны, располагавшиеся на интервалах в 20 футов.
Легкая кавалерия соединялась по 2 илы в эскадрон (и на таких же интервалах, как и тяжелая).
Римская армия придерживалась тактики эпохи второй манипулярной формы, нами уже описанной выше.
Поход Ганнибала в Италию. 1-я кампания. Сражение при Требии (218). Первая Пуническая война, продолжавшаяся 23 года (264–251), несмотря на блестящие действия отца Ганнибала – Гамилькара Барка, призванного, впрочем, к командованию армией в конце войны, была окончена Карфагеном неудачно: Сицилия была очищена, и заплачена контрибуция Риму в размере 12 миллионов франков (2200 талантов).
Гамилькар сознавал, что для борьбы с Римом Карфаген должен сделаться континентальной державой, и предложил с этою целью завоевать Испанию. Карфаген принял план своего полководца, дал ему необходимые средства, и Испания была почти вся завоевана. В 229 г. в бою с веттинами Гамилькар был убит, оставив после себя 16-летнего сына Ганнибала. Зять Гамилькара – Гасдрубал продолжал идти по следам своего славного тестя и настолько встревожил Рим своими успехами, что тот решил помешать дальнейшему расширению колоний Карфагена, установив р. Эбро границей его владений в Испании.
Римляне к началу Второй Пунической войны владели всею Италией, Сицилией, Сардинией, Корсикой; кроме того, им подчинялись народы Цизальпинской Галлии и большой Иллирии; Сагунт и Марсель состояли в союзе с Римом. Карфагеняне владели всею южною частью Иберийского полуострова, между р. Taгo и Эбро.
В 223 г. Гасдрубал был умерщвлен, а в 221 г. во главе армии становится избранный солдатами и утвержденный сенатом 23-хлетний главнокомандующий Ганнибал, воспитанный в ненависти к Риму. Он полагал, что время мести Риму, в которой он поклялся на смертном одре отца, уже наступило. Ганнибал хорошо понимал, что внешнее спокойствие Рима обманчиво, что он не допустит усиления Карфагена в Испании и объявит скоро войну. Этого допускать не следовало: необходимо было предупредить Рим в объявлении войны, потому что, если бы ее объявил Рим, он избрал бы базою Сицилию и направил бы свои удары прямо на Карфаген. Тогда Испания явилась бы второстепенным театром войны и весь глубоко соображенный его отцом план борьбы с Римом мог бы рушиться.
Если же Карфаген захватил бы инициативу, то все выгоды оказывались бы на его стороне: не только трансальпинские галлы, враждебные Риму за уничтожение их колоний в Италии, предоставили бы свободный проход его армии из Испании, но даже можно было рассчитывать на их поддержку, тем более ценную, что римляне достаточно их побаивались.
Внести войну в Италию было выгодно еще и потому, что вновь завоеванные Римом народы не имели прав римского гражданства. Римляне эксплуатировали их силы для своих завоеваний, но не давали им пользоваться их плодами, считая эти народы как бы низшей расой. Поднять их на борьбу за свою свободу против Рима было нетрудно.
Поставивши цель (выбор операционной линии), оставалось наметить путь, по которому можно ее достигнуть с наименьшим риском (выбор и обеспечение операционной линии в смысле пути наступления и пути подвозов – коммуникационной линии).
Уже после Первой Пунической войны Рим был полным хозяином Средиземного моря, владея Сицилиею, Сардиниею и Корсикою, дававшими ему отличные наблюдательные пункты. Карфагеняне могли устроить базу только в Африке или Испании, причем их операционная линия по морю выходила очень длинною и под ударами римлян с островов; если бы она была отрезана, армия оставалась бы без средств для ведения войны. Уже это одно соображение; не говоря о трудности сочетания действий армии и флота в одно время, заставляло Ганнибала остановиться на выборе пути наступления армий по суше, в долину р. По.
Другое соображение, тоже немаловажное, заставляло остановиться на вторжении во владения Рима через Цизальпинскую Галлию: Македония владела Пелопоннесским полуостровом и была настроена враждебно к Римской республике; война, казалось, была близка между ними, и тогда Цизальпинская Галлия являлась естественным театром для соединения карфагенской и македонской армий.
Таким образом, безопасность операционной линии в смысле пути наступления и пути подвозов, а также возможность усиления присоединением враждебных Риму народностей заставили Ганнибала наступать через Северную Италию.
Подготовка к величественной борьбе велась уже Гамилькаром и Гасдрубалом: завязались сношения с галлами, изучены средства и пути приронской и альпийской страны и заключены тайные соглашения с вождями и главами народов. Так как страна от Эбро, к северу до долины Роны, находилась во власти народов, враждебно настроенных к Карфагену, которые, следовательно, могли угрожать операционной линии Ганнибала, то он решается нарушить условия с Римом и в течение 220–218 г. предпринимает ряд походов и экспедиций за Эбро, с целью покорения, причем он искусно пользуется отвлечением внимания и сил Рима, занятых в это время войною в Иллирии. Успешное завоевание земель и назревший союз в долине По – в 218 г. – побуждают Ганнибала к еще более решительному вызову: он энергично нападает на колонии восточного побережья Иберийского полуострова, покровительствуемые Римом, захватывает их и, после 8-мимесячной осады наиболее богатой и сильной колонии – Сагунта, берет этот город. Богатства колоний и деньги, вырученные за продажу всего населения в рабство, составили союзный фонд для решенного вслед за тем движения к Альпам. Одновременно с этими событиями загорается восстание галлов в долине р. По.
Операции на побережье и против Сагунта имели важное стратегическое значение: 1) уничтожением союзных с Римом городов достигалось обеспечение базы и операционной линии; 2) сюда, на Иберийский полуостров, притягивалось внимание римлян (демонстрация) и 3) успешные и вызывающие действия Ганнибала показали народам, что сила на его стороне, и подорвали страх их перед римлянами.
После взятия Сагунта Ганнибал решился немедленно двинуться в Италию, оставив необходимые силы для защиты Испании и Африки, так как он, подобно Гамилькару и Гасдрубалу, командовал войсками обеих стран.
Карфаген располагал вооруженною силою в 120 000 пехоты и 16 000 кавалерии, из которых треть была набрана в Испании. При них должны были идти 37 слонов для устрашения неприятеля, но никак не для прикрытия пехоты Ганнибала, которая в этом не нуждалась. Армия эта отличалась высокими достоинствами в военном отношении: связав себя с вождем, сильная верою в него и в себя, благодаря постоянным успехам и победам, богатая боевым опытом, заинтересованная в каждой экспедиции надеждою на большую добычу, – все это делало карфагенскую армию, по внешности представлявшую сброд людей разных племен и народностей, отличным орудием в руках гениального полководца, каковым являлся Ганнибал, стяжавший себе высокую репутацию в армии своим искусством и личною доблестью еще в звании помощника Гасдрубала. Вот как говорит об Ганнибале Тит Ливий, которого нельзя заподозрить в пристрастии: «С самого начала Ганнибал обратил на себя взоры и снискал любовь целого войска. С особенным участием взирали на него старцы, заслуженные воины, находившие в его чертах разительное сходство с его отцом, их любимым полководцем. Но вскоре личные качества его еще более привязали к нему сердца всех. Действительно, никто и никогда не соединял так в характере своем уменья повиноваться и начальствовать, как он, а потому трудно было бы решить: кто более любил его, полководец или войско? Его, предпочтительно перед прочими, избирал Гасдрубал каждый раз, когда нужно было привести в исполнение какое-либо предприятие, требовавшее особенной решительности и отважности. Войска же не оказывали никому такого доверия, какое имели к нему, когда он предводительствовал ими. Никто не превосходил его неустрашимостью, когда предстояла опасность, ни присутствием духа в самой опасности. Никакие труды не могли одолеть телесных сил его и твердости его духа. Он одинаково переносил и холод, и зной. Необыкновенно умеренный и воздержный в пище и питье, он ел и пил в такой лишь мере, какую требовала самая строгая необходимость. Он трудился и отдыхал и днем, и ночью, без различия, посвящая сну только свободное от занятий время и не ища для сна ни тишины, ни спокойного ложа. Нередко войска видели его спавшим на голой земле, в плаще простого воина, между стражами и часовыми. От равных себе он отличатся не роскошью одежды, но добротою оружия и коней и был в одно и то же время и лучшим пешим, и лучшим конным воином в войске. Наконец, он всегда первый шел в бой и последний возвращался из него». Затем Тит Ливий уже изменяет своему беспристрастию и в противоположность военным достоинствам Ганнибала приписывает ему «бесчеловечную жестокость, коварство, отсутствие всякого уважения к справедливости и ко всему, что только есть наиболее священного для человека, – всякого страха к богам, – всякого уважения к клятве». Но это происходит от глубокой ненависти римлян к человеку, который чуть-чуть не стер их с лица земли. Ни Полибий, ни Плутарх не приписывают Ганнибалу этих последних качеств.
Сравнивая качество и количество сил обеих сторон, трудно сказать, на чьей стороне было преимущество. На стороне римлян, правда, были выгоды обороны в своей стране, богатой во всех отношениях для ведения войны, но зато они уступали карфагенянам в отношении условия предводительства: общие цели ставил римский сенат и давал частные цели консульским армиям (каждая около 23 000 чел.). Когда же две консульские армии соединялись на одном театре, предводительство принадлежало обоим консулам поочередно, которые и сменялись ежедневно. К этому двоевластию присоединилось еще и то, что в течение многих лет войны Рим не мог выставить вождя, соответственного и равного Ганнибалу.