История войн на море с древнейших времен до конца XIX века — страница 2 из 4

Глава I. Период перехода к парусному флоту

Северные моря в донорманнский период

Употребление мускульной силы человека в качестве двигательной силы для судов, с глубокой древности установилось, так сказать, естественным путем, но применение этой силы в крупных размерах было возможно только в те времена, когда существовало рабство или иные, подобные рабству, отношения, когда имелась возможность добывать человеческую силу в больших количествах и за дешевую цену; сила эта годилась впрочем только на внутренних морях, так как спокойное, по большей части, состояние таких морей или лишь слабое волнение, давало возможность и для военный целей употреблять легкие суда. Набор гребцов становился постепенно все труднее, вследствие чего численность команд, работавших на веслах на военных кораблях падала все ниже; пришлось, наконец, привлечь к этой работе тюремное население, откуда и возникла так называемая «ссылка на галеры».

Вследствие особенностей очертания береговой линии Швеции, Финляндии и других стран Балтики, гребное судоходство сохранилось на Балтийском море значительно дольше, чем на Средиземном, и еще в начале XVIII века там существовали гребные шхерные флоты. Хотя такие суда были сравнительно мало приспособлены к плаванию у наших берегов, среди первых судов прусского флота имелись так называемые гребные канонерские лодки. На судовых шлюпках до самого последнего времени употреблялась исключительно человеческая сила, при чем она же служила и для некоторых военных надобностей, например, для буксирования потерпевших аварию кораблей или во время штиля; эта же сила применялась и при атаке на стоящие на якоре суда, при так называемом «вырезывании» их (cutting out) еще в последнюю войну Северных и Южных Штатов, что может повториться и в будущем. По всем этим причинам очень важно, чтобы экипажи судов настойчиво упражнялись в гребле.

Таким образом, на Средиземном море гребные суда еще в течение многих столетий оставались настоящими военными судами; за греческими, карфагенскими и римскими военными судами всех видов и размеров, последовали галеры, которые и образовали главную составную часть всех более или менее организованных средневековых флотов. Сила их заключалась в носу, в таране или в установленных на носу метательных машинах, которые впоследствии были заменены судовыми орудиями. Сообразно этому, естественным строем тактического наступления для них был строй широкого развернутого фронта, сила которого была направлена прямо вперед, при одновременном прикрытии флангов. Подвижность гребных судов и их независимость от направления ветра давала возможность широкого пользования ими для тактических целей, так как они могли производить атаку в любом направлении, могли занять любое место и по произволу менять его.

Битвы древних гребных судов и новейших галер выражались в боях на близкой дистанции, в абордажах, прорывах и охватах флангов; во многих отношениях эти битвы походили на сухопутные сражения.

В тактическом смысле применение галер было почти неограниченное, но зато в стратегическом – гребные военные флоты имели самый ограниченный район действия. Малейшее волнение, в особенности в открытом море, чрезвычайно мешало грести, так что значительные переходы были почти невозможны; гребцы очень быстро уставали и кораблям, имевшим низкие борта постоянно грозила опасность перевернуться; все это заставляло как можно скорее укрываться в гавани или, по крайней мере, у берега.

Впрочем, для больших походов были еще и другие очень серьезные препятствия; военные корабли не могли брать с собой достаточных запасов воды и провианта, а потому необходимы были многочисленные транспортные суда. Эти суда стесняли движение главным образом тем, что военным кораблям приходилось тащить их на буксире, вследствие чего движение крайне замедлялось, а вместе с тем чрезвычайно ограничивалась возможность более широких стратегических операций.

Поэтому приходилось, ради пополнения запасов, постоянно держаться вблизи безопасных якорных стоянок вследствие чего гребные флоты были всегда привязаны к берегу; особенно это относилось к флотам, которые в средние века начали формироваться на берегах океана. Несколько парусов, которые имелись на кораблях, приносили мало пользы и даже служили скорее помехой, так как для них требовался рангоут и такелаж, который при противном ветре приходилось снимать и складывать, при чем он занимал много места и мешал грести. Вследствие того, что для гребли требовалось очень большое количество людей, число солдат на борту было очень ограниченно.

Все это сильно влияло на ведение войны, которая сводилась, главным образом, к нападениям на неприятельские берега. Сухопутная и морская война были тесно связаны между собой, настоящая морская война была почти невозможна, а достижение полного господства на море в большинстве случаев было невыполнимо; войны морских разбойников в этом отношении являются одним из немногих исключений. Влияние гребных флотов на развитие и на ход морской торговли было также не очень значительно, так как небольшие, снабженные по большей части парусами, торговые корабли в большинстве случаев легко ускользали от врагов и держались в открытом море до наступления лучших обстоятельств.

Даже во время многочисленных войн, которые вели между собой в конце средних веков две самые большие торговые республики – Венеция и Генуя, обе они старались вести войну посредством нападений сильного флота на неприятельские берега, чтобы отвлечь противника подальше от районов своей торговли.

Однако, по мере того, как центры торговли и культурного развития, а вместе с тем и могущества государств передвигались с берегов Средиземного моря на берега Атлантического океана, все настоятельнее делалась необходимость заменить силу весел, приводимых в движение человеком, каким-либо другим двигателем. Век открытий нанес, наконец, смертельный удар и гребным флотам.

Поэтому колыбель военного и торгового парусного судоходства надо искать на берегах Атлантического океана; применение парусных судов к военному делу началось там уже давно, но потребовало очень долгого времени для своего развития.

Человеческая сила всегда была недостаточной для передвижения широких, прочно построенных судов, и для таких судов всегда пользовались силой ветра. Торговые суда у древних народов, хотя и имели весла, но ходили почти исключительно под парусами, а у народов, которые плавали по океану, паруса были всегда главным способом передвижения для военных кораблей, даже и в бою. Их корабли должны были противостоять гораздо более значительному ветру и действию прилива и отлива, чем на внутренних морях; поэтому они строились гораздо прочнее, были тяжелее, и приводить их в движение при помощи весел было значительно труднее. Тем не менее, пока рангоут и такелаж не приобрели достаточного развития, весла сохраняли большое значение на прежних военных кораблях, так что их можно назвать «смешанными» кораблями. Такие корабли были у англосаксов и норманнов. Однако, для того, чтобы от первых шагов в употреблении парусов перейти к известному совершенству в умении ими пользоваться, необходимо было некоторое знакомство с техникой морского дела. Кроме того, пользование парусами требует большого совершенства в самой постройке судна, так как оно должно противостоять сильным ударам волн, а у берегов океана, где бывают приливы и отливы, суда должны быть настолько прочно построены, чтобы в случае посадки на мель они не разламывались при убыли воды.

Несмотря на то, что парусное судоходство должно было удовлетворять всем этим требованиям, нельзя не удивляться, что оно так медленно развивалось; если при этом обратить внимание на необыкновенно быстрое развитие судоходного дела во второй половине XVIII века, то медлительность эту приходится считать почти необъяснимой.

Нам хочется сказать в этой связи несколько слов о сражении при Ванне в 56 г. до н. э., о котором уже упоминалось выше, так как сражение это произошло в океане; между гребными и парусными судами, и таким образом, является в известном смысле переходом от гребного к парусному судоходству.

Во время постепенного завоевания Галлии, в 58-51 гг. до н. э., Цезарь встретил у венетов, в нынешней Бретани, особенно упорное сопротивление; венеты были искусные, ловкие моряки, столь же храбрые на море, как и на суше. Корабли их имели высокие борта, высоко поднятые фор– и ахтерштевни, и были так прочно построены из дубового дерева, что таран ничего не мог против них поделать; суда эти были плоскодонные, так что не опрокидывались, когда их вытаскивали на берег. На них были и весла, но вследствие их величины и тяжести, на них можно было ходить только под парусом. Оснастка их состояла из одной мачты с одним парусом на рее; паруса делались из сырых шкур или из кож.

Цезарю не удалось справиться венетами на суше, и тогда он убедился, что придется атаковать их и на море, для чего необходимо иметь флот. С обычной энергией, отличавшей римлян, он немедленно выписал из Предальпийской Галлии (Лигурии и Венеции) корабельных плотников и матросов с инструментами и принадлежностями судового снаряжения, и приказал строить на Луаре корабли обычного на Средиземном море типа – низкие, легкие и быстроходные гребные суда (либурны?). Людей для работы на веслах он приказал набрать и обучить в Галлии, а для боя посадил на суда своих легионеров; начальство над этими судами он поручил молодому офицеру Дециму Бруту. Как только флот был готов к бою, Цезарь тотчас же начал наступление против венетов на суше, а Брут в то же время наступал на них морем.

Римские корабли имели то преимущество, что благодаря веслам имели возможность двигаться по желанию своих командиров; кроме того, римские солдаты были лучше вооружены, чем венеты. Однако римляне находились в неблагоприятных условиях, так как: 1) неприятельские корабли были неуязвимы для тарана; 2) римлянам было гораздо труднее действовать метательными снарядами со своих низких судов против высокобортных кораблей венетов, чем венетам против римлян; даже башни на римских кораблях были ниже неприятельского фор– и ахтерштевня; 3) брать на абордаж высокобортные неприятельские корабли было тоже очень трудно; было даже трудно встать к ним борт к борту, так как они двигались на парусах довольно быстро.

Венеты, по-видимому, только и ждали случая сразиться на море, так как они немедленно вышли навстречу римлянам к Ванну, в 32 морских милях от Луары. Число римских кораблей неизвестно, но их было меньше, чем у венетов, которые вышли в бой не менее, как с 200 кораблями; венеты имели еще преимущество точного знания местности и вообще всего, что связано с местной гидрографией.

При таких обстоятельства исход боя представлялся сомнительным и зависел главным образом от погоды; при свежем бризе и волнении на море римлянам пришлось бы плохо, а бурная погода могла бы и вовсе погубить их. Однако случай и счастье благоприятствовали им, а может быть они и выждали хорошей погоды; во всяком случае в день боя море было совершенно спокойно и дул легкий бриз. Практический ум римлян, как и в сражении при Миле, навел их на мысль об еще одном новом оружии, направленном не против судов или экипажей, а имевшем целью лишить неприятеля способности передвижения. Они вооружились серповидными копьями, т. е. прочными серпами на длинных древках, для повреждения неприятельского такелажа.

Римляне двинулись в бой. Так как они могли совершенно свободно распоряжаться своим движением, то им было легко проскользнуть между медленно приближавшимися при слабом бризе и, конечно, без особого порядка, кораблями венетов и при этом, не понеся значительных потерь, обрубить им шкоты и фалы и изрезать паруса. Затем они зацеплялись своими серпами за канаты и, продолжая двигаться вперед, обрезали их. Лишив, таким образом, противника способности передвижения, римские корабли по два и более наваливались на борта неприятельских судов и брали их на абордаж. Таким образом римляне обеспечили себе перевес в рукопашном бою, в котором слабее вооруженные и хуже защищенные венеты, несмотря на отчаянную храбрость, обречены были на поражение. Ветер совершенно стих и корабли венетов, лишенные возможности оказывать друг другу помощь, были один за другим захвачены в плен; они упорно сопротивлялись, даже не думая о бегстве. Сражение продолжалось с утра до вечера и закончилось полной победой римлян, которые уничтожили весь неприятельский флот.

После этого венеты прекратили сопротивление на суше, и изъявили покорность. Вопреки своему обычному образу действий, Цезарь учинил над ними жестокий суд. Несмотря на то, что они только храбро отстаивали свою независимость; предводители их были казнены, а остальные проданы в рабство. Поступая так жестоко, Цезарь, как и во всех своих действиях, руководился мудрым расчетом; по природе своей он не был ни жесток, ни мягкосердечен, но не боялся применять никакие средства для достижения свои целей. В данном случае он, несомненно, счел необходимым в своих интересах уничтожить народ могущественный на море, на котором сам он чувствовал себя слабым, так как народ этот мог впоследствии снова сделаться для него очень опасным. Он, конечно, отлично понимал, что флот его обязан своим успехом, главным образом, случаю.

Сражение у Ванна представляет интерес, как единственное более или менее подробно описанное сражение между гребными и парусными судами; вместе с тем битва эта наиболее ярко показывает значение движения для боя и преимущества, какие имеет движение, производимое собственными силами, перед движением, заимствуемым извне и зависящим от случайностей. Новое оружие, которое пустили в ход римляне, еще раз доказало их прямой и ясный практический смысл; оружие это не было направлено против неприятельских сил или боевых средств – против кораблей, оружия или экипажей, – а было предназначено исключительно для того, чтобы сделать негодным к употреблению неприятельский такелаж, лишить противника способности передвигаться, а затем атаковать и одолеть неподвижные корабли превосходными силами раньше, чем другие могли бы подоспеть им на помощь. При этом римляне, чтобы действовать своим новым оружием искусно использовали двигательную силу, заключавшуюся в веслах.

Таким образом, мы видим, что уже в первом сражении, в котором приняли участие парусные суда, атака противника была направлена прежде всего не на самый корабль или его экипаж, а на его двигательную силу – на такелаж. Тот же прием снова стал систематически применяться и впоследствии, в XVIII в., когда тактика парусного флота снова поднялась из мрачных времен средневековья на ту высоту, на которой стоял Юлий Цезарь, как показывает сражение при Ванне, в 56 г. до н. э.

Сражение при Ванне было необходимо описать потому, что это одно из немногих сражений, в которых гребные суда одержали полную победу над парусными. Надо принять во внимание, что сражение это произошло в самые первые времена, в дни младенчества парусного судоходства, при чем против варварского народа выступил самый культурный и самый могущественный в военном смысле народ того времени.

Ближайшее затем время также представляет известный интерес для военно-морской истории, но мы ограничимся беглым описанием только двух походов Цезаря против Британии, так как вопрос о высадке в Англию до последнего времени является не разрешенной проблемой морской войны. Британцы несомненно оказывали помощь венетам; римляне, со своим вновь построенным флотом являлись господами на море и таким образом никаких препятствий к переправе в Британию для них не было. На следующий год после сражения у Ванна Цезарь переправился туда с небольшим отрядом, но вскоре возвратился обратно, так как, вероятно, убедился, что для завоевания такого большого острова необходимо иметь значительные силы. В виду этого, он в течение зимы построил большой транспортный флот из 600 судов, который и собрал в порту Итиус (у Кале?); суда эти были весельные, широкие и плоскодонные, так что могли вмещать большое число людей и лошадей; они были похожи на те, которые 1860 лет спустя Наполеон приказал выстроить в Булони. В качестве конвоя служили 28 галер. В 54 г. до н. э. Цезарь с пятью легионами переправился через пролив и высадился на том самом месте, которое избрал в прошлом году. Бриты собрали на скалистых берегах близ Дувра значительную армию, но при виде бесчисленных римских судов отступили назад. Цезарь дошел до Лондона, переправился через Темзу, но затем тоже возвратился назад, не закрепив за собой занятого пространства.

Завоевание Англии римлянами началось только почти сто лет спустя, в 40 г. н. э., в царствование императора Клавдия и продолжалось с переменным успехом до тех пор, пока Агрикола не возвел между Фортом и Клайдом северный «вал Пиктов», которого, однако, римляне удержать за собой не могли; это вынудило императора Адриана 60 лет спустя, в 124 г. выстроить новый, южный «вал Пиктов» между Сольвеем и Тайном (Карлейль-Нюкастл).

Северную часть Шотландии – Каледонскую возвышенность – римлянам так и не удалось завоевать, а также не удалось на долгое время удержать за собой местность в промежутке между двумя валами. Зато вся остальная Англия до Тайна, в течение многих столетий находилась под властью римлян, пока римская империя не ослабела настолько, что гарнизоны ее не могли больше сдерживать пиктов и скоттов. Наконец, 125 лет спустя, в 426 г. римляне вынуждены были очистить всю Британию, которую пикты и скотты подвергли страшному опустошению – британцы, за то долгое время господства римлян, когда оружие имели только римские гарнизоны, утратили всякую воинственность и плтому не могли противостоять пиктам и скоттам.

Мы упоминаем здесь об этих событиях, поскольку они стоят в тесной связи с историей морских войн; история развития парусного судоходства является вместе с тем, в главных чертах, историей развития английского морского могущества, распространившегося с начала текущего столетия на весь мир; история эта представляет значительный интерес с первых шагов развития этого могущества, которое шло с перерывами и притом без определенного плана. Так, например, в мрачные времена средних веков о дальнейшем ходе этого развития не было и речи. Впрочем, планомерность вообще не является отличительной чертой английского характера – Англия всегда считалась только с настоятельной нуждой текущего момента. Тем более важно рассмотреть те факторы, которые привели Англию к современному мировому положению. Особенно важную роль сыграло здесь географическое положение. Действительно: а) островное положение Великобритании чрезвычайно выгодно, причем острова, на которых она расположена, обладают необыкновенно благоприятным климатом, незамерзающими водами, чрезвычайным плодородием и достаточно обширны для расселения всего народа; б) острова эти лежат у открытого океана и притом так расположены по отношению к северной Европе, что все морские сообщения последней проходят мимо английских берегов по узким проливам, за которыми очень легко установить наблюдение; благодаря этому Англия естественно сделалась контрольным пунктом для всей торговли северной Европы и складочным местом для посредничества в этой торговле с южной и западной Европой, а также и с другими частями света; в) береговые очертания островов Англии благоприятны для судоходства, так как у берегов этих везде имеется много прекрасных естественных гаваней; г) почва островов не только очень плодородна, но вместе с тем изобилует минеральными богатствами – углем, железом, оловом, которые добываются так близко от берегов, что могут прямо с места добычи погружаться на корабли или употребляться на заводах, например, для надобностей судостроения и т. п., между тем, как у нас далекий транспорт к лишенному гаваней побережью сильно повышает стоимость продуктов горной промышленности.

Такое выгодное положение занимает еще одна только Япония на восточной стороне материка, но она не имеет ни такого благоприятного климата, ни такого обилия ископаемых богатств.

Англии не хватало только искусного в морском деле населения, которое могло бы использовать эти исключительные преимущества. Коренные обитатели ее, бритты, кельтское племя, как и все кельты, не имели ни способности, ни склонности к мореплаванию; интересно поэтому проследить перемены, произведенные великими историческими событиями в населении Англии, вследствие которых население это сделалось первыми моряками в мире. В нижеследующих строках мы очертим вкратце эти события.

Народы германского происхождения, жившие у берегов моря или населявшие прибрежные области, издревле, насколько имеются сведения, проявляли особое искусство в морском деле; таковы были фризы, в теперешней восточной и западной Фрисландии, саксы – между Яде и Эльбой, англы в нынешнем Шлезвиг-Голштинском герцогстве, норвежцы, шведы и датчане. Фризы в свое время причинили римлянам много хлопот; в 40 г. н. э. они дошли до Галлии, а около 260 года – до восточной Испании. За исключением трех последних народов, которые обосновались на Балтийской море, все вышеупомянутые народности приняли участие в возникновении современного английского населения.

Сначала скажем об англосаксах. После удаления римских гарнизонов, утратившие всякую воинственность бритты не могли сопротивляться пиктам и скоттам (пикты – храбрые и дикие обитатели шотландской возвышенности; скотты – кельтское племя из Ирландии) и призвали себе на помощь саксов, которые в числе 300 человек прибыли под начальство Хенгиста и Хорсы в трех «киалах» и высадились у Южного Фореленда: «киалы» были килевые суда, первые, о которых имеются известия; отсюда происходит название «Киль», в гербе которого имеется килевая лодка. Приблизительно около этого же времени один римский поэт говорил, что саксов приходится бояться даже в те времена, когда дует противный ветер; отсюда, по-видимому, можно безошибочно заключить, что саксам, т. е. германским мореплавателям, должно быть приписано искусство лавирования, с которым непосредственно связана постройка килевых судов. Это был такой шаг вперед в области парусного судоходства, значение которого трудно оценить по достоинству.

Вскоре после этого на плодоносный остров устремились, вслед за первыми переселенцами, новые толпы саксов, которые оттеснили пиктов назад в Каледонию, а вместе с тем сделались господами Британии; британцы сохранили независимость только в гористом Уэльсе, что до сих пор видно из тамошнего наречия; сохранили свою независимость также остатки пиктов и гэлов на шотландской возвышенности. Впоследствии предводители саксов основали семь королевств, которые, спустя несколько столетий, были соединены Эгбертом в одно королевство, получившее название «страны англов», т. е. Англии. Однако морского значения не имели ни отдельные герцогства, ни соединенное королевство, так как англосаксы, сделавшись хозяевами богатой страны, забросили мореходство.

Замечательно, что все германские морские племена, в противоположность финикиянам и грекам, пользовались судоходством исключительно для морского разбоя и относились, по крайней мере, в течение первых веков своего исторического существования, с презрением к морской торговле. Англосаксы в Англии чувствовали себя удовлетворенными своими обширными владениями и потому, к великому своему ущербу, отвыкли от плавания по морям, а тем временем (827 г.) на сцене появился новый морской народ – норманны, производившие разбои у берегов Англии.

Англонорманнский период

Под именем норманнов следует разуметь не одних только норвежцев, но также и шведов и датчан; всем трем этим народностям безразлично присваивалось имя норманнов, и установить, к которой именно из них оно относилось в отдельных случаях, не представляется возможным. Мы будем говорить о норвежцах и датчанах – викингах, морских воинах и героях. Их морские походы были исключительно разбойничьими набегами; они безжалостно грабили, жгли и убивали во всех местах, где появлялись, а тех жителей, которые оставались в живых, уводили в рабство.

У них были только небольшие открытые суда, а вначале даже только большие лодки, сплетеные из ивовых прутьев и обтянутые звериными шкурами, с одной мачтой и парусом, сшитым также из шкур, с высоко поднятым фор– и ахтерштевнями, при чем форштевень часто заканчивался фигурой дракона, вследствие чего и самые суда обыкновенно назывались «драконами». Суда эти имели мачту и рею и были, собственно говоря, парусными судами, но тем не менее могли ходить и на веслах, которых было 30 и более; таким образом, это были «смешанные суда», легкие и быстроходные, которые не только легко было вытащить на берег, но и перетаскивать по земле на далекое расстояние. Осадка их была настолько незначительна, что на них можно было плавать и по рекам. Позднее, на судах этих на носу и на корме стали устраиваться полу-палубы, на которых становились воины; бортовые стенки увеличивались в высоту и укреплялись тем, что на них вешались щиты; экипаж их состоял из 50-100 человек, считая всех матросов и воинов.

Норманны нагоняли ужас не только на побережье, но и на внутреннюю страну, а так как они появлялись со многими сотнями таких судов, то могли давать крупные сражения и покорять целые царства. Их отчаянная храбрость проявлялась как в бою, так и в странствованиях по морям, причем они на своих открытых судах с примитивным такелажем и без всяких других вспомогательных средств, совершали далекие походы в совершенно неизвестные моря и даже переправлялись через океан на Фарерские острова, в Исландию, Гренландию и Винланд (в Северной Америке). Подобно финикиянам, они не оставили следов своего пребывания в этих странах, так как у них не было никакой культуры и никаких высших интересов. Таким образом, норманны представляют в течение нескольких столетий средневековой истории одно из самых удивительный явлений. Чем именно были вызваны их частые разбойничьи набеги, начавшиеся в VIII в., получившие особенное развитие в IX, и постепенно затихшие в XII в. – точно неизвестно; вероятно, они были вызваны, с одной стороны, стремлением к независимости норманнского дворянства, не желавшего подчиняться самозванным королям, а с другой – значительным избытком населения.

В конце VIII в. впервые начались набеги норманнов на северные берега Англии; в те времена, и еще долгое время спустя, они были язычниками. Затем наступил долгий период спокойствия во время царствования Карла Великого, который принимал энергичные меры для поддержания безопасности сообщений на море и на суше. В устьях всех рек на Северном море он приказал строить корабли для борьбы с морскими разбойниками, учредил морскую и береговую стражу, назначил искусных предводителей, и вообще установил строгий порядок. Точно также действовал он и в Адриатическом море и на южном берегу Франции, где флот его разбил могущественных в то время сарацин. О нападении его сына Пипина на Венецию мы уже говорили выше.

Вследствие этого, во времена его царствования норманнам не удалось многого достичь в Северном море, и потому они перенесли свои разбои на Балтику; зато после смерти Карла Великого (814 г.), при его бесхарактерных преемниках они получили полную свободу действий. Они грабили немецкие, французские и английские берега, так как ни у Германии, ни у Англии не было флота, разграбили и сожгли Гамбург (845 г.), куда они добрались вверх по Эльбе на 600 судах, Руан (841 г.) и Бордо (847 г.); несколько раз они поднимались вверх по Рейну до Бонна, Кобленца и Майнца, разграбили Кёльн, Аахен и другин города. Вверх по Сене они поднимались с 700 кораблями и 40 000 воинов до самого Парижа, который они безуспешно осаждали в 885-886 гг. (вероятно, город откупился), после чего сожгли Реймс и Суассон. Еще ранее этого они побывали в Испании и в Средиземном море, где, между прочим, разграбили и сожгли Пизу (860 г.). В 880 г. они разбили наголову большую саксонскую армию на нижней Эльбе, а в 891 г. норманнская армия, в свою очередь, была уничтожена у Левена королем Арнульфом. Несмотря на это они добрались в 892 г. до Вормса, и около 900 г. осели в устьях Сены (как за 60 лет перед тем в дельте Рейна). Двенадцать лет спустя Карл Простодушный (III) был вынужден уступить норманнскому вождю Ролофу, который после этого крестился под именем Роберта, город Руан с окрестностями; область эта получила название Нормандии и сделалась с того времени независимым графством (912 г.).

Норманны приобрели здесь, как четыре с половиной века тому назад саксы в Англии, плодородную страну, но влияние этой страны на них было совершенно иное, чем на саксов; эти последние сохранили свой язык, нравы и национальность, но отстали от мореходства и морского разбоя; норманны скоро утратили родной язык и обычаи и слились в этом отношении с французами, но продолжали держаться за морское дело и остались смелыми, воинственными искателями приключений на суше и на море. Они уходили большими партиями из Нормандии в Средиземное море, и, сообразно изменившимся обстоятельствам, поступали на службу в качестве наемных солдат в Италии. Дело дошло до того, что (здесь мы забегаем несколько вперед) в 1057 г. норманн Роберт Гюискар сделался герцогом Апулии (в Нижней Италии), другой норманн (Рожер II) в 1130 г. сделался королем Сицилии, третий – (Богемунд Тарентский) графом Антиохийским. Таким образом внушавшие ужас северные люди сделались владыками на юге, в солнечной Италии.

После смерти Карла Великого, участились набеги норманнов и на Англию. Начиная с 832 года, набеги эти происходили ежегодно. Вскоре норманны перестали уже возвращаться на зиму домой, и с 866 г. осели в Англии; попытки сакских королей прогнать их оставались безуспешными: они продолжали распространяться все дальше. В 870 г. пал в бою король Этельдред, а его младший брат и преемник Альфред, впоследствии прозванный Великим, которому в то время было только 22 года, должен был бежать и скрываться в течение многих лет. Втайне он начал собирать своих саксов, и семь лет спустя ему удалось разбить и покорить норманнов, которых он принудил принять крещение. После этого он с переменным успехом воевал на море против новых разбойничьих набегов норманнов; он был первым английским королем, который лично командовал флотом. Наконец, в 897 г. для решительного отражения неприятеля он приказал выстроить новый флот по собственным указаниям; поэтому его считают основателем английского морского могущества, хотя созданный им флот просуществовал недолго.

Его действия обличают в нем государя, далеко опередившего свою эпоху в понимании морского дела; он первый понял значение для Англии морской торговли и всеми силами поощрял ее; вместе с тем, оценив значение морского могущества для торговли, он стал заботиться об усилении своих сил на море и создал новый, более сильный флот, с которым перешел в наступление против разбойников, так как убедился, что страну и торговый флот можно защищать только энергичным наступлением.

Новые суда, построенные Альфредом, отличались от всех известных на севере: они были вдвое длиннее, чем было принято, более высоки и устойчивы, но при этом и более быстроходны, так как на них было по 60 и более весел. Вероятно, это были высокобортные галеры, подобные тем которые имелись на Средиземном море, но приспособленные к плаванию в северных водах, с более острыми обводами и большей осадкой. С этими кораблями Альфред одержал несколько побед над норманнами, а так как преемники его тоже имели сильный флот, то почти на целое столетие разбои прекратились совершенно. Флот в те времена был разделен на три эскадры – для трех побережий. Ежегодно на Пасху (зимой судоходство прекращалось) личный состав приводился в готовность, осматривался и занимался упражнениями.

Разбои возобновились в 992 г., когда на престол вступил слабый, нерешительный король Этельред Беспомощный (979-1016); на этот раз на Англию напали датчане. Этельред не раз откупался от них крупными суммами, а в 1202 г. приказал перебить всех датчан, находившихся в стране; это повело, однако, к еще большим разбоям. Наконец, датский король Свейн явился с большим флотом к городу Сэндвичу в Доунсе и завершил завоевание Англии. После смерти его в 1014 г., началась война за престол, но уже с 1017 г. сын его, Канут Великий, которого флот провозгласил королем, царствовал в Англии бераздельно.

В течение двух с половиной столетий норманны заселили большие пространства в Англии, при чем датчане занимали господствующее положение. Правда, двадцати три года спустя, в 1014 г., на трон снова вступил сакский король Эдуард, но род его удержался на троне только в течение двадцати пяти лет. В 1066 году, преемник этого короля, Гарольд, пал в борьбе с норманнами. Гарольд наголову разбил 25 сентября высадившегося на северо-востоке Англии, в Йоркшире, норвежского короля, при чем сам был ранен, а 14 октября был убит в сражении при Гастингсе с Вильгельмом Нормандским (Завоевателем), который с 60-тысячной армией переправился из Сен Валери (между Дьеппом и Феканом) в Певенси.

Вторжение Вильгельма было самым крупным, какое только известно в истории, потребовало долгих приготовлений. Он уже с весны начал собирать корабли и людей; он действовал несомненно по соглашению с норвежским королем и раньше, чем двинуться вперед, выждал результатов высадки последнего. Кроме того, он обратился за помощью к папе, и ему принесло большую пользу то обстоятельство, что папа отлучил от церкви сакского короля, неприязненно относившегося к церковным установлениям.

По дошедшим до нас сведениям, герцог Вильгельм располагал только норманнскими судами обычного типа – открытыми кораблями викингов, впрочем в очень большом числе: их было несколько сотен. Переправа через канал с этими кораблями, тяжело нагруженными людьми и лошадьми, была очень рискованна: большой английский флот еще в начале лета был собран Гарольдом в Доунсе, но вместо того, чтобы атаковать противника раньше, чем он закончит свои приготовления, Гарольд стал ожидать, когда противник сам выберет подходящее время и подойдет к нему.

Это пренебрежение основным правилом морской войны послужило причиной гибели Гарольда. Флот уже в течение многих месяцев стоявший в ожидании в Доунсе, израсходовал все припасы и, вероятно потерял терпение; возможно также, что по мере того, как уходило лето, англичане перестали верить в возможность нашествия. Как бы то ни было, в середине сентября, вероятно в то время, как Гарольд ушел в поход против норвежского короля, флот разошелся по своим гаваням. Получив об этом известие, которого он, возможно, и ожидал, герцог Вильгельм, дождавшись хорошей погоды вышел 27 сентября в море и на другой день высадился на противоположной стороне Ла-Манша в Певенси (пройдя 57 морских миль). Недалеко оттуда произошло решительное сражение при Гастингсе, в котором значительно более слабое английское войско потерпело поражение, а сам Гарольд был убит. После этого герцог Вильгельм завоевал всю Англию и провозгласил себя королем, под именем Вильгельма I, прозванного Завоевателем.

Это завоевание имело для Англии, а вместе с тем и для английских морских сил, тем большие последствия, что с ним было связано полное изменение государственного устройства Англии. Как и во всех покоренных норманнами странах, Вильгельм Завоеватель ввел в Англии феодальное или ленное устройство. Сакские дворяне и земледельцы владели своими землями на правах полной собственности и обрабатывали их при помощи батраков и крепостных; тут же вся земля сделалась собственностью короны, и король раздавал участки в лен (заимообразно) при условии, что получившие их королевские вассалы должны были нести военную или иную службу. Вильгельм был отчасти вынужден так поступить, так как его бароны оказывали ему помощь в походе на Англию только ради соответствующих выгод. Некоторые из этих баронов выставили по 30, 40 и до 60 кораблей с солдатами.

Так возникло английское владетельное дворянство, английские бароны, из которых часть до сих пор носит норманнские имена. Дворянство это богатое и близкое к королю, и пользовавшееся преимущественным правом на занятие государственных должностей, образовало особое привилегированное сословие, стоявшее между королем и народом и являлось крупной силой в общем строе государства. Это самое дворянство 15 июня 1215 года, после долгой войны, вынудило у Иоанна Безземельного «Великую Хартию Вольностей», послужившую впоследствии основанием для английской конституции, которой Англия, наряду с выгодами своего положения, обязана своим устойчивым и, в общем, здоровым развитием. Конечно, и в Англии дело не обошлось без злоупотреблений и крупных переворотов, но совместное участие всех сословий в создании законодательства оказалась вполне удовлетворительной. Весь период развития и наибольшего расцвета английского флота относится к тому времени, когда палата лордов занимала в управлении государством вполне равноправное место.

Впрочем, английский флот развивался далеко не с той правильностью, как английское государственное устройство; норманны хотя и были отважными мореплавателями, но, как уже было сказано, пускались в море исключительно ради разбоев или для завоевательных целей; торговлю они презирали, так как не понимали ее значения, и научились ценить ее только тогда, когда торговое судоходство постепенно выросло у них на глазах до громадных размеров.

По преданию, Вильгельм Завоеватель, высадившись у Певенси, сжег за собой корабли, но сведения даже о таком важном по своим последствиям поступке, недостаточно определенны, так как вместе с гибелью прежней культуры погибло и искусство бытописания, т. е. умение просто и ясно описывать предметы, людей и события. Авторы средневековых хроник отличаются удивительным многословием, не заключающим в себе никакого содержания; несмотря на обилие сохранившихся памятников, только немногие факты могут считаться твердо установленными, в особенности, как это всегда бывало, – в отношении всего, что касалось морского дела.

Достоверно только то, что Вильгельм Завоеватель не был в силах бороться на море с сыновьями Гарольда, которые уже в ближайшие годы стали делать из Ирландии набеги на западное побережье Англии, и что он вынужден был откупиться от датского короля Свейна, который в 1069 г. с большими силами напал на Англию. Только тогда Вильгельм выстроил флот и начал на море и на суше вести войну против Шотландии, Франции и Бретани.

Так же продолжали идти дела и после его смерти. Заслуживают упоминания только покорение Ирландии Генрихом II, который переправился туда с флотом из 400 кораблей, и полный приключений крестовый поход 1189-92 гг. Ричарда Львиное Сердце. По преданию, флот Ричарда состоял из 150 военных судов, 50 галер и около 10 каких-то особенно больших кораблей; слава английского флота к тому времени уже твердо упрочилась. К этому Крестовому походу примкнули еще 4 больших галеаса и 15 галер из Сицилии, так что после покорения Кипра во флоте Ричарда Львиное Сердце было более 250 судов; у побережья Сирии он потопил сарацинский корабль с 1500 солдатами. Сохранилось описание этого сражения: корабли Ричарда, с самим королем на борту одного из них, несли дозор у побережья в районе Бейрута. Ими был замечен большой трехмачтовый корабль, везший подкрепления сарацинам, осажденным крестоносцами в Акре. Англичане попытались захватить корабль в абордажном бою, но несколько раз были отбиты, и тогда вынуждены были протаранить его и пустить ко дну. Из всего экипажа уцелело не более 40 человек.

Преемник Ричарда, Иоанн, уделял больше внимания морскому делу, чем этот романтический король, а также первый из норманнских королей обратил внимание и на торговлю. В 1212 г. он построил в Портсмуте первую английскую военную верфь, которая и доныне остается первой.

В 1202 г. король издал следующий знаменательный эдикт: «Каждый командир судна, принадлежащего к королевскому флоту, при встрече в открытом море с иностранными кораблями или другими судами, в случае отказа их приспустить свой флаг перед английским, имеет право атаковать их и, в случае захвата, считать их законным призом, даже в том случае, если бы было установлено, что суда эти принадлежат дружественной или союзной с Англией нации; находящиеся на борту люди, в наказание за свою дерзость, могут быть подвергнуты заключению по усмотрению».

Этим эдиктом Англия впервые установила, как правомерный принцип, то притязание, которое она систематически проводила уже в течение целого столетия, а именно – что Англии принадлежит общее владычество над морем, и флот ее везде является хозяином. Нельзя было яснее выразить требование о всеобщем признании безусловного морского превосходства Англии. Эдикт этот в течение последующих 600 лет вызвал бесчисленные примеры такого беззаконного поведения английских морских начальников, которые могут показаться совершенно невероятными; английские адмиралы и командиры судов, получившие в свои руки, благодаря этому эдикту, чрезвычайную власть, начали беспрестанно применять ее в самой бесцеремонной и резкой форме; даже маленькие одиночные английские корабли самым грубым и унизительным образом требовали от целых флотов, даже имевших на борту коронованных лиц, салюта флагом. История морского церемониала представляет громадный и многосторонний интерес.

В правление Иоанна произошло первое большое сражение между английским и французским флотами у Дамме, которое, впрочем, не было в сущности говоря, настоящим морским сражением.

В начале 1213 года папа объявил Иоанна низложенным и передал его царство французскому королю Филиппу. Последний счел это за удобный случай завоевать Англию, тем более, что Иоанна не любили его подданные, и он был в ссоре со своими баронами. Филипп собрал большой флот из 1300, или даже 1700 кораблей, но как раз в это время Иоанн подчинился папе, и отлучение с него было снято. Тогда Филипп обратился против графа Фландрского, который отказал ему в помощи против Иоанна; он направился в Дамме (гавань города Брюгге во Фландрии, в настоящее время находится на расстоянии 6 морских миль от берега), высадил свою армию и приступил к осаде Гента. Число его кораблей было так велико, что гавань, хотя и самая обширная во всей северо-западной Европе, не могла всех их вместить, так что часть их стала на якорь у берега, вне гавани.

Со своей стороны Иоанн усиленно стал вооружаться, при чем всем кораблям был воспрещен выход в море, а наиболее крупным было приказано идти в Портсмут. Когда граф Фландрский обратился к Иоанну за помощью, последний, не зная даже положения дела, послал ему на помощь во Фландрию 500 кораблей под командой своего сводного брата Уильяма Лонгсорда, графа Солсбери. Прибыв к Дамме последний, к удивлению своему, увидел, что гавань полна кораблями, и еще много их стоит вне гавани; при помощи разведчиков он узнал, что это были неприятельские корабли и что экипажи на них незначительные. Тогда он атаковал их и захватил 300 кораблей (груженых припасами и оружием), которые отправил в Англию, и еще 100 кораблей сжег. После этого его люди высадились на берег и занялись грабежом, но были разбиты подоспевшим Филиппом и вынуждены снова сесть на суда. Филипп, нашел свой флот в таком печальном виде, что сжег его остатки.

При других обстоятельствах, уничтожение такого громадного флота было бы крупным событием, но эти сотни кораблей были обыкновенными лодками, и заменить их не представляло никакого труда.

Во всяком случае, нескольких лет спустя, когда началось возмущение английских баронов против Иоанна, французы были полными хозяевами в Ла-Манше, а когда бароны эти предложили французскому дофину Людовику английскую корону, то Евстахий Отшельник собрал для него в Кале флот из 80 «роггенов» (большие купеческие корабли) и 600 других, так называемых «кораблей». Евстахий этот, родом из Пикардии, младший отпрыск знатной фамилии, отказался от уготованной ему духовной карьеры, сбросил монашескую рясу (откуда его прозвище) и поступил на службу к графу Булонскому. Поссорившись с графом, он перебрался в Англию, где много лет состоял на службе у Иоанна, командуя несколькими десятками судов, с которыми он опустошал берега Нормандии. Затем, вместе с баронами, он отпал от Иоанна и перешел на сторону претендента.

С этим громадным флотом Людовик двинулся в Англию, но северо-восточные бури рассеяли флот, так что Людовик один 12 мая высадился у устья Темзы. С помощью восставших баронов он отправился в Лондон и занял графство Кент (за исключением Дувра), а также и еще значительную часть Англии. Евстахий тем временем пиратствовал в Ла-Манше, пуская ко дну все суда без разбора.

Между тем, королю изменили не все бароны; народ тоже оставался на его стороне, а после смерти Иоанна графу Пемброку, опекуну молодого короля Генриха III, удалось в мае 1217 года разбить у Линкольна дофина Людовика и восставших баронов. Людовик срочно нуждался в подкреплениях, для чего Евстахию необходимо было сохранить контроль над проливом. Он собирался спустить на воду большую галеру, снабженную башней с установленной на ней мощной катапультой, способной пробивать обшивку судов, но моряки из «Пяти Портов» предприняли неожиданную атаку на эту плавучую крепость и уничтожили ее в гавани.

Как только известие о поражении дофина было получено во Франции, у Кале начали собираться войска, которые 24 августа погрузились на 80 больших кораблей и множество малых судов, чтобы под командой Евстахия Отшельника идти мимо южного Фореленда к Темзе и далее к Лондону. Но в дуврском замке сидел мужественный губернатор Губерт де Бург, который знал об этом плане и принял все меры, чтобы не дать ему осуществиться. Крупные дворяне, к которым он обратился за помощью, ему отказали, но «Пять портов» – Дувр, Ромней, Гейс, Гастингс и Сэндвич, которым со временем Вильгельма Завоевателя была поручена охрана «узкого моря», т. е. Дуврского пролива, выставили 16 больших и 20-24 малых вооруженных судов, притом только часть из них с опытными экипажами. Остальные команды были укомплектованы за счет наскоро собранных Пемброком солдат и лучников, не имевших опыта войны на море. Французский флот, таким образом, имел, как минимум, троекратное численное превосходство над английским.

Французы шли при попутном свежем бризе (юго-восточном) к южному Фореленду, де Бург – навстречу им из Дувра; однако он не пошел прямо на неприятеля, но придерживался к ветру, для того, как подумал Евстахий, чтобы напасть на Кале, на самом же деле для того, чтобы стать с наветренной стороны от противника. Как только ему это удалось, он тотчас же пустился вслед за ним и скоро его нагнал.

Французские корабли имели многочисленный экипаж, но на борту у, них не было стрелков, и потому они ничего не могли сделать в бою на дальней дистанции; кроме того, люди не были приучены к морю и бой на воде для них являлся новостью; вместе с тем и матросы были неопытные и плохо обучены маневрированию; наконец, и предводители французской эскадры были неудачные, так как вместо того, чтобы придержаться к ветру, сохраняя свое преимущество в численности и стараясь использовать его – они продолжали спускаться и, таким образом дали англичанам возможность атаковать сперва арьергард, а затем, последовательно, и остальные корабли.

По мере того, как англичане нагоняли французов, начали действовать английские лучники (в основном это были люди Филиппа д'Обиньи, губернатора Джерси и злейшего врага Евстахия); во время сближения они произвели громадные опустошения на неприятельских палубах, а затем, когда английские корабли сравнялись с кормой неприятельских, тотчас же были переброшены абордажные крюки и начался абордажный бой. Англичане при этом удачно применили негашеную известь, которую свежий бриз нес в глаза неприятелю. Бросившиеся на абордаж англичане прежде всего обрубили фалы, так что паруса свалились на головы неприятельским солдатам – «подобно сетям», как говорится в современной хронике, при чем и корабли потеряли способность двигаться.

Французы были поражены этой стремительной атакой и неожиданными приемами боя, а в непривычном для них сражении на воде они и без того стояли гораздо ниже англичан, вследствие чего, несмотря на двойное превосходство в числе кораблей, битва кончилась для них полным поражением. Из 80 кораблей удалось уйти только 15, остальные были взяты в плен или пущены ко дну, будто бы при помощи железной шпоры, которой были снабжены на высоте ватерлинии английские галеры. Таким образом, здесь снова выступил в качестве грозного оружия таран.

На одном из захваченных кораблей был найден сам Евстахий, который сперва отчаянно сражался, но затем попытался укрыться в трюме. Будучи схвачен, он предлагал за свою жизнь выкуп в 10000 марок серебром, но был тут же убит – среди англичан возник даже спор за право снести голову этому пирату. Как государственный изменник, он не заслуживал лучшей участи, но в те «рыцарские времена» неприятель обращался с пленными с такой ужасающей жестокостью, что многие французские рыцари предпочли выброситься за борт, чем попасть в руки врага. Победа англичан была полной. Из французского флота в Кале вернулись только 15 кораблей.

Бой у Дамме был первым боем между англичанами и французами, а сражение у Дувра было первой схваткой на море между английскими и французскими кораблями. О каком-либо боевом строе англичан в этом сражении сведений не имеется, зато известен их маневр, заключавшийся в приведении к ветру с целью занять наветренное положение по отношению к противнику, и затем броситься на него, и сильным ударом атаковать его арьергард. Такая тактика парусного флота является характерной для того времени и того места, где она была впервые применена: опытный в морском деле и имевший морское чутье народ при первом же столкновении сумел применить надлежащую тактику, вследствие чего более привычные к морю англичане одержали победу над вдвое более сильным противником. Отсюда видно, что численность далеко не всегда решает дело.

Победа на этот раз была одержана не королевским флотом, которого в то время и не существовало, а была достигнута благодаря учреждению «Пяти портов» для охранения «узкого моря», с обязательством выставлять в случае надобности известное число кораблей с экипажами. В этих «Пяти портах» (Дувр, Сэндвич, Гайс, Ромней и Гастингс), на месте первоначальных обитателей, кельтских бритов, вследствие постоянной в течение целых столетий смены народностей, образовалось новое население, состоявшее из саксов, англов, датчан и норманнов; все это были люди, любящие море и опытные в морской войне, занимавшиеся рыболовством, морской торговлей, лоцманством и т. п., для которых море было родной стихией и источником пропитания. Наряду с этим, население это отлично владело оружием, так как, с одной стороны, ему постоянно надо было быть готовым к защите своих домов от неприятеля и от морских разбойников, а с другой – оно само постоянно занималось морским разбоем. Море в те времена не принадлежало никому; на севере не существовало ни одного правительственного флота и не было, никакой организованной морской полиции. Какие либо меры принимались только тогда, когда морские разбойники вели себя уж чересчур дерзко, что, впрочем, случалось очень часто, и постоянные жалобы сыпались одна за другой. Жизнь в те времена была суровая, но за то она закаляла людей. Губерт де Бург показал себя искусным начальником; он быстро и решительно, по собственному почину выступил против неприятеля, при чем проявил большую опытность в морском деле.

Основные правила тактики парусных судов установились еще в древние времена; поэтому победа у Дувра имеет большое тактическое и историческое значение, так как она решила участь войны и обеспечила дальнейшее существование английской династии, положив конец французскому нашествию. Генрих III фактически сделался королем Англии. Однако, недоразумения между обеими странами, обусловленные тем, что Англия владела Нормандией и претендовала еще и на другие области на севере и на западе Франции, продолжались и вызвали многочисленные морские и сухопутные экспедиции. Сведения, которые у нас имеются относительно судоходства и морского военного дела в того времени, недостаточны, противоречивы и мало понятны. Мало что известно, например, о том большом сражении, которое произошло в 1293 г. в Ла-Манше, и в котором соединенный норманно-французско-фламандско-генуэзский флот под командой графа Валуа нанес решительное поражение шестидесяти английским кораблям с только что навербованным экипажем.

Эти события, впрочем, не представляют большого интереса, тем более, что и судостроение и вооружение не сделали за это время значительных успехов; однако, одно сражение, происшедшее вблизи берега, заслуживает упоминания, так как в нем еще раз выступили на сцену средиземноморские гребные суда, успешно сражавшиеся с парусными кораблями.

Гюи Намюрский, граф Фландрии, которая в те времена была богата и могущественна, вел войну против графа Иоанна Голландского. Он завоевал Зеландию (острова в устьях Шельды) до самого главного города Зирик-Зее (на острове Шувен, к северу от Остер-Шельды), который он, имея большой флот, осадил с суши и с моря. Французскому королю Филиппу IV Красивому (1285-1314), который состоял в союзе с графом Голландским и был призван им на помощь, тоже прежде всего понадобился флот, так как французские короли флота не содержали; поэтому он поручил одному искусному моряку Жану де Педрогу из Кале собрать сколько было возможно кораблей и идти на помощь осажденному городу. Жан собрал на северном берегу 30 кораблей, из которых часть была норманнских и 8 испанских, реквизированных насильно; все корабли эти, кроме мелких, имели высокий бак и ют. На каждом корабле была одна или две метательных машины, а кроме того боевой марс с 3-6 отборными стрелками; этот же марс служил и для метания с него камней. Кроме того, Жан нанял еще эскадру генуэзских галер, в числе 11 или 16, под командой Ренье де Гримальди. Такие наймы часто практиковались в Средиземном море, а на этот раз наемные корабли появились и у северных берегов Франции. Гримальди, с титулом «адмирала» принял на себя главное командование флотом. Слово «адмирал» впервые появляется именно около этого времени. Во Франции оно употреблялось уже раньше, а в Англии оно в первый раз встречается в 1297 году. Слово это происходит от турецкого слова «эмир», точнее «амир» и означает «начальник»; отсюда слово это мало помалу вошло в употребление во всех флотах, за исключением, – странным образом, – турецкого, в котором сохранилось звание капудан-паши. В Англии в течение долгого времени слова «адмирал» употреблялось только в сочетании со словом «капитан», вероятно потому, что адмирал являлся вместе с тем и командиром флагманского судна.

С описанным выше флотом, на который было посажено 10 000 отборных солдат, Гримальди в начале августа вышел из Кале и направился первоначально в устье Мааса, где к нему присоединились еще пять больших голландских кораблей и 10 000 человек, которых он распределил по судам флота. После этого он вошел в восточную Шельду и 17 августа подошел к Зирик-Зее. Для атаки он выстроил флот в четыре линии (вследствие узости фарватера?), при чем первые три состояли из 14 парусных судов каждая, а последняя – из галер.

Граф Фландрский со своей стороны выстроил свой флот в две линии, причем в первой линии стояли более крупные корабли, а во второй – мелкие; число его судов не приводится, но если правда, что на них было 40 000 войска, то кораблей этих должно было быть очень много. Эти корабли тоже имели высокий бак и шканцы и прочный марс, на котором, за неимением камней, был заготовлен большой запас клинкера (сильно обожженный кирпич).

Заметим, кстати, что английские парусные суда имели не более 40, а большей частью только по 25 человек экипажа, между тем, как на галерах было по 200-210 человек, и более 100 гребцов.

Атака была начата 18 августа французами, которые с приливом двинулись на противника; при этом, однако, порядок их расстроился. 4 корабля на левом фланге выскочили вперед, и при неожиданно наступившем отливе, сели на мель; от дальнейшего наступления пришлось отказаться, а для того, чтобы отлив не увлек корабли слишком далеко назад, французский флот стал на якорь, причем первые три линии слились в одну; вследствие этого корабли стояли так близко друг к другу, что с одного на другой можно было перескочить и, таким образом, легко было оказать поддержку при абордаже. Гримальди со своими галерами бросил якорь позади, в качестве резерва.

Фламандцы атаковали 4 ставших на мель французских корабля, но вели атаку не очень настойчиво, так что взять их им не удалось. Два брандера, высланные ими против этих кораблей, также не имели успеха, так как спущены они были без надлежащего соображения с ветром и течением. Для более энергичной атаки фламандцы отливом не восспользовались.

С наступлением прилива, вся французская линия двинулась вперед, и сражение сделалось всеобщим, при этом, однако, решительный абордажный бой завязался только на флангах; на левом фланге французы захватили большой фламандский корабль, зато на правом фланге потеряли три испанских корабля с голландским экипажем, на которые напали семь фламандских кораблей. Потери фламандцев были, тем не менее, очень велики, так как много людей было выведено из строя неприятельскими стрелками, стоявшими на палубах и на марсах; вследствие этого поздно вечером они прекратили бой и, с последним приливом, без всякого порядка, поднялись на некоторое расстояние вверх по реке и снова стали на якорь.

В течение ночи Гримальди, на легком быстроходном судне, сделал рекогносцировку состояния фламандского флота. Убедившись, что он сильно пострадал, он рано утром на другой день, с наступлением прилива, полным ходом двинулся в атаку со своими свежими, еще не бывшими в бою галерами. Фламандский флот еще не успел выстроиться в боевой порядок, что дало Гримальди возможность атаковать некоторые корабли одновременно с нескольких сторон, при чем он с места шел на абордаж, что было совершенно неожиданно для фламандцев. Таким образом он взял одно, другое и третье судно. Тогда граф Фландрский приказал поставить на своем и еще на одном корабле паруса и двинулся на корабль Гримальди. Ему удалось обломать весла на одной стороне его корабля, навалиться на его борт и перейти на абордаж; однако, атака эта была отбита, а тем временем оба корабля были со всех сторон окружены галерами и, после упорного боя, захвачены. На флагманском корабле остался в живых один только граф Фландрский, который и был взят в плен, все остальные люди были перебиты.

Это решило участь сражения; осада Зирик-Зее была снята и опасность, угрожавшая Зеландии, устранена. В этом сражении впервые в северных водах были применены брандеры. Кроме того, здесь же были применены и постоянные марсы с посаженными на них стрелками, из чего видно, что преимущества навесной стрельбы и метания камней были уже оценены, и по возможности использованы. Ранее, в самом начале употребления парусных кораблей для боя над этими преимуществами смеялись, но теперь они были снова признаны, а будущее показало громадное их значение. Особенный интерес представляют блестящие действия галер, которые сумели обеспечить перевес сил, поскольку двигались своим ходом, в то время, как неповоротливые парусные суда противника находились в зависимости от течения в узком фарватере.

К рассказанному выше мы добавим описание еще одного средневекового сражения в северных водах, отчасти потому, что в нем также еще принимали участие гребные суда (галеры), а отчасти потому, что бой этот имел большое значение в истории Англии; мы говорим о сражении при Слюйсе 24 июня 1340 года.

Со смертью Карла IV (1321-1328) на французском престоле пресеклась династия Капетингов (987-1328) и, согласно салическому закону, королем Франции сделался старший из рода Валуа под именем Филиппа VI. Однако, воинственный король Англии Эдуард III (1327-1377), который по женской линии являлся ближайшим наследником Карла IV, не захотел признать прав Филиппа VI и заявил претензию на французский трон.

В 1388 г. Филипп начал военные действия на море. Не имея собственного флота, он, как и его предшественник при Зирик-Зее, нанял 40 генуэзских галер (на каждой было по 210 человек экипажа, 25 арбалетчиков и 80 гребцов), к которым были присоединены еще несколько вооруженных купеческих судов. Эти сравнительно крупные, хорошо вооруженные и быстроходные суда, под командой опытных моряков, наносили большие убытки английской морской торговле и опустошали южное побережье Англии с той ужасной жестокостью, которая была обычным явлением в те времена. Корабли действовали тем более энергично, что большая часть добычи шла в пользу их экипажей, в качестве призовых денег. Не говоря о захвате всех купеческих судов в открытом море, они уничтожали их даже в гаванях; четыре раза в течение двух лет они нападали на Саутгемптон, разграбили и сожгли этот город.

Им удалось также, с эскадрой из 13 кораблей, захватить два особенно крупных вооруженных купеческих корабля «Кристофер» и «Эдуард», вместе с тремя меньшими кораблями и с богатым грузом, хотя для этого им пришлось выдержать жестокий девятичасовой бой, в котором экипаж этих судов был весь перебит или выброшен за борт. Это возбудило в Англии особенно сильное неудовольствие и гнев короля, который, возможно, сам лично понес при этом убытки.

В следующем году разбойничьи экспедиции возобновились еще в больших размерах; французы опустошили все южное побережье Англии от Темзы до Ландсэнда, при чем сильно пострадал и Плимут.

Англичане отвечали им тем же самым, насколько это было в их силах. Однажды, например, французская разбойничья эскадра, появившаяся у Доунса была атакована кораблями «Пяти портов», которые преследовали ее до Булони; здесь англичане ворвались в гавань, захватили или уничтожили стоявшие в ней корабли, повесили 12 капитанов и сожгли часть города. Однако, так как у английского короля флота не было, и защита торгового судоходства организована не была, то основные убытки несла Англия. Французы господствовали в Ла-Манше и даже захватили остров Гернси.

Столетняя война

Только в 1339 г. Эдуард III решился принять энергичные меры и приступил к вооружению флота.

Весной 1340 года он провозгласил себя королем Франции и начал готовить большой поход для завоевания новых владений. Постоянного флота в то время еще не существовало, а потому корабли и экипажи были призваны на службу особой королевской прокламацией. Король на собственный счет снарядил несколько кораблей, а затем города, преимущественно приморские, должны были выставить значительные морские силы, которые ими были частью наняты, частью закуплены. Все судоходство в английских гаванях было приостановлено и все корабли свыше 100 тонн были призваны на королевскую службу; Западная Англия выставила 70 кораблей, «Пять портов» – 30, Северная Англия – 50. План короля заключался в том, чтобы при помощи этого флота переправить в союзную Фландрию, в гавань Слюйс, недалеко от Дамме, сильную армию и оттуда вторгнуться во Францию.

В те времена, вследствие обмеления Дамме, Слюйс сделался гаванью города Брюгге, который в XIV столетии был средоточием мировой торговли, (кроме Средиземного моря). Гавань эта была очень обширна и достаточно глубока для самых больших кораблей; весь грузовой оборот с Англией шел через Слюйс, почему Эдуард III был так сильно заинтересован в обладании им. Между тем, когда он 10 июня собирался отправиться туда с частью своего флота из Оруэлла (недалеко от Гарвича), он получил неожиданное известие, что французы предупредили его, и с большим флотом вошли в Слюйс.

Это вынудило его спешно усилить свой флот всеми пригодными к службе кораблями и призвать на войну всех способных носить оружие. Уже через десять дней у него было в распоряжении 200 кораблей, и больше, чем было нужно, людей. 22 июня он вышел в море; у берегов Фландрии к нему присоединились еще северная эскадра под командой адмирала Марлея, так что общая сила флота дошла до 250 кораблей. 23 июня, в полдень, флот этот подошел к Бланкенберге, в десяти морских милях к западу от Слюйса, и увидел стоявший на якорь французский флот. Прежде чем идти в атаку, Эдуард, так же, как сделал Солсбери перед битвой у Дамме, послал на берег разведчиков, и, так как Фландрия была с ним в союзе, он получил от фламандцев подробные сведения: всего у французов было 400 кораблей, из которых, впрочем, можно было принимать в расчет, как боеспособные, только 190 более крупных, большей частью генуэзских и испанских кораблей; 19 кораблей, в том числе бывшие английские суда «Кристофер» и другие, были особенно крупных размеров. Флот был разделен на три эскадры под командой адмирала Гуго Кирье, казначея Николая Бегюше и генуэзца Барбавера. Кирье был способным администратором, но до своего назначения на адмиральскую должность опыта морской войны не имел. Его первой удачной операцией был захват английских кораблей («Кристофер» в их числе), стоявших на якоре в устье Шельды у о. Валхерен осенью 1338 г. Бегюше, бывший сборщик налогов, прославился тем, что совершил набег на Плимут в марте того же года. Барбавера, командовавший галерным флотом, был профессиональным военным моряком.

Численность экипажей доходила, по имевшимся сведениям, до 35 000, но на французских судах, вследствие чрезмерной экономии Бегюше, была недостаточной. Между командирами эскадр происходили споры: Барбавера требовал, чтобы флот вышел для боя в открытое море, но этот несомненно правильный совет опытного в морской войне генуэзца не встретил сочувствия у французов; они стянули весь флот в устье Западной Шельды, чтобы дать бой в узком фарватере, на якоре, и здесь выстроили его в четыре линии, при чем в первой линии стояли самые крупные корабли, скрепленные между собой цепями. В тылу стоял Барбавера со своими галерами, как в сражении при Зирик-Зее; галеры эти стояли в четыре линии, и на них были посажены стрелки (генуэзские арбалетчики), которые имелись и на «Кристофере»; у французов, по-видимому, стрелков не было.

Английский флот был выстроен в две линии, при чем в первой линии также находились крупные корабли, на которые были посажены попеременно стрелки и люди, вооруженные для рукопашного боя; во второй линии стояли меньшие суда, на которых также были посажены стрелки; отсюда видно, что стрелков вообще у англичан было много; на боевых марсах тоже находились стрелки, между тем, как у французов, по имеющимся сведениям, на марсах имелись только люди с камнями.

24 июня, рано утром, при хорошей погоде, английский флот находился перед Западной Шельдой, но не мог атаковать неприятеля из-за противного ветра; о направлении ветра в источниках ничего не говорится, но вероятно он был северо-восточный. Вследствие этого англичане поворотили к северу, чтобы подойти к неприятелю с другой стороны, французы же (как и в сражении у Дувра) по-видимому, вообразили, что англичане не хотят вступать в бой; по некоторым сведениям, они даже разомкнули связывавшие их корабли цепи, чтобы пуститься в погоню за неприятелем. Однако, как только английский флот отошел на достаточное расстояние, чему помог и прилив, Эдуард III приказал изменить курс, и, вскоре после полудня, флагманский корабль Марлея, шедший в голове линии, начал сражение, атакой на «Кристофер»; за ним последовали другие корабли, которые, пользуясь свободой движения, могли атаковать на выбор стоявшие на якоре неприятельские корабли. Корабли эти были прежде всего осыпаны тучей стрел с палуб и с марсов; затем вышли вперед корабли с тяжелой пехотой, забросили абордажные крюки и начали абордажный бой. Французы храбро оборонялись. В самом начале боя данным почти в упор залпом корабельной артиллерии они вывели из строя одну английскую галеру и потопили следовавший за флотом транспорт. Серьезные повреждения получил и «Томас», флагманский корабль Эдуарда. Но при равном мужестве, преимущество оставалось на стороне англичан, корабли которых могли передвигаться. «Кристофер» был атакован сразу несколькими английскими кораблями, причем сам король участвовал в абордажной схватке и был легко ранен. Корабли первой французской линии были один за другим захвачены; бой продолжался много часов и, несмотря на долготу дня, затянулся до самой ночи. Вторая и третья линии отказались от дальнейшего сопротивления, экипажи покинули корабли и стали искать спасения на шлюпках, но с такой поспешностью, что лодки перевертывались и масса людей при этом погибла. Нападение с тыла на отступающих французов фламандских рыбаков, возмущенных учиненными теми грабежами, еще больше усилило панику.

Барбавера воспользовался способностью галер свободно и быстро передвигаться на веслах, при наступлении отлива пустился в бегство, которое ему удалось, так как ему было достаточно небольшого разрыва в неприятельской линии; при этом он был атакован несколькими английскими кораблями, но отбился от них и благополучно ушел со своими галерами. Весь остальной французский флот был захвачен или уничтожен; потери в людях были, вероятно, очень велики, хотя цифра 30 000 все-таки должна считаться преувеличенной. Оба начальника французских эскадр были взяты в плен в первые часы боя, когда англичанам удалось отбить «Кристофер» и другие захваченные французами корабли; тяжело раненый Кирье был убит на месте, а Бегюше повешен на мачте «Томаса» – за те жестокости, которые он совершал во время разбойничьих набегов. Эта казнь, и захват англичанами французского флагмана «Св. Георгий» подорвали боевой дух французов. У англичан не погибло ни одного боевого корабля (кроме одного транспорта); потерю в людях английские источники указывают совершенно ничтожную, французские – до 4000 человек.

Выводы из этого сражения сами по себе очевидны:

1) Победа англичанам досталась благодаря правильно и искусно использованной ими подвижности своих судов против стоявших на месте французских, при чем своей удачей они были обязаны также и своему морскому опыту. Барбавера давал хороший совет, но он не был главнокомандующим, а французские начальники и на этот раз, как часто впоследствии, боялись сражения в открытом море, пассивно держались оборонительного образа действия, отказались от всяких передвижений и предоставили неприятелю выбор времени, места и способа атаки, а также и возможность создать в свою пользу перевес сил на решающем пункте.

2) Однако, как бы ни были благоприятны условия, в которых приходится действовать военачальнику, победа только в самых редких случаях может достаться ему без боя, а против храброго неприятеля приходится вести упорную битву. Рукопашный бой требует ловких, сильных, опытных в употреблении оружия людей; такой бой может произойти и в наши дни, хотя современный бой требует других, не менее высоких, но большей частью моральных доблестей; хладнокровия, выдержки, самообладания.

3) Говорить о важности действующего на расстоянии оружия нет надобности, так как она очевидна сама собой.

Историческое значение сражения при Слюйсе чрезвычайно велико: оно передало в руки англичан владычество на море, которое до последних лет принадлежало Франции. С этого времени Англия стала претендовать на господство в «Узком Море»; в 1344 г. была выбита медаль, изображавшая короля Эдуарда на корабле, как повелителя морей.

Ближайшим реальным последствием этого сражения было то, что вместо высадки французов в Англии, английская армия вторглась во Францию, и что битвы при Креси в 1364 г. и при Пуатье в 1356 г., в которых англичане одержали блестящие победы над более сильным неприятелем, разыгрались не на английской, а на французской земле, что избавило англичан от всех бедствий, связанных с долгой войной на собственной территории.

На морские разбои битва при Слюйсе, однако, не оказала существенного влияния, так как война велась без достаточной последовательности и настойчивости. Вместо того, чтобы энергично использовать неслыханное поражение французов, Эдуард III уже три месяца спустя заключил перемирие.

Затем война была перенесена в Бретань. Для усиления флота англичане ничего не делали, а так как французы продолжали содержать наемные генуэзские галеры, то война на море продолжала тянуться с переменным успехом, при чем не подвергалось опустошению и английское побережье.

Однако, когда впоследствии оказалось необходимым взять Кале, который Эдуард осадил после битвы при Креси, и который имел особенно важное значение, англичане снова сделали серьезное усилие и собрали флот в 120 кораблей с 60 человеками на каждом; французы не могли выставить равных сил. Кроме того, английский король дал 25 кораблей с 410 матросами и за его же счет было нанято еще 28 судов; Лондон выставил 25 кораблей с 660 человеками, Бристоль 24 корабля с 610 и т. д. Из числа 60 человек, составлявших экипаж корабля, меньшую часть составляли матросы. Флот этот установил настолько действительную блокаду города, что отрезал ему всякое сообщение, и в сентябре, после годичной осады, он должен был сдаться.

Впрочем, за 50-летнее царствование Эдуарда III (1327-1377) английское морское могущество постепенно приходило все в больший упадок, частью вследствие непрерывных войн, а частью из-за морских разбоев, немало способствовало упадку флота и то невнимание, с которым правительство относилось к нуждам коммерческого дела, неупорядоченность финансового хозяйства страны и та бесцеремонность, с какой король относился к интересам судоходства: по всяким поводам судоходство произвольно приостанавливалось, часто гораздо раньше, чем это было необходимо и нередко без достаточных оснований. Экипажи коммерческих судов завербовывались для других надобностей, так что суда эти не могли двинуться с места; кроме того, для оплаты военных расходов и без того высокие налоги еще увеличивались – одним словом, морская торговля несла громадные убытки. Это отражалось на морском могуществе Англии не только косвенно, как это случилось бы и в наше время, но и непосредственно, так как за неимением специального военного флота, для ведения войны служили принудительно завербованные крупные торговые корабли, которые в те времена все были вооружены. Непонимание материальных интересов своей страны тяжело отразилось на судьбе Эдуарда, который продолжал жить идеями прежних рыцарских времен: он оказался в полной зависимости от своего парламента.

В виде иллюстрации того, как велся в те времена морской разбой, и каким значением он пользовался, мы опишем сражение, происшедшее в 1350 г. у Винчель-Си (между Дунгенесом и Гастингсом), которое известно под именем «Леспаньоль-сюр-мер».

В это время Испания вела очень оживленную торговлю с северной Францией и с Нидерландами. Флот, состоявший из 40 больших однотипных испанских кораблей, одинаково пригодных и для торговых целей и для войны, под командой дон Карлоса де ля Зерда пришел в Слюйс для погрузки товаров. По пути, несмотря на мирное время, флот этот захватил несколько английских кораблей и выбросил за борт их экипаж. Известие об этом возбудило в Англии сильное негодование, в особенности самого короля Эдуарда III, который счел необходимым лично отомстить за такую дерзость.

Он приказал собрать в Винчель-Си эскадру, намереваясь напасть на испанцев, когда они будут на обратном пути проходить у английского побережья; в числе кораблей этой эскадры был один, особенно большой, военный корабль «Томас» с 100 человек экипажа. Восемь других кораблей имели экипаж в 30-80 человек; всего было 50 кораблей и других судов. Король с королевой и большой свитой отправился в Винчель-Си и, около того времени, когда ожидалось появление испанцев, сел на «Томас», а старший сын и наследник его, Черный Принц, на другой большой корабль.

Де ля Зерда получил сведения об ожидавшей его атаке, но не выказал никакого желания избежать ее, а наоборот, стал готовиться к сражению; он приказал заготовить на марсах камни и большие куски полосового железа на боевой палубе, над баком и шканцами; на кораблях у него были и стрелки из арбалетов; в общем, корабли его были выше и больше английских и, несмотря на то, что числом их было меньше, численность экипажей их была больше. На всех кораблях был богатый груз товаров.

29 августа, в 4 часа пополудни испанский флот, шедший со свежим северо-восточным бризом, появился в боевом строю в виду английского флота, стоявшего на якоре перед Винчель-Си. Эдуард III тотчас же приказал сняться с якоря и пошел навстречу неприятелю; предварительно он дал командирам своих судов указания относительно порядка предстоящего боя. Он направил свой корабль носом прямо против большого испанского корабля, палуба которого предварительно была обстреляна английскими лучниками. Столкновение было так сильно, что на испанском корабле мачта, вместе с находившимися на марсе людьми, упала за борт, «Томас» же получил сильную течь; корабли проскользнули один мимо другого, но следующий испанский корабль притянул «Томас» к своему борту, сцепился с ним абордажными крючьями, канатами и цепями и начал абордажный бой. На королевском корабле был очень сильный отряд, в том числе много рыцарей, вследствие чего ему удалось захватить в плен своего противника, с которого, по тогдашнему обыкновению, все люди были выброшены за борт; однако тем временем сам «Томас» пошел ко дну, так что король остался на захваченном призовом судне.

То же самое произошло и с Черным Принцем, которого, однако, чуть не взял в плен атакованный им испанский корабль, что и случилось бы, если бы вовремя не подошел другой английский корабль, который взял испанский корабль на абордаж с другого борта; корабль Черного Принца тоже затонул.

Другой английский корабль, с домашней обстановкой короля, был захвачен и уведен с попутным ветром большим испанским кораблем, который крепко с ним сцепился; подать ему помощь никто не мог, так как все корабли были заняты боем. Английский корабль несомненно погиб бы, если бы его не спас один из людей его экипажа, немец по национальности; он один перескочил с топором на палубу неприятельского корабля и обрубил (как у Дувра) фал, так что большой рей, вместе с парусом, неожиданно свалился сверху; во время возникшей вследствие этого суматохи англичане бросились на абордаж и захватили испанский корабль.

В абордажном бою экипажи английских кораблей, составленные из отборных людей и поддержанные превосходными лучниками, одержали полную победу и сражение закончилось полным поражением испанцев; это было первой победой англичан над испанцами. Около 20 испанских кораблей с богатой добычей были захвачены в плен; тогда Эдуард III приказал трубить сигнал «прекратить бой» и отправился назад в Винчель-Си, чтобы описать свои подвиги королеве и устроить ночью большой пир. Потери англичан ограничились двумя затонувшими кораблями, кроме того, они потеряли много людей в абордажном бою.

Мы привели здесь описание этого сражения потому, что:

1) заслуживает внимания нелепая атака посредством наскакивания одного парусного корабля на другой, при чем корабли эти совершенно не были приспособлены для таранного удара. Английские корабли придерживались больше к ветру, вследствие чего имели меньший ход, чем шедшие с попутным ветром испанцы, а потому, при ударе, они пострадали больше, и оба их корабля пошли ко дну;

2) лично командовавший флотом король и кронпринц потеряли свои корабли и, вместо них, захватили каждый по неприятельскому кораблю, что является единственным в истории примером;

3) особенный интерес сражение это представляет потому, что оно обрисовывает морские обычаи тех времен, а вместе с тем показывает, что во времена Эдуарда III каперство без объявления войны, т. е. попросту говоря, морской разбой, практиковалось в виде королевского спорта.

В средние века рыцари-разбойники действовали не только на суше, но и на море; командиры норманнских, бретонских, английских, испанских и друг. кораблей которые по одиночке или целыми эскадрами выходили на разбой, принадлежали так же, как и шведские и славянские вожди на Балтийском море, почти исключительно к дворянскому сословию. Они нарушали безопасность плавания по морю совершенно так же, как разбойничали на суше их ближайшие родственники, развалины замков которых до сих пор видны повсюду в Германии. Только в 1413 г. морской разбой был заклеймен законом и приравнен к государственной измене.

Описанный выше образ действий Эдуарда III уже в 1360 г. привел английские морские силы в такой упадок, что французы, продолжавшие прибегать к помощи генуэзских галер, могли почти без сопротивления разорять южное побережье Англии и жечь портовые города, в то время как Эдуард вел войну во Франции. В 1371 г. английская эскадра, под командой графа Пемброка, пришла на выручку осажденному французами городу Ля-Рошель; Пемброк сделал попытку прорваться в гавань, но при этом был атакован и полностью уничтожен находившейся в гавани испанской эскадрой, о присутствии которой он не подозревал. Дела продолжали идти таким порядком до смерти короля в 1377 году; при его преемнике, сыне уже умершего к тому времени Черного Принца, слабовольном Ричарде II, который вступил на престол в возрасте 11 лет, дела пошли еще хуже.

К счастью Англии, в 1386 г. громадный французский флот, состоявший почти из 1300 кораблей, с 60 000 десантом, который должен был высадиться в Англии, был застигнут бурей в Ла-Манше и был почти весь уничтожен. Полное бессилие короля на море было главной причиной того, что он был свергнуть с престола своим двоюродным братом Болингброком, который в 1399 г. возвратился из изгнания с небольшой эскадрой, беспрепятственно высадился в Англии (в Йоркшире) и был встречен жителями приморских городов, как избавитель.

В течение 14-летнего царствования Генриха IV (1399-1413) царил мир, в котором страна так нуждалась; впрочем, мир этот поддерживался только с правительствами соседних государств, между тем как не только разбой на море, но и грабежи на побережье продолжались своим чередом, так как постоянного флота и бдительной морской полиции не существовало. В 1407 г. большой английский флот обложил контрибуцией северное побережье Франции; в 1417 г. у Сены был уничтожен французско-генуэзский флот.

Генрих V (1413-1422) начал снова создавать королевский флот, при чем приказал строить большие военные корабли, чтобы обеспечить за Англией господство на море. В 1417 г. в королевском флоте числилось около 30 судов, в том числе 3 самых крупных. Тотчас по вступлении своем на престол, король делал также попытки упорядочить, насколько было возможно, судоходство вообще, для чего издал закон, приравнивавший к государственной измене морской разбой, в котором его предшественник, всего 63 года тому назад, сам лично принимал участие. Это был, несомненно, заметный шаг вперед в деле смягчения тогдашних нравов.

Генрих V был выдающимся государем; он с новой энергией возобновил наступление против Франции, и в августе 1415 года с большим флотом высадился в устьях Сены и 25 августа одержал при Азенкуре блестящую победу над вчетверо сильнейшей французской армией; он несомненно тогда же надолго закрепил бы английское превосходство на море, если бы после девятилетнего царствования не умер еще в молодых годах. В 1416 г. английский флот в 400 кораблей, посланный для освобождения осажденного Гарфлёра, уничтожил и частью захватил 500 французских и несколько генуэзских кораблей.

Необходимо упомянуть еще об одном предприятии энергичного короля, начатом им в 1417 году, так как предприятие это может считаться первой морской операцией, выполненной до некоторой степени согласно научным военно-морским требованиям. Дело шло о высадке на французском берегу Ла-Манша, для чего Генрих V собрал в Саутгемптоне большой транспортный флот, состоявший из 230 судов. Раньше, чем флот этот вышел в море, король поручил высланной специально для этой цели эскадре военных кораблей разыскать неприятельский флот. 25 июля произошло морское сражение, при чем однако ни силы противников, ни приблизительное место этого сражения неизвестны. Англичане одержали победу, и как только в Англии получено было о ней известие, транспортный флот немедленно приступил к перевозке сухопутных войск, которые должны были действовать во Франции.

В данном случае мы видим пример ясного понимания необходимости завладеть господством на море, раньше чем приступать к такой рискованной операции, как переправа крупной десантной армии. Генрих V только тогда переправил свою армию на неприятельский берег, когда морской путь к нему был обеспечен флотом. Успех увенчал дело.

Генриху V наследовал его сын, имевший всего несколько месяцев от роду, несчастный Генрих VI; при нем возгорелась междоусобная война Белой и Алой Розы, которая в течение целых десятилетий опустошала Англию и так ее ослабила, что она почти совершенно утратила свое международное значение и влияние на море.

Развитие парусного судостроения и морского дела

Приблизительно около этого времени произошел, конечно, с большой постепенностью, как и всякий прогресс в средние века, значительный переворот в развитии парусного судоходства. Переворот этот заключался в переходе от одномачтовых, неповоротливых (при сколько-нибудь значительных размерах) кораблей, которые в течение первых полутора тысяч лет нашего летосчисления могли плавать только вдоль берегов и притом в благоприятное время года – к снабженным усовершенствованным рангоутом и такелажем, с бортовой артиллерией, кораблям новейшего времени, которые во всякое время года вполне безопасно ходили по всем морям.

Этому перевороту способствовали главным образом три обстоятельства: 1) введение постоянного, подвешенного к судну руля и улучшение рангоута и такелажа; 2) изобретение и распространение судового компаса и 3) усовершенствование судовых пушек и улучшение способов их установки. В связи с этим началась постройка более крупных, быстроходных и более способных к маневрированию кораблей, морские качества и сила которых в бою на дальней дистанции постоянно возрастали.

В XIII столетии самые большие суда в Северном море имели (мы принимаем английские данные) немного более 80 тонн водоизмещения (нынешние каботажные суда); экипаж в военное время, в среднем, состоял из 30 человек, а на кораблях, принадлежащих «Пяти портам» было всего по 25 человек, в том числе 2 офицера. Купеческие суда на Средиземном море (венецианские и генуэзские ) были гораздо больше и имели до 110 человек экипажа. Корабли эти острыми очертаниями носа и кормы напоминали гребные суда и действительно часто были вынуждены пользоваться веслами. Устроенные на носу и на корме платформы для воинов и метательных машин мало помалу преобразились в постоянные башни. Были введены и марсы на мачтах для помещения стрелков. Отношение ширины этих судов к их длине было очень неудачное – 1:2,9, т. е. менее чем 1:3. Рангоут состоял (как в сражении у Дувра) из 1 мачты и 1 паруса на рее, между тем, как на Средиземном море уже давно стоили двухмачтовые суда с латинскими парусами. Позднее появились «когги», крупные, неповоротливые суда нижне-германского происхождения, на которых уже в первой четверти XIV столетия было более 80 человек экипажа; на судах этих устраивались высокие настройки на носу и на корме. Таковы же были испанские «каракки», крупные суда с высоким баком и шканцами, на верхней палубе которых во время сражения обыкновенно помещались стрелки и тяжеловооруженная пехота. В виду их высоких надстроек, англичане часто называли эти суда «башенными кораблями».

Мало помалу величина кораблей все возрастала. «Томас», на котором в 1340 г. Эдуард III шел в бой при Слюйсе имел около 250 тонн водоизмещения и 137 человек экипажа, но и в то время, и позднее, до начала XV века, почти все суда имели только 1 мачту; две мачты встречались крайне редко на больших каракках, которые в те времена имели до 500 тонн водоизмещения; в этих случаях обе мачты несли четырехугольные паруса на реях и топовый парус; встречавшаяся иногда третья мачта имела только один латинский парус (для того, чтобы иметь возможность держаться круче к ветру), из которого впоследствии выработалась бизань.

Однако маленькие суда старинного типа все-таки являлись в те времена преобладающими по численности; так например, в 1415 г. флот Генриха V, с которым он переправился из Саутгемптона в Нормандию, перед сражением при Азенкуре, по имеющимся сведениям состоял из 1400 судов; если даже считать цифру эту значительно преувеличенной, не подлежит все-таки сомнению, что большая часть это были маленькие каботажные суда.

Время изобретения постоянного руля, подвешенного к ахтерштевню и поворачиваемого посредством румпеля, взамен прежних широких рулевых весел, которыми действовали по обеим сторонам кормы, – неизвестно; в 1300 г. такой руль уже был в употреблении, но распространялся очень медленно, так что старые рулевые весла встречались еще значительно позже. Медленное распространение подвесного руля надо приписать тому, что ширина тогдашних кораблей по сравнению с их длиной была очень велика, что неблагоприятно отражалось на действии такого руля. В 1356 г. новое рулевое приспособление было уже применено ко всем более крупным английским судам.

Однако гораздо большее значение имело введение судового компаса, которое, по мнению Гумбольдта, «было началом новой эры в истории культуры». Свойство магнитной стрелки, т. е. иглы, намагниченной трением магнитного железняка, поворачиваться на север (к Полярной звезде) было известно китайцам уже за несколько тысячелетий до этого, и свойством этим они вероятно пользовались с незапамятных времен для мореплавания. Сведения об этом проникли с востока вероятно, через арабов, обладавших обширными познаниями в астрономии и искусстве мореплавания; они могли занести их в Европу во время своих больших завоевательных походов в VII и VIII вв.

Магнитную иглу, после намагничивания ее (для чего на корабле имелся кусок магнитного железняка) вкладывали в расщепленный посередине кусок камыша или тростника, концы которого были защищены от проникновения воды узловыми перегородками; этот кусок камыша или тростника плавал в сосуде с водой, причем, если не было никакого постороннего влияния, игла всегда поворачивалась в направлении магнитного меридиана, или, как говорили в те времена, всегда указывала на Полярную звезду. Особой точности в измерении углов не соблюдали и ошибки в показаниях стрелки оставались незамеченными. Для поддержания иглы на воде иногда употребляли и кусок пробки. Понятно, что такое приспособление годилось только тогда, когда корабль стоял спокойно, почему оно и применялось гораздо чаще в Средиземном море, чем в океане.

Это в высшей степени примитивное приспособление было в употреблении в начале XIII века на английских судах (при Дамме) и сохранилось приблизительно до 1400 года, несмотря на то, что судовой компас был изобретен на сто лет раньше. В инвентаре английского корабля тех времен значился кусок магнитного железняка и несколько игл.

Изобретение судового компаса относится приблизительно к 1300 году, и было сделано итальянским моряком Флавио Джойя родом из Амальфи вблизи Неаполя; свойство магнитной стрелки указывать на север, которое уже давно было известно, открыл не он, и не он первый подвесил такую стрелку в коробке, что тоже делалось уже раньше, но он первый прикрепил картушку (розу ветров), которая уже была в то время известна, к магнитной стрелке, свободно подвешенной в закрытой коробке, и защищенной таким образом от внешних влияний; это дало возможность постоянно следить за курсом корабля и, следовательно, точнее держать курс по заданному направлению, а также точно делать засечки (пеленги). До этого времени можно было определять только направление на север.

Благодаря компасу явилась возможность, при помощи засечек, составлять более точные морские карты (т. е. конечно, сравнительно с теми, которые существовали до тех пор), по меркаторской проекции; принцип известен не был, но засечка сама по себе дает локсодромию. В те времена были составлены вполне удовлетворительные карты Средиземного моря, однако без географической сети, т. е. без указания широты и долготы, которые, впрочем, для тогдашних мореплавателей и не имели никакого значения, так как они не знали способа определять свое местоположение.

По-видимому только в середине XII в. корабли на Средиземном море начали снабжаться картами; в Испании в 1360 г. каждый военный корабль должен был иметь карты. Первые английские морские карты от берегов Английского Ла-Манша до Зеленого Мыса относятся к 1448 году. Общие мореходные инструкции и точные описания берегов были в большом употреблении.

Не лишено вероятия, что Флавио Джойя ввел в употребление подвешивание компаса в крестообразных цапфах, так наз. кардановым подвесом, который во всяком случае был известен до Кардана, жившего в 1501-1576 гг.

Как бы то ни было, введение в употребление судового компаса оказало громадное влияние на судоходство вообще, и в частности на военно-морское дело, так как компас давал возможность делать переходы по открытому морю из одного места в другое на далекие расстояния, при чем являлась возможность значительно сокращать эти расстояния, и проходить их с гораздо большей уверенностью, чем раньше.

Несмотря на это, судовой компас распространялся крайне медленно; прошло целое столетие со времени его изобретения, прежде чем единичные экземпляры его вошли в употребление в Англии, при чем даже эти сведения нельзя считать вполне достоверными.

То же касается и огнестрельного оружия, а именно судовых пушек. Порох тоже был известен китайцам уже за много веков до этого, и сведения о нем дошли до Европы, вероятно, тем же путем. Впервые пушки упоминаются в начале XIV в.; в 1311 г. генуэзцы изготовляли камнеметы, в 1323 г. было отлито несколько пушек в Меце, а в 1325-26 г. – во Флоренции; после этого они очень скоро появились и в других местах. Впервые они были несомненно применены в 1339 г., при осаде Камбре. В 1346 г. в сражении при Креси у англичан, по-видимому, имелись пушки.

На кораблях пушки вошли во всеобщее употребление только в конце XIV в., но на английских кораблях они использовались и раньше; так, например, на «Кристофере», который французы в 1338 г. взяли у англичан, и который при Слюйсе был отбит англичанами, уже было три железных пушки и, кроме того, одна ручная; были пушки и на многих других судах. Пушки на Средиземном море упоминается на пять лет раньше, при описании одного сражения тунисского бея против мавров.

В 1372 г. уже существовали железные, медные и бронзовые пушки и порох того же состава, как европейский порох XIX столетия. В начале это были, впрочем, только легкие орудия, притом кованые, так как литье пушек еще не было известно; пушки эти заряжались с казны и в первое время состояли из двух частей – зарядной камеры и длинного ствола, которые после заряжания скреплялись между собой. К одной пушке часто имелось по несколько зарядных камер. В конце XVI века впервые начали лить орудия, увеличили их калибр и, за невозможностью устроить для таких орудий прочный затвор, стали заряжать их с дула.

В течение первых десятилетий стрельба из пушек была, вероятно, мало эффективна, так как о них совершенно не упоминается ни в одном из описаний сражений до 1420 года. Положительным доказательством их слабого действия является то, что корабли по-прежнему продолжали наваливаться вплотную друг на друга и бой решался абордажем. В этот период на английских кораблях, имевших более 400 тонн, было всего по 3-6 орудий, а на меньших – только по два.

Существенные изменения в этой отрасли морского дела произошли только с наступлением новых времен. Введение пушек очень скоро оказало свое влияние на кораблестроение: кораблям стали придавать большую грузоподъемность, т. е. увеличились их размеры, носу и корме начали придавать округленные очертания; надстройки, имевшие до тех пор вид башен, стали делать более длинными, так что кормовая надстройка стала доходить до средней грот-мачты, а передняя выдавалась далеко вперед за форштевень.

«Когги» на севере и «каравеллы» на юге являлись до известной степени типами военных кораблей; высокие башни на этих судах очень неблагоприятно отражались на их ходе и вообще на их морских качествах. Встречаются уже четырехмачтовые суда, водоизмещение которых около 1500 года доходило до 400-700 тонн; у некоторых из них орудия имелись и на верхней палубе.

Искусство кораблестроения, которого достигли на севере, скоро приобрело широкую известность, так что даже для Средиземного моря старались добыть оттуда мастеров. Однако все верфи и являлись частным делом. В качестве государственных учреждений этого рода можно упомянуть только склады и арсеналы для хранения орудий, да еще несколько королевских верфей в Англии.

Громадное влияние на судостроение оказало открытие морских путей в Ост-Индию и в Америку; долгое плавание в негостеприимные, а иногда и враждебные страны требовало более крупных и лучше снаряженных кораблей. Известное значение имела и деятельность умершего в 1460 г. португальского принца Генриха, прозванного Мореплавателем.

Однако, испанские и португальские корабли, послужившие для первых, самых значительных открытий, вовсе не принадлежали к числу самых больших кораблей того времени. Колумб пустился в свое смелое плавание по океану на небольших каравеллах, которые, впрочем, были исправными морскими судами, как он сам о них отзывался. Корабли эти имели всего 120-130 тонн водоизмещения, 80-90 футов длины экипаж их состоял приблизительно из 50 человек; они имели 3-4 мачты, из которых только на передней имелись поперечные реи. Точно также и корабли, на которых Магеллан совершил свое кругосветное плавание, были очень невелики: два по 130 тонн, два по 90 тонн, а один даже 60 тонн; из них только один через три года возвратился в Испанию.

Тогда еще не было и речи о какой-либо настоящей морской тактике; унаследованные, так сказать, исторически, от, древних времен формы продолжали применяться по-прежнему без всякой критики: по-прежнему наступление на противника велось широким фронтом, а затем каждый корабль старался одержать верх над кораблем противника в одиночном бою; никогда не делалось попытки сосредоточить силы в каком-нибудь определенном месте, а о том, чтобы каким-нибудь способом, например охватом флангов, употреблением каких-либо особенных судов, приспособлений или оружия, обеспечить себе превосходство над врагом никто даже не думал. Может показаться, что всякое тактическое чутье в те времена совершенно заглохло, при чем меньше всего тактического смысла обнаруживали военные корабли северных государств; везде еще были в употреблении весла, и единственной задачей был бой на близкой дистанции и затем абордаж.

Более значительные флоты разделялись на 3-4 отряда, которые командующий флотом старался довести до неприятеля в возможном порядке, после чего начиналась общая свалка и одиночный бой кораблей; четвертая эскадра часто играла роль резерва. Корабли подходили к противнику по одиночке, пускались в ход, абордажные крючья и багры, а затем начинался рукопашный бой, совершенно так же как и во время гребного судоходства и даже в самые первые дни его. Бой происходил как будто на суше, с той лишь разницей, что шел на зыбкой корабельной палубе: другими словами, кораблями пользовались не как оружием, а просто как местом для боя.

Некоторые исключения в этом отношении уже упомянуты выше: таково стремление англичан в битве при Дувре в 1217 г. выиграть у противника наветренную позицию, а также в большом сражении при Слюйсе, где король принял особые меры в отношении расстановки своих кораблей, на которых были посажены частью стрелки и частью тяжелая пехота.

Особая морская тактика и не могла выработаться, так как на севере не существовало, в сущности говоря, никаких постоянных флотов, а те флоты, которые каждый раз собирались с какой либо специальной целью, предназначались не для морского боя, а для того, чтобы атаковать неприятельское побережье или перевезти туда армию. Поэтому флоты, в том числе и военные корабли, состояли почти исключительно из завербованных купеческих судов с их экипажами, к которым, в качестве боевой силы, придавались солдаты. Эти купеческие корабли редко бывали крупных размеров, так что и экипажи их были немногочисленны, например, корабли в 120 тонн имели:

Эти цифры относятся однако только к судам, которые должны были служить настоящими военными кораблями; при десантных операциях на суда сажалось больше солдат и число матросов в этих случаях часто уменьшалось.

С постепенным возрастанием размеров кораблей, усилением их вооружения и увеличением числа орудий, а также с усовершенствованием рангоута и такелажа и развитием связанной с этим способности кораблей к маневрированию, число матросов, сравнительно с числом солдат начало постепенно возрастать. Это повело к значительному повышению способности военных кораблей к настоящим военным операциям на море.

Нужно в заключение заметить, что Португалия первая обзавелась настоящим парусным военным флотом, но военные корабли ее, вместе с тем, употреблялись постоянно, и даже главным образом для коммерческих надобностей. Однако португальские корабли в частых боях против турецких, египетских, индийских и арабских кораблей в далеком Индийском океане, не выработали и там особых тактических приемов, и португальский флот вскоре утратил свое высокое положение. Место Португалии заступили Испания, Англия и Нидерланды. Только тогда началось настоящее развитие парусного военного мореплавания.

Глава II. Балтийское море и Ганзейский морской союз

Насколько благоприятным во всех отношениях по самой природе своей, является положение Англии в отношении мореплавания, настолько же неблагоприятным в этом смысле является положение Германии.

1) Она лежит в середине Европейского материка и граничит с трех сторон с большими, могущественными государствами, против которых она всегда должна быть в полной боевой готовности; вследствие этого она исстари являлась театром всеобщих войн, причем все народы были заинтересованы в том, чтобы видеть Германию разъединенной, бессильной, раздробленной на части, которые можно было бы захватить. Вместе с тем и внутреннее развитие Германии не только не шло беспрепятственно, но наоборот, сопровождалось смутами и препятствиями.

2) С восточной, приморской стороны Германия прилегает не к открытому океану, а к внутреннему морю с узкими и неудобными выходами в открытое море, которые легко могут быть заперты, а на западе – к Северному морю, в котором Англия стоит, как сторожевая башня, и легко может держать под своим надзором все ведущие из него в океан узкие, не более 18-24 морских миль, проливы.

Весь берег этот не имеет естественных гаваней, кроме нескольких речных устьев, пригодных для кораблей со средней осадкой. Климат суровый, и судоходство нередко затрудняется льдами, при чем гавани замерзают на целые недели, а иногда и на месяцы.

В виду этого, положения Германии в отношении мореплавания должно считать неблагоприятным, хотя и не в такой степени, как положение России. В прежние времена, впрочем, дело обстояло гораздо лучше, так как фризы, голландцы и фламандцы по своему происхождению тоже принадлежали к германской народности, Зюйдер-Зее, а также устье Рейна, Мааса и Шельды принадлежали германцам, но вследствие неблагоприятных обстоятельств, т. е. внутренней разрозненности, были отняты у них сильными соседями; таким образом Германия потеряла самые важные гавани и лучшие водные сообщения с внутренней страной.

3) Почва Германии плодородна только в некоторых частях, наряду с которыми имеются бесплодные пространства, горы и леса; минеральные богатства Германии далеко уступают богатствам Англии и, кроме того, добываются так далеко от берега, что вследствие высокой стоимости доставки, не удовлетворяют даже потребностям собственной страны и совершенно не могут служить предметом морской торговли. (Тем настоятельнее является для Германии необходимость приобретать колонии, чтобы не быть вынужденной получать от иностранных государств продукты внешней торговли; для Германии колонии бесконечно важнее, чем для Англии и Франции).

4) Население Германии и доныне вполне сохранило свои качества, делающие его пригодным и для войны и для труда; жители прибрежных областей всегда отличались способностью к морскому делу, чему могут служить доказательством уже в древнейшие времена фризы и саксы.

Исторические события также сложились чрезвычайно неблагоприятно для развития Германии, как морской державы, частью вследствие ее географического положения, а частью по собственной вине некоторых германских князей и отдельных германских племен.

а) Вина князей заключалась в том, что они ставили свое собственное величие выше, чем единство родины и империи; следствием этого явилось, между прочим, установление выборной королевской власти, которая способствовала своекорыстной династической политике, препятствуя в тоже время последовательному проведению имперской политики.

б) Вина отдельных племен германского народа заключалась в том, что по недостатку национального сознания и стремления к единству и могуществу империи, они часто относились к соседям недоброжелательно и даже враждебно, и тем давали повод к раздроблению нации и к бесконечным войнам и раздорам.

в) Вина всего германского народа, взятого, как одного целого, заключалась в том, что он недостаточно высоко ставил свою родину, свой язык, свои обычаи и свои национальные особенности и недостаточно крепко за них держался; вследствие этого некоторым соседям удалось ассимилировать и привлечь на свою сторону пограничные германские племена, а с другой стороны германцы не сумели освоить чужие области, в которых они являлись господами уже в течение многих столетий; наоборот, во многих случаях они слились с чуждой, национальностью, и растворились в ней.

Прямой противоположностью в этом отношении является Франция, которая с течением времени так ассимилировала норманнов, бретонцев и другие кельтские народности на юго-западе, а также провансальцев, итальянцев, фламандцев и – не менее других – гермпнцев, что все эти многочисленные и разнообразные народности уже давно образовали все вместе одну великую нацию.

Объясняется это отчасти чрезвычайно благоприятным положением страны, но, главным образом, искусной и последовательной политикой французских королей, власть которых с самого начала была наследственной, и их советников. Благодаря им, герцоги и графы были своевременно усмирены, дворянство приведено к покорности, что привело к созданию единого, сильного государства. Значительно способствовало этому успеху и то, что короли постоянно заботились о языке и о развитии наук, благодаря чему французский язык сделался общим для всей страны и образовал связь между отдельными народностями.

Главная вина в германской разрозненности и слабости лежала затем на германских королях (которые носили побочный титул римских императоров), которые в печальном ослеплении заботились прежде всего не о Германии, а искали благополучия своей империи по ту сторону Альп, куда их постоянно привлекала великая притягательная сила Рима. Эта причина и отвлекала постоянно внимание германского народа от моря и помешала германской империи сделаться морской державой уже в те времена, когда политический центр тяжести лежал в Германии. Надо прибавить, что ни один из германских королей не происходил из прибрежных областей, а к тому времени, как Генрих I Саксонец был избран королем, саксы уже давно перестали быть моряками и ушли с побережья; все короли происходили из Средней и Верхней Германии, и море всегда оставалось для них чуждым.

Могущество на море приобрели не германские князья, а целый ряд нижненемецких городов, лежавших частью на побережье, частью внутри страны, не имевших между собой государственного единства и вообще состоявших между собой в очень слабой связи, без определенной организации и без единой верховной власти; соединила их и поддерживала связь между ними торговля и общие торговые интересы.

Их морское могущество в течение многих столетий играло большую роль, они занимали первенствующее место и их властью возводились на престол и низвергались короли. Этим, однако, дело не ограничивалось; этот союз городов уже в отдаленные времена колонизировал далекие страны, распространил на них христианство и подчинил их германскому влиянию, а в большинстве случаев – и владычеству. Явление это настолько замечательно и своеобразно, что обойти его молчанием в истории морских войн невозможно.

Мы уже упоминали о том, что германские мореплаватели уже в 40 г. н. э. доходили на выдолбленных древесных стволах до побережий Галлии, а во второй половине III в. побывали и в Средиземном море, где, между прочим, ограбили Таррагону. Около 280 года германцы, которых император Проб пересилил с Рейна на дальний восток, к Черному морю, добыли себе там корабли и прошли через Средиземное море, производя по пути грабежи. Они совершили набег на Карфаген, ограбили Сиракузы, и затем, через Гибралтарский пролив, возвратились назад.

Германские морские разбои продолжались до заселения Англии во второй половине V в., затем они прекратились, после чего наступил длившийся несколько столетий перерыв в германском мореплавании, которое снова возобновилось лишь постепенно, одновременно с развитием морской торговли. Так например, когда во время первого Крестового похода крестоносцы прибыли сухим путем в Тарс, в Малой Азии к ним неожиданно присоединилась в 1097 г. фризско-фландрская эскадра, которая отдала себя в распоряжение одного из предводителей.

Германцы с нижнего Рейна и с Везера принимали также участие и во втором Крестовом походе; в 1147 г. они прибыли через Англию к устью Тахо, и по просьбе короля в течение 3-х месяцев осаждали Лиссабон, который находился еще в руках сарацин, принудили его к сдаче и передали его португальцам; весной они двинулись далее в Сирию.

Однако, самым отважным походом был поход 1217 г. 300 кораблей из кельнского округа и большая армия собрались в устьях Мааса, вышли 29 мая в море, 3 июня прибыли в Дортмунд и 21 июля в Тахо. Большая часть флота, по просьбе португальцев, снова занялась осадой одной сарацинской крепости, а 86 фризских кораблей вскоре ушли дальше. 4 августа они подошли к Кадиксу, захватили его, 15 августа прошли Гибралтарский пролив и затем двинулись вдоль Европейского берега через Тортозу и Тулон в Чивита-Веккью, где и зазимовали.

В марте 1218 года они снова вышли в море, 24 апреля прибыли в Сирию, и в конце мая в Дамьетту, где к ним вскоре присоединилась и другая, большая часть флота, успевшая тем временем закончить свои дела в Португалии. В последовавшей затем и продолжавшейся полтора года осаде Дамьетты, которая защищалась с большим искусством и упорством, особенно отличились фризы – они прорвали устроенные против флота заграждения на Ниле, уничтожили мосты, так что им принадлежала главная заслуга в завоевании города, который был взят штурмом 5 ноября 1217 г.

Начало Ганзейского союза

Более чем за 400 лет до упомянутого выше морского похода, Карл Великий, около 800 г., положил основание городскому устройству в германских городах, а Генрих I, первый король сакского происхождения, дал дальнейшее развитие этому устройству, основал новые города и даровал им известную самостоятельность и некоторые привилегии (приблизительно около 925 года). Он упрочил морскую торговлю и охранял ее от усилившихся в то время морских разбоев датчан, однако не при помощи флота, а посредством победоносного похода, который он предпринял в Ютландию через лежавшие на Эльбе герцогства, после которого датский король Горм сделался его данником. Он был первым, и, к сожалению, единственным германским королем, который не счел нужным ехать в Рим для коронования папой в качестве римского императора. Если бы его преемники продолжали держаться этой политики, и ограничившись своим титулом германских королей, заботились бы об устройстве и объединении своих владений, на долю нашего отечества выпала бы лучшая участь, и у немцев своевременно выработалось бы более сильное национальное чувство.

К сожалению, уже сын Генриха I, Оттон Великий уклонился от этой политики; впрочем, немецкому морскому делу и он оказал косвенную услугу своим походом против датчан, во время которого он вторгся в 965 г. в Нордмарк и принудил короля Гаральда признать его сюзеренитет. Этим однако ограничилась деятельность германских королей на пользу морского дела; в остальном германские мореплаватели были предоставлены собственным силам.

Несмотря на это и не взирая на грабежи норманнов, германская морская торговля уже в те времена достигла значительного развития; уже в IX веке торговля эта велась с Англией, Северными государствами и с Россией, при чем производилась она всегда на вооруженных торговых судах. Около 1000 года сакский король Этельред даровал германским купцам значительные преимущества в Лондоне; его примеру последовал впоследствии и Вильгельм Завоеватель. Особенно процветала в то время торговля с Кёльном – рейнскими винами; вероятно именно в это время, около 1070 года, был основан в Лондоне на берегу Темзы «Красильный двор», который в течение многих столетий был сборным местом для германских купцов в Лондоне и центральным пунктом для германской торговли с Англией; впервые о нем упоминается в договоре между Германией и Англией 1157 года (Фридрих I и Генрих II).

Этот период имел вообще чрезвычайно важное значение для германского мореплавания. В 1158 г. город Любек, быстро достигший блестящего расцвета вследствие усиленного развития торговли в Балтийском море, основал германскую торговую компанию в Висби, на Готланде; город этот находился приблизительно на половине пути между Траве и Невой, Зундом и Рижским заливом, Вислой и озером Мелар, и благодаря такому положению, а также и тому, что в те времена, вследствие несовершенства мореплавания, корабли избегали длинных переходов, в него стали заходить все суда, и, таким образом, он приобрел большое значение.

В том же году купцы из Бремена высадились в Рижском заливе, чем положили начало колонизации прибалтийского края, который впоследствии, когда морское могущество Германии пришло в упадок, был ею утрачен. Двадцать лет спустя, туда был отправлен из Бремена августинский монах Мейнгард, для обращения туземцев в христианство, а еще двадцать лет спустя крестоносцы из Нижней Германии прибыли в Лифляндию, завоевали эту страну и основали Ригу. Таким образом, в то самое время, когда Гогенштауфены совершали с громадными германскими армиями многочисленные римские походы, когда Германия выставляла армии для следовавших один за другим Крестовых походов в Святую землю, нижнегерманские мореплаватели начали это обширное предприятие и благополучно довели его до конца.

Образование торговых компаний, о которых мы сказали выше, является начало Ганзы; слово «ганза» – фламандско-готского происхождения и обозначает «товарищество», т. е. «союз для определенной цели с определенными взносами». Первая ганза возникла во Фландрии, где в 1200 г. в городе Брюгге, который в то время являлся первым торговым городом севера, образовалось товарищество из 17 городов, с определенным уставом, которое вело оптовую торговлю с Англией и носило название фландрской ганзы; товарищество это, впрочем, не приобрело политической самостоятельности.

Первый толчок к образованию немецкой ганзы исходил из Висби, где в 1229 г. германские купцы, являвшиеся представителями многих германских торговых городов, в том числе портовых городов Любека, Бремена, Риги и Гренингена и некоторых внутренних городов, как например, Мюнстера, Дортмунда, Зеста, заключили договор со смоленским князем; это было первым выступлением «общества германских купцов»; слова ганза вошло в употребление значительно позже.

Таким образом Висби получил преимущество перед немецкими городами, но преимущество это вскоре перешло к Любеку, который в 1226 г. сделался вольным имперским городом и изгнал датский гарнизон. В 1234 г. город был обложен датчанами с моря и суши и стал готовить к бою свои «когги»; корабли эти разорвали цепи, которыми была заграждена река Траве, атаковали неожиданно блокадный флот и совершенно его уничтожили. Это была первая германская морская победа, одержанная притом над превосходящими силами.

Этот крупный успех, по которому можно судить о силе и воинственности любекского флота, дал городу право занять первенствующее место. Вскоре (в 1241 г.) Любек заключил с Гамбургом союз для содержания на общие средства флота с целью поддерживать свободу сообщений по морю, т. е. для выполнения функций морской полиции в немецких и датских водах, при чем полицейский надзор имел главным образом в виду самих датчан. Таким образом эти два города взяли на себя одну из главных задач военного флота.

Несколько лет спустя, во время войны с Данией, любекский флот опустошил датское побережье, сжег замок в Копенгагене и разрушил принадлежавший в то время Дании Стральзунд. Впоследствии флот этот в свою очередь потерпел поражение, но, тем не менее, заключенный в 1254 г. мир был выгоден для Любека.

Это было начало того тяжелого времени, когда Германия осталась без императора, время долгого междуцарствия, наступившего с прекращением династии Гогенштауфенов, в течение которого в Германии царил ужасающий произвол. До этого времени германские города, при возникновении разногласий с иностранными государствами, всегда опирались на германских князей, которым приходилось, правда, платить хорошие деньги за оказываемую ими помощь; с этого же времени городам этим приходилось надеяться только на самих себя.

Искусство и доверие, заслуженное «обществом германских купцов» создали для германцев во всех местах, где они производили торговлю, первенствующее положение и широкие привилегии – во Фландрии (Брюгге), в Англии (Лондон), в Норвегии (Берген), в Швеции, а также и России, где в то время возник очень большой торговый центр в Новгороде, связанном водным сообщением с Невой. Это был самый большой город в России, имевший около 400 000 жителей (к концу XIX в. их было там не более 21 000).

В каждом из этих городов у германцев имелась своя контора, им принадлежали большие подворья и даже целые городские кварталы, пользовавшиеся особыми правами и убежища, с собственной юрисдикцией и т. п. Торговые сношения востока с западом и обратно, главным образом из Балтийского моря в Брюгге и в Лондон были очень обширны и давали большие барыши.

В этих конторах жили и учились у старых, опытных купцов молодые германские купцы, которые здесь приобретали навык в торговых делах и житейский опыт, а также политические и личные связи, в которых они нуждались для того, чтобы впоследствии самим стать во главе торгового дома или даже родного города и Ганзы. Сюда часто приезжали с родины также крупные купцы и арматоры, которые в те времена часто лично производили более значительные закупки.

В это время Любек, как естественный глава союза, начал заключать, без особого уполномочия, от имени «всего купечества римской империи» договоры, в которых выговаривались одинаковые преимущества для всех немецких городов. В противоположность обычному эгоистичному партикуляризму немцев, здесь выказался широкий и благородный государственный взгляд на дело и сознание общности национальных интересов. Во всяком случае, этот успех, который национальное чувство одержало над противоположными интересами отдельных городов, должен быть объяснен долгим пребыванием в чужих странах, население которых всегда относилось к германцам, каково бы ни было их происхождение, как к соперникам и даже к врагам. Ибо нет лучшего средства для того, чтобы пробудить и укрепить в человеке национальное чувство, как отправить его за границу.

В это же время, под влиянием все возраставшей силы рыцарей-разбойников, и вследствие полного отсутствия общественной безопасности, образовался рейнский городской союз, состоявший из 70 городов, расположенных на пространстве от Нидерландов и до Базеля; это был вызванный необходимостью самообороны союз бюргеров против царившего беззакония. Союз этот энергично принялся за дело и сломил упорство многих рыцарских замков; однако, после избрания на царство Рудольфа Габсбурга, который принял решительные меры против рыцарей-разбойников, союз этот прекратил свое существование.

Относительно тех переговоров, которые предшествовали более тесному союзу городов, получивших впоследствии название ганзейских, никаких сведений до нас не дошло, кроме того, что в 1260 г. в Любеке состоялся первый общий съезд представителей Ганзы, при чем, однако, даже год этого важного события в точности не известен. Сведения, касающиеся этого союза крайне скудны. Число городов, принадлежавших к Ганзе, указывают очень различно, причем некоторые насчитывают их до 90. Некоторые города внутри страны присоединились к Ганзе ради связанных с этим торговых выгод, но только номинально, и не принимали в ее делах почти никакого участия.

Своеобразной особенностью этого сообщества являлось то, что оно не имело постоянной организации – ни центральной власти, ни общей вооруженной силы, ни флота, ни армии, ни даже общих финансов; отдельные члены союза все пользовались одинаковыми правами, а представительство было поручено главному городу союза – Любеку вполне добровольно, так как его бургомистры и сенаторы считались наиболее способными вести дела, а вместе с тем этот город взял на себя связанные с этим расходы на содержание военных кораблей. Входившие в союз города были удалены друг от друга и отделены не принадлежавшими к союзу, а часто даже враждебными владениями. Правда, города эти по большей части были вольными имперскими городами, но тем не менее в своих решениях они часто находились в зависимости от правителей окружающей страны, а правители эти, хотя и были германскими князьями, однако далеко не всегда были расположены в пользу Ганзы, и даже наоборот, часто относились к ней недоброжелательно и даже враждебно, разумеется кроме тех случаев, когда нуждались в ее помощи. Независимость, богатство и могущество городов, которые были сосредоточием религиозной, научной и художественной жизни страны, и к которым тяготело ее население, стояли бельмом в глазу этих князей. Поэтому они старались по возможности вредить городам и часто делали это по малейшему поводу и даже без него.

Таким образом, ганзейским городам приходилось защищаться не только от внешних врагов, так как все морские державы были их конкурентами и охотно бы их уничтожили, но и против собственных князей. Поэтому, положение союза было крайне тяжелое и ему приходилось вести умную и осторожную политику по отношению ко всем заинтересованным властителям и искусно пользоваться всеми обстоятельствами, чтобы не погибнуть и не дать распасться союзу.

Удерживать в составе союза города, приморские и внутренние, разбросанные на пространстве от Финского залива до Шельды, и от морского берега до средней Германии, было весьма трудно, так как интересы этих городов были очень различны, а между тем единственной связью между ними могли служить именно только общие интересы; в распоряжении союза имелось только одно принудительное средство – исключение из него (Verhasung ), что влекло за собой воспрещение всем членам союза иметь какие-нибудь дела с исключенным городом и должно было вести к прекращению всяких сношений с ним; однако, полицейской власти, которая наблюдала бы за выполнением этого, не существовало. Жалобы и претензии могли приноситься только в съезды союзных городов, собиравшиеся от случая к случаю, на которые являлись представители от всех городов, чьи интересы этого требовали. Во всяком случае, против портовых городов исключение из союза было средством очень действенным; так было например в 1355 г. с Бременом, который с самого начала выказал стремление к обособлению, и который вынужден был, вследствие громадных убытков, через три года снова просить о принятии его в союз.

Города союза делились на три района:

1) Восточная, Вендская область, к которой принадлежали Любек, Гамбург, Росток, Висмар и Померанские города – Штральзунд, Грейфсвальд, Анклям, Штетин, Кольберг и др.

2) Западный Фризско-Голландский район, в который входили Кёльн и Вестфальские города – Зест, Дортмунд, Гронинген и др.

3) И наконец, третий район, состоял из Висби и городов, лежавших в Прибалтийских провинциях, как например, Рига и др.

Любек с самого начала и до конца существования Ганзы был ее главным городом; это доказывается тем, что тамошний суд в 1349 г. был объявлен апелляционной инстанцией для всех городов, в том числе и для Новгорода.

Ганза была продуктом своего времени, при чем обстоятельства особенно благоприятно складывались для нее. Мы уже упоминали об искусстве и надежности германских купцов, и об их умении применяться к обстоятельствам – качества, которые и в настоящее время можно наблюдать во всех странах. В те времена качества эти были тем более ценны, что норманны, населявшие Англию и Францию, относились к торговле с презрением и не имели к ней никаких способностей; способностей этих не было и у обитателей нынешнего русского Прибалтийского края – поляков, лифляндцев и др. Торговля на Балтийском море, как и в настоящее время, была очень развита и была даже более обширна, чем в настоящее время; на всем побережье этого моря везде имелись ганзейские конторы. К этому надо добавить, что германские приморские города, и во главе их Любек, отлично понимали значение морского могущества и не боялись затрачивать средства на содержание боевых кораблей.

Относительно ганзейских кораблей известно очень мало; о военных «коггах» уже было упомянуто выше; это были самые крупные корабли на Балтийском море, водоизмещением до 800 тонн, длиной в 120, шириной в 30 и глубиной в 14 фут; на них было три мачты с реями и экипаж их состоял из 250 человек, из которых половина матросов; позднее на них ставилось по 15-20 пушек, из коих половина были 9-12 фунтовые орудия.

«Фреде-коггами» (Frede-koggen) назывались корабли, которые несли полицейскую службу вблизи берегов и гавани; на содержание их взималась определенная пошлина. Все купеческие суда были вооружены, но в позднейшие времена Ганза имела и специальные военные корабли. Приводим несколько цифр, относящихся, впрочем, к более позднему времени: шведский флагманский корабль, взятый в бою любекским флотом, имел 51,2 метра длины и 13,1 метров ширины, вооружение состояло из 67 пушек, не считая ручного оружия; любекский флагманский корабль имел по килю 37,7 метра, при чем наибольшая длина его была 62 метра; на носу и на корме были высокие башни, всех орудий от 40 до 2,5 фунтового калибра на нем было 75, экипаж включал 1075 человек.

Руководители Ганзы очень искусно использовали благоприятные обстоятельства, чтобы забрать в свои руки торговлю на Балтийском и Северном морях, сделать из нее свою монополию, устранив все другие народы, и таким образом получить возможность по собственному усмотрению устанавливать цены на товары; кроме того, они старались приобрести в государствах, где это представляло для них интерес, возможно большие привилегии, как, например, право свободно устраивать колонии и производить торговлю, освобождение от налогов на товары, от поземельных налогов, право приобретать дома и дворовые места, с представлением им экстерриториальности и собственной юрисдикции. Старания эти большей частью были успешны даже еще до основания союза. Осмотрительные, опытные и обладавшие не только торговыми, но и политическими талантами коммерческие руководители союза, превосходно умели пользоваться слабыми сторонами или затруднительным положением соседних государств; они не упускали при этом случая косвенно (путем поддержки врагов этого государства) или даже прямо (посредством каперства или открытой войны) ставить эти государства в затруднительное положение, с целью вынудить у них известные уступки. Значение и самое существование Ганзы основывалось на том, что она сделалась необходимой для окружающих государств, частью своим посредничеством в доставке нужных товаров, отдачей в наем судов, ссудами денег и т. п., так что государства эти находили выгоды в своих сношениях с германскими приморскими городами, – частью же тем, что Ганза сделалась большой силой на море.

Условия тогдашнего времени были таковы, что когда дело шло о приобретении или сохранении каких-либо преимуществ, обе стороны действовали не особенно разборчиво; Ганза прибегала, прежде всего, к подаркам и подкупам, но нередко и прямо приступала к насилию, как на суше, так и на море, при чем делала это часто даже без объявления войны. Оправдывать насилие, часто сопряженное с жестокостью, конечно, нельзя, но тот, кто хочет добиться успеха, должен вести энергичную политику.

Политическая обстановка в Северных Королевствах, в России, Германии и Нидерландах, т. е. на севере, юге, востоке и западе был в средние века так неустойчива, что мы не можем входить здесь в более подробное изложение ее; войны и союзы сменяли друг друга, каперство на море, грабежи на побережьях, то в союзе с известным государством, то в войне с ним же, следовали друг за другом на протяжении немногих лет, как было например между Данией и Швецией. Однако, некоторые выдающиеся события, в особенности происшедшие на море, мы здесь в кратких чертах опишем.

В 1280 г. Любек и Висби взяли на себя охрану торговли в Балтийском море, т. е. морской полицейский надзор; три года спустя Ганза заключила союз с герцогами Мекленбургскими и Померанскими для поддержания мира против маркграфов Бранденбургских. Когда к этому союзу присоединился датский король Эрик Глиппинг, норвежский король Эрик «Ненавистник Попов» неожиданно наложил арест на германские торговые суда и на все имущество, принадлежавшее германцам на суше. Вследствие этого Любек, вместе с венденскими городами и с Ригой снарядил флот, который разорил норвежскую торговлю, опустошил побережье и нанес стране такие убытки, что король оказался вынужденным заключить 31 октября 1285 года в Кальмаре мир, уплатить Ганзе военное вознаграждение и предоставить ей значительные торговые преимущества. Когда король Христофор II был изгнан из Дании, он обратился к Любеку за помощью, которая и была ему оказана; он был отправлен назад в Данию и восстановлен на троне, за что должен был предоставить почти неограниченные привилегии германскому купечеству. Такая же история произошла и с королем Магнусом Норвежским, несмотря на то, что он относился к Ганзе враждебно.

Вследствие привилегий, которыми пользовалась Ганза, с Балтийского моря совершенно исчезла скандинавская и русская торговля, а английская заняла второстепенное место, Ганза владычествовала от Невы до Нидерландов над морем и над торговлей.

В это же время Ганза воспользовалась стесненными финансовым положением Эдуарда III и дала ему взаймы денег, на которые он снарядил поход во Францию, закончившийся победой при Креси. В обеспечение займа Эдуард заложил Ганзе пошлины с шерсти и оловянные рудники в Корнуэлле.

Расцвет Ганзы и ее упадок

В 1362 г. начались войны Ганзы против Вальдемара III, который создал величие и могущество Дании. В том же году был занят остров Готланд. Висби, и германское подворье в нем были разграблены, при чем было пролито много крови. Тогда Ганза заключила союз со Швецией и Норвегией; в начале мая ганзейский флот появился в Зунде, но союзники Ганзы не явились. Тогда ганзейский адмирал Виттенберг один атаковал Копенгаген, взял его, а затем переправился в Сконию, которая в те времена принадлежала Дании, и осадил Гельсингборг. Здесь, однако, он был захвачен врасплох датским флотом и потерял 12 больших «коггов»; армия должна была спешно сесть обратно на суда и возвратиться в Любек. Над Виттенбергом состоялся суд и он был казнен.

После этого наступил мир, продолжавшийся несколько лет, но в ноябре 1367 г., на общем собрании Ганзы, состоявшемся в Кёльне, 77 городов, начиная с Нарвы и до Зирик-Зее, решили всеми силами вести войну против Вальдемара. Был снаряжен большой флот, который начал с того, что в апреле 1368 года так основательно разорил норвежское побережье, что король стал просить мира; после этого флот направился в Зунд и в мае взял Копенгаген, затем Гельсингер, и вынудил Вальдемара покинуть свою страну.

24 мая 1370 года в Штральзунде был заключен мир, по которому, независимо от большой контрибуции, за Ганзой было признано право утверждать королей Северных Государств. Это было громадным успехом в особенности потому, что достигнут он был не силами могущественного государства, а силами союза городов.

После этого неслыханного успеха, Ганза, по-видимому, стала пренебрегать полицейским надзором на морях; морской разбой распространился до такой степени, что города Висмар и Росток сочли необходимым выдавать каперские свидетельства против кораблей трех северных держав. Это, однако, еще ухудшило дело, так как вследствие этого в этих городах образовалось большое, сильное общество «Ликенделеров», ставшее известным под именем «Братьев Виталийцев», которое снаряжало целые разбойничьи эскадры, грабившие все, что не принадлежало этим двум городам. Они, впрочем, не ограничивались одним разбоем, но даже напали на Берген и причинили Ганзе такие убытки, что в 1394 г. Любек выслал против них флот, состоявший из 35 коггов, который, однако, не одержал решительного успеха, и только когда Тевтонский орден, также имевший в те времена большую силу на море, выслал против них флот и отнял у них в 1398 г. Готланд и Висби, Виталийцы оказались вынужденными уйти в Северное море, где еще долго продолжали разбойничать.

Один из самых отважных их предводителей, Клаус Стертебекер, был захвачен в 1402 г. в плен большим гамбургским кораблем и казнен; однако, конец этим разбоям наступил только с покорением Эмдена в 1433 г.

Надо упомянуть еще о некоторых других германских морских героях: знаменитый Бокельман из Данцига с шестью кораблями в 1455 г. одержал победу над 16 датскими, которые он атаковал один за другим, при чем 6 уничтожил, а 6 захватил в качестве призов; это был славный подвиг, оправдавший тот отличительный знак, который Бокельман держал на клотике своей грот-мачты – метлу, означавшую, что он выметает врагов из Балтийского моря. В этом бою он проявил большие тактические способности.

Далее, нужно назвать Павла Бенеке из Данцига, который в 1437 г. захватил у Вислы английские суда, а затем, состоя уже на английской службе, с большим успехом воевал против Бургундии. Его корабли «Питер фон Данциг» и «Мариендрахе» внушали ужас всем морякам. Одним из его многочисленных трофеев является знаменитая картина Ганса Мемлинга в алтаре церкви Св. Марии в Данциге, изображающая Страшный Суд. Имена таких людей звучат не хуже, чем имена Георга Фрундсберга или Жана Бара.

В начале XV-го столетия ганзейский союз начал терять свою силу. Главнейшие голландские гавани, пользуясь преимуществом своего положения ближе к океану, предпочли вести торговлю за собственный счет. Новая война Ганзы с Данией в 1427-35 гг., во время которой эти города оставались нейтральными, принесла им громадные выгоды и тем нанесла ущерб Ганзе, которая, впрочем, сохранила все, чем до тех пор владела. Распадение союза выразилось, однако, уже в том, что за несколько лет до заключения общего мира, Росток и Штральзунд заключили с Данией свой сепаратный мир.

Большое значение имело также то печальное обстоятельство, что начиная с 1425 г. прекратился ежегодный ход сельдей в Балтийское море. На юго-западной оконечности Сконии у Сканера и Фальстербо ежегодно летом и осенью устраивались громадные «сельдяные лагеря», так называемые «витты», где собирались десятки тысяч рыбаков, матросов, арматоров и купцов всех наций. Сельдь направилась в южную часть Северного моря, что способствовало расцвету Нидерландов, так как во всем мире, в особенности на юге, ощущалась сильная потребность в постном продукте, а сельдь составляла излюбленную пищу этого рода. Каких размеров достигло рыболовство, и каким неисчерпаемым источником благосостояния для страны оно сделалось, можно судить по тому, что 200 лет спустя маленькая Голландия для одной только ловли сельдей отправляла ежегодно около 3000 судов.

Затем возникла каперская война между Ганзой и Голландией, которая прекратилась только через пять лет и вызвала отделение крупных голландских портовых городов от Ганзы, так как с развитием судоходства условия торговли для этих городов стали чересчур разниться от условий торговли Ганзы, центр тяжести которой находился на Балтийском море. Вследствие этого тесное единение этих городов с Ганзой, с выгодой для обеих сторон, сделалось уже невозможным. Голландия начала развивать свою мировую торговлю.

Политика Ганзы также понемногу утратила свою первоначальную предусмотрительность и энергию; к этому присоединилась еще и неуместная бережливость по отношению к флоту, который содержался в недостаточной численности. Ганза без всякого противодействия смотрела на соединение в одних руках власти над тремя Северными королевствами, к которым присоединились еще и герцогства Шлезвиг-Голштинские, и допустила образование такой силы, какой никогда на севере еще не существовало. В 1468 г. Эдуард IV, король английский, отнял у Ганзы все ее привилегии и оставил их только за городом Кёльном, который и был вслед за тем исключен из Ганзы. В последовавшей затем каперской войне Ганза понесла большие потери, несмотря на то, что у Англии в те времена военного флота не было. Не принесло пользы и то обстоятельство, что эскадра восточных ганзейских городов помогла Эдуарду IV, изгнанному из своей страны, возвратиться в нее, так как Эдуард продолжал враждебно относиться к Ганзе, и только когда сильный ганзейский флот опустошил английское побережье на много миль внутрь страны, захватил множество судов и повесил их экипажи, Эдуард IV в 1474 г. согласился на выгодный для Ганзы мир, по которому подтвердил все принадлежавшие ей привилегии и уплатил военное вознаграждение. Отсюда очевидно, что Ганзу спасла только ее сила на море.

Ганза была бессильна только против одного государства – России, так как она в те времена совершенно не соприкасалась с морем; поэтому для Ганзы было сильным ударом, когда русский царь в 1494 г. неожиданно приказал разграбить немецкое подворье в Новгороде, заковать в цепи и посадить в тюрьму 49 проживавших там немцев. При таких исключительных обстоятельствах Ганза обратилась за помощью к императору, но последний сохранил с русскими свои дружеские отношения; вот каково было в те времена отношение главы империи к ганзейским городам! Подобное же отношение проявилось и несклько позже, когда король Иоганн Датский выхлопотал у императора повеление об изгнании всех шведов, что нарушило все торговые связи Ганзы со Швецией.

В это время внутренняя связь в союзе окончательно распалась. Когда в конце 1509 г. Любек объявил войну Дании к нему присоединились только Росток, Висмар и Штральзунд. Несмотря на это, ганзейский флот и здесь показал свое превосходство; он сперва разорил датские острова, а затем дал датчанам 9 августа у Борнгольма сражение, которое не принесло решительных результатов только потому, что штральзундцы пришли слишком поздно; несколько дней спустя ганзейская эскадра атаковала у Данцига голландский купеческий флот -сопровождавший его конвой обратился в бегство, а ганзейцы захватили и пустили ко дну много кораблей. 18 августа эскадра снова вступила в бой у Гелы с датским флотом, который при этом потерял свое флагманское судно. Из Любека и Кольберга велась успешно и каперская война, и таким образом превосходство Ганзы на море было закреплено. Вследствие этого, по условиям мира, заключенного в конце 1512 года в Мальме, все привилегии Ганзы были снова подтверждены.

В войне, закончившейся миром в Мальме, Ганза еще раз доказала свое превосходство на море, но за 250 лет, истекших со времени основания ганзейского союза, политические обстоятельства сильно изменились. В 1620 г. короли тех стран, с которыми имела дела Ганза, стояли в сильной зависимости от своих баронов и духовенства и часто были с ними в союзе; государственное право было мало разработано и правильного финансового хозяйства не существовало; морская торговля еще не была достаточно развита и значение ее, так же, как и значение пошлин, еще не было достаточно признано, иначе Ганзе никогда не удалось бы добиться тех громадных торговых привилегий и монополий, а также освобождения от пошлин, которыми она так долго пользовалась.

Однако с тех пор силы дворянства и духовенства были сломлены, возникло ленное и бюрократическое государство, вследствие чего королевская власть усилилась и даже стала неограниченной. Морская торговля сильно развилась и в последнее время распространилась до Ост и Вест-Индии. Влияние ее на государственное хозяйство, а также значение ввозных пошлин, обнаруживалось все яснее; короли не желали больше допускать, чтобы вся торговля их страны находилась в чужих руках, да притом в руках иностранной державы, что исключало всякую возможность конкуренции. Они не желали более подчиняться воспрещению повышать ввозные пошлины на своих границах и не хотели даже допускать в этом отношении каких-либо ограничений. Вместе с тем и привилегии, предоставленные Ганзе, иногда очень обширные, как например, экстерриториальность, право убежища в подворьях, собственная юрисдикция и проч. давали все сильнее себя чувствовать.

Неприязненное отношение к действиям Ганзы постоянно возрастало, как у иностранных, так и у германских князей. Конечно, они имели возможность создать таможенные заставы против портовых городов, но тогда они оказывались совершенно отрезанными от морских сообщений. Терпеть эти тяжелые ограничения, а также независимость богатых вольных городов, лежащих в их владениях, делалось все невыносимее по мере того, как формировались их взгляды на финансовые вопросы и возрастала собственная власть и величие этих князей. Времена монополий в морской торговле миновали, но руководители Ганзы не понимали признаков новых времен и крепко держались тех целей и тех средств, которые они унаследовали от своих предшественников.

Тем временем изменились и условия судоходства; интересы портовых городов, разбросанных на побережье, на протяжении более двух тысяч километров, все более расходились, при чем частные интересы каждого отдельного города приобретали все более преобладающее значение. Вследствие этого фламандские и голландские города уже раньше отделились от Ганзы, затем из нее был исключен Кёльн, а связь между остальными городами все более ослабевала. Наконец Любек остался почти один с Венденскими городами и городами Передней Померании.

К этим обстоятельствам присоединилось еще и духовное возрождение тех времен, вызванное великими заокеанскими открытиями, и, благодаря реформации, распространившееся вширь и вглубь не только в религиозной, но и в социальной области, так что все существовавшие до тех пор отношения подверглись глубоким изменениям. Это вызвало такие же осложнения во внутреннем положении ганзейских городов, как изменившиеся политические условия в международном их положении.

Ганзейский союз был задуман и создан торговыми людьми, но под этим словом не следует разуметь купцов в принятом у нас смысле этого слова, а только крупных оптовых торговцев; розничные торговцы, которые предлагали свои товары на улицах, и которые соответствуют собственникам современных розничных магазинов, так же, как и ремесленники, не могли записываться в купеческие гильдии.

В руках этих гильдий сосредоточивалось все управление в ганзейских городах, но гильдии эти состояли не из одних наследственных фамилий и не являлись таким образом патрицианской организацией – все вновь прибывающие крупные оптовые торговцы могли вступать в гильдию. На самом деле это, конечно, случалось не часто, и вся власть сосредотачивалась в руках богачей, так как имущественный ценз был решающим.

Такое устранение от дел малоимущих классов и ранее уже возбуждало неудовольствие и волнение в городах, в особенности среди ремесленников. Глубокий духовный переворот, вызванный реформацией, дал могучий толчок к существенным социальным и политическим изменениям; возникшая вследствие этого в Верхней Германии крестьянская война, сопровождавшаяся печальными событиями – общеизвестна. В вольных имперских городах тоже началось сильное брожение, однако взрыв последовал значительно позже, отчасти потому, что как раз в это время в Северных государствах произошли события, которые привлекли все внимание Ганзы к внешним делам.

В 1520 г. Карл V, который уже в то время был испанским королем, был избран в возрасте 20 лет германским императором. При разделе со своим братом Фердинандом, он сохранил за собой Нидерланды, к которым присоединил еще западную Фрисландию и Утрехт; вследствие этого Германия утратила богатую страну с побережьем от Эмса до Дюнкирка, с устьями Рейна, Мааса и Шельды, которая вошла в тесную связь с Испанией. Это, конечно, было очень выгодно для морской торговли Нидерландов. В то же время Христиан II, король датский, сделавшийся зятем Карла V и питавший острую ненависть к Ганзе, начал покровительствовать нидерландской торговле в Балтийском море. Это был деспотичный властитель, питавший самые обширные замыслы – покорить всю Швецию (Скония уже принадлежала ему), сосредоточить в Копенгагене всю торговлю Балтийского моря и сделать из этого города центральное складочное место для всего востока, и таким образом низвести деятельность Ганзы к одной местной торговле. Это дало повод Ганзе, несмотря на то, что влияние ее значительно упало, еще раз решительно вмешаться в судьбы Северных королевств.

В 1519 г. Густав Ваза бежал от Христиана II в Любек, который не только отказался его выдать, но даже оказал ему поддержку и помог переправиться в Швецию; Христиан II подчинил себе Швецию, но возбудил против себя в стране сильнейшую ненависть вследствие устроенной им в Стокгольме резни, а когда Густав Ваза поднял восстание, то Ганза открыто стала оказывать ему поддержку. Ганзейский флот опустошил Борнгольм, сжег Гельсингер, угрожал Копенгагену и помогал при осаде Стокгольма. 21 июня 1523 года датский комендант города поднес ключи от города ганзейскому адмиралу, который в свою очередь передал их Густаву Вазе, уже ставшему Густавом I. Густав в награду за оказанную помощь предоставил Ганзе значительные привилегии.

Еще до этого, при поддержке Любека, в Ютландии был избран датским королем, вместо Христиана II, Фридрих I Голштинский. Ганзейский флот завоевал для него Зеландию и помог при осаде Копенгагена, который сдался 24 апреля 1524 года; таким образом и датский король попал в свою столицу и вступил во владение своим царством при содействии Ганзы.

Христиан II бежал еще до этого, но через несколько лет, при помощи Голландии, он сделал попытку снова завоевать Норвегию. Он высадился в Норвегии и быстро достиг значительных успехов; Дания колебалась, но Ганза немедленно выслала против него флот, которому энергичными действиями удалось принудить Христиана к сдаче, при чем однако он сдался не Ганзе, а своему дяде Фридриху I, который засадил его в замок Зондербург, где и держал его в заточении в течении 28 лет, до его смерти в 1559 году. Таким образом ганзейский флот помог Густаву Вазе взойти на шведский престол и ввел его в столицу, содействовал свержению Христиана II и вступлению на престол вместо него Фридриха I, затем он же вторично сверг Христиана II и помог обезвредить его. Это были, несомненно, крупные деяния, но это была уже последняя вспышка ганзейского морского могущества: конец был уже близок.

Еще до этого последнего похода против Христиана II, в 1500 г. в Любеке возникли волнения, имевшие целью свергнуть патрицианское городское управление; оба бургомистра бежали, и предводитель движения, Юрген Вулленвебер, стал во главе города, а вместе с тем взял на себя и руководство Ганзой. Этот человек сделался впоследствии героем драм и романов, но совершенно этого не заслуживал. Если бы он проникся новыми идеями, которые помогли бы ему обеспечить и укрепить, согласно с новыми обстоятельствами, господствующее положение Любека, которому со всех сторон грозили опасности, то средства, к которым он для этого прибегал, вероятно, не подверглись бы слишком суровому осуждению; однако все его старания, после того, как он революционным путем добился руководящей роли, были направлены исключительно на то, чтобы восстановить морское господство Любека и, путем устранения других народов, в особенности Голландии, закрепить за Любеком монополию торговли в Балтийском море. Средством для достижения этой цели должны были послужить протестантство и демократия. Всем остальным ганзейским города предполагалось дать демократическое устройство, что и удалось выполнить; Дания должна была сделаться протестантской республикой, а сам он хотел сделаться властителем Зунда, который в те времена являлся почти единственным путем сообщения между Балтийским и Немецким морем.

С этой целью он начал прежде всего войну против Голландии и отправил своего помощника Маркса Мейера, полковника ландскнехтов, с эскадрой в Северное море, а сам с другой эскадрой отправился в Зунд и потребовал, чтобы Дания и Швеция вступили в войну против Голландии – при этом он заключил тайное соглашение со своими единомышленниками из числа бюргеров Копенгагена и Мальме. Однако Густав I не только отказал в этом требовании, но и отобрал у Ганзы все дарованные ей раньше привилегии, на что Вулленвебер мог ответить только интригами. В Дании как раз в это время скончался Фридрих I, и выбор наследника затянулся; тогда Вулленвебер, в союзе с двумя названными выше бургомистрами, предложил датскую корону герцогу Христиану Голштинскому, который, однако, отказался принять ее из их рук, и вступил в союз с Швецией, Данией и Голландией против Ганзы.

В 1543 г. Вулленвебер успешно начал войну. Чтобы навести датчан на ложный след, он напал на Голштинию и разорил ее, а затем с 21 кораблем направился в Копенгаген, обложил его, захватил множество датских и шведских кораблей и разграбил голландские суда. Вследствие заговоров, Мальме и гавани Зеландии перешли на его сторону; Копенгаген также сдался, при чем и датский флот перешел на его сторону; маленькие датские острова, а также Скония присоединились к нему, а крестьяне повсеместно взбунтовались против дворян.

В это время дворянство в Ютландии выбрало Христиана Голштинского датским королем под именем Христиана III, а предводитель голштинского дворянства, граф Ранцау, немедленно отправился к Любеку, обложил его, уничтожил большую плавучую батарею «Айзернер Хайнрих», которая перед тем успешно отразила атаки датчан с моря, и поставил город в такое тяжелое положение, что Вулленвебер должен был поспешно воротиться к Любеку. Освободить город от осады ему не удалось, и лишь посредством денежного выкупа он добился перемирия с Голштинией.

Вслед затем Христиан III и Густав I соединили свои войска, разбили в начале 1535 г. Маркса Мейера близ Гельсингборга и взяли его в плен. В мае 1535 г. они соединили вместе также и свои корабли, к которым присоединились еще и прусские, под командой герцогского прусского адмирала Иоганна Пейне или Преена, и тогда соединенный флот, под командой Педера Скрама, после нерешительного сражения, данного ганзейскому флоту 9-го июня, разбил его 14 июня у Ассенса, в Малом Бельте. Через два дня союзный флот почти без боя захватил на рейде Свендборга 9 ганзейских кораблей и затем появился у Копенгагена, который в то же время был осажден Христианом III с суши.

Вулленвебер, убедившись через два года, что все его обширные планы находятся накануне полного крушения, созвал общее собрание Ганзы и предложил ему вопрос: допустить ли Ганза, чтобы в Дании царствовал король без ее согласия?

Тем временем прежние бургомистры Любека добились решения имперского камерного суда, которые угрожало любекскому демократическому правлению изгнанием из империи; этого было достаточно, чтобы настолько испугать любекцев, что они постановили низложить Вулленвебера и восстановить прежнее городское правление. Это доказывает, насколько непрочно было то основание, на котором Вулленвебер создал свое краткое господство. Он отправился к Везеру, чтобы набрать для себя ландскнехтов, но был захвачен в плен епископом Бременским и впоследствии казнен.

План Вулленвебера не был сообразован с новыми обстоятельствами, при чем не было им принято в расчет и действительное соотношение сил. Он не подготовил ни союзов, ни армии, ни флота и надеялся достичь крупных успехов при помощи одних только сговоров с бургомистрами в неприятельских странах и посредством народных восстаний против существовавшего порядка вещей; ни он сам, ни его помощник Маркс Мейер не обладали никакими выдающимися талантами, и грандиозное, но фантастическое предприятие его было лишено всех тех данных, которые могли бы обеспечить успех; поэтому оно и провалилось, к великому ущербу Любека, при чем и сам Вулленвебер погиб, и нельзя сказать, чтобы гибель эта была им не заслужена.

Значение Любека настолько упало, что после того, как Густав I без церемоний уничтожил все привилегии Ганзы, Христиан III, король датский, со своей стороны также перестал обращать на эти привилегии какое-либо внимание. В 1560 г. Германия утратила прибалтийские провинции, колонизация которых была начата ею ровно 400 лет тому назад, при чем ни император, ни страна не пошевелили пальцем по этому поводу. Русский царь покорил Нарву и Дерпт (1558 г.) и запретил Ганзе судоходство в Лифляндии; Эстляндия была завоевана Эриком XIV, королем шведским, который вовсе не признавал Ганзы, а Курляндия подпала под власти Польши.

Последние дни Ганзы

Начиная с 1563 года, Любек, в союзе с Данией, снова вел против Швеции, захватившей незадолго перед тем ганзейский торговый флот, семилетнюю войну, в которой (что очень знаменательно для тогдашнего положения дел) даже Висмар, Росток и Штральзунд оставались нейтральными. Следует упомянуть о трехдневном бое, происшедшем между Эландом и Готландом 30 мая 1564 года, окончившемся победой союзников под командой датского адмирала Герлуфа Тролле. Датчане под командой Отто Руда в последний день боя захватили особенно крупный и сильный шведский флагманский корабль «Макалос», что значить «безупречный», на котором находился адмирал Яков Багге. «Макалос» имел 160 фут длины, 175 орудий и 800 человек экипажа; накануне этого дня Багге удалось три раза предотвратить абордаж своего корабля тем, что он выставлял за борт длинные брусья.

Датский адмирал Герлуф Тролле первый из морских предводителей в северных водах сделал попытку тактического разделения своего флота; он разбил свои корабли на группы по три в каждой, при чем к одному более сильному кораблю были приданы по два более слабых; группы эти составлялись таким образом, что более сильный корабль шел посредине, а два другие шли по обе стороны его, несколько позади, под углом в 4-6 румбов; эти группы шли одна за другой в кильватерной колонне и при том так, что передовые корабли каждой группы шли точно в кильватер один за другим, а сопровождавшие их суда шли уступами по обе стороны этой колонны, так что слабые корабли каждой последующей группы шли на большем расстоянии от сильного корабля своей группы, чем в предыдущей группе.

Такое построение придавало всему флоту форму острого клина, стороны которого расходились от средней кильватерной линии главных кораблей на 2-3 румба, таким образом все суда шли в трех колоннах: средняя колонна – кильватерная, а обе боковые – в строе пеленга.

Вследствие слишком большого различия между кораблями этого флота, который состоял преимущественно из наскоро собранных купеческих судов, их малой способности к маневрированию, а также неопытности и плохого обучения их экипажей, из которых лишь меньшая часть состояла из профессиональных матросов, этот первый опыт применения тактического построения потерпел полную неудачу. С самого начала сражения клин совершенно расстроился и начались одиночные бои, в которых главенствовал абордаж, при чем даже корабли, принадлежавшие одной и той же группе не оказывали друг другу достаточной поддержки. При таком флоте, представлявшем ни что иное, как сборище снаряженных и вооруженных купеческих кораблей, имелось еще в качестве разведчиков 6-8 маленьких судов.

Однако, действия Герлуфа Тролле являются достойным внимания событием в области морской тактики, так как только сто лет спустя, во время англо-голландских войн, впервые возникла в английском флоте мысль о составном боевом строе и о линии кильватера, как о боевом построении.

До этого времени корабли разных отрядов парусного флота беспорядочно толпились вокруг флагманских судов, и сообразно этому, и самое сражение представляло беспорядочную массовую свалку; вообще правильное подразделение флотов на отряды началось только с 1525 г.

В следующем г. шведы под командой генерала Класа Горна, назначенного главнокомандующим шведского флота, одержали 7 июля, с 46 кораблями, между Рюгеном и Борнгольмом победу над Рудом, у которого было 36 кораблей, в том числе 14 выставленных Любеком. Во время этого сражения произошло много упорных одиночных боев между отдельными кораблями, что повело к чрезвычайно крупным потерям (7000 убитых и раненых).

На флагманском корабле датского адмирала «Ягермайстер» (Iaegermesther) было 1100 человек экипажа против 620 человек, имевшихся на флагманском корабле Класа Горна «Св. Эрик». Бой Горна, имевшего 60 судов, против 36 датских, под командой Лауритцена, происшедший к северу от Эланда в конце июля 1566 г. (любекскими кораблями командовал адмирал Тинапель), закончился ничем, так как во время боя поднялся шторм. После этого Лауритцен стал на якорь у Висби, чтобы предать земле тела нескольких убитых в бою, в том числе одного капитана знатного происхождения. В одну из последующих ночей шторм так усилился, что 11 датских и 6 любекских кораблей потерпели крушение, при чем погибло около 6000 человек; погибло три адмирала, и двенадцать капитанов, в том числе и сам Лауритцен. Это было концом любекского флота. Клас Горн умер в следующем году от чумы, которая в эти годы свирепствовала везде по берегам Балтийского моря.

Однако, Швеция была так ослаблена настойчивым наступлением союзников и внутренними неурядицами, что предоставила море в их власть. Король Иоганн, вступивший на шведский престол после свержения его брата Эрика XIV, заключил 13 декабря 1570 года в Штетине довольно выгодный мир с Любеком, по которому уже не было речи о торговой монополии и о беспошлинной торговле; обусловленное по мирному договору военное вознаграждение выплачено не было. Когда же Иоганн почувствовал, что положение его на троне достаточно окрепло, он объявил себя «господином Балтийского моря» и на следующий же год запретил Ганзе торговать с Россией. Вместе с тем он организовал каперскую войну против Ганзы, при чем, однако, из уважения к Испании, не трогал нидерландских кораблей. У Ганзы не было достаточно сильного флота, чтобы с успехом выступить против него, торговля ее терпела громадные убытки, между тем как Нидерланды богатели. Морское могущество и на этот раз оказалось решающим фактором. Швеция сделалась владыкой на Балтийском море, и право получать первый салют от кораблей других наций посредством уборки верхних парусов с 1570 года перешло от Дании к Швеции. Уже в 1570 г. в шведском флоте числилось более 70 военных кораблей, между тем, как например, Англия, в 1603 г. имела только 42 военных корабля.

Незадолго перед этим Ганзе еще раз представился случай для крупного политического выступления. В 1657 г. в Нидерландах вспыхнуло восстание против Филиппа II, которое, после 40-летней борьбы, наконец избавило их от испанского ига; причиной войны были не только политические, но и религиозные мотивы; восставшие, принадлежавшие к реформатской церкви, умоляли Ганзу о помощи, и последней таким образом представлялся случай снова вернуть Германии германский народ и германскую землю, но Ганза упустила этот случай, отказав в просимой помощи. Так же поступили и все лютеранские германские князья, и помощь Нидерландам оказали только некоторые князья западной Германии, принадлежавшие к реформатскому исповеданию. Жалкие теологи тогдашних времен при помощи злобной изобретательности так обострили совершенно несущественную разницу между этими двумя исповеданиями, что последователи их относились друг к другу, как злейшие враги. Ганза, кроме того, руководилась еще и завистью к Голландии; это было проявлением того самого эгоизма, вследствие которого еще ранее потерпели неудачу планы верхне-германских купцов, намеревавшихся вести свои торговые операции из северо-германских гаваней.

В виду этого голландцы вскоре запретили Ганзе плавание в Испанию; англичане также заняли враждебную позицию, и в 1589 г. захватили в реке Тахо флот из 60 купеческих кораблей, привезший испанцам, в числе прочих товаров и военные припасы. Когда в 1597 г. англичане были изгнаны из Германской империи, Англия ответила тем же, и Ганза была вынуждена очистить «Красильный двор», который в течение 600 лет был средоточием германской торговли с Англией.

В начале XVII века Любек снова делал несколько попыток завязать сношение с Россией и с Испанией, но без существенных результатов, а 30-летняя война окончательно погубила остатки германского господства на море и все германское судоходство.

Недавно евангелическая Германия торжественно отпраздновала 300-летие рождения Густава Адольфа Шведского, чего он вполне достоин по его заслугам перед протестантством, но действия его ни в каком случае не могут почитаться бескорыстными. Если даже оставить в стороне весьма вероятные виды его на германскую императорскую корону, он, во всяком случае, обеспечив за собой в 1617 г. по Столбовскому миру русский берег Балтийского моря и господство на этом море, имел самые серьезные виды и на обладание германской частью Балтийского моря и даже берегами Северного моря.

Положение германских приморских городов, которые все были протестантские, в этой войне было очень печальным. Когда Тилли, разбив в 1625 г. Христиана IV близ Луттера у Баренберга, двинулся в Северную Германию и стал угрожать приморским городам с суши, датчане в то же время отрезали этим городам и сообщение по морю, и начали так же, как и шведы, взимать со всех немецких гаваней от Пиллау до Гамбурга очень высокие пошлины. Пошлины эти составили, будто бы более миллиона талеров с одного города Данцига за один 1635 год.

Заслуживает внимания деятельность Валленштейна, , в частности, на севере, где он в 1627 г. дошел до побережья и был провозглашен герцогом Мекленбургским. Будучи человеком выдающегося таланта, он понял значение морской силы и намеревался создать в Висмаре германский имперский флот с целью начать морскую войну с Густавом Адольфом. Тут, когда уже было слишком поздно, германский император в первый раз проявил интерес к морю и к германским морским силам. Император Фердинанд заявил претензию на господство над германскими морями, и назначил Валленштейна генерал-капитаном флота и «генералом океанского и Балтийского морей» (Северное и Балтийское моря). Он пытался привлечь Ганзу на свою сторону тем, что предложил ей монополию в торговле с Испанией. На общем собрании Ганзы, созванном по этому поводу в феврале 1626 года, император повторил свое предложение, при чем назвал общее положение дел на германских морях, взимание пошлин в Зунде и проч. – «позором для германской империи». С другой стороны, однако, ему угрожала Дания, и Густав Адольф зашел так далеко, что потребовал, чтобы Германия не строила военных кораблей, разоружила уже имеющиеся у нее корабли и срыла все приморские крепости.

Ганза, опасаясь и той и другой стороны, отложила решение вопроса, а позже, в 1630 году, пришла к решению не продолжать союза, так как он дорого стоил и приносил мало пользы.

Еще до этого планы Валленштейна были разрушены упорным сопротивлением Штральзунда, который от тщетно осаждал с 13 мая по 24 июля 1628 года; город держался благодаря помощи Густава Адольфа, с которым он в минуту опасности вступил в союз; шведский флот поддерживал сообщение по морю, подвозил подкрепления и принимал участие в защите города.

В 1630 г. король высадился на Рудене и на острове Узедоме и начал свой победоносный поход. Вскоре после того, как он пал при Люцене, Вискар, после долгой осады попал в руки шведам, а вместе с тем погибли и созданные Валленштейном зачатки единого германского имперского флота.

Политики Густава Адольфа продолжалась и после его смерти, его великим канцлером Оксенштерна от имени несовершеннолетней королевы Христины; главной целью в этой политике было ослабление и даже уничтожение германского влияния на море. Мир в Мюнстере и в Оснабрюке из всего германского побережья от Невы до Дюнкирка оставил в руках немцев только гавани Любек и Росток и совершенно лишенный гаваней берег Западной Померании от Каммина к западу, т. е. всего 100 морских миль из 1370; все остальное побережье с устьями Эльбы, Везера, Эмса и Одера, отошло во владение шведов, датчан, поляков и голландцев. Таким образом погибло германское морское дело, германский народ стал чуждым морю, а его прибрежное население отвыкло от морской войны.

Мы уже видели, что особенности ганзейского союза, не имевшего ни крепкой внутренней организации, ни определенного и постоянного верховного управления, не давали этому союзу возможности создать на море значительные боевые силы. Ни союз, ни отдельные города не имели постоянного флота, так как даже «фреде-когги», которые иногда подолгу содержались на службе, предназначались исключительно для морского полицейского надзора.

Очевидно, что вследствие этого являлось необходимым при каждой войне всякий раз снова собирать военные силы. Сообразно с этим и самое ведение войны ограничивалось действиями у неприятельского побережья, при чем действия эти сводились к не связанным между собой экспедициям, нападениям и контрибуциям; о планомерных, научно обоснованных действиях на море, о настоящей морской войне и говорить не приходится, да в этом и не было надобности, так как и у противников почти никогда не было настоящих военных флотов.

Кроме того, ганзейский союз, и даже отдельные города союза, имели в своем распоряжении и другие средства, при помощи которых они могли предписывать свою волю противнику не прибегая к оружию. Ганза до такой степени властвовала над всей торговлей, в особенности в Балтийском море, где она в течение долгих лет неоспоримо являлась первой торговой державой, что ей часто было достаточно запретить торговые сношения (своего рода торговая блокада) с теми, кто к ней враждебно относился, чтобы этим привести противников к покорности. Монополия морской торговли, которой Ганза пользовалась в течение целых столетий на берегах Балтийского и Северного морей, проводилась ею с беспощадной строгостью, и в настоящем военном флоте для этого она не нуждалась.

Однако, обстоятельства начали складываться иначе, когда стали крепнуть отдельные государства и стала постепенно устанавливаться независимая власть князей. Участники Ганзы не поняли, что сообразно изменившиеся условиям и союзу необходимо изменить и свою организацию, и еще в мирное время приготовиться к войне; они допустили ту же ошибку, как впоследствии их преемники – голландцы.

О какой-нибудь морской стратегии или, еще менее, морской тактике во время Ганзы не было и речи: приходится буквально искать в этой области отдельне примеры. Надо при этом заметить, что адмиралы любекского флота почти все происходили из самых знатных фамилий города – бургомистров, советников или крупных купцов и, следовательно, были людьми образованными; тоже самое происходило и в других городах. Несмотря, однако, на широкий кругозор в политических, и в особенности в торгово-политических делах, руководители Ганзы почти совершенно не понимали того значения, какое имело прочное господство на море, приобретение его и поддержание; союз напрягал свои силы равно настолько, насколько это было необходимо для достижения ближайших целей, а как только цели эти были достигнуты, боевые силы немедленно распускались. Морская стратегия в мирное время никогда Ганзой не применялась.

Не имея общего руководства и подчиняясь лишь некоторым общеобязательным строгим законам, торговое судоходство Ганзы тем не менее получило очень широкое развитие. Судоходство это, сообразуясь с хозяйственно-политическим характером Балтийского (а отчасти и Северного) моря, с самого начала играло роль единственного пути для торговли всего северо-востока Европы; германско-балтийская торговля доходила до Гослара и Зеста, несмотря на то, что последний лежал ближе к Северному морю: в последнем городе еще не так давно имелась «шлезвигская компания».

Условия торговли и судоходства в Северном море были более свободны, не только вследствие общего географического положения германского побережья этого моря, но и вследствие того, что на этом море ганзейский союз не являлся полным господином, а должен был выдерживать сильную конкуренцию с другими морскими народами. И на том, и на другом море Ганзу постепенно стали замещать энергичные голландцы; Ганза распадалась, силы ее раздроблялись, и, в конце концов, за ней осталась (по крайней мере в Балтийском море) только местная прибрежная торговля и каботажное судоходство. Так например, торговые фирмы Любека под конец занимались почти исключительно торговлей между Прибалтийскими гаванями и Гамбургом, а Гамбург в союзе с Бременом держал в своих руках почти всю торговлю с западной и южной Европой.

Торговля Ганзы по большей части носила характер только посреднических операций, преимущественно с сырыми материалами, причем и в этом отношении продукты прибалтийских стран имели преобладающее значение. В первые времена ганзейские купцы сами закупали нужные товары, сами перевозили их и сами продавали на месте потребления; вследствие этого германские купцы путешествовали по всему свету и могли везде лично знакомиться с делом и составлять себе правильный взгляд о важнейших условиях торговли и судоходства. Однако и это знакомство с общим ходом дел и со значением морской силы не привело к созданию центральной власти для обслуживания на море общих национальных интересов, и частные интересы продолжали играть преобладающую роль. Так продолжалось и тогда, когда повсюду кругом силы отдельных князей и народов стали возрастать и все они начали организовывать свои морские силы.

Тридцатилетняя война почти совершенно уничтожила германскую торговлю, а вместе с тем и германское судоходство; изменились и главные пути, по которым торговля направлялась к океану и на запад Европы, при чем страны Ближнего Запада приобрели руководящую роль, которая вскоре распространилась до самых восточных окраин Балтийского моря.

Несмотря на малое знакомство с фарватерами и несовершенство как морских крат, так и «морских книг», безопасность плавания в те времена была, тем не менее, достаточной даже для плохо оборудованных судов. Более опасным для плавания являлось Северное море, где плавание в прибрежных водах представляло значительные трудности. Даже присутствие на корабле лоцмана не обеспечивало судну безопасности. Первый атлас морских карт с обозначением данных для плавания, как например, судоходных знаков, направления фарватеров, отмелей, высоты приливов и отливов и т. п. относится к 1583 г.; атлас этот был издан на голландском языке и шесть лет спустя переведен на немецкий; в нем заключались лишь кое-какие неопределенные указания, касающиеся плавания по опасным морским путям; указания эти были совершенно недостаточны для плавания более крупных судов, имевших более глубокую осадку. Указания, касающиеся парусного плавания, также носят очень общий и поверхностный характер, и плавать на основании этих карт, без помощи лоцмана не представлялось возможным. На некоторых картах имелись также рисунки и виды берегов в перспективе.

Даже в отношении Балтийского моря, которое являлось главным полем деятельности Ганзы, в те времена можно было получить лишь очень недостаточные указания. Первой действительно хорошей и пригодной для пользования «морской книгой» для Балтийского моря был труд шведского капитана Петера Гедды, изданный в 1659 г. на голландском языке, на основании долголетних шведских съемок. В книге этой на отдельных специальных картах, изображавших подходы к портовым городам, показаны бочки, обозначающие фарватер, и засечки, определяющие их положение; такие карты имелись, например, для Зунда и для фарватеров у острова Рюгена. Показаны на них также отдельные береговые бакены. Однако, удовлетворительно сделана съемка и показаны все данные только для окрестностей Висмара. Заслуживает внимания та особенность, что генеральные карты составлены правильно, а компасные пеленги и румбы для них показаны ошибочно. На специальных же картах наблюдается как раз обратное. Удивительно и то, что расстояния на специальных картах показаны менее верно, чем на общих сводных картах.

О трудностях плавания в те времена всего лучше можно судить по примечанию в предисловии к этой книге, в котором говорится, что хорошие морские карты совершенно необходимы для безопасного плавания, тем более, что не везде можно достать лоцманов.

Первые действительно хорошие карты (датские) Балтийского моря были впервые изданы в последнем десятилетии XVII века; они были несравненно лучше, чем употреблявшиеся до тех пор голландские и французские карты. Немецкие морские карты появились значительно позже.

Удовлетворительные карты Бельтов появились только 100 или 200 лет спустя, так как общепринятый путь в Балтийское море шел через Зунд, у берегов Дании.

Союз немецких городов, составлявший Ганзу, распался после 270 лет блестящего существования, во время которых он возводил королей на троны и свергал их, и играл руководящую роль на всем севере Европы. Распался он, как уже было сказано, потому, что за этот долгий срок коренным образом изменились те условия государственной жизни, на которых основывался этот союз: если мы оглянемся назад, то увидим, что за 290 лет до наших дней началась Тридцатилетняя война – этого одного достаточно, чтобы уяснить себе разницу тогдашнего и нынешнего времени. Предметом всегдашних домогательств Ганзы и основой ее процветания были торговые монополии, беспошлинная торговля и другие привилегии; все это сводилось к собственным материальным выгодам и к эксплуатации других, и не могло продолжаться при правильном государственном устройстве. Ганза с самых первых шагов своих действовала угнетающе, если не на правительства тех государств, в которых она действовала, то на их купечество, арматоров и мореходов. Она могла удерживать свою позицию только силой и именно морской силой.

Руководители Ганзы с большим искусством пользовались, как ее морской силой, так и другими имевшимися в ее распоряжении средствами, в том числе и деньгами, и умели извлекать пользу из приобретаемых при посредстве своих агентов сведений об иностранных государствах и о людях, которые в них имели влияние. Они ловко пользовались постоянными спорами из-за престолонаследия и другими внутренними несогласиями, а также многочисленными войнами между отдельными государствами, и даже сами старались возбуждать и поощрять такие случаи. В общем все сводилось к коммерческому расчету, при чем большой разборчивости в средствах они не проявляли и никаких более возвышенных государственных задач не преследовали. Поэтому весь союз, кроме общего национального чувства, держался только сознанием общих выгод, и пока выгоды эти были действительно общими, союз представлял крупную силу. С переменой же условий, по мере того, как морская торговля разрасталась, а государства, как собственное, так и иностранные, стали крепнуть – интересы отдельных членов союза стали расходиться, при чем преобладающее значение получили частные интересы; наиболее удаленные от центра участники союза отпали сами или были из него исключены, единодушие в союзе нарушилось, а члены, оставшиеся ему верными, уже не имели достаточных сил, чтобы бороться с окрепшими иностранными государствами.

Для того, чтобы продлить свое существование новому, более малочисленному союзу следовало положить в основание своей деятельности свободную торговлю и мореплавание, но для этого приморским городам необходимы были свободные сообщения с внутренней страной и сильная охрана. К этому убеждению впервые пришел Валленштейн, но слишком поздно.

Не следует, однако забывать, что северные и южные германские городские союзы и в особенности ганзейский союз в течение долгого времени одни поддерживали германское влияние, которое именно в нем нашло в средние века свою лучшую защиту и свой главный центр.

Германские города, в то числе и те, которые входили в состав ганзейского союза, были единственными представителями идеи дальнейшего национального развития немецкого народа, и частью осуществляли эту идею. Города эти почти одни олицетворяли в глазах иностранцев германскую силу и влияние, так что история городских союзов является, вообще говоря, светлой страницей в германской истории.

Общий недостаток присущий всем немцам – постоянные ссоры и дрязги по всякому поводу, проявился и в союзах городов: им не хватало той сильной руки, которая крепко и прочно связала бы их между собой и придала бы их союзу надлежащую устойчивость.

Попытки создания морской силы на Балтийском море помимо Ганзы

Тевтонский орден впервые начал выступать на берегах Балтийского моря в 1226 г.; через десять лет к нему присоединились остатки ордена Меченосцев, которые еще в начале столетия завоевали земли в Курляндии, Лифляндии и Эстляндии. Все эти приобретения были сделаны с моря.

В 1250 г. орден уже распространил свои торговые операции до Фландрии и Англии. В 1398 году, при гроссмейстере Конраде фон Юнгингене, был занят Готланд при помощи флота из 80 кораблей, с 40 рыцарями, 400 всадниками и 4000 солдатами, но через десять лет остров этот был уступлен королеве Маргарите Датской. Главным делом при этом было уничтожение гнезда Братьев-Виталийцев на этом острове.

В конце концов, в 1436 г., флот, принадлежавший прусским городам, уничтожил 45 кораблей ордена в Фришгафе, а в 1525 г. владычество ордена окончательно прекратилось; Пруссия, Польша, Швеция, Дания и Россия захватили оставшиеся после него земли.

События, которые мы описываем ниже, должны, собственно говоря, быть отнесены к следующему тому, но ради связи мы упомянем вкратце о них здесь. Курляндский герцог Яков Кеттлер, начав в 1610 г. строить флот, понемногу довел его до 44 кораблей, по 30-80 пушек на каждом, и еще 15 невооруженных кораблей; кроме того у него был еще торговый флот около 80 судов. В Гольдингенском замке, находящемся к северо-востоку от Либавы, сохранилось изображение этого флота на стенных гобеленах; курляндский флот был значительно сильнее, чем возникший впоследствии флот Великого курфюрста Бранденбургского. Город Митаву предполагалось посредством канала обратить в приморский город, подобно Брюгге и Генту. Герцог имел морских агентов для надобностей судоходства в Данциге, Любеке, Гамбурге, Лондоне, Париже и Нанте. В 1640 г. герцог Кеттлер построил даже форт на Гвинейском берегу, опередив таким образом курфюрста Фридриха Вильгельма Барнденбургского на 43 года; в 1654 г. он основал колонию в Вест-Индии на острове Табаго. Король английский Яков I подарил курфюрсту этот остров, но через четыре года, с уходом курляндских военных кораблей, остров был захвачен голландцами. В 1658 г. могущество Кеттлера было уничтожено, и его курляндский флаг, изображавший черного краба на красном поле, в 1681 г. исчез с океана, а вскоре затем и с Балтийского моря.

О кораблях адмирала Пейне, которые в 1538 и следующих годах сражались под начальством датского адмирала Педера Скрама, мы уже упоминали выше. Кроме того, прусские герцоги держали в Гаффе наготове несколько судов, но, когда в 1626 г. Густав Адольф с 150 кораблями произвел высадку у Пиллау, то корабли эти не оказали никакого сопротивления, так что Густав Адольф захватил эти корабли, на которых развевался полосатый черно-белый флаг, а экипажи и орудия с них возвратил курфюрсту.

Однажды, в позднейшие годы, а именно в 1637 году, у Пиллау появился польский военный корабль с целью сбора пошлины, вследствие чего у него произошел бой с сторожевым кораблем курфюрста. Два других польских корабля, собиравшие пошлины в открытом море, в том же году были захвачены Данией и освобождены только после того, как Польша формально признала датскую верховную власть на Балтийском море. Таково же было отношение к Дании и со стороны прусского герцогства.

Нижеследующие краткие данные могут наглядно показать, как много умственных сил и энергии было положено в начале новых времен на обширном пространстве германской земли на пользу морского дела:

В 1437 г. были впервые изданы астрономические ежегодники, эфемериды, в которых Региомонтаном (Мюллером) было вычислено положение небесных тел на весь период до 1506 года.

В 1490 г. Мартин Бехайм в Нюрнберге изготовил первый земной глобус (земное яблоко); еще до этого он усовершенствовал астролябию, превратив ее в квадрант для определения высоты светил.

В 1506 г. корабли Вензеров и Фуггеров (из Аугсбурга) доходили до Вест-Индии и до Молуккских островов.

В 1510 г. в Нюрнберге возник цех мастеров, изготовлявших компасы; чего никак нельзя было ожидать в столь удаленном от моря городе.

В 1528-34 гг. фамилии Вензеров, Эзингеров и Фуггеров получили от императора Карла V значительные колониальные привилегии в Венесуэле. В 1555 г. они продвинулись со своими наемными войсками до самой цепи Андских гор.

В 1569 г. появилась «мировая карта» Гергарда Меркатора, которая имела особенное значение для целей мореплавания.

Какие планы относительно немецкого флота возникали уже в XVI веке, можно видеть из нижеследующего: В 1570-76 гг. в германском рейхстаге обсуждались первые «флотские планы», целью которых было принятие решительных мер в связи с многочисленными жалобами, заявленными Ганзой. В том же 1570 г. в Штейере обсуждался в двух комиссиях так называемый «адмиральский проект» (Admiralswerk ); вопрос шел о создании, первоначально для Северного моря, имперского флота со старшим и младшим адмиралами. В 1571 г. в Гренингене произошло совещание герцога Альбы и герцога Адольфа Голштинского, при участии двух полковников от саксонского и вестфальского округов, которые пришли к решению о необходимости для империи, «кроме имевшихся 13 бургундских военных кораблей, выстроить еще 7, и назначить постоянных комиссаров в главных портовых городах».

В 1576 г. план этот был, однако, совершенно оставлен, так как имперские власти боялись влияния будущего «имперского адмирала», который «мог вызвать для империи всевозможные осложнения с иностранными правительствами, при чем в Германии никогда не было в обычае иметь имперского адмирала; кроме того, флот и адмирал будут слишком дорого стоить, да и вообще все это является совершенной новостью».

Затем в Северном море и в Атлантическом океане возникло конвойное судоходство; купеческие корабли городов Балтийского моря большей частью присоединялись к конвойным эскадрам других государств.

Каждому немцу было бы полезно точно себе уяснить, как много различных попыток делали германцы прошлых веков, до и после ганзейского периода, чтобы завоевать для себя подобающее место и значение не только у своих собственных берегов и в своих прибрежных водах, но и в океане, в отдаленных странах, и какие именно обстоятельства подорвали результаты этих стремлений, не обеспечив за ними прочного успеха.

Эти годы являются в политическом отношении чрезвычайно поучительными для Германии в особенности в том, что касается значения морской торговли, морских сил и колоний.

Глава III. Эпоха Великой Армады

Развитие европейских флотов в первой половине XVI в.

До конца XV века судостроение, мореплавание и артиллерийское дело развивались весьма медленно; затем развитие пошло несколько быстрее, как во всех областях умственной жизни, так в частности и в сфере мореходства вообще и в морском военном деле. Таким образом возник период «новой истории», к которому однако нельзя применять нынешнего масштаба в смысле быстроты успехов и развития.

После полного поражения и гибели Ричарда III в сражении при Босворте (22 августа 1458 г.) мужская линия Йоркской династии угасла, война Белой и Алой розы закончилась, и для Англии, под властью Генриха VII Тюдора (1458-1509), начался период возрождения, в течение которого особенное развитие получили судоходства и торговля. В это же время этот даровитый король положил основание тому самому королевскому флоту, который существует доныне, ибо, хотя флот этот и развивался в течение первых 120-130 лет очень медленно, но никогда не приходил в окончательный упадок, как это было с флотом Альфреда Великого или Генриха V.

В 1489 г. Генрих VII выстроил корабль «Регент», на котором было не менее 225 легких орудий (так называемые серпантины, вес снаряда которых не превышал полуфунта); орудия эти были установлены на башнях и на верхней палубе. Корабль этот сгорел в 1512 г. в сражении у Бреста, после чего, два года спустя, Генрих VIII выстроил другой, очень крупный корабль, который назвал «Генрих милостью Божьей» (Henry grace a Dieu), но который в народе, не знавшем норманнско-французского языка, был известен под именем «Большой Гарри» (The Great Harry); на нем было уже 4 мачты, вероятно состоявшие не из одного ствола, как раньше, а из основного дерева и одной или двух стенег, с маленьким топовым парусом вроде позднейшего марселя или брамселя, поднимаемых выше большого нижнего паруса. Ниже бушприта имелся еще большой парус на рее; на корабле этом были боевые марсы, которые сохранялись еще в течение долгого времени. Корабль этот считается первым кораблем современного английского флота. Вооружение его состояло, кроме многочисленных легких орудий, из 13 тяжелых пушек (от 18 до 42 фунтового калибра), которые были установлены на нижней палубе, и еще восьми бронзовых орудий от 3 до 9 фунтов. Экипаж был очень многочисленный и состоял из 700 человек, в том числе 300 матросов, 50 артиллеристов и 350 солдат; для вооружения последних имелось 500 луков и арбалетов. Всего на корабле были орудия пятнадцати различных калибров.

Решительную перемену в постройке и вооружении военных кораблей произвело изобретение бортовых пушечных портов, сделанное около 1500 года по-видимому, французским судостроителем Дешаржем в Бресте. Впервые он применил их (при Людовике XII, 1498-1515 г.) на большом корабле «Шарент», который, кроме многочисленной мелкой артиллерии, имел еще 14 орудий на колесах. Другой такой же корабль был «Ля Кордельер» (La Cordeliere), причем оба эти корабля должны были служить противовесом «Большому Гарри»; соревнование Англии и Франции на этом поприще, продолжающееся доныне, началось еще в те времена.

Первый серьезный бой между этими новыми кораблями произошел в 1512 г. у Леконке (при входе в Гулэ-де-Брест). Английская эскадра была, по-видимому, сильнее, но тем не менее потерпела неудачу. Заслуживает особого внимания бой «Регента» с французским кораблем «Ля Кордельер» под командой Портсмогера, имя которого, переделанное в Примоке продолжает жить до сегодняшнего дня во французском флоте. Корабли эти схватились на абордаж и, после долгого боя, оба взлетели на воздух со всем экипажем (1600 человек).

В 1515 году, при Генрихе VIII (1509-1547), как уже выше сказано, был выстроен в Англии первый корабль с пушечными портами, получивший название «Генрих милостью Божьей» (Henry grace a Dieu). Он имел 1000 тонн водоизмещения и, кроме бушприта (который иногда тоже считается за мачту), имел еще четыре мачты. Вооружение его состояло из 27 крупных орудий, составлявших две батареи; кроме того имелось множество небольших орудий, причем 100 ручных ружей в счет не приняты. Таких крупных кораблей было, однако, очень немного.

Еще до того Генрих VIII положил основание прочной организации морского дела, значение которой он вполне сознавал. Для заведывания этим делом он создал высшее учреждение – адмиралтейство, организация которого с некоторыми изменениями, последовавшими с течением времени, сохранилась до сих пор. Главная разница с теперешним временем заключается в том, что в те времена во главе адмиралтейства стоял лорд Верховный Адмирал, человек опытный в морском и в военном деле, между тем, как в настоящее время первым лордом адмиралтейства, который выполняет приблизительно те же обязанности, всегда избирается парламентский деятель, имеющий сильные связи, но вовсе не обязанный иметь понятие о морском деле или о ведении войны. Первым Верховным Адмиралом Англии был назначен сэр Эдвард Говард, принадлежавший к знатнейшей семье Норфолка.

Число кораблей в первое время было очень незначительно; например, в 1522 г. имелось всего только 5 кораблей свыше 500 тонн (в том числе один в 800 и один в 1000 тонн); через год после смерти Генриха VIII во флоте насчитывалось уже 54 собственно военных корабля, но из них только 10 превышали 400 тонн; экипаж их состоял из 250-700 человек на каждом. Все эти корабли не отличались ни быстроходностью, ни морскими качествами, и на ходу их сносило вследствие высоких башен и неуклюжей постройки. По этой причине, а также вследствие их малой осадки и рангоут их был невысок. В темные ночи и в бурную погоду они были едва ли пригодны к плаванию, причем плавание в этих случаях всегда было очень опасным. Зимой корабли эти совершенно прекращали плавание, как это делали почти все без исключения купеческие корабли, которые на зиму вводились в гавани.

Кроме того, Генрих VIII основал особый корпус офицеров для флота – корпус морских офицеров. Этим был положен твердый и правильный фундамент для регулярного военного флота, и обеспечено его дальнейшее развитие. Могущественного военного флота Генрих VIII не создал – этому не благоприятствовали ни условия того времени, ни финансовое положение, – однако он довел число крупных военных кораблей до дюжины. Торговле и судоходству он помогал всеми мерами и снарядил несколько экспедиций для исследований в Северной Америке, которые дошли до Флориды и до Ледовитого Океана.

Каперство и охрана морской торговли

Большое значение имела каперская война, начатая Испанией и Францией против Англии после того, как папа отлучил от церкви английского короля (за его развод с Екатериной Арагонской). В Ла-Манше и при входе в него началась беспорядочная охота за купеческими кораблями; рыболовство и все вообще мирные промысли были брошены, все принялись за каперство или за морской разбой, а острова Силли и некоторые ирландские гавани сделались настоящими разбойничьими гнездами. Торговля иностранных государств терпела громадные убытки, в особенности же испанская торговля с Нидерландами. В Англии выросли тысячи опытных, смелых, боевых моряков, а вместе с тем значительно поднялось и судостроительное искусство, так как для каперства и морского разбоя быстрота хода и способность ходить в крутой бейдевинд имели особое значение.

Каперство и морской разбой, впрочем, отнюдь не являлись принадлежностью именно этих районов; они царили на всех морях, как это было в древние времена, при Помпее. В течение всех средних веков и до новейших времен морские разбойники и корсары на всех морях занимались своим ремеслом, как в мирное, так и в военное время, и флоты различных государств могли только временно водворять в этом отношении некоторый порядок; еще в 1817 г. мавританские корсары захватывали немецкие торговые суда в Немецком море, а за год до того же самое происходило и в Балтийском море.

Понятно, что больше всего от такого порядка вещей терпели мореплаватели тех наций, которые не имели военного флота или же только очень слабый; впрочем, пиратство и разбой носили настолько, так сказать, интернациональный характер, что те, кто ими занимался, как постоянным ремеслом, не отступали ни перед чем, и когда тому или другому государству удавалось установить вблизи своих берегов некоторую безопасность для своих и нейтральных кораблей, то безопасность эта во всяком случае носила только чисто местный характер. Особенно широко процветал в те времена морской разбой на океанах, в открытом море, в отдаленных странах – в Вест-Индии, и в Малайском Архипелаге. Против этого имелось только два средства: вооружать по возможности сильнее торговые суда, что и делалось почти всегда, или же сопровождать торговые суда военными кораблями в виде конвоя; для этой цели даже небольшие административные единицы, как, например, ганзейский город Гамбург, содержали специальные правительственные военные суда. Эти корабли сопровождали свои купеческие суда, к которым присоединялись и суда других государств, приблизительно до южной Португалии, а может быть даже и в Средиземное море. Для перехода через океан постоянный конвой существовал только для испанских кораблей, перевозивших серебро из американских колоний в метрополию. Полицейский надзор на океане, т. е. сейчас же по выходе из Ла-Манша, и на некотором расстоянии от берегов Европы, не мог сколько-нибудь обеспечивать безопасности плавания, и здесь морской разбой царил в течение многих столетий; конвоирование по океану было почти невозможно.

В Европе самыми опасными были корсары Средиземного моря, которые принадлежали к арабским государствам в северной Африке; поприщем их деятельности было все Средиземное море и восточная часть северной половины Атлантического океана, при чем они совершали нередко нападения в непосредственной близости от берега, несмотря на конвойные корабли.

Морской разбой, соответствовавший разбю рыцарей на суше, не представлялся в средние века и в начале новейшего времени чем то неслыханным и необычайным потому, что сами государства и народы со своими военными флотами, при малейшем предлоге или ссоре между собой, поступали совершенно таким же образом. Государства, как таковые, как только находили, что кто-нибудь поступил в отношении их неправильно, не стеснялись немедленно прибегать к репрессиям и в мирное время захватывать чужие торговые корабли; это считалось справедливым возмездием за действительные или мнимые обиды. Нечего удивляться, что в таких случаях и вооруженные купеческие корабли поступали таким же образом и, к вящей славе империи, начинали разбойничать за свой собственный счет.

Законное каперство, основанное на международных обычаях, практикуемое с соблюдением определенных формальностей и правил, а также и те основания, которыми руководствовалась большая часть каперов, выработались только со временем. Все корабли, которые занимались каперством, как законным, признанным делом, должны были иметь каперские свидетельства от правительства своей страны, при чем портовые власти и несущие полицейскую службу суда не должны были им мешать; правомерность захвата того или другого судна определялась призовыми судами. Впрочем, и здесь оставалось обширное поле для произвола, и по некоторым вопросам, относящимся к каперству, до сих пор не достигнуто международного соглашения.

В некоторых странах для охраны морской торговли было установлено обязательное конвоирование; купеческие суда должны были к определенному сроку собираться в известных местах и оттуда отправлялись в плавание большими караванами под предводительством специально назначенного военного корабля. Понятно, что во время войны между такими конвойными кораблями, принадлежавшими к различным нациям нередко происходили сражения, что впрочем, часто случалось и в мирное время.

К этому же времени относится изобретение косого паруса для носа и для кормы, который оказался особенно пригодным для небольших судов, нуждавшихся в быстром ходе; до тех пор употреблялись только паруса на реях.

В некоторой связи с отлучением от церкви Генриха VIII стоит и второй крупный морской поход, имевший место во время долгого царствования этого короля. Папа, как во времена Иоанна Безземельного подарил Англию французскому королю Франциску I «если он будет в состоянии себе ее взять». Франциск I решил воспользоваться этим обстоятельством, а также и царившим в Англии недовольством, и, начиная с 1544 года начал собирать в основанном им Гавре большой флот для нападения на Англию, состоявший, кроме большого числа транспортов, из 100 крупных парусных кораблей. Кроме того, как и несколько сот лет тому назад, к этому флоту присоединены были 23 галеры, взятые из Средиземного моря; на этот раз, однако, это были французские галеры под командой барона де ла Гарда, принадлежавшие к галерному флоту, доставшемуся Франции вместе с Провансом.

Главнокомандующим был адмирал д'Аннебо; он должен был разбить английский флот, утвердиться на острове Уайт, затем взять Портсмут и Саутгемптон и, по возможности, идти на Лондон. Заслуживает внимания, что он разделил свой флот на три эскадры приблизительно равной силы, по 30-36 кораблей в каждой, взяв на себя командование центром; такой порядок практиковался уже в древности, но в парусном флоте он был применен здесь впервые. Галеры были выделены в особую легкую эскадру.

В Ла-Манше д'Аннебо не встретил неприятеля, и поэтому, после кратковременной высадки, он появился 18 июля перед Спитхедом, где стоял на якоре английский флот в составе только 60 кораблей под командой лорда Лиля. Д'Аннебо не решился войти в Спитхед и атаковать неприятеля на якоре, что при двойной численности французских кораблей, обеспечивало ему победу; англичане не вышли ему навстречу в открытое море, а потому д'Аннебо остался со своими парусными судами вне рейда, бросил якорь у Сен-Эленса и ограничился тем, что выслал вперед галерную эскадру, которую англичане издали обстреляли из тяжелых носовых орудий. Когда, однако, англичане снялись с якоря и стали подходить под парусами, де ля Гард отступил к главным силам, после чего и англичане повернули назад и снова стали на якорь в Спитхеде; они, очевидно, не желали выходить в открытое море навстречу столь превышающему их численностью неприятелю, которому именно этого и хотелось.

На следующее утро (19 июля), при штиле, галеры снова двинулись вперед и пользуясь особенно благоприятным для них состоянием погоды, начали сильный артиллерийский бой, при чем пустили ко дну большой английский корабль «Мэри Роуз» (по английским сведениям корабль этот погиб от сильного крена, вследствие бриза, так как у него были очень низкие пушечные порты). Однако решительного оборота дело не приняло, а когда поднялся бриз и англичане снова двинулись на французов, галеры быстро начали отступать; при этом они не могли отвечать на неприятельский огонь, так как у них вовсе не было тяжелых орудий на корме. Англичане, вероятно, стреляли очень плохо, так как не сумели нанести противнику сколько-нибудь существенного урона. В открытое море англичане не вышли и на этот раз, и остались в проливе. Д'Аннебо тщетно ждал их со своим флотом, который он выстроил для атаки в три колонны (эскадры в кильватерном строю).

После этого д'Аннебо созвал военный совет, – обычный выход для тех, кто не желает ничего предпринять. Затем, последовала высадка на о. Уайт и новое совещание о том, следует ли основаться и укрепиться на этом острове; решение этого вопроса было отложено, и весь громадный французский флот двинулся к востоку. Англичане последовали за ними издали, произошли даже частичные стычки, но без решительного исхода; в этом и выразился весь результат широко задуманного предприятия, неудаче которого способствовала, по-видимому, и какая-то эпидемия, начавшаяся во французском флоте.

На этот раз французы, неожиданно двинув сильный флот, достигли той цели, к которой они неоднократно так настойчиво стремились: захватить море в Ла-Манше и произвести высадку в Англии; если бы они произвели решительную атаку на вдвое слабейший английский флот, стоявший у Спитхеда, то могли бы его уничтожить, а если бы это даже не удалось – могли бы, по крайней мере, утвердиться на о. Уайт и тем обеспечить себе возможность более организованной высадки в будущем. Недостаток решимости и энергии у предводителей этой экспедиции сделали ее совершенно безрезультатной.

Экспедиция эта представляет некоторый интерес только в тактическом отношении, так как в этой экспедиции:

1) Парусный флот был разделен на три почти равные части, при чем главнокомандующий принял командование над средней частью; прием этот вскоре получил всеобщее распространение;

2) Парусный флот был впервые вполне определенно выстроен для боя в кильватерной колонне (такое построение было, вероятно, применено еще при Слюйсе); с этого времени такой строй делается все более употребительным, при чем однако, предпочтение старому, серпообразному построению держалось еще долгое время;

3) Еще раз появились галеры на океанских водах и приняли участие в артиллерийском бою на дальней дистанции;

4) До общего сражения дело во время этой экспедиции не дошло и ограничилось несколькими частными боями, заключавшимися в артиллерийской перестрелке; абордажного боя, которым до тех пор постоянно кончалось дело, не произошло вовсе.

Обстоятельства, предшествовавшие походу Армады

Период времени, последовавший за этим сражением был неблагоприятен для развития морского дела; это было время борьбы римской церкви и преданных ей государей против реформации, которая везде привела к большим смутам и даже к междоусобной войне. Во время войн с гугенотами французский флот совершенно распался, и только в 1625 г. кардинал Ришелье положил основание новому военному флоту и современному морскому делу. В Испании, в мрачное время правления Филиппа II и владычества инквизиции, воцарился глубокий умственный мрак. Захватом Америки и богатых колоний в Африке и в Азии морскому делу в Испании был дан такой толчок к развитию, какого не испытала никогда ни до, ни после этого ни одна страна, и тем не менее она не двинулась с места. Между тем голландский флот, несмотря на долгую войну за независимость, которую Голландии пришлось с громадными жертвами вести против Испании, продолжал беспрерывно развиваться; при этом, однако, в качестве военного флота выступали те же вооруженные купеческие корабли. В Англии время правления Эдуарда VI (1547-53) и Марии (1553-58) также не было благоприятно для развития флота, а когда, в правление Елизаветы (1558-1600) обстоятельства переменились, то обнаружился недостаток в деньгах. Тем не менее, в отношении кораблестроения и вооружения судов до некоторой степени стали приниматься в расчет новейшие требования; корабли стали строиться более длинными и стройными, так что их можно было снабдить сильным вооружением по бортам; благодаря усовершенствованному рангоуту и такелажу, корабли эти стали быстроходнее и стали ходить круче к ветру. Были введены подъемные стеньги, которые могли спускаться вместе с марселями; четвертая мачта на больших судах была упразднена, зато на бушприте была установлена маленькая мачта, на которой также была укреплена рея с парусом; третья, бизань-матча также была снабжена парусами на реях, были введены и лисели. Башнеобразные надстройки на носу и на корме, которые представляли значительную площадь упора для ветра, и способствовали дрейфу, значительно уменьшились. Подобные корабли были спроектированы в Англии Джоном Хоукинсом и Уолтером Рейли.

Число легких орудий, с введением крупных калибров, значительно уменьшилось; большие орудия ставились исключительно на главных палубах; на носу, на корме, на шканцах, ставились только самые мелкие орудия в особых надстройках, которые заменили прежние башни. Установка орудий стала делаться более рационально, что облегчало их действие. Таким образом, самая постройка военных кораблей стала существенно отличаться от купеческих. Наиболее же важным было то, что во время правления Елизаветы, которая всеми мерами поощряла торговлю и судоходство, появился целый ряд выдающихся мореплавателей, каковы Хоукинс, Дрэйк, Дэвис, Форбишер, Рейли и др., которым нередко представлялся случай отличаться в каперской войне, к которой Елизавета всегда относилась сочувственно. Наиболее отличился в этой войне Френсис Дрэйк, чрезвычайно талантливый человек, прирожденный моряк, искусный мореплаватель, обладавший исключительной предприимчивостью и храбростью; вместе с тем это был человек с очень покладистой совестью, столько же мореплаватель, как и морской разбойник, чрезвычайно честолюбивый, надменный и мало заслуживавший доверия. Подобные люди в одно и то же время вели войну, разбойничали, производили торговые операции, делали открытия и занимались колонизацией.

Дрэйк родился около 1500 года и с юных лет посвятил себя морю, причем занимался перевозкой невольников, совершая плавания в Вест-Индию на 25-50 тонных судах; тут у него вышло серьезное столкновение с испанцами, вследствие его незаконных действий. Желая им отомстить, он предпринял в 1527 г. с двумя кораблями в 70 и 25 тонн и 73 человеками экипажа свой первый разбойничий поход против испанских владений; грабя и опустошая все на своем пути, он с 18 спутниками пересек Панамский перешеек и очутился на берегу Тихого океана. Это послужило для него поводом к кругосветному путешествию, которое он совершил первым из англичан и первым после Магеллана. В конце 1577 года он пустился в путь с пятью кораблями от 15 до 100 тонн и через три года, после многих битв на суше и на море, возвратился домой. С испанцами он сражался у западного берега Америки и претерпел множество удивительных приключений, тщетно разыскивая северный проход; возвратился он в Англию одним только своим кораблем, но с богатой добычей. Елизавета на борту его корабля «Золотая Лань» посвятила его в рыцари, не обратив внимания на тяжкие обвинения, возводимые на него испанцами.

Отношения между Англией и Испанией, которые были вполне дружественными при вступлении Елизаветы на престол, с течением времени делались все хуже. Обыкновенно это объясняют религиозными причинами, которые, несомненно, способствовали обострению отношений, но главным поводом для несогласий были политические соображения, связанные с вопросами морского судоходства и господства на море.

Филипп II в начале своего царствования обратил мало внимания на один из важнейших советов своего отца: «если он хочет мирно править своими владениями и обуздать своих врагов, то должен обеспечить себе власть на море» – и потому очень немного сделал для своего флота; однако, после битвы при Лепанто дело приняло другой оборот.

Англии, для того, чтобы сделаться богатой и могущественной, необходимо было сломить мировую торговую политику Испании, которая властвовала почти над всеми заокеанскими странами (с 1581 года Филипп II сделался и королем португальским). Предлогов для столкновений и та и другая сторона дали достаточно. Испанцы грубо и жестоко относились к англичанам; в 1562 г. в Испании было сожжено инквизицией 26 англичан. Со своей стороны Дрэйк и другие командиры, поклявшиеся мстить испанцам, полной мерой отплачивали им за это; пиратские набеги англичан постоянно увенчивались крупными успехами, и они увозили домой значительную добычу. В то же время Елизавета, сперва тайно, а потом и явно, стала поддерживать восставшие Нидерланды, хотя поддержка эта и не приводила к значительным успехам. Затем, когда Филипп II в 1585 г. обложил пошлиной все английские корабли в своей империи, Елизавета снарядила эскадру из 21 корабля для разбойничьего похода против Вест-Индии, под командой Дрэйка. Последний разграбил сперва Виго, затем Канарские острова и Зеленый мыс; после этого он захватил Сан-Доминго (имевший в те времена большое значение) и Картахену, которые вынуждены были откупиться за большие деньги. В конце июля следующего года он возвратился в Европу.

Тогда Филипп II изъявил согласие на предложение, еще ранее сделанное дон-Хуаном Австрийским, как генерал-губернатором Нидерландов, переправить испанскую армию, находившуюся в Нидерландах, в Англию и завоевать ее. Сам дон-Хуан рано скончался, сокрушенный горем, вследствие лукавой и двоедушной политики Филиппа II, который предательски убил в Мадриде его доверенного и друга Эскоредо. После смерти дон-Хуана, во главе 30-тысячной испытанной армии стал Александр Фарнезе (внебрачный отпрыск Габсбургского дома), выдающийся полководец, который отличился еще при Лепанто, а затем, в качестве главнокомандующего, одержал крупные успехи в Нидерландах, захватив город Антверпен. Англия не могла выставить даже приблизительно таких сил.

Для переправы армии в Англию Испания не могла воспользоваться гаванями Нидерландов, в особенности Антверпеном, так как доступ к ним с моря не был свободен, на море распоряжались гезы, а кроме того, Испания уже в течение 20 лет вела сухопутную войну против Нидерландов, во время которой нидерландское судоходство продолжало процветать и доставлять Нидерландам средства для дальнейшего сопротивления. Если бы испанскому флоту удалось овладеть морем, жизненный нерв восстания был бы перерезан, и оно очень скоро пришло бы к концу, но, по-видимому, это соображение никогда не принималось в расчет Филиппом II. Флиссинген тоже находился в руках неприятеля. Благоразумные советники Филиппа находили важным для успеха обширного плана высадки в Англию, предварительно завладеть этими гаванями, но Филипп, который лично занимался всеми подробностями этого предприятия, не хотел и слышать ни о какой отсрочке. Вследствие этого, для посадки на суда были назначены Ньюпорт и Дюнкирк, два не имевших гаваней города, расположенные на совершенно прямой береговой линии; у городов этих, защищенные до некоторой степени якорные стоянки в открытом море образовывались только песчаными банками. Здесь были сделаны все необходимые приготовления и собраны мелкосидящие суда для посадки войск и погрузки всего обоза. Для переправы оставалось только добиться господства на море, для чего Филипп II приказал снарядить такой флот, который мог бы безусловно преодолеть всякое сопротивление.

Уже в начале 1586 года Филипп поручил составление плана формирования такого флота маркизу де Санта Круз, который при Лепанто командовал резервом и немало способствовал победе; Санта Круз еще в 1583 г. рассматривал, по поручению короля, приблизительно такой же план, но те цифры, которые он тогда приводил, были настолько громадны (он требовал армию в 94000 человек и флот свыше 550 судов, в том числе 150 больших кораблей и 40 галер), что Филипп на них не согласился.

В 1587 году, после казни Марии Стюарт, вопрос об экспедиции был окончательно решен, и приготовления немедленно начались. Все подходящие суда в испанских и португальских гаванях были задержаны и собраны; взяты были, кроме испанских кораблей, еще и португальские, неаполитанские, и венецианские суда, как парусные, так и гребные; среди них оказалось и несколько ганзейских судов. Сборным пунктом был назначен Лиссабон.

Известия об этих приготовлениях возбудили большую тревогу в Англии. Дрэйк, который вместе с Хоукинсом, был наиболее проницательным из английских морских начальников, немедленно предложил напасть на испанцев. Королева согласилась на это, но не желала при этом рисковать большими средствами. В апреле 1587 года Дрэйк вышел из Плимута, имея четыре королевских корабля и 20 вооруженных купеческих судов, поставленных Лондоном и другими городами; 19 апреля он вошел в Кадикс, где стоял герцог Медина Сидония, совершенно не ожидавший нападения и потому не сделавший никаких приготовлений. Дрэйк отбил несколько галер и завладел рейдом; он захватил или уничтожил множество судов, в том числе 6 судов в 100 и более тонн (самые крупные суда, какие тогда существовали) и 21 апреля, с очень ничтожными потерями, но с несколькими ценными призами, снова вышел в море. Медина Сидония счел наиболее подходящим отправиться верхом в Севилью за подкреплениями. После этого Дрэйк подошел к устью Тахо и вызвал находившегося в Лиссабоне испанского генерал-капитана Санта Круза на бой, от чего последний уклонился, так как корабли его еще не были готовы к выходу в море. Тогда Дрэйк пошел к Азорским островам, причем не делал секрета из своего намерения перехватить там возвращавшиеся из Вест-Индии испанские галеоны, что отвлекло испанцев от подготовки Армады и заставило их выделить дополнительные суда для охраны морских путей. Захватив большую испанскую каракку с богатым грузом, Дрэйк в конце июня, пробыв в отсутствии менее трех месяцев, возвратился в Англию. Поход Дрэйка задержал выход Армады в море почти на год, что дало англичанам дополнительное время для подготовки к войне.

Эту экспедицию сами англичане считали такой безумно смелой, что капитан одного из самых крупных кораблей, участвовавший в ней, со страху вернулся с дороги назад, и сама Елизавета отдала приказ о возвращении экспедиции, но приказ этот застал ее уже в пути.

Поход Армады

По мнению Санта Круза, потеря такого большого числа судов в Кадиксе делала поход в этом году невозможным, несмотря на то, что Филипп настаивал на нем. Санта Круз, однако, продолжал уклоняться, за что подвергся такому дурному обращению со стороны короля, что все приписали именно этой причине ту болезнь, которая его постигла зимой и окончилась его смертью. В его лице Испания потеряла единственного человека, способного командовать подобной экспедицией.

После его смерти выбор Филиппа II пал не на кого иного, как на того самого герцога Медина Сидония, который только что перед тем доказал в Кадиксе свою полную растерянность и неспособность, не имел никакого понятия о морском деле и никакого военного опыта. К тому же он вовсе не был честолюбив и противился своему назначению, но король настоял на своем желании.

Согласно предположениям Санта Круза, Армада должна была выйти в море не позднее марта месяца 1588 года, чтобы избежать северных ветров, которые после этого времени постоянно дуют у берегов Португалии, и чтобы прийти к берегам Англии раньше, чем ее флот будет готов; однако смена главнокомандующего и неисполнительность интендантского ведомства, привели к тому, что эскадра была кое-как готова к выходу в море только к маю месяцу.

В эскадре было 130 судов, общим водоизмещением около 62300 тонн, с 2430 орудиями и 30500 людьми, в том числе 8050 матросов (т. е. около 1/4), 18 973 солдат и 2088 рабов-гребцов; остальные, около 1400 человек, были офицеры, большое число молодых людей знатного происхождения, которые записались добровольцами (146 дворян и 728 человек прислуги), и множество священников (180) и монахов, между тем, как врачей было всего только 12.

Заготовленные для Армады припасы включали миллионы фунтов галет, по 600000 фунтов солонины и соленой рыбы, 300000 фунтов сыра, 400000 фунтов риса, 6000 мешков бобов, 40000 галлонов оливкового масла, 14000 бочек вина, 124000 ядер и пороха на 500000 зарядов.

Экспедиции этой был придан характер крестового похода, и все его участники перед отправлением совершили покаяние и приняли причастие. Во время похода были запрещены азартные игры, дуэли, на суда не были допущены женщины. На кораблях развевалось множество хоругвей, вымпелов и церковных знамен.

Главные силы флота были разделены на шесть эскадр, сообразно числу областей: Португалии (Медина Сидония), Бискайи (Хуан Мартинез де Рекальдо), Кастили (Диего Флорес де Вальдес, Андалузии (Педро де Вальдес), Гвипуско (Мигель де Окендо) и Леванта (Мартин де Бертендона); в каждой эскадре было по 10-14 кораблей от 1250 до 166 тонн, с 52-12 орудиями на каждом, и 500-110 членами экипажа; к эскадрам этим были добавлены еще несколько легких судов, в качестве посыльных. В числе 75 военных кораблей было только 19, имевших менее 300 тонн, при чем 56 имело 500 и более тонн, а в их числе 7 имело от 1000 до 1250 тонн; это были самые большие корабли, которые вообще существовали в те времена. Медина Сидония командовал португальской эскадрой на флагманском корабле «Сан Мартин», лучшем корабле во всем мире; главным советником и ментором при нем состоял опытный в морском деле кастилец Диего Вальдес, по профессии судостроитель, человек недоверчивый и осторожный. Кроме того, во флоте состояли:

1) дивизион из четырех больших тяжеловооруженных галеасов из Неаполя с 50 орудиями и около 335 членами экипажа, не считая 300 гребцов (по 5 человек на весле), под командой Гуго де Монкада;

2) дивизион из четырех галер из Португалии, на которых было только по пять орудий и около 100 человек экипажа, не считая 220 гребцов;

3) множество судов с запасами, из которых 23 больших, по 650-160 тонн, все вооруженные, имевшие до 38 орудий и 280 человек экипажа; все эти суда, в числе которых было много ганзейских, были соединены в одну эскадру (командующий – Хуан Гомез де Медина);

4) наконец, множество легких судов, в том числе 27, водоизмещением мене 100 тонн; они большей частью тоже были вооружены, но годились только для посылок и разведочной службы (командующий – Антонио де Мендоза).

Никогда до тех пор не собиралось такого количества крупных парусных судов и потому флот этот производил на всех подавляющее впечатление. Прозвание «непобедимый», однако, официально этому флоту присвоено не было (оно было придумано английскими памфлетистами) и назывался он «La felicissima Armada». 6 мая 1588 года весь флот спустился к Белему у устья Тахо, но здесь должен был в течение 14 дней ожидать попутного ветра; только 20 мая по старому стилю (10 дней разницы) армада вышла в море.

Англия уже давно начала готовиться к отражению нападения, но приготовления эти велись недостаточно настойчиво и упорно, а вначале шли даже и небрежно. Елизавета еще в 1585 г. назначила на высокий пост Верховного Адмирала, имевший особое значение при тогдашних обстоятельствах, лорда Говарда Эффингэма, несмотря на то, что он был католиком, а сама она была отлучена папой от церкви. Она, конечно, знала, что Говард принадлежит к тем католикам, которые больше ценят свою родину и чтут приказания своего государя, чем указания извне. Он и выполнил верно и ревностно все, что было в его силах, но неуместная экономия и нерешительность королевы постоянно мешали ему.

С целью обмануть Елизавету и удержать ее от приготовления к войне, Филипп начал с ней, через герцога Парму, переговоры об устранении возникших между ними недоразумений, при чем переговоры эти тянулись год за годом. Елизавета, конечно, была слишком умна, чтобы не понять этой хитрости, но несмотря на тревожные сведения о непрекращающихся в Испании приготовлениях, она не принимала с достаточной энергией необходимых предупредительных мер; она продолжала надеяться, что предстоящая война разыграется, как это бывало до сих пор, вдали от берегов Англии. Успехи Дрэйка утвердили ее в этой надежде.

Правда, королевские корабли были приведены в готовность, были вытребованы корабли из других городов, но относительно заготовки запасов провианта и боевого снаряжения достаточно энергичных мер не принималось. Королева не прислушалась к тем словам, с которыми Говард обратился к ее министру Уолсингэму: «бережливость и война ничего общего между собой не имеют». Это причиняло много забот адмиралу и могло повлечь за собой большую опасность для страны и для флота.

Лорд Говард безуспешно предлагал держать постоянно для наблюдения у испанского берега шесть больших и шесть меньших кораблей и регулярно сменять эти корабли. Дрэйк хотел предпринять морской набег, как в прошлом году.

Однако Елизавета, как только получила известие, что Армада вошла в Корунну, распорядилась разоружить самые большие корабли и демобилизовать половину экипажа; Говарду стоило большого труда добиться отмены этого приказания – в течение нескольких дней он держал экипажи на половинном пайке и покрывал расходы на снаряжение из собственного кармана. Дрейк в то же время получил от королевы упрек в том, что он израсходовал слишком много пороха, обучая людей и тренируясь в стрельбе по мишеням. Наконец, королева, города и частные лица выставили все имеющиеся корабли, на юг были стянуты войска и устроены сигнальные станции.

Число английских кораблей, которые были, в конце концов, снаряжены, считая в том числе и те 23 корабля, которые добровольно присоединились к флоту во время сражения, было не менее 197, с экипажем около 15000 человек; это были, впрочем, главным образом, купеческие корабли и суда, из них 88 имели только от 90 до 120 тонн и годились лишь для вспомогательной службы.

В составе этого флота имелось 34 различных судна королевского флота с 12320 тонн водоизмещения и 6300 человек экипажа, при чем только 26 из этих судов имели 100 и более тонн и только 13, т. е. половина, – 500 и более тонн. Купеческие корабли, в том числе много каботажных судов, были частью поставлены Лондоном и другими городами, частью наняты. Вооруженных купеческих кораблей во флоте было до трех дюжин, маленьких каботажных судов – около 80. Командовал ими, в звании вице-адмирала, Френсис Дрэйк, его флагманским кораблем был 43-пушечный «Ревендж». Число матросов на военных кораблях составляло от 2/3 до 3/4 всего экипажа; например, «Арк Роял», флагманский корабль Говарда, при 800 тоннах водоизмещения, имел 270 матросов, 55 орудий и 125 солдат.

Английские корабли были более быстрыми и маневренными, чем испанские, а английские пушки – более дальнобойными. На испанских судах, вооруженных орудиями крупного калибра, артиллерию обслуживали те же солдаты, у англичан же были профессиональные артиллерийские расчеты, привычные к морскому бою; конструкция английских морских лафетов, снабженных колесами, позволяла быстро откатывать и перезаряжать орудия; при меньшем калибре английские ядра обладали большей ударной силой, что давало англичанам преимущество в бою на длинной дистанции. Поэтому они старались не приближаться слишком близко к испанским судам и обстреливали их издалека. Новые военные корабли, построенные по проектам Хоукинса, имели также более широкие пушечные порты, что облегчало наводку и увеличивало зону обстрела. Испанцы же, полагавшиеся на свою прекрасную пехоту, по-прежнему старались применять абордажную тактику, оправдавшую себя при Лепанто.

Филипп II, возможно, и не собирался завоевывать Англию и присоединять ее к своей империи (будучи ранее женат на Марии Тюдор, он мог претендовать на английский престол). В его планы входило либо свергнуть Елизавету и посадить на престол своего ставленника-католика, либо заставить ее выполнить все прежние требования Испании, которые сводились к следующему: Англия должна была: а) вывести английских солдат из Испанских Нидерландов, особенно из Флашинга, блокировавшего гавань отвоеванного испанцами Антверпена; б) прекратить поддержку нидерландских повстанцев; в) прекратить пиратские действия против испанских судов и признать монополию Испании на торговлю с Вест-Индией; г) возместить Испании расходы по снаряжению Армады и убытки, нанесенные ей действиями английских пиратов; д) восстановить в правах английскую католическую церковь и возвратить ей конфискованные Генрихом VIII земли.

Даже в том случае, если англичане не будут окончательно разбиты, Филипп надеялся, что угроза вторжения, по крайней мере, сделает Елизавету более сговорчивой в отношении прав английских католиков, которым в то время было запрещено служение мессы и отправление других обрядов по канонам их церкви.

Медина Сидония получил подробные инструкции, в том числе, по возможности уклоняться от боя на море и не предпринимать самостоятельно высадки на берега Англии. Он должен был при этом установить контроль над проливом между Англией и Фландрией, вытеснив оттуда англичан и голландцев, что позволило бы герцогу Парме переправить, на заготовленных им баржах и других транспортных судах, часть своей армии, не менее 16000 солдат (английские документы того времени говорят о 30000 пехоты и 18000 кавалерии, но это преувеличение), из Фландрии в Англию и высадиться на побережье Кента (согласно первоначальному плану, Медина Сидония собирался встретить транспорты Пармы у Маргейта, у юго-восточного побережья Англии). Флот же должен был, вслед за этим, выгрузить в Англии подкрепления – находившихся на борту испанских солдат и осадную артиллерию, способную разрушить береговые укрепления, построенные еще при Генрихе VIII. В Англии, таким образом, должны были высадиться около 35000 испанских солдат – англичанам было бы нечего им противопоставить, кроме наскоро вооруженного ополчения.

Перед испанским командованием, однако, сразу встало несколько проблем, которые так и не удалось разрешить. Главная из них – невозможность скоординировать действия Армады и Фландрской армии. Войска герцога Пармы были рассредоточены вдоль побережья Фландрии, транспортные суда укрыты в каналах и устьях рек – это было необходимо для сохранения в тайне сроков и целей операции. На побережье Фландрии мало удобных гаваней, суда с глубокой осадкой не могут подходить там близко к берегу, где мелководье, отмели и песчаные банки препятствуют навигации, поэтому Парме пришлось подготовить большое количество мелкосидящих судов. Для того, чтобы собрать армию и погрузить ее на суда, требовалось не менее недели, но командование Армады не могло сообщить Парме, когда именно она приблизится к берегам Фландрии, он же не мог загодя посадить своих солдат на суда и ждать приближения Армады – без прикрытия испанского флота его баржи сделались бы добычей курсировавших в проливе голландцев и англичан (к берегам Фландрии для перехвата испанских судов была направлена Восточная эскадра под командованием лорда Сеймура).

Второй проблемой было отсутствие дружественных портов в Ла-Манше, где Армада могла бы пополнить запасы или укрыться от шторма. Испания и Франция, хотя формально и не были в состоянии войны, оставались соперниками, поэтому рассчитывать на радушный прием у берегов Франции испанцы едва ли могли. Франция в это время пребывала в состоянии вялотекущей гражданской войны, и там периодически возникали столкновения между католиками и гугенотами. Испания попыталась воспользоваться этим и заручилась поддержкой главы «Католической Лиги», герцога де Гиза. Католики должны были захватить укрепленный порт Булонь недалеко от границы Испанских Нидерландов, получить оттуда подкрепления и удержать порт до прихода Армады. Этот план был сорван английскими шпионами, предупредившими охранявший Булонь французский королевский гарнизон, который оказал подошедшим католикам сопротивление. Елизавета же выслала несколько кораблей для его поддержки. Испания, таким образом, не получила в свое распоряжение ни одного порта на севере.

19 июня, дойдя до Корунны на севере Испании, Армада остановилась, чтобы пополнить запасы. Ночью некоторые корабли пострадали во время шторма. Они нуждались в ремонте, поэтому Армада задержалась там до 21 июля, и только новый королевский приказ заставил ее снова выйти в море. Медина Сидония направился к острову Уайт, рассчитывая найти там удобную стоянку и дождаться известий от Пармы. 29 июля англичане заметили приближение Армады с берегов Корнуэлла. 30 июля Западная эскадра английского флота, вышедшая навстречу Армаде из Плимута, зашла Армаде в тыл, и на следующий день атаковала ее. У Плимута испанцы понесли первые потери, но не от вражеского огня: «Розарио», флагманский корабль Педро де Вальдеса, столкнулся с «Санта Каталиной» и потерял мачту, а через некоторое время на «Сан Сальвадоре», где находилась казна флота, по неизвестной причине произошел пожар и взорвались две бочки с порохом. Казну и оставшихся в живых членов экипажа удалось снять, но судно пришлось оставить. На рассвете 1 августа отставший «Розарио» был захвачен Дрэйком (на его борту было 500 солдат и матросов и 50 пушек); такая же участь вскоре постигла и обломки «Сан Сальвадора».

Говард тем временем разделил свой флот на четыре отряда, которые поочередно обстреливали испанские корабли. Испанцы сохраняли предписанный им королевской инструкцией боевой порядок (в форме полумесяца, с транспортами посередине), поэтому англичане старались не подходить к ним слишком близко. После нескольких стычек им удалось отогнать испанский флот от острова, но при этом они израсходовали почти все боеприпасы, которых у них и без того было мало. Существенного вреда испанцам их пушки не причинили. Так, «Сан Мартин» 4 августа подвергался обстрелу в течение часа, но все его повреждения свелись к потере флагштока.

Но Медина Сидония не догадывался о том, что англичане испытывают затруднения с боеприпасами. Их беглый огонь убеждал его в обратном. Он принял решение двигаться к берегам Фландрии, навстречу Парме, о котором он так и не получил никаких сведений. Незадолго до этого он отправил к нему посыльное судно, но оно не вернулось. Парма в это время находился в своей ставке в Брюгге. Он не был в состоянии ни помочь испанскому флоту, ни связаться с ним. Его баржи текли, команды разбегались, а посыльные суда перехватывались голландцами.

5 августа Армада двинулась к Кале. Западная эскадра последовала за ней. Комендантом Кале в то время был Жиро де Молеон, католик, симпатизировавший испанцам и ненавидивший англичан (он потерял ногу при штурме Кале в 1558 г., когда французам удалось вновь отобрать этот город у Англии). Гавань Кале была слишком мала для такого огромного флота, но он позволил испанским судам встать на якорь под прикрытием береговых батарей, где они были в относительной безопасности от английских атак, и пополнить запасы воды и продовольствия. Дальше, в сторону Дюнкирка, испанский флот двигаться не мог – выяснилось, что голландцы убрали все бакены и другие опозновательные знаки к востоку от Кале, как раз там, где начинаются банки и отмели, и что англичане и голландцы курсируют в районе Дюнкирка, готовые перехватить транспорты Пармы. По пути к Кале испанцы потеряли еще одно судно – «Санта Анну», поврежденное и едва не захваченное англичанами в бою у острова Уайт. Его снесло и выбросило на французский берег недалеко от Гавра.

Лорд Говард решил воспользоваться затруднениями испанцев. В ночь с 7 на 8 августа, англичане пустили в сторону тесно сбившихся испанских кораблей восемь брандеров. Это вызвало панику среди испанских капитанов – вероятно, что они приняли обыкновенные брандеры, груженые хворостом, смолой и соломой, за начиненные порохом «адские машины», с которыми они уже встречались во время войны в Нидерландах. Испанцы слышали, что итальянский инженер Гьямбелли разрабатывал подобные «плавучие мины» для английского флота. Пытаясь избежать столкновения с пылающими брандерами, многие испанцы перерубили якорные канаты. Лишившись якорей, они уже не могли сохранять боевой порядок у Кале, испанский строй распался. Сами брандеры не причинили испанцам никакого вреда, но многие корабли Армады пострадали от столкновений с соседними судами. Говард не мог в полной мере воспользоваться замешательством противника – не хватало пороха и ядер. Англичане ограничились атакой на потерявший управление галеас, дрейфовавший у входа в бухту. Испанский адмирал остался на месте с четыремя большими галеонами. Он был готов принять бой, рассчитывая задержать англичан и дать остальным кораблям Армады время перестроиться.

На следующий день, 8 августа, англичане получили подкрепления и боеприпасы – к Говарду присоединилась эскадра лорда Сеймура. Они решились, наконец, померяться силами с Армадой в открытом бою, тем более что численное преимущество теперь было на их стороне. Атаку возглавил Дрэйк. Его корабли открыли огонь с дистанции 100 метров. За ним последовал отряд Форбишера. В этом сражении, произошедшем между Грейвлинем и Остенде, сказалось преимущество английской артиллерии. Англичане по-прежнему избегали абордажных схваток, обстреливая противника, но теперь уже на близкой дистанции, где их пушки причиняли испанским кораблям значительные разрушения, и сосредоточив огонь на отдельных, оторвавшихся от строя кораблях. Испанская артиллерия была не столь эффективна. Выяснилось, что испанские чугунные ядра, в силу какого-то технологического дефекта, разлетаются на куски при ударе об обшивку, не пробивая ее, что пушки, установленные на переоборудованных торговых судах, при полном бортовом залпе причиняют, за счет отдачи, больше вреда им самим, нежели противнику. Канонада продолжалась около девяти часов. Испанские суда, менее маневренные, из-за противного ветра не могли оказать помощи друг другу. Англичанам удалось потопить один или два испанских корабля и повредить еще несколько. Матросы едва успевали откачивать воду с пробитого в нескольких местах испанского флагмана. Потеряв управление, один испанец сел на мель у Кале, три корабля, отнесенные ветром на восток, где они тоже сели на мель, были вскоре захвачены голландцами. Англичане не потеряли ни одного корабля, потери личного состава за несколько дней непрерывных сражений составили около 100 человек. Испанцы в этом бою потеряли 600 человек убитыми и около 800 ранеными.

Сражение не принесло англичанам полной победы, к тому же у них опять кончились боеприпасы, которые, на этот раз, они в ближайшее время восполнить не могли. Медина Сидония опять таки не подозревал об этом и не решился атаковать противника, тем более что его собственный, огромный, как казалось, запас пороха и ядер подходил к концу – ни одна из сторон не ожидала, что при новой тактике морского боя в одном сражении можно израсходовать столько боеприпасов. Испанский адмирал уверился в том, что с имеющимися у него силами установить контроль над проливом невозможно, а о том, чтобы двигаться к Маргейту и к устью Темзы не могло быть и речи, поэтому 9 августа, не предупредив Парму, он направился на север, намереваясь обогнуть Шотландию и спуститься на юг вдоль западного берега Ирландии (окончательное решение использовать этот обходной путь было принято 13 августа). Дрейфовать к востоку от Англии не имело смысла – Армаду могло снести на фламандские банки. Возвращаться назад через Дуврский пролив Медина Сидония тоже не решился, опасаясь новых атак английского флота – испанцы не знали о затруднениях англичан и упустили шанс вернуться домой до начала осенних штормов.

В течение двух дней англичане преследовали Армаду. 11 августа они получили известие, что армия герцога Пармы готова к погрузке на суда (до командования Армады это известие, видимо, не дошло, а Парма все еще надеялся, что Армада подойдет к Дюнкирку и прикроет его транспорты), и тогда Сеймур вернулся со своим отрядом в пролив, чтобы предотвратить ее возможную высадку. Остальные английские корабли преследовали Армаду еще в течение суток, а затем повернули назад, поскольку не имели на борту достаточно воды и продовольствия. Намерения испанцев англичанам были неизвестны; они предполагали, что Армада может пополнить запасы у берегов Дании или Норвегии и вернуться назад, поэтому английский флот еще в течение многих дней находился в боевой готовности.

Армада тем временем обогнула Шотландию и 21 августа вышла в Атлантический океан. Испанские моряки плохо знали этот район, навинационных карт на него у них не было. Начавшиеся в сентябре штормы разметали испанский флот, многие корабли, сбившись с курса, потерпели крушение у берегов Ирландии, выбравшиеся на берег испанцы были либо убиты на месте местными жителями, либо захвачены в плен ради выкупа. Всего Армада потеряла около 3/4 личного состава. Между 22 сентября и 14 октября уцелевшие 67 или 65 ее кораблей достигли испанских берегов.

Известие о постигшей Армаду катастрофе воодушевило и англичан, и протестантов всей Европы, которые убедились в том, что могущественная Испания не столь уж непобедима, и что Господь не всегда принимает сторону испанского короля. На следующий год Филипп II послал еще одну эскадру, около 100 кораблей, к берегам Англии. Она дошла до Корнуэлла и повернула назад из-за плохой погоды – испанским капитанам, вероятно, очень не хотелось иметь дело с английским флотом. Испания и Англия оставались в состоянии войны до 1604 г., до восшествия на престол Якова I Стюарта, который пошел на уступки и согласился практически на все требования, предьявленные Испанией.

Последствия поражение Великой Армады часто преувеличиваются. Конечно, оно было для Испании большим ударом и подорвало ее престиж в глазах других европейских стран, но Испания еще долго оставалась крупнейшей мировой державой, обладавшей сильнейшими армией и флотом, а до безраздельного господства Англии на море было еще очень далеко. Дальнейший постепенный упадок Испании был вызван не военными неудачами, а тем, что из них не всегда делались, или не могли быть сделаны, соответствующие выводы.

Испанцы, учитывая опыт Армады, научились строить мощные и быстроходные военные корабли (в течение следующих 4 лет Филипп II заложил 40 новых галеонов), усовершенствовали артиллерию, однако их политический консерватизм и царивший повсюду протекционизм не позволял им создать соответствующий корпус морских офицеров, без которого даже самые лучшие корабли мало чего стоили. Служба на флоте в этой крупнейшей морской державе, в силу традиции, читалась гораздо менее престижной, чем служба в армии, и давала меньше шансов для продвижения.

Признав, раньше времени, превосходство англичан на море, Испания, вместо того, чтобы реорганизовать свой флот, занялась усовершенствованием системы береговой обороны. Построенные в Вест-Индии форты и береговые батареи были достаточно эффективны, и английские пираты уже не могли с прежней легкостью совершать рейды вглубь испанских владений и атаковать приморские города, но на море они по-прежнему захватывали испанские суда.

Развитие американских колоний вызвало значительный отток населения из самой Испании и из подвластных ей стран Европы. Это явление можно было бы рассматривать как позитивное, поскольку Испания смогла избавиться от многочисленных безработных солдат, разорившихся идальго и т. п., которым, после изгнания мавров, было трудно найти применение в Европе. Но отток продолжался (в колониях дышалось все-таки легче, чем в Мадриде), и это истощило людские ресурсы страны. Наконец, претензии Испании на гегемонию в Европе и главенство среди католических стран заставили ее нести такие военные расходы, что в правление Филиппа II она, несмотря на огромные доходы с колониальной торговли, серебряные рудники и т. п., была трижды вынуждена признать свое банкротство.

Моральные последствия постигшей испанский флот катастрофы стали очевидны гораздо раньше, чем экономические. Подняли голову европейские протестанты, воспряли почти уже полностью разгромленные нидерландские повстанцы, английские каперы, и без того самонадеянные, стали действовать еще более дерзко. Европу наводнили протестантские памфлеты, в том числе и английские, в которых, что характерно, поражение Армады приписывалось не храбрости английских капитанов, а воле Провидения. Такова же была и английская официальная версия: слова «flavit Jehovah…» – «дунул Господь, и они рассеялись», на выбитой в честь избавления от испанской угрозы медали, тому свидетельство (надо заметить, что уже тогда многие возражали против такого умаления роли английских моряков). В «победу английского флота» это событие превратилось только в историографии XIX века, и эта оценка долгое время считалась общепризнанной.

Существуют и альтернативные оценки итогов похода Армады. Например, Ф. Фернандес-Арместо считает, что неудачу Армады не следует рассматривать как победу английского флота. Ведь за время всех сражений, имевших место в июле-августе 1588 г. англичане пустили ко дну всего один или два испанских корабля, а все прочие потери испанцев были вызваны столкновениями, случайными пожарами, дурной погодой и т. п. – к исходу 8 августа они потеряли всего 6 кораблей из 125 вошедших в пролив. По его словам, «Армада ознаменовала возрождение, а не упадок морского могущества Испании; утраченные корабли были заменены новыми, гораздо лучшими, а в испанских владениях были воздвигнуты приморские укрепления. После Армады Испания стала представлять гораздо большую угрозу для Англии, чем прежде».

В этих словах, конечно, есть доля истины, ведь большая часть неудач, постигших испанцев, является следствием ошибочных решений их собственного командования. Так, например, вопрос о координации действий Армады и Фландрской армии повис в воздухе – Филипп II, похоже, полагался исключительно на помощь свыше, и это был его личный просчет. Ничто не мешало испанцам высадиться сразу где-нибудь в районе Плимута, даже пожертвовав одним-двумя кораблями (на большее у английского флота не хватило бы пороха) – 20000 испанских солдат с осадной артиллерией произвели бы не меньшее впечатление, чем все 35000, а Англия сразу лишилась бы морских баз на юге. Но Медина Сидония был связан королевскими инструкциями и не решился проявить инициативу – именно эти инструкции, а не англичане, побудили его к дальнейшим ошибочным действиям. Его план обогнуть Британские острова с севера, в не самое подходящее время года, без лоцманов и карт, тоже нельзя признать удачным, поскольку именно он привел к потере половины судов Армады, но это опять таки был его собственный план.

С другой стороны, энергичные, хотя и не всегда эффективные действия английского флота, оказали существенное влияние на ход событий. Прежде всего, не будь этого флота, ничто не мешало бы Парме в любой момент погрузить на баржи свою огромную армию и высадиться в Англии. Для того и потребовалось снарядить Великую Армаду, чтобы нейтрализовать английский флот, изгнать его из пролива и дать Фландрской армии возможность переправиться.

Налет Дрэйка на Кадикс, помимо того, что он задержал выход Армады почти на год, укрепил боевой дух англичан и поколебал уверенность испанцев. Действия английского флота у острова Уайт и Плимута возымели тот же эффект: испанцы ничего не могли сделать с английскими кораблями, которые кружили вокруг Армады и обстреливали ее, находясь вне пределов досягаемости испанских пушек. Близость английского берега создавало иллюзию, что английские корабли могут до бесконечности пополнять запасы пороха и ядер (при том, что в действительности их склады были пусты), и именно это заставило Армаду направиться к Кале, под защиту французских береговых батарей. Там английские брандеры помогли испанцам избавиться от якорей и посадить несколько судов на мель. Не будь этой ночной атаки, испанцы могли бы спокойно стоять там, пополнять запасы и ждать известий от Пармы. Дальнейшие маневры английского флота, расстрелявшего все боеприпасы, были чистым блефом, но именно они убедили испанцев в том, что дорога назад через Дуврский пролив закрыта. Победа на море достигается не только путем уничтожения или захвата судов противника. Иногда бывает достаточно перехватить у него инициативу или заставить его действовать себе во вред. Англичанам удалось добиться именно этого, и катастрофа, которая постигла Великую Армаду, была в значительной мере следствием тех роковых решений, которые они своими действиями навязали испанскому командованию, поэтому ничто не мешает расценивать ее как одну из побед английского флота.

Глава IV. События в Западной Европе 1600-1650 гг. 

Флоты морских держав Европы до 1638 г.

Ореол морского могущества Испании был уничтожен победой над Армадой; прекрасно руководимый английский флот доказал свое несомненное превосходство. Несмотря на крайне благоприятное время для развития морской торговли, а, следовательно, и военного флота, значение последнего росло медленно. При Елизавете причиной тому была ее все увеличивавшаяся с годами скаредность и отсутствие широкого взгляда со стороны Дрэйка и Рейли; при ее преемниках, первых Стюартах (1603-1648), причина крылась в грубейших злоупотреблениях, по причине которых не хватало денег на содержание сильного флота. По смерти Елизаветы (1603) флот насчитывал 42 корабля, из них 8 по 800-1000 тонн водоизмещения. Корабли были в порядке и служили прекрасным боевым ядром для больших, иногда пестро составленных, эскадр, которые участвовали в многочисленных морских экспедициях еще года полтора после победы над Армадой.

Для примера приведем состав королевского флота в 1649 г. при Карле I; он насчитывал до 70 судов, из них около дюжины по 800-1700 тонн с 40-100 орудиями; судов легче 400 тонн было свыше 40. Корабли были новые, хотя и часто перегруженные; часть их них уже были двухдечные.

Постоянного военного флота еще не было, так же как и постоянного корпуса офицеров. Личный состав вооруженных купеческих судов и корсаров доставлял лучший материал для комплектования в военное время офицерами и командой. Главным начальником флота был, как и прежде «Lord High Admiral». С середины 16-го столетия было основано несколько подчиненных ему учреждений, ведавших управлением и командованием флотом, кораблестроением и снабжением.

Яков I (1603-1625) интересовался флотом, но видел в нем не средство для достижения государственных целей, а лишь необходимую принадлежность своего королевского величия. Он не пользовался совсем флотом в течение своего 22-летнего царствования и оставил главным начальником флота лорда Говарда Эффингэма до 1613 г., когда ему минуло 82 года. В организационном и техническом отношениях кое-что делалось; так, например, суда флота были разделены на 6 рангов – это деление сохранялось до конца времен парусного флота; кораблестроение сделало успехи, но искусство хорошо управлять кораблями, стоявшее так высоко во времена Елизаветы, почти совсем утратилось. Довольствие нижних чинов и обращение с ними было так плохо, что морская служба стала всем ненавистной.

Яков I получил флот с общим водоизмещением в 16000 тонн; к концу его царствования это сумма достигала 20000 тонн, но количество судов было меньше, чем 22 года тому назад; всего флот насчитывал 30 судов I-IV рангов, из которых 12 времен Елизаветы; старейшему кораблю было 43 года (постройка 1582 г.).

Построенные при Якове I суда оказались лучше старых, очень крепкие, но тяжелые и часто перегруженные, из-за чего они были тихоходны и малоповоротливы. Надо еще прибавить, что англичане килевали суда, то есть отчищали их подводную часть, раз в 6 месяцев, тогда как голландцы это делали раз в 2-3 месяца; более легкие голландские корабли имели преимущество в ходе перед английскими. Еще быстроходнее были суда дюнкиркских корсаров, мавританских и особенно марокканских морских разбойников из Сале, которые благодаря отсутствию наблюдения со стороны английского флота появлялись в большом количестве в Английском Канале, нанося громадные убытки английской морской торговле: в 1625/26 гг. дело дошло почти до блокады английского побережья. Мавританские разбойники однажды в 10 дней захватили в Канале 27 морских кораблей с 200 членами команды; матросов продали в рабство; они не ограничились разбоями на море, но грабили также и побережья. Английское правительство было совершенно бессильно бороться с ними, так как его тихоходным судам почти никогда не удавалось захватить проворных корсаров; Англия до того опустилась, что поставляла разбойникам пушки в обмен на пленных христиан.

Карл I (1625-1648) понимал значение морской силы; он воспользовался своим флотом, но вместо того, чтобы направить его против морских разбойников, предпринял экспедицию в Кадикс. Собранный для этой цели флот состоял всего лишь из 9 военных и 73 коммерческих судов; он был настолько плохо укомплектован и вооружен, что потерпел полнейшую неудачу. Командующий флотом и многие командиры оказались никуда не годными, столкновения и аварии были обычным явлением. Дисциплина до такой степени пала, что 2 корабля с 300 солдатами дезертировали и принялись за морские разбои. Отвратительная пища и скверное обмундирование породили большую смертность среди матросов. Вот до чего опустился флот, победивший 37 лет тому назад Армаду.

Два следующих похода к западному побережью Франции в 1627 и 1628 гг. прошли при таких же обстоятельствах; к тому же собственники судов не получали плату за них, а личный состав – жалованье; в те времена нередко говорили, что лучше идти на виселицу, чем служить в королевском флоте. Казенные деньги растрачивались временщиком Бэкингэмом, а после его убийства в 1628 г. – его последователями; казна была истощена, а флот в совершенном упадке. В 1627 г. Ришелье предпринял осаду главной опоры гугенотов – Ла-Рошели; Англия выслала под начальством герцога Бэкингэма флот, прибывший туда 11 июля и немедленно занявший весь остров Ре, за исключением цитадели. По энергичному настоянию кардинала все суда ближайшего побережья были вооружены, и только это позволило цитадели удержаться против англичан. Когда победа склонилась на сторону французов, и им совместными усилиями удалось вернуть себе остров Ре, англичане принуждены были с величайшей поспешностью посадить свои войска обратно на суда; в ноябре Бэкингэм вернулся в Англию, потеряв более чем 6000 человек.

Ришелье приказал запереть Ла-Рошель со стороны моря дамбой; работа эта, крайне трудная, в конце концов удалась благодаря неимоверной энергии. В мае 1628 г. еще более сильный английский флот был отправлен на помощь Ла-Рошели, но через несколько недель и он вернулся, не добившись никаких результатов.

В конце сентября того же года английский флот снова появился под начальством Линдзея в составе 140 кораблей с 6-тысячным десантом. Попытка пробить при помощи особо для этого устроенного судна брешь в дамбе, сопровождаемая нападением всего английского флота, и, наконец, атака брандеров не удались; и адмиралу Линдзею вскоре пришлось вернуться на родину, ничего не достигнув.

Ла-Рошель вынуждена была вскоре сдаться, хотя при энергичной поддержке англичан он могла бы еще держаться.

Несколько лет все шло также. Дюнкиркские и мавританские корсары действовали почти без всякой помехи. Некоторые честные и смелые адмиралы открыто высказывали свое негодование, не говоря уже о судовладельцах и коммерсантах; торговля и торговые сообщения были почти сведены на нет.

Тогда Карл I в 1634 г. ввел закон о «корабельных деньгах» (ship money) – по этому закону прибрежные города, поставлявшие суда для королевского флота, обязывались вносить вместо этого деньги в государственное казначейство, а строило и снаряжало суда уже само государство. Эта мера вызвана была постоянной неисправностью прибрежных городов и очень плохим качеством поставляемых ими судов. Закон был проведен без согласия парламента, и это дало повод к беспорядкам, которые привели потом к восстанию против короля и к его казни.

Управление флотом оставалось столь же плохим, как и прежде, но благодаря «ship money» могли строиться новые суда. За время царствования Карла I было построено 40 кораблей, из них 6 – 100-пушечных. В это время были созданы некоторые важнейшие типы судов.

Покровительствуемый Карлом I кораблестроитель Петт построил в 1636-37 гг. в 21 месяц первый корабль Sovereign в 1520 тонн; он был спроектирован как 90-пушечный, но по приказу короля установили 102, все бронзовые: 28 – в нижней, 30 – в средней, 26 – на верхней батареях и 18 – на верхней палубе. Корабль оказался перегруженным, а так как он был мало устойчив, его пришлось переделать в двухдечный корабль с 86 орудиями. Он принимал участие во многих сражениях до самого конца столетия и в 1696 г. сгорел.

Далее был выработан для борьбы с морскими разбойниками тип небольших судов, так называемых lions whelps (львята) или просто whelps, в 185 тонн с 14 орудиями (62 фута длины по килю, 25 футов ширины), двухдечных с полным парусным вооружением, предшественников шлюпа или корвета. Они, однако же, оказались недостаточно быстроходными и вообще неудачными (2,5 : 1 – неправильное отношение, соответствующее тогдашним коммерческим судам).

Наконец, чтобы прекратить деятельность дюнкиркских корсаров, в 1646 г. были построены по образцу их судов три крейсера типа «Adventure», в 340-390 тонн с 32-38 пушками (отношение длины к ширине от 3,4 : 1 до 3,5 : 1). Нововведение это дало превосходные результаты, хотя и эти суда были перегружены парусным и артиллерийским вооружением. Таким путем английский флот приобрел быстроходные суда с одной крытой батареей – то были первые фрегаты («Constant Warwick», построенный в 1646 г. для каперства, иногда ошибочно называют первым фрегатом; его водоизмещение 379 тонн, 30 орудий, соотношение длины и ширины – всего 3,3 : 1).

Название «фрегат» происходит из Средиземного моря, где так назывались быстроходные галеры. Таким же именем еще раньше в Англии назывались небольшие быстроходные яхты; с 1646 г. установилось название «фрегат» для судов с одной только крытой батареей.

Фрегаты оказались столь полезными, что число их быстро возросло; в следующие 7 лет оно увеличивалось до 60. Их боевое значение сказалось в последовавших вскоре больших морских войнах с лучшей стороны.

В то же время Ришелье положил основание французскому флоту. Еще в 1625 г. Людовик XIII должен был нанимать суда для блокады Ла-Рошели; с 1620 г. управление флотом перешло в руки Ришелье. Недостаток в верфях и судостроителях понудил его строить суда и покупать их готовыми в Голландии. Карл I приказал своему адмиралу, находящемуся в Доунси, уничтожать новые французские суда при их следовании из Голландии. Однако в 1631 г., уже через 5 лет, Франция обладала 39 кораблями по 200-900 тонн, всего 16 800 тонн с 1400 орудиями, из них лишь 12 голландского происхождения; их вооружение было легче, чем у англичан. Из этих судов 12 сильнейших базировались на Бресте. В 1639 г. французы имели в Канале 40 судов и 10 брандеров. В 1644 г. их флот насчитывал 30 больших судов, 27 меньших и 11 брандеров. Самый большой корабль «Couronne», свыше 1800 тонн, приравнивался современниками к английскому «Royal Sovereign». Несмотря на свою величину, он отлично ходил под парусами, возбуждая всеобщее удивление. «Couronne» был вооружен 72 орудиями, поставленными на расстоянии 11 футов друг от друга, – команды было 600 человек; высота грот-мачты 216 футов.

Ришелье положил основание постоянному офицерскому составу и учредил морское училище для дворян. Комендоры, в числе 200, получили для обучения особую организацию. Наряду с этим Ришелье обратил внимание на постройку верфей, организацию судостроения, оборону побережья, вверенную особым адмиралам и т. п.

При Мазарини наступила реакция. Главным образом она отразилась на офицерском составе, который сильно ухудшился; протекция стала играть первенствующую роль.

Только одно морское учреждение оставалось неизменным – галерный флот Средиземного моря, который был учрежден в XV столетии и существовал почти 150 лет. Мы неоднократно упоминали о его организации и деяниях. Часто сильные отряды галер появлялись даже в Канале и принимали участие в сражениях парусных флотов. В 1748 г. управления галерным и парусным флотом были соединены, после чего галерный флот вскоре окончил свое существование даже в Средиземном море.

Таким образом, и во Франции, более склонной к систематичности, в середине 17-го столетия не было еще постоянной и прочной организации морских сил. Французский флот мог в 1639 г. начать военные действия, в то время как английский флот, несмотря на вновь выстроенные суда, был в очень плохом состоянии. В Англии вскоре начались междоусобные войны, но Ришелье умер, Людовик XIV был еще ребенком, а Мазарини слишком осторожен и слишком заинтересован исходом 30-летеней войны и приобретением германской территории, чтобы заниматься флотом; при нем развитие флота пошло назад. Воссоздателем французской морской силы следует считать Кольбера. В 1661 г., в начале своей деятельности, он мог 150 английским судам противопоставить лишь 20 годных к плаванию французских судов. Поэтому и первый французский трехдечный корабль, который благодаря соревнованию с Англией был заложен вскоре после появления «Sovereign», оказался готовым лишь в 1657 г. Со стороны Франции ничто не мешало развитию морской силы Англии, опасность ей грозила со стороны Нидерландов.

Как уже упоминалось в истории Ганзы, морская торговля Голландии с Балтийским морем стала интенсивно развиваться с начала XVI столетия. Карл V покровительствовал нидерландской торговле с Испанией, благодаря чему ее суда посещали и Средиземное море и испанские колонии в Африке и Америке. Из Балтийского моря вывозилась рожь, которая обменивалась в голландских портах на испанскую соль и т. п. Голландские купцы и шкипера, более образованные, скромные и надежные, чем их иностранные соперники, завоевали себе первенствующую роль; голландский флаг, благодаря богатству и предприимчивости нации, стал на мировом рынке вытеснять другие. На востоке голландское судоходство и торговля установили почти что монополию; в 1634 г. из 7500 голландских судов 6000 поддерживали сношения с Балтикой. Антверпен, а позднее Амстердам, после открытия морского пути в Вест-Индию стал главным портом Европы.

Голландцы организовали в широком масштабе рыбный промысел, доходы от него постоянно росли; в 1562 г. провинции Голландия и Зеландия одни только обладали 600 рыболовными судами, в 1601 г. они имели уже 1500 судов исключительно для сельдяного промысла. Соль ввозилась из Испании и южной Франции.

Население маленькой страны было чрезвычайно густо, всюду царило благосостояние, жители отличались сильным национальным чувством, независимым и самостоятельным характером, поэтому протестантство нашло среди них благодатную почву. В последнем и крылась причина восстания против испанского ига. Средства для оказания в течение 40 лет сопротивления величайшему из государей того времени эта маленькая страна черпала из своего господства на море. Морские гезы держали водные сообщения в свои гавани всегда открытыми, а неприятельские – закрытыми. Когда в 1584 г. пал Антверпен, в те времена самый значительный порт северо-западной Европы, гезы заблокировали Шельду, поэтому все сообщения пошли через Амстердам и Роттердам, куда переселились многие коммерсанты. Даже в это смутное время морская торговля Голландии постоянно росла. Например, в 1589 г. в Амстердам приходило в неделю до 600 судов с хлебом из Балтийского моря, в 1601 г. в 3 дня из Амстердама в Балтику уходило более 800 судов с солью и т.п.

В 1588-1595 гг. ценность денег в Голландии значительно упала вследствие ввоза серебра из Испании; цены удвоились, что было прибыльно для Голландии при ее больших финансовых оборотах; этому немало способствовала неограниченная свобода торговли. Таможенные ограничения исчезли, провинции и города стали совершенно самостоятельными. Все это возбуждало ревность Англии; Елизавета старалась, как только могла, мешать голландской торговле.

К концу XVI столетия участились плавания в Ост-Индию. В 1602 г. несколько торговых фирм соединились в общее предприятие, существующее и поныне – «Maatschapij», к которой примкнули самые смелы мореплаватели и самые искусные коммерсанты. Они основали в Зондском море большое колониальное государство, а в Индии устроили множество поселений. Другие компании основали в Северной Америке в 1613 г. Нью-Йорк.

По окончании 42-летней войны с Испанией Голландия в 1609 г. расцвела наиболее пышно. Англия в тот момент была слаба на море и ничего не предпринимала для развития своей торговли. Франция не обзавелась еще флотом, северные государства были заняты вечными войнами между собой, а Ганза уже пришла в упадок. Положение голландского коммерческого судоходства в те времена может быть сравнимо с английским в XIX столетии – полнейшая свобода торговли дала возможность Амстердаму и Роттердаму сделаться центром трансатлантической торговли.

Этих успехов Голландия достигла, конечно, не только мирным путем; она их добилась силой своего флота. Голландцам не только приходилось завоевывать свои колонии, но и защищать их от морских разбойников и ревнивых конкурентов, каковыми являлись (как прежде Ганза) все морские державы. Поэтому все их купеческие суда были хорошо вооружены и хорошо укомплектованы командой, плавали они обыкновенно совместно. Часто случались морские бои между отдельными судами и отрядами. В сражениях с испанцами и португальцами голландцы чаще всего оставались победителями.

Так, например, в конце XVI столетия голландский флот из 73 судов с десантными войсками опустошил Канарские острова, после того как голландцам не удалось напасть неожиданно на испанские берега. В 1606 г. голландцы забрали богатую добычу на берегах Испании, однако другая их эскадра потерпела там же поражение. В следующем году голландской эскадре из 26 вымпелов удалось уничтожить испанскую эскадру той же численности на рейде Гибралтара; все это немало послужило к упрочению славы голландского оружия и к укреплению международного престижа Голландии.

Труднее всего голландцам было в своей стране, так как основанное в 1583 г. герцогом Пармским дюнкиркское адмиралтейство высылало каперов для подрыва их морской торговли и рыбных промыслов. Дюнкирк во всем последующем столетии играл большую роль в истории Голландии. Выгодное положение в самой узкой части пути между Северным морем и Каналом, естественная защита благодаря впереди лежащим отмелям, богатая местность в тылу, предприимчивость морского населения – все это сделало Дюнкирк бичом для соседей. После 12-летнего перемирия в 1621 г. снова вспыхнула война. Теперь голландским (и английским) торговым компаниям приходилось сражаться не только вдали от родины, но и противопоставлять неприятелю все имевшиеся морские силы в непосредственной близости своих побережий. В 1621 и 1625 гг. еще предпринимались, как и прежде, морские походы в Испанию, но чаще всего морские сражения имели место в Канале и в Средиземном море.

И здесь в первую очередь нужно было бороться с почти самостоятельным Дюнкирком. Адмиралтейство строило все более мощные суда, разбогатевшее от разбоев население посылало все больше кораблей на свой выгодный промысел; образовалось опасное гнездо, которое следовало уничтожить, тем более, что оно препятствовало и сухопутным операциям.

В 1634 г. там находился 21 королевский корабль, из которых некоторые имели до 40 орудий, и еще около дюжины частных военных судов. Число первых оставалось почти неизменным, лишь их вооружение в следующем столетии сделалось сильнее, количество же частных судов увеличилось почти вдвое. По сравнению с голландским флотом, состоявшим из 100 судов, из которых, однако, только двенадцать имели более 30 пушек, дюнкиркские корабли представляли очень внушительную силу. Хотя эта эскадра была вдвое меньше голландской, зато она была сосредоточена на одной базе, тогда как Голландия должна была защищать свой рыбный промысел в Северных морях, что требовало большого количества судов. Более трети своих кораблей голландцы должны были выделить на блокаду Дюнкирка, чтобы оградить свое судоходство и морскую торговлю от нападения корсаров.

Благодаря энергии, прекрасному знанию морского дела и жажде наживы дюнкиркских корсаров эта блокада была, в особенности во время продолжительных штормов и в темные ночи, мало действенной. Около 1635 г. добыча дюнкиркцев в течение 3 лет превосходила 12 миллионов гульденов.

Казна и частные лица пришли на помощь, образовалось снова нечто вроде прежних морских гезов, что доставило голландцам ряд успехов. Лишь в 1646 г., когда Дюнкирк был взят французами при поддержке голландского флота, прекратились на время морские разбои, столь мешавшие торговле.

Упомянем еще один выдающийся успех голландского оружия: в 1631 г. на реке Шельде, в время ночного нападения, был почти уничтожен испанский флот, базировавшийся в Антверпене, состоявший из 90 небольших, но сильных судов, предназначавшихся для операций на севере Голландии. Удалось спастись лишь десятой части испанских кораблей.

Все прибрежное население Голландии постепенно приучилось к морской войне; появлялись выдающиеся морские вожди, такие как Гейн, Тромп старший, Рюйтер.

Мартин Тромп Старший родился в 1597 г. в Бриеле (в устье реки Маас) в семье морского офицера. 9-ти лет он пошел в плавание и с 11 до 19 лет был в плену на небольшом английском капере. По возвращении на родину он 21 года был произведен в офицеры и уже двумя годами позже назначен командиром. В 40 лет он получил звание адмирал-лейтенанта; это был всеми уважаемый талантливый и смелый флотоводец.

Соединенные Провинции не обладали одним общим флотом, так как не было и единой сильной центральной власти: отдельные провинции Голландии и Зеландии имели каждая свои вооруженные суда. Последние уступали английским в величине и силе вооружения. Они были легче построены и вследствие этого хуже выдерживали артиллерийский огонь неприятеля. Для плавания в мелких прибрежных водах голландцы строили свои суда плоскодонными, что не позволяло им ходить круто к ветру. Более же всего мешало Голландии отсутствие определенной организации и, следовательно, возможности быстро, целесообразно вооружать свои суда; весьма чувствительно сказалось отсутствие сплоченного офицерского состава.

Слабую попытку к основанию постоянного офицерского состава мы находим в 1626 г. под давлением набегов дюнкиркских корсаров. С того времени Адмиралтейство имело ряд опытных капитанов; старейшие из них, командовавшие отрядами, имели звание коммодора. Командиры конвоиров назывались extraordinaris kapiteinen, в противоположность прочим, называвшимся ordinaris.

Только по особому постановлению Генеральных Штатов, в случае особых обстоятельств, все суда отдельных провинций соединялись в единый флот и выбирался главнокомандующий с вице– и контр-адмиралом (шаутбенахт).

Офицеры и команды составленных часто ad hoc эскадр не были чужды своему делу, так как с последней четверти XVI столетия большим отрядам приходилось часто оперировать, главным образом, у своих побережий. К тому же служба на больших вооруженных орудиями купеческих судах и многочисленных каперах имела много общего с таковой на военных судах, особенно на кораблях, ходивших в Ост– и Вест-Индию. С увеличением тоннажа судов команды становились все более подготовленными в военном деле.

До некоторой степени общее управление делами флота было сопряжено с должностью штадгальтера, которому с 1597 г. как генерал-адмиралу были подчинены отдельные адмиралтейства. Это послужило поводом к уничтожению между 1627-1665 гг. должностей двух адмирал-лейтенантов (для провинций Зеландии и Голландии). С тех пор назначался лишь один адмирал-лейтенант, который носил титул «Лейтенант-Адмирал Голландии и Западной Фрисландии» и состоял при роттердамском Адмиралтействе. Кроме того, Зеландия и Голландия имели еще по одному вице-адмиралу, а впоследствии и контр-адмиралу (шаутбенахт).

Нидерланды в 1642 г. имели флот из более чем 140 судов, из них около двенадцати свыше 400 тонн с 32-57 орудиями и 140-240 человеками команды (из которых около четверти были солдатами). Существовал лишь один двухдечный корабль, водоизмещение которого, однако же, было не более 600 тонн; эти суда были только летом в плавании, на зиму их разоружали. После конца 30-летней войны число действовавших летом судов было сокращено до 40. С заключением мира начался и упадок на всех поприщах военно-морского дела; правительство стало проникаться прежним меркантильным духом.

Действия Тромпа Старшего против испанцев в 1639 г.

Испания послала через Канал флот в Швецию, состоявший из шестидесяти семи больших 68-17-пушечных кораблей – всего 1700 орудий и 24000 человек команды. Христиан IV был в союзе с Испанией, поэтому испанцы намеревались посадить в Дании вспомогательные войска на суда и совместно с датским флотом сделать высадку у Стокгольма. Голландцы решили не пропускать испанский флот. Они собрали 20 судов под командой Тромпа Старшего, с которыми он несколько раз атаковал врага около Дувра (16 и 17 сентября); голландцы обладали лишь 2 кораблями с более чем 32 орудиями (54 и 46).

Испанский адмирал Окендо имел приказание не принимать боя и в случае встречи с неприятелем отступать к английским берегам. Он направился в Доунс, где стал на якорь. Там в это время постоянно находилась английская эскадра, которая насчитывал 34 корабля под начальством адмирала Пеннингтона.

Тромп блокировал испанцев в течение многих недель, постоянно получая подкрепления. Окендо не решался выйти, английский адмирал грозил обрушиться на того, кто первый начнет бой. На самом же деле он получил приказание от Карла I в случае сражения в Доунсе, следовательно, в английских водах, стать на сторону того, кому улыбнется счастье. Вот до какой степени опустился английский флот!

Когда эскадра Тромпа была доведена до 95 кораблей (из них много малых) и 11 брандеров (с 8000 команды), было получено приказание перейти в наступление. Для этого Тромп разделил свой флот на 6 отрядов. Один под начальством де-Витта должен был наблюдать за английской эскадрой, остальные пять предназначались против испанцев. Головной корабль должен был вести против испанского главнокомандующего Окендо сам Тромп; следующий вел Эвертсен, получивший приказание напасть на португальского адмирала.

Несколько дней Тромпу мешал восточный ветер; в ночь на 21 октября ветер от N перешел в NW: Тромп немедленно начал атаку. Он повел все свои 6 отрядов в строе кильватерных колонн полным ходом, дабы не дать испанцам времени построиться. План удался вполне; испанцы обрубили якорные канаты, не успели выстроить линию, многие суда сталкивались друг с другом, не менее 22 кораблей выбросились на берег. Последние подвергались усиленному обстрелу со стороны голландцев, несмотря на то, что английские береговые батареи их пробовали защищать как находящихся на английской территории; окончательно они были (за исключением 5) уничтожены брандерами. Эвертсен тем временем сражался с португальским флагманским кораблем La Teresa, самым большим кораблем флота. Артиллерийский огонь не имел на него большого влияния, так как корабль был прочно построен; для абордажа он оказался слишком высоким, да и команды на нем было много. На него направили пять брандеров, из которых два достигли цели; корабль загорелся и взорвался, спаслось всего лишь около 200 человек. Флагманский корабль галицийской эскадры столкнулся с другим испанским кораблем, оба сильно пострадали и потом сдались.

40 судов было уничтожено или захвачено, один Окендо с дюжиной кораблей выбрался, обогнув мыс Северный Сэндхенд, в открытое море и пошел в Дюнкирк: там впоследствии собралось еще несколько судов. Испанцы потеряли около 7000 человек, из низ 1800 пленными. Тромп привел в Голландию 14 призов. Ему эта победа стоила всего одного корабля и 100 человек команды.

Адмирал Пеннингтон не исполнил приказание своего короля и стрелял по нападающим голландцам, но, видимо, безрезультатно; огонь англичан не имел никакого влияния на исход сражения, так как де-Витт на него даже не отвечал.

Поведение испанцев напоминало времена Армады 50 лет тому назад; но теперь им было категорически запрещено вступать в бой и приказано идти под защиту прежнего врага. Несмотря на полную вероятность нападения именно там, Окендо не принял никаких мер, чтобы обезопасить свой флот; он дал себя застигнуть врасплох на якоре – отсюда полнейшее поражение.

Тромпу должно быть поставлено в заслугу его лихое нападение. Не обращая внимания ни на английскую территорию, ни на английский флот, он смело пошел вперед и притом под всеми парусами – неожиданность имела решающий успех. Разделение его флота на 6 отрядов, соответственно числу испанских эскадр, а также для наблюдения за англичанами, было, при большом количестве его судов, очень целесообразно.

Голландия правильно использовала свой выдающийся успех у Доунса в течение ближайших лет, помогая Португалии в ее восстании против 60-летнего владычества Испании. В 1641 г. к испанским берегам была послана эскадра из 20 судов под начальством адмирала Гизельса. Нападение на флот, везший из Америки серебро, не удалось, так как португальский и французский флоты не подошли вовремя к месту сражения. Голландцы, после упорного боя вблизи Лиссабона, должны были отступить перед сильнейшим испанским флотом; исправив свои повреждения в Лиссабоне, они направились в обратный путь.

В этой голландской эскадре мы видим Михаила де Рюйтера впервые в должности контр-адмирала; здесь он окончательно укрепил за собой репутацию блестящего моряка. Принц Оранский обратил внимание на этого лихого капитана коммерческого корабля, перевел командиром в военный флот и вскоре предоставил ему должность третьего адмирала, то есть шаутбенахта. Мужество и образцовое маневрирование Рюйтера в последнем сражении дали первое доказательство его выдающихся способностей как флотоводца; только благодаря его храброму нападению, послужившему примером многим другим командирам, голландцы не потерпели тяжелого поражения. Каждый из противников лишился двух кораблей; Рюйтер со своим флагманским кораблем дважды выходил из строя, чтобы заделать пробоины в корпусе.

По возвращении на родину Рюйтер снова покинул военную службу и 9 лет командовал в дальних и внутренних плаваниях коммерческими судами различных компаний.

Голландия же в последние годы была принуждена не раз сопровождать торговые флоты в 800-900 судов, идущие в Балтийское море, эскадрами, доходившими до 40 вымпелов.

Конвои

Во второй части моего труда коротко упоминалось о конвоировании. Расцвета оно достигло в обоих последующих столетиях, начиная с середины 17-го до середины 18-го. В этот период времени конвоирование приняло необычайные размеры и в экономической жизни страны, а также в военно-морской истории приобрело совершенно особенное значение.

Подобная организация наблюдалась в древности у римлян и у греков. На севере уже в XIII столетии суда обычно соединялись в большом числе для совместного плавания. Эрнст Баашам в своем сочинении «Hamburgs Convoy Schiffahrt und Convoy Wessen» указывает, что уже в 1603 г. существовали точные правила для таких совместных плаваний.

О первом немецком корабле, предназначенном специально для конвоирования, то есть для сопровождения в целях безопасности коммерческих судов, упоминается в 1494 г. В последующем столетии часто употреблялись для той же цели застрахованные и перевооруженные коммерческие суда.

Основанное в 1623 г. в Гамбурге «Адмиралтейство» вскоре выпустило «Admiralschaftsordnung» – постановления, каким образом коммерческие суда в будущем должны сами защищаться от морских разбойников и плавать соединенно.

Такое соединение кораблей, выбиравших для предстоящего плавания себе «Адмирала», было, конечно, добровольным.

Около 1350 г. в Англии, а также в 1400 г. в Нидерландах и в 1500 г. во Франции государство выеляло военные суда для конвоя. Действительного значения и твердой организации «конвои» достигли лишь после 1600 г. Все морские державы были вынуждены следовать этому установлению, если не желали лишиться своих судов и своей морской торговли; большая польза организации сказывалась немедленно и повсюду. Дания, и даже маленький Бранденбург, могут служить красноречивыми примерами: их торговля расцвела лишь после организации правильной конвойной службы.

Постоянно возраставшая в XVII и XVIII столетии опасность плавания по всем морям как одно из следствий нескольких больших морских войн придавала конвойному делу большое значение; регулирование конвойной службы стало одной из важнейших задач государства. В Германии она лучше всего была организована в Гамбурге. Голландия распространяла свои конвойные плавания до России и Леванта, и даже до Молукских островов.

Предназначенные для конвойной службы суда по внешнему виду и по вооружению существенно не отличались от собственно военных судов, однако же не только на бумаге и в организационных вопросах, но и вообще почти всегда их резко отделяли от последних, хотя везде для конвоирования употреблялись настоящие военные суда.

Нижеприведенное описание конвойного дела маленького государства, не обладавшего военным флотом, может наглядно показать значение конвойного дела и служить примером его организации.

Когда опасность от мавританских пиратов, жителей северо-африканских турецких владений (Марокко, Алжир, Тунис, Триполи), простиравших свои морские разбои далеко на север, стала угрожать устьям Эльбы, в Гамбурге создалась прочная организация для борьбы с пиратами. Задуманный в 1660 г. план был приведен в исполнение двумя годами позже, когда у самого устья Эльбы 2 алжирскими корсарами было взято 8 гамбургских судов, шедших в Испанию.

Было создано «Адмиралтейство», которое тотчас же настояло на приобретении двух конвоиров. Граждане и купечество разделили между собой стоимость найма, вооружения и снабжения двух подходящих судов. Одновременно было заложено два корабля по чертежам голландских фрегатов; эти чертежи были добыты судовладельцем капитаном Карпфангером от адмирала де Рюйтера, под руководством которого он в шестилетних плаваниях получал свое военно-морское образование.

Такой образ действий был вызван отказом Англии и Голландии включить Гамбург в соглашение, достигнутое ими с мавританскими северо-африканскими государствами. Голландия после долгих переговоров окончательно отказалась принимать гамбургские суда под защиту своих конвоиров. Оставалось лишь одно – действовать самостоятельно; обеспечение собственного кредита этого настоятельно требовало.

Благоприятно было для Гамбурга, что мавры вскоре нарушили соглашение и западные государства принуждены были в Средиземном море и Атлантическом океане держать военные корабли и организовать конвои. При желании сохранить не только свою, но и международную (главным образом голландскую) очень обширную морскую торговлю с Гамбургом, оставалось только, как постановило адмиралтейство в 1663 г., обзавестись конвоирами.

Итак, желание обезопасить себя от пиратов послужило основанием к организации конвойного дела; оно стало необходимым, кроме того, и из-за угрозы морским путям вследствие больших морских войн, а также из экономических соображений. Конвоирование устраивалось в Гренландию, Англию, Испанию и Средиземное море; за пять лет имело место до 4 таких плаваний; обыкновенно их было меньше; последнее плавание относится к 1746 г.

Интересно, что намерение построить третий конвойный корабль не осуществилось из опасения озлобить Англию и Голландию, которые с давних времен крайне ревниво смотрели на выгоды, получаемые во время их войн Гамбургом. Пришлось ограничиться частными конвоирами, делая до двух плаваний ежегодно. Лишь в 1691 г. был построен третий конвоир, носивший название «Admiralitat von Hamburg».

Знаменитейшим из всех капитанов-конвоиров был назначенный на этот пост в 1674 г. Карпфангер. Он родился в 1623 г., был многолетним членом адмиралтейства и имел большие заслуги в конвойном деле. Карпфангер, в виде исключения, по назначении получил звание адмирала; на торжественном заседании первый бургомистр города поднес ему шпагу и адмиральский жезл. Позднее должности капитанов начали продавать подходящим лицам.

Карпфангер одержал у устья Эльбы победу над пятью дюнкиркскими каперами, двух из них он потопил своим огнем, трое ушли. Этим он спас торговый флот, шедший из Гренландии с ценностями на несколько миллионов. Ловкое маневрирование при нападении, равно как и блестящая военная подготовка личного состава на его «Леопольде I» (Leopoldus Primus) доставили ему победу.

Перед Кадиксом он отобрал у трех турецких корсаров из Алжира их добычу – две испанских галеры с серебром, за что в Мадриде ему было устроено чествование испанским королем.

Карпфангер погиб 10 октября 1683 г. во время пожара и гибели своего корабля «Wapen von Hamburg»; погребение его было обставлено исключительно пышно. Как ученик Рюйтера, о котором последний был высокого мнения, он, наверное, проявил бы себя выдающимся морским вождем, если бы Германия в то время обладала флотом.

Бремен, Эмден и Любек также устраивали плавания с конвоями, имевшие, однако же, лишь второстепенное значение, обыкновенно не дальше, чем в Англию. Главным образом, они патрулировали устья рек Везер, Эмс и Траве. Корабли городов Северного моря часто примыкали к гамбургским и чужим конвоям, хотя и обратное тоже иногда имело место. Шедшие под одним конвоем германские и иностранные суда имели документы различных наций.

Подобно иностранным судам, примыкавшим к немецким конвоям, немецкие суда присоединялись к чужим конвоям, осбычно к голландским. Во всех случаях конвоиры выдавали идущим под их защитой коммерческим судам особые сигнальные листы, хотя бывали случаи, что их имела лишь четвертая часть кораблей. Голландские плавания с конвоирами организовывались обыкновенно амстердамским адмиралтейством или голландским резидентом в Гамбурге; они служили для пересылки не только товаров, но и солдат, матросов и военных припасов.

Иногда случалось, что конвоиры, то есть посланные государством суда, подвергались досмотру каперов, а также чужих военных судов; особенно отличались в этом направлении (по отношению к маленьким каботажным конвоирам) дюнкиркские каперы и английские военные суда. Часто одиночные корабли и конвои присоединялись к другим конвоям, встреченным на море; гамбургским командирам конвоиров было предписано идти навстречу таким соединениям. Таким образом, образовывались большие отряды, которые чувствовали себя в сравнительной безопасности от корсаров и неприятельских судов. Число кораблей доходило иногда до нескольких сотен. С 1654 г. начали заключаться международные соглашения о взаимной поддержке.

Церемониал, заключавшийся в салютах военным кораблям, конвоирам, крепостям, в спускании флагов и парусов, равно как в визитах и т. п., часто был поводом к недоразумениям и, несмотря на попытки международного урегулирования, этот вопрос никогда не был окончательно решен.

В истории и развитии морского церемониала отношения судов к своим конвоирам играют большую роль. Так как во всех таких случаях надлежало защищать честь своей нации, то благодаря произволу многих командиров (особенно английских военных кораблей) часто имели место недоразумения и ссоры. Особенно невыгодно было положение судов маленьких государств, таких как Гамбург, не обладавших никакой военной силой. В этом отношении гамбургские командиры конвоиров Брекес и Шредер выказывали себя с лучшей стороны. Например, первый сумел настоять перед губернатором Кадикса, чтобы ему ответили на салют в 13 выстрелов равным числом, так что испанцы были вынуждены дополнительно досалютовать 6 выстрелов. Португальские, голландские и даже английские военные корабли отвечали иногда равным числом выстрелов на салют гамбургских судов. В Кадиксе Брекес однажды нарочно ответил на салют датского фрегата в 11 выстрелов только 9 выстрелами, а в Канале не спустил перед английским военным кораблем, кроме вымпела, еще и брамселя, несмотря на категорическое приказание. Капитан Шредер при проходе мимо Глюкстадта не спустил вымпела, как это настоятельно требовалось датчанами; на открытый за это по нему огонь он не обратил никакого внимания.

На порученных их надзору судах командиры конвоиров наблюдали за внешним порядком и, в случае какого-либо неповиновения, чинили расправу – будь то в своих или иностранных гаванях.

Английский флот времен республики

Нападение голландцев на флот дружественной державы в английских водах прошло безнаказанно, так как разлад во внутренней политике Англии становился все острее и в 1642 г. привел к гражданской войне. Флот долго оставался нейтральным, но впоследствии, вместе со всеми приморскими городками, принял сторону Парламента. Под начальством адмирала Баттена он высоко держал престиж Англии; Баттен захватил шведскую эскадру за отказ спустить марсели перед английским адмиралом. После пленения Карла I (1647) положение дел изменилось: флот взбунтовался, и Баттен с частью своей эскадры (11 судов с 220 орудиями и 1210 человек команды) перешел на сторону принца Уэльского (Карла II) в Голландию. Попытка побудить, при помощи этой эскадры, стоявший в Доунсе английский флот к переходу на сторону роялистов не удалась; она послужила лишь началом ряда военных действий на море, в которых приняли участие, с одной стороны – принц германской крови, с другой – один из самых блестящих английских флотоводцев.

Принц Рупрехт Пфальцский был сыном курфюрста Пфальцского и короля Богемии, который после Белогорской битвы, близ Праги, 8 ноября 1621 г. потерял свой трон. Будучи со стороны матери внуком Карла I, Рупрехт (или Руперт) отправился в Англию, где во время междоусобной войны храбро сражался за своего дядю. Затем он переселился во Францию и, наконец, предложил принцу Уэльскому (в Голландии) взять его на службу во флот. Он принял начальство над маленькой эскадрой, продал одно из судов, чтобы на вырученные деньги вооружить остальные корабли, и ушел в море для действий против Парламента и оказания поддержки Ормонду в Ирландии.

В Дуврском проливе Руперт смело проскочил сквозь английский флот, захватил один английский фрегат, пошел затем к островам Сцилли и сделал их базой для каперов, оставив сильный гарнизон в замке Сен-Мэрис. Норманские острова также были в руках роялистов. Английская морская торговля, подвергаясь нападениям с этих двух архипелагов, сильно страдала. Сам Руперт не остался на островах Сцилли, а пошел со своими кораблями дальше в Кинзал (Ирландия), где с большим успехом занялся каперством: он захватывал суда всех наций, а вырученные деньги передавал, поскольку они не были нужны ему самому – принцу Уэльскому.

В виду плачевного состояния английского флота Парламент решил реорганизовать его подобно тому, как Кромвель раньше реорганизовал армию, с которой впоследствии одержал свои победы под Марстон Моором (1644) и Несби (1645). Это сложное дело было поручено трем армейским полковникам, отличавшимся в сухопутной войне; одновременно они были назначены «Generals and Admirals at Sea» и «Commissioners of Navy». Наиболее выдающимся из них оказался Роберт Блэк. Однако не только нападения отряда Руперта и засевших на норманских островах и на островах Сцилли роялистов привели к необходимости реорганизовать флот – вся торговля Англии пришла в полный упадок, а Кромвелю нужны были большие средства для проведения своих планов, которые ему могла дать лишь морская торговля. Нужно было как можно скорее выйти из затруднительного положения, иначе вся Англия обратилась бы против его режима, который многими государствами еще не был признан. Эти обстоятельства заставляли правительство настаивать на скорейшей реорганизации морских сил.

Блэк родился в 1599 г. в Сомерсетшире (южнее Бристоля) и происходил из состоятельной семьи. Он был старшим из 13 сыновей; тихий, задумчивый, рано проявивший недюжинные способности Блэк 16-ти лет перебрался в Оксфорд, где оставался 9 лет до смерти отца. Юноша прилежно занимался науками, а досуг уделял спорту. То было время живейшей религиозной жизни страны; Генрих VIII порвал отношения с папством, главным образом, из-за политических и личных причин; царствовавшая после него Мария Кровавая была ярой католичкой, а Елизавета – нейтральной. Протестантство пустило в народе глубокие корни, всецело господствовало в Шотландии и распространялось все шире в Англии. В последней различали: англиканство (государственная религия), близкое католичеству и имевшее много приверженцев; пресвитерианство – резкая противоположность католичеству, но в общем умеренная религия и, наконец, пуританство, последователи которого, строгие кальвинисты, презирали театр, танцы, роскошь и т. п. К последним принадлежали Кромвель и Блэк. В 1625 г. Блэк вернулся в семью, занялся отцовским имением, которое было запутано в долгах, и начал заботиться о многочисленной родне. Небольшого роста, коренастый, простой в обращении, бесстрашный, с железной волей, способный, ученый, полный сарказма, Блэк заслужил всеобщее уважение. Он жил как помещик до начала гражданской войны; затем воевал на стороне Парламента, принимал участие в войнах на западе, выказал себя бесстрашным кавалеристом, действовавшим всегда удачно, и был за отличие назначен командиром полка, так же как и принц Руперт. Он отличился при защите Бристоля; позже, когда положение на западе казалось безнадежным, лично повел с сотней людей с изумительным успехом оборону маленького, слабо защищенного приморского города Лейм (на южном берегу, между Стартом и Портлендом) против целой армии неприятеля. Сначала казалось невозможным удержать этот городок, но он все-таки устоял, хотя и исключительно благодаря поддержке флота. Далее Блэк проявил себя при защите Туантона, взятого им врасплох. Он сохранил весь запад Парламенту и считался самым выдающимся военачальником после Кромвеля.

От последнего он, однако же, отличался коренным образом чистотой и широтой своих убеждений, полнейшим бескорыстием, честностью и прямотой. Он был идеалом деятеля, отдавшего все, чтобы служить родине. Блэк не разделял хитрой политики, которую вел тогда Кромвель, не воспользовался своим местом в парламенте, куда был выбран, и был против насильственных мер правительства. Поэтому Кромвель не доверял Блэку и распустил его войско прежде, чем покончил с Карлом I.

Кромвель настолько ревниво относился к Блэку, что, желая удалить его от дел, устроил ему и еще двум сухопутным офицерам назначение «Generals and Admirals at Sea» и одновременно «Commissioners of Navy». Они должны были реорганизовать флот, значение которого Кромвель понимал, так же как сам он преобразовал армию, которая оставалась непобедимой до конца его дней.

Злоупотребления в управлении флотом продолжались, как и прежде. Кромвель особенно не доверял офицерскому составу. Офицеры в большинстве были пресвитерианцы, не одобрявшие незаконные действия и насилия как короля, так и Кромвеля, и особенно возмущавшиеся казнью Карла I. О переходе адмирала Баттена на сторону принца Уэльского уже упоминалось. Кромвель не доверял ни одному из адмиралов, и это было второй причиной, по которой он передал командование флотом Блэку, а не кому-нибудь из них.

Реорганизаторы должны были:

1) Реорганизовать флот и удалить из него все ненадежные элементы.

2) Уничтожить Руперта и Морица и восстановить господство Англии на море.

3) Блокировать Ирландию и, действуя совместно с армией, покорить этот остров.

Из управления флотом, где процветало воровство, изгнали все вредные элементы, уменьшили число чиновников, начали серьезно заботиться о боевой готовности судов и достаточных запасах. Из офицерской среды уволили всех, не сочувствующих республике, оставшиеся были назначены на должности сообразно их работоспособности и дарованиям, не взирая на возраст, что дало возможность выдвинуться более талантливым офицерам.

При этом, однако же, не было произвола; все действия отличались продуманностью и заботливостью о личном составе, который до того времени был в большом пренебрежении.

Блэк, убежденный республиканец, но враг всякого насилия, желавший, например, только свержения Карла I и изгнания его, но не казни – приобрел всеобщее доверие. Таким образом, вскоре восстановилось утраченное полстолетия тому назад боевое значение английского флота.

Дислокация английских морских сил была нижеследующая:

1) Дин был отправлен с эскадрой в Доунс, чтобы поддержать морские сообщения.

2) Пофам держался Плимута, дабы обезопасить Канал от морских разбойников.

3) Аскью находился у Дублина, чтобы действовать против Ирландии и держать канал Св. Георгия открытым.

4) Блэк сам направился против Руперта (18 апреля 1649 г.); пятидесяти лет он начал морскую службу как главнокомандующий.

В результате морские разбои были прекращены, английские воды стали безопасны для английской торговли; английский флот начал грозить чужим морским сообщениям, особенно голландским.

Блэк заблокировал эскадру Руперта, который, занимаясь разбоями, прошел мимо островов Сцилли в Ирландию; лето он провел в Кинзале, близ Корка, где дезертировало много матросов. Когда Кромвель принял командование и стал приближаться к городу, Руперт воспользовался тем, что эскадра Блэка рассеялась из-за бури, и прорвался в Лиссабон; там он получил поддержку и смог исправить свои суда. Весной 1650 г. Блэк блокировал Лиссабон; он имел приказание уничтожить Руперта даже в иностранном порту, хотя бы вместе с находящимися в нем иностранными судами. Кроме того, Блэку была поручена защита английских интересов, заключение торговых договоров и т. п. Блэк в течение нескольких месяцев держал устье Таго в тесной блокаде, ведя в то же время с португальским королем переговоры о выдаче Руперта; он захватил возвратившийся осенью из Бразилии флот – в бою был потоплен неприятельский флагман. Португальцы не могли долго выдерживать этой блокады, приносившей им громадные убытки; король был вынужден заставить Руперта выйти в море и запросил мира, который ему был дарован на крайне тяжелых условиях. С тех пор Португалия подпала под английское влияние.

Руперту удалось благополучно прорваться; он ушел в Средиземное море и в Малаге сжег шесть английских купеческих судов. Блэк последовал за ним – первый английский адмирал в Средиземном море со времен крестовых походов. Он нашел корабли Руперта в Картагене, но оба принца отсутствовали. Когда испанское правительство отказало ему в содействии, Блэк вошел в гавань и уничтожил суда противника.

Затем Блэк блокировал обоих принцев в Тулоне и потребовал их выдачи, грозя французскому адмиралу примером Картагены. Последний заставил принцев выйти в море, но всячески им содействовал; они благополучно прорвались и, занимаясь корсарством, направились в Вест-Индию, где Мориц погиб во время урагана. Руперт вернулся, о нем речь еще будет впереди.

На обратном пути в Англию Блэк захватил еще 4 французских корабля в виде компенсации за оказанную неприятельскому флагу защиту. На родине его после 20-ти месячного отсутствия встретили с энтузиазмом. Англия, которая за несколько лет до этого не могла защитить побережья от морских разбойников, пришла, наконец, к осознанию своего могущества. Идущее твердо к намеченным целям новое правительство быстро покончило с бывшими во флоте непорядками, установило строгое, но справедливое и заботливое отношение к личному составу и поставило флоту твердо намеченные цели. Наибольшую пользу последнему принес человек, поставленный во главе его, исключительно подходящий к своей должности. Хоть и не специалист в морском деле, он сумел к себе приблизить людей знающих и честных и всегда охотно слушал их совета. Блэк решал поставленные ему задачи в военном и дипломатическом отношениях с таким успехом и притом так энергично, что держал в страхе целые королевства, заставляя все нации смотреть на английский флаг с боязнью и уважением.

Летом и осенью 1654 г. Блэк завоевал укрепленные роялистами Норманские острова и Сцилли, ставшие опасным гнездом корсаров. Он не вступал ни в какие переговоры, а нападал с отменной смелостью и настойчивостью. Против замка Сен-Мориц он впервые применил, с большим успехом, несколько фрегатов, с громадным трудом проведенных по узкому фарватеру. До того времени бой деревянных кораблей с каменными крепостями считался безнадежным.

При рассмотрении морских войн последних десятилетий бросается в глаза появление новых, более действенных способов их ведения. Войны не только проводятся планомернее, по заранее тщательно продуманным планам, но почти всюду видно характерное стремление перенести театр военных действий к берегам неприятеля, найти неприятеля у его базы и не дать ему возможности оттуда выйти. Еще в период мира или, вернее, незадолго до начала войны посылают эскадры к неприятельскому побережью, старясь завладеть господством на море сразу после объявления войны.

В связи с этими чисто военно-стратегическими примерами мы видим стремление новых морских держав всячески вредить торговым морским сообщениям двух некогда сильнейших морских держав юго-запада Европы. Интересно мнение английских морских вождей, что выдвижение флота к берегам противника является лучшей защитой своей страны от вторжения неприятельских войск. Сэр Уолтер Рейли считал, что господствующий на морях господствует над мировой торговлей, господствующий же над мировой торговлей господствует над богатствами мира и, следовательно, над самим миром.

Во времена республики под руководством Кромвеля англичане энергично работали над усилением флота. Прежде всего занялись судостроением. В 1648 г. из 75 военных судов 22 были более 1000 тонн и 8 более 800 тонн. 60 судов было выстроено до 1654 г.; еще до 1660 г. 12 кораблей были куплены. Около 100 судов, взятых у неприятеля, вступили постепенно в состав флота; особенно много их было захвачено в течение первой англо-голландской войны.

Корабли, в основном, все же были небольшие, хотя самые крупные строились уже двухдечными. Лишь у 4 наибольших (свыше 1000 тонн) вооружение состояло из 60-80 орудий, 45 судов (от 400 до 800 тонн) имели на вооружении по 36-52 орудия.

Мало мореходные и неудобные для маневрирования из-за своей неуклюжей постройки суда были небезопасны в свежую погоду; они служили более для устрашения неприятельских торговых судов, чем для морского боя в сомкнутом строю. С 1651 г. их стали разделять на 6 классов, главным образом, в зависимости от числа орудий.

Лишь первая англо-голландская война дала большой толчок развитию военно-морского искусства.

Глава V. Первая англо-голландская война 1652-1654 гг.

Прежде, чем рассмотреть военные действия, следует сначала ознакомиться с тем театром, на котором разыгрались три англо-голландские войны, без знания которого они не являются вполне понятными. Он простирался от входа в Канал до линии, проходящей от Фрисландских островов к английскому восточному побережью, несколько севернее Ярмута, примерно на запад.

Из 15 больших сражений, имевших место в отечественных водах в течение всех трех войн, два разыгрались в западной части Канала и два – северо-восточнее Шотландии; все остальные – на пространстве между линиями Тершелинг-Кромер и Гринэ-Денженес (мыс Gris-Nez на французском берегу), следовательно, в Дуврском проливе и в юго-западном углу Северного моря, в суживающейся в виде воронки части, в так называемых Гоовдах.

Это сравнительно небольшой район, богатый отмелями у обеих прибрежий и переменными течениями. Он простирается от 50,5 градуса – 53,5 градуса северной широты и имеет наибольшую длину около 200 миль по направлению NOO.

Несколько других расстояний:

От Текселя до Ньпорта – 130 миль.

От Текселя до Ярмута – 110 миль.

От Ярмута до устья реки Маас – 95 миль.

От Ярмута до устья реки Шельды – 95 миль.

От Северного Фореланда до устья реки Маас – 100 миль.

От Северного Фореланда до устья реки Шельды – 800 миль.

От Северного Фореланда до устья реки Темзы – 40 миль.

От Северного Фореланда до Дюнкирка – 40 миль.

От Южного Фореланда до Гринэ – 18 миль.

Ширина фарватеров между наиболее выдвинутыми в море мелями:

Между Галлопером и Северным Гиндером – 22 мили.

Между Гудвином и Рюйтингеном – 22 мили.

Между Западным Гиндером и банками у берегов Фландрии – 14 миль.

Дуврский пролив стеснен двумя отмелями в его середине, так что он имеет три прохода шириной в две, шесть и восемь миль каждый. Вся длина банок впереди устьев Мааса и Шельды и Фландрского побережья около 100 миль, при наибольшей их ширине 25 миль (Остенде), уменьшающейся на север и на юг приблизительно до 10 миль. Перед Гельдером около Текселя банки удалены от побережья всего на пять миль.

Перед юго-восточным побережьем Англии расстояние банок от берега, не считая устья Темзы, сплошь наполненного отмелями; только северо-восточнее Ярмута мели расположены значительно дальше от берега. Наиболее удалена банка Галлопер.

Важнейшие мели у голландского побережья, считая от севера к югу (за исключением банок в устьях рек):

Шувен – перед устьем реки Маас;

Гиндер – наиболее выдвинутая в море;

Банка Рюйтинген – самая южная;

Сандетти – между последними и Гудвином.

Между перечисленными банками и берегом имеется еще много отмелей. У английских берегов следует отметить около устья Темзы:

Банки Габбард – наиболее северные;

Галлопер – посередине перед Темзой;

Кентиш-Кнок – посередине перед Темзой;

Южнее Доунского рейда – Гудвинские мели.

У английского берега, тянущегося с севера на юг, нет островов. У голландского берега: на севере острова Тершеллинг, Влиланд, Тексель; посередине, перед реками Маас и Шельда: Воорон, Гере, Шувен, Валхерен. На английском побережье всего одна бухта, образуемая устьем реки Темзы, свыше 40 миль шириной и столько же в глубину; голландский берег не имеет бухт. Оба берега в северной части низменные, покрыты дюнами; лишь южнее Темзы встречаются очень высокие берега (до 180 метров), также как и на противоположном берегу. Море в течение веков изменило очертания берегов. В 1421 и 1530 гг. у устьев рек Маас и Шельда были сильные наводнения, сделавшие большие прибрежные участки земли добычей моря. И наоборот: части морского дна оголились, как например, у Дамме и Слюйса на юге; последний теперь в четырех милях от берега, а еще в 1300 г. находился у самой воды. Солебэй (Southwold-Bay) на английском берегу была раньше бухтой.

Полтораста дождевых дней в году, почти постоянно пасмурная погода, туманы и т. п. чрезвычайно затрудняют плавание в этих водах среди банок, мелей и низких берегов. Весной господствует N и NO, летом S и SW, осенью SW и N. Зимы, а также март и ноябрь, обильны штормами.

Приливные и отливные течения весьма значительны, особенно у устьев Темзы. Они сменяются регулярно, так что при плавании это необходимо принимать в расчет; лишь сильные ветра нарушают их регулярность. Конечно, триста лет тому назад эти течения не были так изучены, как теперь. Для лоцманов и постоянно плавающих в этих водах требуются исключительные знания местных условий, какими в совершенстве овладел, например, Рюйтер. Тогда не существовало, конечно, таких прекрасных карт, какими мы теперь пользуемся.

Большинство голландских банок и мелей длинны, узки и тянуться, равно как и фарватеры между ними, почти параллельно берегу. У английского побережья все иначе: там отмели круто поднимаются со дна, из-за чего к ним трудно подойти, определяясь по лоту; глубины на банках обычно не превышают 15-20 футов, на многих они равны 5-10 футам.

Из всего сказанного видно, какие необычайные затруднения представляло ведение войны в Гоовдах, однако же, тем не менее, посадка отдельных судов на мель была явлением исключительным, а случаев посадки эскадры на мель никогда не бывало. Эскадры, застигнутые штормом на якоре, всегда либо успешно отстаивались, либо успевали выйти в море, чтобы на быть снесенными на отмели. С другой стороны, мели в шторм и сильное волнение могли служить надежной защитой. Еще одно затруднение при плавании в этих водах заключается в громадном количестве судов, скапливающихся там сотнями.

Защита голландского побережья облегчена отмелями, непосредственно за которыми расположены устья рек и гавани. В военное время, когда сняты навигационные знаки и не горят маяки, было очень рискованно приближаться к берегам и к находящемуся там неприятелю. Расположенный за банками обороняющийся флот может в любой момент воспользоваться удобным случаем для нападения на врага, погоня же за ним была крайне затруднительной.

Высадка войск также чрезвычайно трудна из-за расположенных на севере и юге банок: флот может подойти близко к берегу только между Гельдером и Гек (на протяжении 60 миль), где в тихую погоду возможна высадка десанта, который себе сразу же найдет надежное прикрытие в дюнах. Острова, в свою очередь, могут успешно служить местом высадки. Между банками, особенно в устьях рек, сильные приливные и отливные течения сильно мешают высадкам.

На английском берегу севернее Темзы и в самом ее устье наблюдается то же самое; зато высокое и крутое побережье на юге не допускает вовсе высадки, которая уже на самом берегу встретит большие препятствия.

Выдающееся положение, которого добилась Англия за два года благодаря Блэку, дало повод к поединку между двумя могущественнейшими морскими державами того времени. Действительная причина войн крылась не в стремлении расширить свои владения – на берегу оба государства не имели общих интересов, и Англия в те времена почти не владела колониями – не в каких-либо союзах с другими державами, а исключительно в морской торговле и в необходимости померяться силами на море. Явное доказательство тому, насколько морская торговля при нормальных условиях зависит от морского могущества страны, насколько она является руководящей для создания морской силы и, следовательно, морской политики государства, которое преследует реальные и здоровые цели.

Характерно, что эти войны были проведены исключительно на море, что это были чисто морские войны.

Мэхен начинает свое сочинение со второй англо-голландской войны. Мне же кажется пробуждение английского флота от своего полувекового летаргического сна, переход от почти бесцельного, сонливого состояния к самой интенсивной боевой деятельности, особенно поучительным, поэтому бегло опишу первую англо-голландскую войну, хотя в тактическом отношении она интересна, может быть, меньше чем две последующие.

Причиной войны была широко распространившаяся по всем морям торговля голландцев, вытеснившая таковую всех других государств. Торговый оборот Голландии превосходил оборот Англии в пять раз. Голландский рыбный промысел в столько же раз превосходил английский до 1636 г., когда Карл I изгнал голландскую рыболовную флотилию из трех тысяч судов, занимавшуюся сельдяным промыслом у самого английского берега. Потом он снова разрешил ловлю сельдей, но за очень высокое вознаграждение; во времена революции это соглашение было оставлено без внимания. Уже в 1654 г. посланники были отозваны. Кромвель понимал приведенное выше изречение Рейли. К этому надо прибавить также следующее: 1) голландцы объявили торговлю со своими колониями и т. п. монополией; корабль под иностранным флагом они считали призом; 2) победа Тромпа над испанцами на Доунском рейде, следовательно, в английских водах, оставила глубокую обиду в сердцах англичан; 3) гордая своим морским могуществом нация не могла отнестись равнодушно к успехам голландцев в борьбе с Дюнкиркскими корсарами.

Играла, следовательно, роль как коммерческая, так и чисто военная ревность. Кромвель заявил категорически, что Англия не потерпит появления без ее соизволения флагов других держав в мировом океане.

Эта ревность выразилась в «Навигационном Акте», изданном в октябре 1651 г., который разрешал торговлю с Англией только на английских судах или на судах государств, из которых этот товар вывозился, причем в последнем случае эти суда должны были идти прямо в Англию, без захода в какие-либо промежуточные порта. Командиры и, по крайней мере, три четверти команды должны были быть англичанами. Суда, не соблюдающие этого акта, подлежали конфискации. В таком же роде были постановления, касающиеся торговли с колониями и рыбного промысла. Тем же актом запрещалась иностранцам прибрежная торговля, а пошлины в некоторых случаях были повышены.

Лишь в 1854 г. этот навигационный акт был окончательно отменен; в течение времени он подвергался изменениям, благодаря различным международным соглашениям. Сперва он был Англии в некоторых отношениях убыточен, но впоследствии сделался одним из главных источников ее могущества.

Казалось бы, что акт этот касался всех стран; на самом же деле он был направлен почти исключительно против Голландии, в руках которой была сосредоточена большая часть торговли того времени; голландские порты был самым значительным складочным местом мировой торговли.

Чтобы удовлетворить свою военную ревность, англичане восстановили дерзкое требование прежних времен (эдикт короля Иоанна 1202 г.), чтобы в английских водах все суда спускали свои флаги и марсели перед английским флагом. Даже целые эскадры должны были таким образом оказывать почести одному английскому военному кораблю. Что значило «английские воды» – никогда не было определено точно; во всяком случае, это было понятие очень растяжимое, так как англичане к нему причисляли все Северное море, Канал, Бискайский залив и большую часть Северо-Атлантического океана.

Кроме этого, английское правительство выдавало частным судам каперские свидетельства, чтобы получать удовлетворение за свои мнимые убытки, чем наносило громадный вред голландской торговле. На основании навигационного акта Англия начала повсюду захватывать голландские суда, что, конечно, вызывало со стороны Нидерландов ответные меры.

Начались переговоры между обеими державами, так как Нидерланды немедленно опротестовали действия англичан – но бесполезно; на карте стояло будущее обеих стран, и решать тут могла только вооруженная сила.

Поэтому Голландия заблаговременно принялась готовиться к войне. Со временем Оснабрюкского и Мюнстерского мира она содержала в боевой готовности 40 кораблей, к которым в 1651 г. было прибавлено еще 36. 3 марта 1652 г. голландским правительством было постановлено вооружить еще 150 коммерческих судов, по крайней мере, с 28-30 орудиями и 110 человеками команды. Всего планировалось вооружить 226 кораблей. Но голландский флот так и не получил их полностью: не хватало денег для их найма, вооружения и людей для комплектования.

Чтобы правильно судить о последующих событиях, нужно сравнить оба флота. Для этого нельзя ограничиться подсчетом количества судов и команды обеих сторон, следует принять во внимание также и их организацию, поскольку она влияла на ход событий.

Соединенные Провинции не были крепко сплоченным государством, с единым правлением или сильной центральной властью. Общие интересы провинций подлежали ведению «Генеральных Штатов», то есть собранию депутатов от каждой провинции. Только опасность войны заставляла их действовать сообща. При сильно выраженной самостоятельности и независимости населения сказывался недостаток в общегосударственных финансах. Каждая провинция действовала самостоятельно, чтобы собрать предписанную ей Генеральными Штатами часть денег, судов и команд, что вызывало массу лишней переписки и волокиты. Каждая из пяти провинций имела свое адмиралтейство, управлявшее своими судами. Следовательно, во главе флота стояло 5 самостоятельных учреждений, над которыми не было единой власти. Этот недостаток сознавался многими. Существовала партия, желавшая его устранить; но к большому вреду для страны, тут были замешаны и личные интересы. Оранский дом хотел добиться верховной власти; противодействие он встречал, главным образом, в олигархиях главных городов, за которыми стояло большинство в Генеральных Штатах. Обе партии ожесточенно враждовали; из числа республиканских вождей Ольденбарневелт был казнен в 1618 г. по наущению Морица Оранского, позднее де-Витт с братом были убиты чернью (в 1672 г.). В рассматриваемое время направление Оранского дома было руководящим, из-за чего армия и флот оставались без верховной военной власти. Подобные разногласия имели и чисто внешние проявления, как, например, споры о кормовом флаге. Похоже, в течение всей этой войны военные суда ходили под оранжево-бело-синим флагом, несмотря на настойчивые требования Генеральных Штатов заменить оранжевый цвет красным.

Следствия всего изложенного:

1) Сооруженные различными провинциями суда были не одинаково построены, вооружены и укомплектованы, следовательно, трудно соединимы в эскадры.

2) Не было хороших верфей для военного судостроения и запасов; вооружение судов оставляло желать лучшего, исправления делались недостаточно быстро.

3) Личный состав, сам по себе прекрасный, не был однообразно обучен, не обладал прочной спайкой, которая дается совместным плаванием в эскадре; в Голландии это особенно сказывалось на вооруженных купеческих судах, которым часто не доставало команды.

4) В офицерской среде не было развито чувства товарищества и воинской чести; отсутствие тактической подготовки в эту войну еще не так сказалось.

5) Главнокомандующий избирался Генеральными Штатами, отсюда мелкие интриги и соперничество между провинциями, доходившие до личной неприязни и влиявшие на ход военных событий; на войне взаимная поддержка частей зависит, прежде всего, от усердия начальствующих лиц.

6) Не было высшего военного руководства, которое не только давало бы целесообразные директивы, но и заботилось о нуждах и запасах флота; с уничтожением должности штатгальтера отпала и должность генерал-адмирала, благодаря чему отдельные адмиралтейства снова сделались самостоятельными.

7) Не хватало nervus rerum ведения войн (особенно морских) – денег для усиления и содержания в исправности флота; они поступали неисправно, и не было инстанции, которая могла бы регулировать этот вопрос.

Недостаткам высшего командования надо приписать то, что голландский флот уступал английскому в боевой силе и тактическом однообразии. Уже упоминалось о более легкой постройке (недостаточная защита) и малой осадке (невозможность ходить круто) голландских судов; следует еще учесть их меньшее число, меньший калибр орудий, и меньшее число команды. Наступательная сила голландских судов, следовательно, была слабее английских. Кроме того, голландские суда, из-за своих обводов, были более, чем английские, подвержены качке, что влияло на меткость стрельбы.

В марте 1651 г. у Англии: 13 кораблей с 36-50 орудиями, 12 кораблей с 40-50 орудиями, 28 кораблей с 30-40 орудиями (число команды 100-600 человек).

В марте 1653 г. у Голландии: только один корабль с 54 орудиями (единственный голландский двухдечный Brederode), 14 кораблей с 40-46 орудиями; число мелких судов было больше, чем у англичан, но почти все они были перевооруженные купеческие суда; 42 корабля с более чем 30 орудиями, 92 с более чем 20 орудиями, 5 с более чем 14 орудиями – всего 154 корабля против 110 английских.

Но уже к концу того же 1653 г. английский флот обладал 58 судами с более чем 40 орудиями и 43 судами с 30-40 орудиями (фрегаты), тогда как у Голландии было всего 15 кораблей с более чем 40 орудиями (следовательно, четверть) и 14 с 30-40 орудиями (следовательно, одна треть), тогда как сумма голландских судов (154) все еще превосходит таковую английских (131). Наибольшее количество судовой команды у голландцев – 250, а у англичан – 600.

С полным основанием Тромп доносил в Генеральные Штаты, что он предпочел бы 60 настоящих боевых судов 100 своим. Одни крепко построенный и хорошо вооруженный корабль превосходит свой силой более чем на половину корабль меньших размеров и более легкой постройки. К тому же меньшее число судов легче держать в порядке и легче вести бой, особенно при громадном количество судов того времени.

Итак, все голландские суда были очень легко построены, под парусами они ходили хуже английских, так как были менее поворотливы и их сильно сносило вследствие небольшой осадки и широких, неуклюжих обводов.

Вооружение было сравнительно слабым, как по количеству орудий, так и по их калибру; вооруженные купеческие суда по силе уступали военным.

Заботы, проявленные Яковом и Карлом I о техническом улучшении флота, принесли плоды. К этому теперь прибавилось строгое, разумное, единое правление, которое готово было использовать, в случае надобности, все силы и средства страны. Единая центральная власть, соединявшая в себе высшее командование и управление флотом, руководимая немногими, но образованными, способными и серьезными людьми с дельными помощниками, поэтому быстро и точно работающая; уменьшение числа служащих и точное разграничение их обязанностей; изобилие денежных средств; работоспособные верфи, полные магазины, быстрая и аккуратная постройка новых судов, набираемый в Англии в случае надобности насильно, по приказанию правительства, личный состав (в 1652 г. с16000 человек число команды было увеличено до 30000; в Голландии команды набирались из добровольцев); лучшее обучение команды, главным образом, стрельбе; во главе флота – лучшие генералы и адмиралы страны (Аскью, Пенн, Лаусон); флот и морская политика страны в руках смелого и решительного правительства, понимающего значение морской силы – вот, в общих чертах, картина того, чем был английский флот по сравнению с голландским.

Если бы Генеральные Штаты правильно поняли положение дел, то они, несмотря на английскую провокацию, обождали бы с началом военных действий; но перемена, происшедшая в английском флоте, была столь внезапна, что лишь война принесла с собой убедительные доказательства.

Своеобразное для Англии явление заключалось в том, что трем испытанным только что в сухопутной войне офицерам было поручено командование и управление флотом. Когда парламент решился (начало февраля 1649 г.) к постоянному флоту присоединить еще 30 купеческих кораблей, оказалось нежелательным оставлять дольше главное руководство морскими силами в руках брата короля (Уорик в то время был Lord High Admiral).

Дела высшего управления флотом перешли в ведение Государственного Совета, так что Адмиралтейство стало отделом последнего. Во главе особо назначенного комитета для управления флотом стоял Уэн, исполнительная власть лежала на полковниках Пофеме, Блэке и Дине, носивших звание «Commissioners», которое, однако же, редко употреблялось; обыкновенно их называли «Generals at sea».

Со временем произошли некоторые организационные изменения. Командование флотом осталась за названными полковниками, а хозяйственная часть перешла в руки штатских чиновников, собственно ставших «Commissioners». Более важные вопросы решались членами высшей инстанции, так называемого «Admiralty» или «Navy Committee».

То, что командование на море поручалось сухопутным офицерам, было обычно в древности, имело место и в средние века, хотя парусное дело требовало совершенно особенной подготовки. Большую роль играло то обстоятельство, что сухопутные начальники пользовались большим почетом и были лично ближе монархам, чем морские – императоры, короли и т. п. часто сами участвовли в войнах, но редко – в морских сражениях. Очень мало примеров в истории, чтобы и командование и управление флотом поручалось одновременно сухопутным офицерам, и ни один из них не был столь удачным, как разбираемый пример. Это следует всецело приписать высоким качествам Блэка, который, несмотря на предоставленные ему и его коллегам громадные полномочия, не разрушал без разбора существующий порядок, считая себя всезнающим, как это легко могло бы быть с человеком в его положении, и не навязывал свои не проверенные опытом идеи, уничтожая установившиеся традиции; он приступал к улучшениям, тщательно их продумав и посоветовавшись с опытными моряками.

Все это служит ярким примером тому, как флот из-за дурного управления был быстро приведен в такое состояние, что в течение десятков лет с ним вовсе не считались, и с другой стороны, как сильное, идущее к намеченным целям правительство, при наличии больших денежных средств и при тщательном подборе способных людей, назначаемых на подходящие места, может поднять в наикратчайший срок свой флот, заставив все нации его бояться и уважать, оказав этим морской торговле, следовательно, и всей стране, неисчислимые услуги.

Коммерческая ревность была, как уже сказано, настоящей причиной всех трех англо-голландских войн; Англия захотела получить большую долю мировых богатств и основанного на них могущества. Теперь пришлось это могущество отвоевывать у Голландии, как 60 лет тому назад у Испании. Последним толчком к началу военных действий было требование спуска голландских адмиральских флагов перед английским. Несколько лет до этого три английских корабля заставили столько же голландских, шедших конвоирами, после короткого боя спустить флаги и паруса.

Голландия с 1652 г. усиленно вооружалась. В середине мая Тромп, в чине адмирал-лейтенанта (звание генерал-адмирала было сопряжено со званием штатгальтера), с эскадрой из 40 кораблей, между которым насчитывалось много мелких судов, был послан в море для защиты голландских судов против английских каперов, с приказанием по возможности самому не вызывать боя. После посылки этой эскадры объявление войны стало только вопросом времени. Тромп оставался сперва у фландрского побережья; вскоре шторм заставил его искать защиты около Дувра. Английская эскадра из 8-12 судов стояла на Доунском рейде под начальством адмирала Бёрна. Тромп послал его приветствовать и сообщить, что шторм заставляет голландцев отстаиваться под английским берегом; английский адмирал ответил, что быстрым уходом из английских вод Тромп может наилучшим образом доказать безобидность своих намерений.

Как только Блэк, стоявший с эскадрой в 15 судов за Денженесом, узнал о появлении Тромпа, он немедленно подошел. Тромп не исполнил предложения коменданта Дувра спустить свой флаг; он немедленно снялся с якоря, чтобы не быть поставленным в необходимость отсалютовать флагу Блэка, как полагалось. Сделав длинный галс на SO, он после полудня 19 мая лег под одними марселями на W; этот поворот был вызван известием, переданным голландским коммерческим судном, что несколько голландских купцов подходят с запада. Этот же корабль донес, что у Старт Пойнта 3 голландских конвоира встретили английский корабль, которому голландский адмирал отсалютовал флагом, но два других корабля этого не сделали. Английский корабль немедленно напал на одного из них и захватил его, чему другие голландские суда были безучастными свидетелями. Голландский адмирал не позволил англичанам увести свою добычу, на что они, в конце концов, согласились. Можно себе представить, как такое извести подействовало на Тромпа!

Блэк приближался с наветренной стороны. Тромп спустил марсели и, желая избежать боя и вместе с тем войны, послал человека на марс спустить свой флаг; но последний не успел это сделать, и при приближении Блэка флаг оказался не спущенным. Тогда Блэк приказал дать сначала один выстрел, затем второй по неприятельскому адмиральскому флагу и третий – в борт голландского флагманского корабля, которым было выведено из строя два человека. Тромп, в свою очередь, приказал выстрелить под нос английскому флагманскому кораблю; по другим данным он дал залп всем бортом по неприятелю на расстоянии пистолетного выстрела. Блэк сделал поворот через фордевинд и пошел вдоль борта Тромпа, открыв огонь из орудий и мушкетов. С обеих сторон суда последовали примеру своих адмиралов, и бой загорелся по всей линии.

Как только Бёрн услышал стрельбу, он немедленно подошел и напал на голландский арьергард. Число голландских судов и теперь еще было больше, чем у англичан, но это было скорее на пользу последним. Сведения того времени очень неточны; в донесениях часто трудно разобраться, английские, к тому же, весьма односторонни и с сильной национальной окраской, так что нельзя создать ясного представления о бое, тем более, что все сражения той эпохи, уже в самом начале переходили в общую свалку. В последнее время труды «Navy Record Society» и Гардинера дали много нового и ценного. Бой продолжался до 8 часов вечера, голландский флот сильно пострадал, 2 корабля были взяты; с английской стороны был выведен из строя только корабль Блэка, бывший все время в самом центре боя.

Исход боя остался неясен, но ночью Тромп признал за лучшее направиться к своим берегам, уступив поле сражения англичанам. Блэк сделался хозяином Канала и забирал все проходящие голландские суда; в короткое время он в одну только Темзу отправил 40 призов.

В тактическом отношении следует отметить упорство обеих сторон, выказавшееся уже в этом первом сражении, а также и то обстоятельство, что двойное против неприятеля число маленьких голландских судов не могло доставить им победы.

Все сражение носило скорее случайный характер, как это часто в те времена имело место у отдельных судов и небольших отрядов. Поэтому оба вождя были привлечены своими правительствами к ответственности; в Англии сражение вызвало большое волнение.

Война была объявлена, но только через два месяца; с обеих сторон шли длительные приготовления, которые, однако, в Англии, благодаря хорошей организации, дали лучшие результаты.

Англичане вооружили вновь 40 кораблей и 6 брандеров; суда усиленно комплектовались командой.

В первый раз взяли в большом количестве солдат на корабли, которые приобщались к верхним работам и в качестве орудийной прислуги, как впоследствии морские пехотинцы (marines).

В день Дуврского сражения Пенн был назначен вице-адмиралом, а Бёрн – контр-адмиралом.

Война в первое время сводилась исключительно к нападению на неприятельскую торговлю и к защите своей.

Количество 250 судов и 14 брандеров, которое наметил английский государственный совет, не было достигнуто, как и предполагавшееся количество 226 голландских кораблей. Но этого и не требовалось – английский флот и так обладал достаточной силой.

План войн заключался в нанесении возможно большего вреда противнику на море; о десантной экспедиции не было и речи, также как и о блокаде неприятельского побережья; последняя в морских войнах того времени еще широко не применялась, хотя и бывали случаи успешной блокады некоторых портов. Требовалось, главным образом, закрепить за английским флагом господство на море.

Блэк с главными силами должен был разбить неприятельский флот, 30 судов должны были охранять Дуврский пролив, столько же – западный вход в Канал, крейсируя между островами Уэссаном и Сцилли; наконец, 20 судов предполагалось отправить в Северное море, чтобы захватить находящуюся у Оркнейских островов рыболовную флотилию и затем идти в Гельсингер – конвоировать пришедшие туда английские торговые суда обратно на родину.

Таким образом, Канал как торговый путь оказался для Голландии совершенно закрытым – сказалось неудобство ее географического положения. Генеральные штаты старались по возможности извещать все идущие с океана суда о положении дел, посылая им приказания заходить либо во французские порты и дожидаться там прибытия надежного конвоя для плавания через Канал, либо возвращаться, огибая с севера Шотландию. Итак, голландская морская торговля с запада оказалась сразу пресеченной, что очень тяжело отражалась на стране, равно как и потеря сотни судов с их грузами, ставшими добычей неприятеля.

Громадный убыток голландцы должны были претерпеть и на севере, где они оставили свою рыболовную флотилию из 600 довольно больших и мореходных судов с 12 человеками команды на каждом под защитой всего лишь 12 мелких военных кораблей.

Первый год войны, 1652

К 30 июня 1652 г. Блэк собрал флот из 105 судов с 3961 орудиями, тогда как Тромп еще вооружался в Текселе. Он несколько изменил первоначальное расположение сил, поручив адмиралу Аскью с сильной эскадрой наблюдение за неприятельским флотом, а сам 1 июля пошел на север. Встретив голландскую рыболовную флотилию у шотландского побережья, он потопил после трехчасового боя несколько голландских военных кораблей, смело защищавших охраняемых ими рыбаков, остальные захватил, так же как и все 600 рыболовных судов. Последние он отпустил на свободу, отобрав десятую часть улова для своих команд, чем вызвал большое неудовольствие у себя на родине. Между тем в середине июля Тромп пошел с флотом из 96 судов и с несколькими брандерами в море, чтобы встретиться с Блэком. Он нашел Аскью под защитой батарей Дувра; последний уклонялся от сражения, а Тромп считал невозможным на него там напасть. Предпринятая все-таки попытка вступить в бой не удалась из-за перемены ветра и расположения английских судов у берега.

Тромп 30 июня издал инструкцию для боя. Содержание ее в общих чертах приведено ниже:

1) Каждый командир должен держаться как можно ближе к своему флагману.

2) Вице-адмирал (командующий авангардом) должен идти близко впереди адмирала, шаутбенахт (командующий арьергардом) близко за адмиралом.

3) Все должны друг другу помогать, эскадры должны оказывать друг другу взаимную поддержку.

4) Если какой-нибудь корабль будет взят, но может быть освобожден, то все, кто не сделают к тому попытки, будут преданы смертной казни.

Как и раньше, сказывался недостаток высшего командования. Не было принято своевременно мер для защиты возвращающихся коммерческих судов, а также рыболовной флотилии; разведка оказалась в полном пренебрежении, иначе Тромп имел бы сведения о походе Блэка на север, мог последовать за ним и атаковать превосходящими силами. Последнее он мог попробовать и теперь, или же сделать ложное нападение на Темзу, чтобы выманить Аскью, если этого нельзя было достигнуть другим путем. Наконец, он мог пойти вдоль Канала и напасть на Портсмут или Плимут, нанося неприятелю всевозможный вред. Он ничего подобного не сделал; решиться на что-нибудь, не получая никаких указаний, трудно – ответственность велика.

Сведения о последующих событиях недостоверны. Через месяц, 15 августа вечером, Тромп встретил Блэка между Шотландскими и Оркнейскими островами. Ночью начался жестокий шторм, сильно повредивший его суда; несколько судов было потеряно, все остальные были повреждены, флот рассеялся – Тромпу ничего не оставалось, как с державшимися вместе 42 судам вернуться домой.

Большие приготовления и весь морской поход ни к чему не привели; Тромп ничего не добился и, несмотря на это, вернулся меньше чем с половиной судов, с которыми всего 6 недель тому назад вышел в море.

В Голландии общественное мнение было сильно возмущено, и Генеральные Штаты хотели привлечь Тромпа к ответственности. Тромп, вызвавший окончательный разрыв с Англией, не сумел защитить торговлю и рыболовство свой страны и, потеряв половину судов, был вынужден отказаться от командования, которое перешло к адмиралу де-Витту. Флот начал спешно исправлять повреждения.

Блэк не потерял ни одного корабля во время шторма и держал свои суда соединенно – серьезное доказательство лучшей мореходности английских кораблей. Он пошел к голландским берегам, угрожая им и забирая призы, а затем вернулся в Ярмут и Доунс. Но и Блэк не сумел целесообразно использовать свои морские силы; военные действия приостановились.

Генеральные Штаты не могли довольствоваться борьбой за господство в Гоовдах, так как торговля, источник богатства страны, была подорвана.

Еще раньше, с середины мая, генеральные Штаты собрали особую эскадру, чтобы провести коммерческий флот через Канал в открытое море. В виду ухода Блэка на север оставалась возможность поддерживать сообщения с западной Европой лишь через Канал. Для этого коммерческие суда нуждались в надежной защите.

Командующим эскадрой в чине коммодора был назначен Михаил де Рюйтер. Последнего надо признать самым выдающимся из многих дельных морских вождей того времени. Он родился в 1607 г. в Флиссингене в скромной семье и уже в 11 лет пошел юнгой в плавание. В очень молодых годах Рюйтер был назначен шкипером и до 1651 г. находился в постоянных, весьма разнообразных, плаваниях в Марокко, Гвинею, Вест-Индию и т. п. Плавая исключительно на коммерческих судах, он нередко сражался против каперов и военных судов, всегда оставаясь победителем. Только в 1640/41 гг. он командовал, как упоминалось выше, военным кораблем во время голландской экспедиции для защиты Португалии и отличился в должности шаутбенахта в бою с испанским флотом 3 ноября 1641 г.

Рюйтер обладал выдающимися способностями и, несмотря на весьма скудное школьное образование, приобрел серьезные познания в кораблевождении. Владея свободно пятью языками, он проявил себя столь же искусным дипломатом, как и флотоводцем. Будучи глубоко религиозным и бескорыстным, Рюйтер своей честностью, отеческой заботой о команде наряду со служебной строгостью, беззаветной храбростью и при всем этом громадной скромностью приобрел всеобщее уважение и доверие. Как видно, в главных чертах он очень походил на Блэка, разница лишь в том, что Рюйтер был из простой семьи и свое образование приобрел не в университете, а на корабле.

Благодаря своей большой популярности и отличной военной репутации он был назначен коммодором и получил приказание провести большой коммерческий флот через Канал, что было совершенно против его желаний, так как женившись в третий раз, он решил совсем расстаться с морской службой. Рюйтер потребовал значительного увеличения числа военных судов, что постепенно было выполнено. Прежде чем все коммерческие суда и конвоирующая эскадра собрались окончательно, он пошел в крейсерство на несколько недель к голландскому побережью. Лишь 21 августа экспедиция могла двинуться на запад. Эскадра состояла из 30 кораблей и 6 брандеров, из них только два (поддерживавших сообщение с Ост-Индией) 40-пушечных корабля, прочие 24-20-пушечные, перевооруженные из коммерческих судов. Из порученных ему купеческих судов Рюйтер выбрал 30 лучше вооруженных и включил их в состав своих 3 отрядов. Его флагманский корабль «Нептун» имел 28 орудий и 134 человека команды. Как видно, он располагал лишь маленькими судами с малочисленной командой, нередко сильно перегруженными.

До высоты Плимута Рюйтер прошел беспрепятственно, все время с разведчиками впереди, держась французского берега; там показался с севера, с наветренной стороны, Аскью с 40 судами и 6 брандерами. У англичан было 2 корабля 60-пушечных и 10 больших судов (до 40-пушечных); остальные, как и у голландцев, были перевооруженные купеческие суда.

Рюйтер решил немедленно атаковать. Он приказал купцам спуститься под ветер, а сам лег (при SO ветре) на Аскью, бывшего на ветре; последний, в свою очередь, направился на Рюйтера, сохраняя свое наветренное положение. В 4 часа дня начался бой, продолжавшийся 3-4 часа, до вечера. Рюйтер разделил свою эскадру на 3 отряда, при каждом из них состояло по 2 брандера; кажется, определенного боевого строя не было. Голландцы стреляли, главным образом, по такелажу, англичане – по корпусу, что стало традиционным и в последующие войны.

Флагманские корабли и большие суда несли на себе всю тяжесть сражения. Вскоре после начала боя образовалась общая свалка; Рюйтер и Аскью несколько раз проходили через ряды сражающихся. Со стороны голландцев особенно отличились оба корабля Ост-Индской компании. Прочие суда следовали примеру своих адмиралов лишь отчасти; многие английские командиры, без сомнения, не морские офицеры, а капитаны перевооруженных коммерческих судов, старались держаться в стороне от боя. Вследствие всего этого, несмотря на громадное численное превосходство англичан, исход боя остался неопределенным. Аскью предпочел не возобновлять боя. Он пошел ночью в Плимут, а Рюйтер остался под малыми парусами на поле сражения. Утром он видел англичан далеко на ветре; Аскью мог возобновить бой, но этого не сделал. Рюйтер одержал победу, не потеряв ни одного военного или коммерческого корабля; преследовать Аскью, несмотря на свое намерение, он не мог, так как несколько его лучших судов были сильно повреждены.

Надо отметить смелость нападения Рюйтера на значительно превосходящего его силой неприятеля и твердую решимость, с которой он провел бой, благодаря чему вышел с полным успехом из затруднительного положения и блестяще исполнил возложенную на него задачу. Решительное нападение дало ему победу и спасло коммерческий флот.

В новейшее время неоднократно поднимался вопрос: правильно ли, не добившись господства на море, посылать транспортный или коммерческий флот под защитой эскадры или же направлять флот для нападения на объекты второго порядка? С одной стороны, (Коломб) существует категорическое мнение, которое нельзя оспаривать, что прежде чем предпринимать подобные операции неприятельский флот должен быть либо уничтожен, либо лишен боеспособности; однако же как, сама жизнь, так и ведение войн состоит из компромиссов.

Могли ли голландцы из-за трудности сообщения с открытым морем отказаться совсем от морской торговли впредь до окончательной победы над английским флотом? Это было бы равносильно добровольной блокаде и вряд ли целесообразно. Успех подтвердил, что решение, принятое Генеральными Штатами, было правильно; этому успеху способствовали выдающиеся способности их морского вождя.

Нельзя дать точных инструкций, как действовать, да и попытка выработать для ведения войн законы была бы, при ее постоянно меняющихся свойствах, неосновательной. В каждом отдельном случае морской командир должен принимать решения на основании точного знания всех обстоятельство – тем существеннее быть о них хорошо осведомленным. Разведочная служба и служба связи, конечно, при этом особенно важны.

Выведя порученные ему купеческие суда в океан, Рюйтер продолжал еще некоторое время крейсерство в западной части Канала. Его план атаковать неприятеля, стоявшего на якоре у Плимута, не удался; сильный шторм от S заставил Рюйтера удалиться от подветренного берега. Голландские суда значительно пострадали во время этого шторма, командиры выказали себя очень неопытными. Получив известие, что Блэк с большим флотом пришел в Доунс, Рюйтер направился в отечественные воды и 2 октября у Ньюпорта, близ Дюнкирхена, благополучно соединился с главными силами под начальством Витте-де-Витта.

Прежде чем продолжить, укажу на один случай, очень характерный для международных сношений того времени. Дюнкирк в ту эпоху несколько раз переходил из рук в руки; в описываемое время он принадлежал французам и был осажден испанскими войсками со стороны Нидерландов. Англия была в мирных отношениях с обеими державами, но надеялась, что быстро развивающаяся Франция потеряет столь важный для нее порт. Блэку это было известно; он знал, что город мог держаться только благодаря подвозу подкреплений и припасов, доставляемых морем. Испания выслала эскадру для блокады Дюнкирка, но она потерпела поражение от французов под начальством герцога Вандомского, который получил возможность доставлять городу все необходимое. Тогда Блэк 7 сентября просто захватил французскую эскадру, не получив на это особого приказания; ему были даны только директивы препятствовать подвозу военных припасов и провианта. Дюнкирк должен был вскоре сдаться испанцам.

Подобные действия привели бы в наше время к войне; тогда же враждебные действия на море случались часто и не влекли за собой серьезных последствий. Тем не менее, удар, нанесенный Блэком, его вмешательство в войну между двумя дружественными державами, повлекшее за собой столь важные последствия, могло легко привести к большим осложнениям.

Франция выразила протест, а Испания официально высказала английскому парламенту свою благодарность. Конечно, лишь такой вождь, как Блэк, мог ради интересов своей родины взять на себя столь большую ответственность. Не следует упускать из виду подобные примеры из английского военно-морского прошлого; из них видное место занимает также взятие Копенгагена в 1807 г.

Последующий бой между Витте-де-Виттом и Блэком имел место при невыгодных для голландцев условиях. Флот, с которым первый вышел в море, состоял всего из 45 судов, тогда как у Тромпа несколько месяцев тому назад из было свыше 90; как видно, в Голландии не доставало необходимой энергии в высшем управлении флотом. Из 30 судов Рюйтера 10 кораблей (в том числе и флагманский) после боя 26 августа и следовавшего за ним крейсерства были настолько повреждены, что должны были быть отосланы для исправления в свои порты, равно как и брандеры, за исключением одного. Голландский флот насчитывал только 65 судов, тогда как Блэк имел 68 судов больших размеров и более сильных; англичане стянули все свои силы для предстоящего боя.

Очень вредило голландцам, что Витте-де-Витт своей резкостью и суровостью снискал всеобщую нелюбовь, и это сказывалось тем тяжелее, что офицерский корпус не был приучен к беспрекословному повиновению и исполнению долга.

Вообще говоря, даже если бы офицерский корпус и обладал названными достоинствами, отношения между ним и командующим все равно имели бы большое значение. Самый вымуштрованный гренадер не обратиться в пешку, тем более офицер – командир корабля. При тех обстоятельствах, в которых находился голландский флот, имело особое значение, чтобы командиры шли за своим адмиралом с полным доверием и полным рвением, на что всегда имеют влияние также и личные отношения. Личная популярность обеспечила Рюйтеру успех 26 августа, равно как и позднейшие победы.

Витте-де-Витт не мог не учитывать сравнительную слабость голландских сил, но им руководило честолюбие. Он намеревался застигнуть Блэка врасплох в Доунсе, но последний вышел ему навстречу и 8 октября в 3 часа по полудни атаковал голландцев, еще до того, как они успели выстроить свой, разделенный на 4 эскадры, флот в боевой порядок. Голландцы шли в крутой бейдевинд, при слабом SW. Одна из эскадр была оставлена в резерве и должна была вступить в бой, смотря по надобности.

3 эскадры Блэка (Бёрн был дальше к югу, Пенн шел вблизи командующего флотом) вступили в бой не одновременно. Блэку удалось втиснуться между мелью и противником. Пенн, следовавший за ним, со своим флагманским кораблем и задними мателотами приткнулся к юго-восточному углу мели Кентиш-Нок. Это заставило де-Витта сделать поворот и пойти на юг. Благодаря этому Бёрн мог вступить в бой, а Пенн, сделавший (к своему счастью) из-за мели поворот, оказался на месте для оказания поддержки.

Блэк, сначала напавший на головные корабли неприятеля, теперь бросился на арьергард.

Неоднократно в этом бою отдельные корабли проходили через ряды противника; но до сосредоточенного нападения с той или с другой стороны дело не дошло. В те времена еще плохо понимали тактику. Получился опять-таки беспорядочный бой.

Витте-де-Витт, остальные вожди и часть голландских командиров сражались с большой храбростью, хотя некоторые суда держались в стороне, под ветром. Бой продолжался до вечера; голландцы пострадали больше, чем англичане; они потеряли 3 корабля и свыше 600 человек команды.

На ночь стали на якорь на месте сражения. Ночью и на следующее утро более дюжины судов де-Витта, считавших дело проигранным, ушли под всеми парусами домой, так что у него осталось всего 49 кораблей. Несмотря на это, Витте-де-Витт хотел возобновить бой, но на военном совете его младшие флагманы, в том числе и неустрашимый Рюйтер, высказывались за прекращение боя из-за свой сравнительной слабости и прибытия за ночь подкреплений к англичанам. Голландцы ушли под малыми парусами. Англичане, к их удивлению, их не преследовали, вероятно, из-за слабого ветра и боязни голландских банок.

После этой неудачи, за которой последовали еще многие нападения англичан на коммерческие суда, а также вследствие враждебного отношения личного состава к де-Витту, последний был лишен командования; снова оно перешло к старику Тромпу.

В Англии, в виду позднего времени года и на основании одержанной победы предполагали, что военные действия не возобновятся. Война в народе и войске была непопулярна, расходы на флот оказались значительнее, чем ожидали. Англичане считали господство на море за собой обеспеченным, думали, что Нидерланды запросят мира и проповедовали теорию «mare clausum».

Эскадра в 20 судов была послана в Гельсингер, чтобы освободить задержанные там датчанами купеческие суда и провести их домой; эскадра такой же силы под начальством Пенна пошла на север Англии, чтобы безопасно провести флот, нагруженный углем, в Лондон; третья эскадра из 12 судов был оставлена в Плимуте для наблюдения за западной частью Канала; наконец, 15 судов были посланы в Темзу для ремонта. Главные силы, 45 судов под командой Блэка остались для наблюдения в восточном устье Канала.

Однако же в старом Тромпе ошиблись. 1 декабря он вышел с флотом в 90 судов в море, намереваясь напасть в Доунсе на Блэка, о слабости которого он знал. Ему мешало приказание провести через Канал 500 торговых кораблей, очень медленно собиравшихся, а также жестокий SW, дувший четыре дня. В Голландии выход коммерческим судам без конвоиров был строго воспрещен. Тромпу пришлось вернуться и оставить дома коммерческие суда до окончания операции и до наступления более благоприятной погоды. Затем он снова вышел в море, встретил туман и шторм (было наихудшее время года), но все-таки добрался до Доунса при очень крепком WNW.

Как только Блэк увидел неприятеля, он вышел из Доунса, где чувствовал себя в опасности, так как Дуврские батареи были убраны; находясь на ветре у Тромпа, он лег вдоль берега на SW.

Вечером 9 декабря оба противника стали на якорь вблизи Дувра, так как свежий бриз был для боя неблагоприятен. На следующее утро Тромп при свежем NW снялся с якоря и стал лавировать к Блэку, тот тоже снялся и пошел на запад, но у Денженеса, не будучи в состоянии избежать сражения (по голландским данным), спустился и пошел на абордаж.

По английским данным Блэк действовал по ранее продуманному плану – идти прямо на противника и прорезать ему строй. Так как такой маневр был опасен в виду близости Варнских банок, то Блэк решил пройти сначала до Денженеса.

В час дня раздались первые выстрелы, но лишь в 3 часа бой стал серьезным. Флагманский корабль Блэка, «Триумф», проходя мимо флагманского корабля Тромпа «Бредероде», дал полный залп; задний мателот английского адмирала «Гарланд» сцепился с наветра на абордаж с «Бредероде», а шедший за ним «Бонавентюр» – с подветра. Оба старались завладеть «Бредероде», и последний оказался в очень тяжелом положении. Но вовремя подоспел Эвертсен и лег рядом с «Бонавентюр», так что все четыре судна сцепились вместе. После упорного боя оба английских корабля были побеждены.

Бой этот дал еще не мало случаев единоборства; знаменитые в английском флоте имена судов, сражавшихся в тот день, повторяются доныне. Тут встречаются впервые, кроме вышеприведенных, славные имена «Виктори» и «Вангард».

Несмотря на то, что флоты приняли участие в бою на близкой дистанции не в полном числе, еще 2 английских корабля были сожжены, а один потоплен. «Триумф» понес тяжелые потери; английский арьергард, около 20 судов, по-видимому, держался на ветре и не принимал участия в бою. Победа, доставшаяся втрое сильнейшим голландцам, была решительной, они потеряли всего лишь один корабль и встали на месте сражения на якорь. С наступлением ранней темноты Блэк повернул к Дувру, и на утро его потеряли из вида. Не будучи в состоянии возобновить бой, он скрылся в устье Темзы. Преследования со стороны Тромпа не последовало, чему нет оправдания; он довольствовался своим успехом, очистив путь коммерческим судам.

Стратегия Блэка, как и в июне, может быть оспорена. Вместо того, чтобы послать судов 20 для уничтожения рыбачьей флотилии, а самому остаться в южной части Северного моря для наблюдения за Тромпом и уничтожения его эскадры, он сам отправился с 60 судами на север, где не было серьезных неприятельских сил, и оставил Аскью у Дувра с эскадрой, совершенно не соответствующей по силе голландской. Лишь из-за свой медлительности и нерешительности Тромп не сумел использовать оставленное ему на несколько недель господство в Канале и Гоовдах.

Теперь Блэк сам остался на месте, но, будучи уверен, что неприятель не предпримет ничего решительного, ослабил настолько побочными операциями свой флот, что его силы оказались недостаточными. Он неправильно оценил своего противника, и это было важным упущением. Морской офицер не должен упускать случая, чтобы составить себе мнение об имеющих силу и выдвигающихся вперед офицерах других флотов, будь то путем личного знакомства или же по отзывам об их характере, образе действий в различных случаях, особенно на маневрах.

Во-вторых, разведка у англичан была поставлена также неудовлетворительно, как и у голландцев; несомненно, что вооружение такого большого флота, как у Тромпа, не должно было ускользнуть от внимания Англии. Вследствие этого Тромп имел возможность застать англичан врасплох, что ему, благодаря позднему времени года, блестяще удалось.

При приближении неприятеля Блэк немедленно вышел в море, он не хотел позволить напасть на себя врасплох на якоре, как это допустили испанцы 13 лет тому назад.

По голландским источникам, Блэк хотел избежать боя, что подтверждается также и его маневрированием; по английским источникам, он с самого начала намеревался перейти в нападение, и это вполне соответствует его беззаветной храбрости. Как и Нельсону, ему было главным найти неприятеля, чтобы с ним немедленно вступить в бой. Но тут перед ним был не неприятель, число судов которого не играло роли, как у испанцев, и не робкий, не надеющийся на победу морской начальник, как Вильнев. Перед ним был смелый, верящий в свои силы адмирал.

Наконец, его командиры не были людьми, на которых он мог безусловно рассчитывать, которые грели желанием пойти в самый жаркий бой – английский флот не успел сплотиться и имел еще слишком пестрый состав. Блэк чувство служебного долга своих командиров мерил, вероятно, по собственной мерке и поэтому его переоценивал. На личную преданность, которая приковывала личный состав к Нельсону, Блэк мог рассчитывать только со стороны офицеров, находившихся уже некоторое время под его начальством и успевших его ближе узнать; ведь с самого начала английские морские офицеры относились к нему как к «генералу», с сильным недоброжелательством.

С этой точки зрения нельзя одобрить тактики Блэка, что подтверждается его неудачей – успех обычно считается решающим критерием на войне. Несмотря на все это, я буду заступаться за Блэка, за его смелое наступление, главным образом в связи с моральным элементом. Он не сваливал причину своего поражения на превосходящие силы противника (этот бой является исключительным в военно-морской истории по превосходству сил на стороне победителя), он видел причину своей неудачи в недоукомплектованности команд и неудовлетворительной заимной поддержке.

Численное превосходство судов Тромпа (90 против 45) было значительно, неравенство еще увеличивалось неучастием арьергарда англичан; однако английские суда были более сильны, а голландские – в основном перевооруженные купцы, командиры которых действовали очень сдержанно и часть ушли в последнем бою с поля сражения. Если бы все командиры так последовали за Блэком и так дружно напали на неприятеля, как командиры «Гарланда» и «Бонавентюр», то хотя бы часть голландских судов могла бы быть выведена из строя и, возможно, что победа досталась бы англичанам, несмотря на их малочисленность. Если же исход боя остался бы неопределенным, то потери голландского флота могли бы его сделать небоеспособным, господство на море не было бы окончательно потерянным, а рисковать на войне необходимо.

Блэк мог рискнуть и напасть, тем более, что Тромп и на этот раз не сумел использовать завоеванное господство на море. Сильный Ost мешал ему преследовать разбитого неприятеля до Темзы. Когда погода поправилась, он опять вернулся в Гоовды, отделил Флорисцона с 13 кораблями для конвоирования 500 коммерческих судов и вернулся в Дувр; здесь снова обсуждался план нападения на Темзу, но из-за отсутствия сведущих лоцманов от него отказались. Не было и речи о продуманном плане дальнейших действий, все оставалось предоставленным одному адмиралу.

Тромп владел со своим победоносным флотом и Гоовдами, и Каналом: путь голландской торговле был открыт. Однако же торжество голландцев, благодаря энергии английского правительства, продолжалось недолго.

Блэк в своем донесении жаловался на нескольких командиров и просил о своем увольнении от должности. Государственный совет не уволил Блэка, наоборот, отнесся к нему с полнейшим доверием; строгое расследование установило вину нескольких командиров и офицеров, которые были уволены со службы; некоторые из них перешли к голландцам.

Далее он распорядился привлечь все годные для войн суда для службы в военном флоте. Ремонт поврежденных судов был ускорен, необходимые для него и для вооружения материалы, если их не хватало в казенных складах, как, например, пенька и смола, были конфискованы во всех портах; для комплектования судов было в течение нескольких недель призвано 14000 человек; правительство напрягло все средства и силы страны на подготовку к войне. Была введена всеобщая воинская повинность, но не законным путем, как ее провел 155 лет спустя Шарнгорст в Пруссии, а в виде временной, насильственной меры.

Еще одно важное распоряжение заключалось в запрещении шкиперам нанятых или купленных вооруженных коммерческих судов оставаться командирами, в особенности же в бою. Англия, так же как и Голландия, энергично взялась за постройку военных судов, особенно фрегатов.

Флот был разделен на три эскадры с белыми, красными и синими флагами; Лоусон был назначен вместо Бёрна контр-адмиралом. Всячески поддерживалась каперская война. Голландцы тоже выдавали массу каперских свидетельств, особенно отличались флиссингенцы. Однако же из-за своего гораздо более многочисленного коммерческого флота Голландия от этого страдала более, чем Англия.

Второй год войны, 1653

В январе Тромп провел еще один торговый флот в 150 судов через Канал, невзирая на время года. В Бискайской бухте Тромпа настиг шторм погоды, и он зашел в Иль де Ре (перед Ла-Рошелью, недалеко от Рошфора), где его суда потребовали исправлений; этот порт служил сборным пунктом возвращающимся на родину купцам, ожидавшим конвоиров для безопасного прохода в свои порты. Только таким образом Голландия могла поддерживать свою торговлю при враждебном отношении Англии. То, что Генеральные Штаты употребили для этой цели свои главные силы во главе с лучшим адмиралом, нам кажется целесообразным. Они не могли не знать о грандиозных вооружениях англичан и не должны были лишать отечественные воды защиты. Следовало, не отвлекаясь на второстепенные задачи, сохранить господство на море. Тем не менее, конвоирование торговых флотов осталось бы необходимым, но оно могло быть поручено менее крупным и боеспособным эскадрам (как, например, отряду Рюйтера в августе 1652 г.).

Голландия оставила англичан в Гоовдах и Канале совершенно свободными в своих действиях; свой боевой флот, давший 10 декабря сражение, она подвергла беспрерывному плаванию вдали от операционной базы, длившемуся целые месяцы, не озаботившись даже пополнением запасов; тут опять-таки видны недостатки планомерного высшего командования.

В начале февраля, придя в Иль-де-Ре, Тромп привел свои корабли в порядок и затем вышел в море для конвоирования 150 купеческих судов с ценным грузом. В Бискайском заливе он встретил жесткий NO, который лишь 24 февраля перешел в NW и дал Тромпу возможность войти в Канал. Придерживаясь французского берега, он 28 февраля утром дошел до мыса Ла Хог, где при свежем WNW обнаружил прямо по носу, следовательно с подветра, у английского берега на траверзе Портланда, большой английский флот.

То был Блэк, вышедший из Темзы 18 февраля с 60 военными судами, между которыми было много только что выстроенных быстроходных судов. Соединившись у Дувра с 20 шедшими из Портсмута кораблями, он шел теперь навстречу Тромпу, но без разведчиков. Под начальством Блэка были генералы Монк и Дин и адмирал Пенн. Адмирал Аскью, после неудачного боя с Рюйтером 26 августа 1652 г., был отстранен от командования.

Английский флот, лавировавший в Канале по направлению к W, не был в сомкнутом строю: Блэк с главными силами (центр, красный флаг) далеко на ветре, арьергард под командой Монка еще в милях в 4-5 под ветром. Дин находился на флагманском корабле Блэка. Каждая из 3 эскадр делилась на 3 отряда и, кроме начальника, имела по вице– и контр-адмиралу.

Итак, Тромп с 80 кораблями и приблизительно 200 купеческими судами, входящими при свежем северо-западном бризе в Канал, видит 28 февраля впереди себя под ветром между мысом Ла Хог и Портландом в 250 милях от отечественных портов большой неприятельский флот, приблизительно 70 судов, идущий в полветра на юго-запад. Что теперь делать? Тромп немедленно нападет, так как ему положение неприятеля, находящегося в сравнительном беспорядке кажется благоприятным. Купцам он приказывает лечь в дрейф, благодаря чему они остаются на ветре, а сам, ведя вместе с Флорисцоном авангард – всегда вождь впереди, – спускается на фордевинд на неприятеля. Эвертсен идет в середине, Рюйтер в арьергарде.

«Триумф» с Эвертсеном на борту направляется на английский флагманский корабль; оба флота не имеют определенного боевого строя. Вскоре образовалась общая свалка – бой велся ожесточенно. Тромп сильно наседал на флагманский корабль Блэка; последний был ранен в ногу, сто сделало его на всю жизнь хромым, но командования не передал. Многие суда сцепились на абордаж. Голландские командиры почти все держались хорошо, также как и английские. Суда, бывшие под ветром стали мало помалу подходить. К полудню подоспел Монк и принял участие в бою, который продолжался с неослабевающей энергией до 4 часов по полудни, не дав никакого результата. Все же Блэк с дюжиной своих судов был в опасности быть отрезанным от своего флота Тромпом, Рюйтером и Эвертсеном. Но тут ему помог Пенн, действовавший весьма ловко и самостоятельно, а также адмирал Лоусон; искусно маневрируя они оба напали на Тромпа с юга.

В это время (4 часа дня) Блэк приказал нескольким (7-8) быстроходным фрегатам подняться на ветер и напасть на голландских купцов. Как только Тромп заметил этот маневр, он прекратил бой и сам пошел на защиту конвоируемых им судов. Блэк за ним не последовал; тем и кончился бой первого дня. Повреждения англичан были очень тяжки, некоторые из их командиров ранены.

Обе стороны лишились нескольких судов, потери в людях как у тех, так и у других были значительны. Но повреждения голландцев оказались в общем сильнее – тяжелая английская артиллерия дала себя больше чувствовать, ведя огонь по более слабым голландским корпусам.

К ночи стихло, и оба флота остались недалеко друг от друга: суда спешили исправить свои повреждения. Блэк имел твердое намерение возобновить бой на следующее утро. Тромп собрал военный совет, чтобы решить, как поступать дальше. Он оказался перед более сильным противником, а ведь он должен был, главным образом, еще и защищать вверенный ему коммерческий флот. Следовало ли продолжать бой, или начать отступление, продолжая путь и прикрывая купцов? Оставить купцов без прикрытия было невозможно: неизвестно, что их ожидало у Дувра. Выделить отдельный конвой для сопровождения коммерческих судов, а самому продолжить сражаться с главными силами, чтобы дать купцам возможность уйти вперед, голландский флот не мог – он был слишком слаб. Боевых припасов уже начинало не хватать. Положение голландцев было очень тяжелое. Еще можно было укрыться в нейтральном порту, например, в Гавре.

Тромп решил начать отступление; прикрывая купцов, он образовал своим флотом тупой угол, вершиной к неприятелю и поставил купцов в середине; в таком порядке 1 марта утром, при легком WNW, голландцы продолжали плавание по Каналу. Англичане заметили это поздно и бросились в погоню под всеми парусами; в 10.30 часов утра головные корабли настигли неприятеля и возобновили бой, главные силы подошли к 2 часам (на SO от Уайта).

Блэк построил свои суда в том же порядке, как и голландцы, с фрегатами на флангах, которые окружили купцов. Стремление англичане завладеть призами заставило их, вопреки своей обычной тактике, стрелять по рангоуту противника, чтобы мешать ему свободно передвигаться и уменьшить его ход. Поврежденный флагманский корабль Рюйтера вскоре был взят на буксир. Шесть раз в течение дня англичане пробовали с большими усилиями прорвать линию неприятеля, чтобы добраться до коммерческих судов, но тщетно; лишь два голландских корабля, отставшие из-за повреждений, попали в руки англичан; таким же образом и несколько купеческих кораблей, не удержавших своего места, сделались добычей фрегатов. Лишь с наступлением темноты бой кончился. Однако же Лоусону посчастливилось на правом фланге отрезать и захватить два военных корабля и около дюжины купеческих.

В это время ветер усилился (W), ночь была ясная и холодная. Англичане следовали по пятам голландцев. Тромп стал получать извещения, что боевые припасы приходят к концу: голландцы, не считая боя у Денженеса, сражались уже два дня, а боевые запасы не были пополнены. Тромп всем им по возможности помогал, но у него самого оставалось мало снарядов: положение напоминало Армаду. 2 марта утром голландцы находились у Бичи-Хеда, они продолжали плавание в том же порядке, но некоторые купеческие суда пустились в бегство, чтобы искать спасения у французского берега.

В 9 часов утра Блэк возобновил нападение, как и в предыдущий день, с большой энергией. Многие голландские корабли быстро расстреляли остаток своих боевых запасов; некоторые из них ушли под всеми парусами, чтобы не служить неприятелю мишенью. Тромп располагал для боя всего лишь 30 судами. Несмотря на свою слабость, он отразил нападение, предпринятое после продолжительного промежутка Блэком всеми силами. Сведения о сражении с этого момента значительно расходятся. Тромп прекратил бой, когда и у судов, оставшихся боеспособными, почти не осталось боевых припасов; у Эвертсена они совсем иссякли. Корабли Рюйтера и Флорисцона были настолько повреждены, что их пришлось вести на буксире.

При таких обстоятельствах Тромп не мог помешать дюжине фрегатов, посланных Блэком, забрать несколько коммерческих судов, слишком отдалившихся от флота. К вечеру оба флот находились вблизи мыса Гринэ.

В течение ночи Тромп продолжал путь при жестоком NW и вскоре потерял из виду английские огни. Блэк, видимо, стал на якорь недалеко от Гринэ, так как счел слишком опасным огибать ночью мыс из-за сильного отливного течения и ветра, который медленно стал переходить к востоку.

Лоцманы убеждали Блэка, что и Тромпу при стихающем ветре не обогнуть мыса. Операция была окончена; вероятно, англичане тоже расстреляли свои боевые запасы. Такелаж их судов настолько пострадал, что Блэк счел дальнейшее преследование неразумным. Он пошел обратно и 4 марта, находясь вблизи Уайта, мог донести о своей победе.

Тромп со своими поврежденными судами, вследствие неблагоприятного ветра достиг родины только 6 марта; при энергичном преследовании, вероятно, ни одно из его судов не могло бы спастись.

Потери определяются различно:

А) в судовом составе – со стороны голландцев: 11 военных кораблей и 30 коммерческих по их собственным данным, 17-18 военных кораблей и свыше 50 коммерческих – по английским; со стороны англичан: 1 военный корабль – по собственным, и 10-11 по голландским сведениям.

Б) в личном составе – потери со стороны голландцев очень значительны, от 1500 до 2000 человек; на одном лишь корабле Тромпа – 30 убитых и 56 раненых, на корабле Рюйтера – 40 убитых, 42 раненых.

У англичан потери также тяжкие, Блэк и Лоусон ранены, 3 командира убиты; по голландским данным около 2000 убитых и раненых, но это, по-видимому, преувеличение.

Очень интересно это сражение из-за совей продолжительности, упорства и сходства с боем Армады. Последней не пришлось защищать коммерческого флота, ее задача была, следовательно, много проще. Оба флота должны были, не сражаясь, прорваться в Нидерланды, и это оба раза не удалось, так как не стесненный в своих действиях английский флот нападал всей своей мощью на неприятеля, во время его плавания вдоль английского берега.

Тромп был порученной ему задачей, против которой, однако же, не протестовал, поставлен в тяжелое положение. Имея флот слабее, чем у противника, Тромп, кроме того, был связан купеческими судами; иначе о0н не упустил бы ночью с 28 февраля на 1 марта выгодного наветренного положения и продолжал бы бой, использовав свои преимущества. Тяжелее всего на голландском флоте отозвалась потеря связи со своей операционной базой и лишение возможности пополнить боевые запасы. Англичане же были совершенно свежи и с полными боевыми запасами.

Следует предположить, что Генеральные Штаты и сам Тромп были поражены появлением сильного английского флота зимой, всего через 2,5 месяца после его поражения у Денженеса. С ними повторилось то же, что и с Блэком и английским правительством. По-видимому, обе стороны не озаботились собиранием точных сведений о противнике. Со стороны нидерландского командования в высшей степени близоруко было оставлять главные силы зимой в течение долгих месяцев в море, лишив отечественные воды защиты, только лишь чтобы провести коммерческий флот. Не позаботившись даже о пополнении боевых запасов после боя у Денженеса. Почти невероятная небрежность!

Надо представить себе положение Тромпа, когда в конце второго дня боя с одного корабля за другим доносят, что боевые припасы истощены! Стойкость, с которой он отражал нападения англичан и старался защитить свои купеческие суда, в высшей степени достойна уважения.

Если он, принимая бой, не продолжал идти под всеми парусами, развивая наибольшую скорость, а во время нападения Блэка после полудня 2 марта еще и отдал марса шкоты, то в этом мы должны усмотреть силу традиции, шаблона, благодаря которым считалось несовместимым с воинской честью быстрым отступлением избегнуть сражения. Может быть, Тромп из-за коммерческих судов не мог достаточно быстро идти, и при приближении Блэка ему пришлось убавить ход?

Особенно ярко сказывается недостаточное развитие военно-морского искусства в неумении использовать победы. Клаузевиц определяет стратегию как «учение об использовании сражений для цели войны»; Блэк же вовсе не использовал победы, он бросает фактически лишенного возможности сопротивляться неприятеля с большинством коммерческих судов, а сам, вместо преследования, уходит в противоположном направлении. Что его к этому побудило – неизвестно; надо надеяться, что будут опубликованы английские официальные документы (State papers) и об этой войне (во время написания настоящего труда, они были опубликованы лишь до середины февраля 1653 г.).

Конечно, использование победы на суше гораздо проще, чем на море, так как для этого имеются осязательные объекты действий, как-то: занятие важной позиции, большого города или целой провинции и т.п.; не говоря уж о преследовании или уничтожении неприятельской армии. На море неприятельским силам также некуда ускользнуть; и так как последний день боя был 2 марта, а Тромп лишь 6 марта мог добраться до отдаленного всего на 85 миль ближайшего порта, то можно предположить, что ни одно из его судов не могло бы спастись.

Обе большие операции зимы 1652/53 гг. составляют апогей войны и весьма характерны для ее проведения.

Оба народа оказали одинаковую храбрость, упорство в борьбе за обладание морем и знание морского дела; но победа осталась за нацией, сумевшей все средства и силы страны планомерно, с полной энергией и знанием дела, употребить на ведение войны, хотя, несомненно, и Англия делала грубые ошибки. Географическое положение Англии столь выгодно, что она сравнительно небольшими усилиями могла бы повредить или даже вовсе уничтожить жизненный нерв противника – его морскую торговлю и рыболовство.

Голландцы, несмотря на тяжелое положение, громадные потери и убытки, еще далеко не считали свое дело проигранным.

Прежде чем продолжить описание войны в англо-голландских водах, следует упомянуть об одной операции в другом, дальнем море.

Торговля голландцев в Средиземном море еще до войны шла очень бойко. Генеральные Штаты со времен Мюнстерского мира держали там эскадру для защиты свой торговли от французских корсаров и мавританских морских разбойников, отчасти же потому, что и у англичан там была эскадра; во всем, что касалось торговли, они были предусмотрительны и деятельны. В начале войны они значительно усилили свою эскадру и послали нового, энергичного начальника Ван Галена, прибывшего сухим путем в Ливорно, тогда главный центр и порт стоянки обеих эскадр. Ван-Гален происходил из дворянской семьи, 13-ти лет начал плавать и в 26 лет уже сделался командиром; он отличился в делах против дюнкиркских и мавританских разбойников и считался выдающимся морским офицером.

Голландская эскадра состояла из 14 военных и 22 вооруженных коммерческих судов, следовательно, из большого числа кораблей, но относительно слабых и легко вооруженных. Лишь один корабль был 42-пушечный, небольшое число 36-32-пушечных, остальные 28-26-пушечные.

Английский коммодор Бадли имел 15 кораблей, но зато два из них 54-пушечных, четыре 44-40-пушечные, остальные 9 -32-28-пушечные, так что в боевой силе не было большой разницы.

При объявлении войны в 1652 г. Бадли с 9 судами находился в Леванте; начальник морских сил, остававшихся в западной части Средиземного моря, Эплтон считал себя слишком слабым для борьбы с голландцами и остался поэтому со своими 6 большими судами и одним брандером в гавани Ливорно, где был заблокирован половиной голландских судов под начальством Ван-Солингена. Сам Ван-Гален поджидал южнее с 10 судами возвращающегося из Леванта Бадли.

6 сентября он был южнее Эльбы, когда между этим островом и Монте-Кристо обнаружил 8 неприятельских 54-28-пушечных судов (4 военных и 4 коммерческих). Он немедленно перешел в нападение, но так как ветер стих, пришлось ограничиться лишь канонадой издали. На следующий день Ван-Гален возобновил нападение, приведшее к очень упорному бою, в котором одно из английских судов было взято на абордаж; с остальными 7 Бадли удалился в Порт Лонгоне на восточном берегу Эльбы, в 45 милях от Ливорно, где Ван-Гален его держал заблокированным до конца 1653 г.

Итак, голландцы держат разделенную на две части английскую эскадру запертой в итальянских портах в течение 8-6 месяцев, следовательно, в полном бездействии.

Наконец, Ван-Галену надоела эта бесконечная блокада, и он пробует добиться развязки. Чтобы выманить Бадлея из гавани, он уходит в Ливорно. Соединившись там с Ван-Солингеном, голландский адмирал угрожает Великому Герцогу Тосканскому, упрекая его в защите врагов Голландии; следствием этого было предложение англичанам выйти из гавани. Эплтон, желая, конечно, соединиться с Бадли, ставит его в известность о своем вынужденном выходе; английский коммодор покидает со своими 7 судами Порто Лонгоне и появляется в виду Ван-Галена.

13 марта Ван-Гален со всеми своими силами направляется на Бадли, оставляя совершенно открытым выход из Ливорно, чтобы выманить оттуда англичан; он заранее отдал приказание командирам своего отряда по общему сигналу повернуть всем вдруг и идти на Эплтона, как только он выйдет из гавани. Все пошло, как Ван-Гален рассчитывал. Как только Эплтон вышел из гавани, Ван-Гален повернул назад и бросился на него, оставив свой второй отряд из 8 кораблей действовать против Бадли.

Ван Гален вел бой с большой энергией; проходя вдоль борта одного из английских 44-пушечных кораблей, он выпустил в него залп, воспламенивший крюйт-камеру; корабль взлетел н воздух. Два корабля ложатся по обе стороны английского флагманского корабля и берут его после упорного боя на абордаж. Другой 40-пушечный корабль сгорел, еще два корабля взяты; из семи судов лишь одному удалось спастись к Бадли.

Далее Ван-Гален со своим отрядом направился против Бадли; последний, избегая боя с превосходящими силами противника, начал уходить; его не удалось настигнуть до наступления ночи. Бадли, чувствуя свое бессилие, вскоре совсем ушел из Средиземного моря и вернулся в Англию. Голландская торговля процветала во время войны, как никогда прежде; Англия вовсе отказалась от базы в Средиземном море.

Ван-Гален в начале сражения был тяжело ранен, но сохранил за собой командование до конца. Перевезенный на берег он скончался через несколько дней, всего 49 лет от роду.

Ван-Гален разрешил озадачу обезвреживания английской эскадры и защиты от нее голландской торговли блестящим образом. Оставив одну половину неприятельского флота заблокированной в Ливорно, он ловит вторую прежде, чем она успевает соединиться с первой, и заставляет ее искать убежища в Порто-Лонгоне. Шести– и восьмимесячная блокада двух боеспособных отрядов в иностранных портах является не только для того времени, но и вообще чрезвычайно редким примером. Все это было возможно, конечно, только в Средиземном море, хотя даже там эта блокада свидетельствует о большой выдержке и хорошей подготовке голландцев в военном, морском и административном отношениях. Обязанностью начальника отряда было заботиться о снабжении судов и содержании их в полной готовности отразить всякое внезапное нападение неприятеля.

Начало боя, которое он сумел так обставить, что голландцы действовали сообща, а англичане порознь, показывает его понимание тактики. Особенно же ценно само проведение боя 13 марта, когда Ван-Гален так умно и планомерно, даже без особых потерь, добился главной цели: сосредоточить превосходящие силы против части противника и разбить его прежде, чем подоспеет подкрепление.

Наконец, следует отметить упорство нападения; избегая артиллерийского боя, в котором более сильные и тяжелые английские корабли имели несомненное преимущество, голландцы перешли сразу же к абордажу; они захватили неприятельский флагманский корабль одновременно с двух сторон, как это сделал флот Тромпа 10 декабря – но тогда прочие суда были лишены возможности ему помочь.

В разбираемой войне это единственный пример тактически правильно и ловко проведенного боя и поэтому единственный случай полного уничтожения неприятельских морских сил.

В обеих странах боевая подготовка и постройка судов была связана с большими трудностями. Прежде всего, после понесенных потерь, не хватало команды; голландцам пришлось прекратить плавание в Гренландию и повысить денежное довольствие команд, в Англии стали переводить во флот солдат; уже в трехдневном бою в Канале солдаты успели себя проявить с лучшей стороны, нанеся неприятелю своим метким огнем большие потери.

Что касается постройки новых судов, то в Англии имелся достаточно сильный резерв в судовом составе, тогда как постройка и починка судов в Голландии шла очень медленно, на что адмиралы неоднократно жаловались.

Вооружению обеих стран несколько мешали начавшиеся мирные переговоры, так как оба народа относились несочувственно к продолжению войны. В Англии, кроме того, сильно повлиял на приготовления роспуск «долгого парламента» (в апреле) и захват Кромвелем единодержавия.

Вооружение в Англии страдало еще из-за небольших мятежей, возникших на почве задержки жалованья, из-за чего население с неохотой шло на службу во флот. Были случаи, что английские матросы (и в немалом количестве) искали службы на голландских судах.

В начале лета Тромп снова вышел с флотом в море и провел 200 коммерческих судов в Категат; затем он вернулся в Гоовды, обстрелял в отсутствие английского флота Дувр, и на этот раз вошел в Доунс, где 4 июня нашел лишь маленький отряд Бадли (вернувшийся со Средиземного моря) и несколько коммерческих судов, которые были им захвачены. 5 июня он встретил у Нью-Порта подошедший тем временем английский флот под начальством Монка и Дина. Англичане тревожили все неприятельское побережье и сильно мешали торговле и рыболовству.

Блэк еще в начале апреля был послан к шотландскому побережью с эскадрой в 20 судов – неизвестно, с какой целью: вероятнее всего, его желали иметь вдали и не при главных силах флота, так как в то время (2 мая 1653 г.) Кромвель насильственно распустил Государственный Совет и Парламент и сделался единственным самодержавным правителем. Блэк был единственным человеком и вождем, пользовавшимся таким большим уважением и обладавшим столь выдающимися способностями и твердым характером, что мог ему быть опасным.

Характерны слова Блэка, обращенные к командирам, когда стало известно о государственном перевороте: «Не наше дело заботиться о государственных делах, мы должны лишь не позволять иностранцам сесть нам на шею».

Получив известие о появлении Тромпа у Дувра, он быстро вернулся, чтобы принять участие в предстоящем сражении, которое должно было стать решающим. В первый раз за эту войну встретились неприятельские флоты в своем полном составе.

Английский флот, который был встречен Тромпом 13 июня к NO от устья Темзы у мели Оутер Габбард, состоял, по английским данным, из 115 судов (из них 5 брандеров и 30 вооруженных коммерческих судов) с 3840 орудиями и 16300 команды. Под начальством Монка и Дина, находившихся вместе на «Резолюшен», командовали флотом Пенн и Лоусон.

Флот Тромпа насчитывал 104 судна (из них 6 брандеров); он был разделен на 5 эскадр, которыми, кроме самого Тромпа, командовали де-Витт, Рюйтер, Эвертсен и Флорисцон. Как видно, значительное преимущество, благодаря величине и вооружению судов, было на стороне англичан.

Ветер, очень слабый, перешел к NO, англичане были на ветре.

Английский флот в начале сражения действовал совершенно иначе, чем раньше. Из-за слабого ветра и малой скорости англичане не ворвались в ряды противника, а оставались в строю и провели, пользуясь своим значительно более сильным вооружением, артиллерийский бой на дальней дистанции, чтобы по возможности с самого начала надломить силу противника. Несмотря на то, что Тромп вначале немного спустился, англичане все-таки постепенно сближались.

Лоусон первый сблизился с неприятелем и в полдень начал бой с эскадрой Рюйтера, после чего подошли Тромп и другие; около часа дня бой сделался общим. По голландским источникам, англичане шли полумесяцем; видимо, о настоящем, сомкнутом боевом строе не было и речи.

Тромп вскоре заметил, что неприятель начал теснить его авангард; прекратив поэтому бой с главными силами, он пошел выручать Рюйтера и Флорисцона. Но маневр этот не удался полностью, так как ветер совсем стих. Все эскадры оказались разделенными.

В 2 часа ветер снова задул почти прямо от О, то есть прямо с носа. Тотчас же Тромп своим опытным глазом оценил все выгоды создающегося положения и решил его немедленно использовать; он приказал судам центра при помощи шлюпок повернуть на другой галс, чему последовал и авангард. Этим Тромп добился того, что эскадра Лоусона попала под перекрестный огонь и была отрезана от своих главных сил. Эскадры Монка и Пенна попробовали помочь беде, повернув немедленно вправо, и успели подойти вовремя, чтобы спасти Лоусона от уничтожения. Но прежде, чем началась общая свалка (де-Витт тоже пошел неприятелю навстречу), Лоусону очень досталось от сосредоточенных сил голландцев. Пороховой дым не давал возможности составить ясную картину сражения и всех многочисленных одиночных боев; главным силам англичан все же удалось после нескольких часов вылавировать на ветер из всеобщей сутолоки и дыма.

После упорного боя между отдельными группами Тромп сам пробовал взять на абордаж флагманский корабль Монка, но голландцы в 5 часов дня должны были уступить поле сражения, преследуемые в течение нескольких часов англичанами. Вечером оба флота стали на якорь близ Дюнкирка, англичане мористее.

Обе стороны потеряли по несколько судов. Дин в начале боя был убит одним из примененных впервые в этом бою цепных ядер. Голландцы были повреждены несравненно более сильной английской артиллерией, боевые припасы и на этот раз стали иссякать, так что 16 июня утром военный совет решил сделать еще одно нападение и затем начать отступление в Вилингену.

В то же время Блэк более чем с дюжиной судов присоединился ночью к англичанам, так что превосходство их сил стало подавляющим; но из-за полного штиля его не удалось использовать. Все-таки 16-го состоялось несколько упорных одиночных боев; главным образом, следует отметить ожесточенный поединок между флагманскими кораблями Тромпа и Пенна. Но Тромпу пришлось в 4 часа отступить перед превосходящими силами англичан. Несколько его судов обратились в бегство, началась паника, некоторые суда столкнулись, сцепились вместе и попали потом в руки неприятеля. Англичане одержали решительную победу, а голландцы лишь потому избегли еще больших потерь, что ушли за Фламандские отмели, куда неприятель из-за глубокой осадки не рискнул за ними последовать. Голландцы потеряли 20 судов, из них 11 были захвачены, и 1400 человек команды. Англичане понесли значительно меньшие потери, всего 120 человек убитыми и 240 ранеными, ни один корабль не был захвачен.

Вот в общих чертах ход сражения, о котором сведения так неполны и так противоречивы. Само сражение даже называется по-разному: Ловестофским, Дюнкиркским и т.п. В последнее время Гардинер в своей истории Commonwealth'а дал, на основании архивных данных, подробное описание этого важного боя, которое вкратце и было здесь передано.

Превосходство английского флота было несомненно благодаря большей величине его судов, их более прочной постройке, сильному вооружению и более многочисленной команде.

Голландские адмиралы открыто признавали, что англичане имеют 50 более сильных судов, чем их самый сильный корабль.

Так как офицеры и команды обеих сторон дрались одинаково храбро, и командование было одинаково хорошо, то материальная часть оказалась решающей. Единственным тактическим приемом, то есть стремлением использовать ветер, преимущество хода, выгоду наветренного или подветренного положения, искусство маневрирования и т.п., чтобы, сосредоточив в одном месте превосходящие силы, броситься на часть противника и разбить ее, прежде чем тот со всеми прочими силами успеет прийти на помощь – было лишь маневрирование Тромпа. Итак, мы впервые видим, что один из воюющих проводит принцип сосредоточения сил на части противника, правда, не будучи в состоянии лишить возможности его прочие силы оказать помощь. Проповедуемый раньше взгляд, что это сражение было поворотной вехой в морской тактике, следует признать правильным, хотя очень слабый ветер с самого начала не давал возможности сохранить строй, мешая маневрированию по определенному плану.

Сражение, следовательно, имело особое значение еще и потому, что в нем впервые проявился принцип напасть только на неприятельский флот как таковой и его уничтожить. Тут не было коммерческих судов, требовавших защиты. Главнейший принцип морской стратегии нашел себе применение впервые.

Генеральные Штаты начали мирные переговоры, но в то же время продолжали вооружаться. По энергичным представлениям адмиралов лихорадочно шла работа по приведению судов в боевое состояние; за военные успехи были установлены награды, за ранения – денежные вознаграждения. Блэк воспользовался своим господством на море и превосходством сил, чтобы, держась со своими 120 судами у берегов Голландии, прервать все сообщения голландцев, в особенности же воспрепятствовать соединению вооружавшейся в Текселе эскадры с Тромпом; Блэк до некоторой степени блокировал неприятельские побережья.

Предполагалось снарядить десятую экспедицию, чтобы высадить 5000 солдат для занятия одного из приморских портов. Несмотря на лучшее время года и близость Темзы, тогдашней главной операционной базы англичан, вскоре выяснилось, что в те времена даже прекрасно организованному английскому флоту трудности блокады были не под силу.

Громадный флот должен был снабжаться из отечественных портов водой, провиантом, боевыми запасами (после двухдневного боя), свезти раненых и исправить свои повреждения. Из-за тесных помещений и недостаточного снабжения начали появляться заразные болезни; например, флагманский корабль Блэка насчитывал 80 больных, то есть 20% экипажа. В конце августа штормовая погода заставила англичан покинуть голландские берега и вернуться к себе. Флот стал на якорь в Солебэе, очень мелкой бухте на восточном побережье между Орфорднесом и Ловестофтом. Блэк, все еще страдавший от раны, полученной от 28 февраля, был настолько плох, что должен был быть немедленно свезен на берег, и командование перешло к Монку. Последний вскоре вернулся к голландским берегам.

Интересны тайные переговоры (начатые Кромвелем) о заключении союза с Нидерландами с допущением в Государственный Совет и в Генеральные Штаты депутатов другой державы. Переговоры разбились о категорические требования нового Государственного Совета, желавшего твердых политических отношений, то есть создания из обеих стран одного нераздельного государства.

Тромп хотел воспользоваться отсутствием английского флота – как только оно стало ему известно – чтобы соединиться с де-Виттом, стоявшим с 30 судами у Гельдера. Что-нибудь необходимо было предпринять, так как вся морская торговля Голландии сильно пострадала; постоянные нападения на побережье волновали страну, приходилось повсеместно держать в готовности войска на случай попыток высадки.

6 августа Тромп с 82 судами и 5 брандерами вышел из Шельды и направился вдоль берега к северо-западу, в Тексель. Однако же прежде, чем Тромп успел до него дойти, он 8 августа утром увидел у себя на ветре, при WNW, в 20 милях южнее Текселя, английский флот. Так как Тромп не мог с ним равняться силами, он повернул и пошел к югу, преследуемый Монком, пославшим в погоню свои быстроходные фрегаты.

Им удалось в 5 часов настичь одно из наиболее тихоходных голландских судов. Чтобы спасти этот корабль Тромп убавил паруса и построил свой флот, как 1 марта, полумесяцем, выпуклой стороной к неприятелю. С подоспевшим с 30 судами Монком, против желания Тромпа, в 7 часов вечера завязался ожесточенный бой. Попытки англичан прорваться не удались; голландцы не потеряли ни одного корабля; флагманские корабли Рюйтера и Эвертсена оказались сильно поврежденными. Бой прекратился лишь с наступлением темноты.

Де-Витт, услышавший в Текселе стрельбу, решил немедленно выйти в море. Ночь была темная, шел дождь, свежий W дул прямо на Тексель; бочки, обозначавшие фарватер, были из-за близости неприятеля сняты. Несмотря на отказ лоцманов, де-Витт настоял на выходе в море. Суда спешно готовились к съемке с якоря, фарватер обозначили шлюпками с факелами; ночью де-Витт с 24 кораблями начал вылавировывать в море. Тем временем ветер WNW усилился, погода была так туманна и дождлива, что не было опасности быть замеченным. Витт взял курс по предполагаемому направлению Тромпа, и ему удалось 9 августа, в 5 часов, в виду английского флота с ним соединиться. В этот день дело не дошло до боя, сильный NW был обоим флотам, ввиду близости подветренного берега, слишком опасен. Ночью погода исправилась, и 10 августа рано утром при слабом SW оба флота сблизились. Бой начался в 6:30 утра у голландского берега перед Тер-Гейденом, между устьем реки Маас и Гаагой.

Оба флота шли, по-видимому, в кильватерных колоннах. Сведения об этом интересном, проведенном в сравнительно боевом порядке сражении также недостаточны и часто противоречивы. Однако вскоре, по крайней мере, частично, строй нарушился, и началась всеобщая свалка. Как и прежде, нападение велось, главным образом, на флагманские корабли. Один английский корабль в самом начале боя, сцепился на абордаж с шедшим головным флагманским кораблем Тромпа; адмирал, руководивший с полуюта сражением и успевший выиграть наветренное положение, был смертельно ранен мушкетной пулей с неприятельского марса; он пал, как Нельсон, – но не победителем. Флаг-капитан не спустил флага Тромпа, чтобы скрыть от флота смерть вождя.

По голландским данным, флоты трижды проходили контр-галсами; по многим другим источникам, суда несколько раз прорывали неприятельский строй, как во времена гребного флота. До часа дня бой велся с величайшим ожесточением; голландские брандеры, пользуясь своим наветренным положением, имели неоднократно случай действовать успешно; два английских адмирала погибли на своих судах, охваченных пожаром. Оба противника терпели значительный урон; три английских корабля, столкнувшихся вместе, были уничтожены одним брандером, другие потоплены артиллерийским огнем, один фрегат взорвался, многие корабли получили значительные повреждения. Но все-таки большие потери оказались на стороне голландцев: несколько кораблей были потоплены, другие сожжены, корабли Рюйтера и Эвертсена выведены из строя – их пришлось буксировать в Гере, к устьям реки Маас.

Вдруг в самый жаркий момент боя 24 голландских корабля оставили поле сражения и под всеми парусами, обстреливаемые огнем своих же судов, ушли восвояси. Это привело голландцев в замешательство и окончательно лишило их бодрости. После того, как англичане завладели наветренным положением, де-Витту около 8 часов вечера пришлось начать отступление к удаленному на 65 миль Текселю, так как путь на Гере и Маас уже был отрезан. Он сам и Флорисцон, единственные оставшиеся адмиралы, пошли с дюжиной годных к бою судов в арьергарде и успешно отражали дальнейшие нападения неприятеля. Преследование, при ярком лунном свете, велось недолго, всего до полуночи – англичане тоже сильно пострадали. Де-Витт с остатками флота через 24 часа добрался до Текселя, преследуемый по пятам лишь единичными английскими разведчиками. Монк вернулся в Ярмут.

Обоюдные потери не могут быть точно установлены.

Голландцы считают, что они потеряли 12-13 судов, англичане называют число вдвое большее; потери в людях были очень значительны, так как Монк приказал не давать пощады. Например, на кораблей Рюйтера из 150 человек команды было 43 убитых и 53 раненых. Всего у голландцев было около 5000 убитых, 700 раненых и 700 пленных; английские источники дают цифры вдвое большие. Ни одно из голландских судов не было захвачено.

Английские потери оказались вдвое меньше голландских. Монк запретил брать призы, чтобы не отвлекать во время боя свои силы для их защиты.

Главное же – голландский флот был разбит полностью, разделен, деморализован, при том, что и английский флот понес такие потери, что не мог возобновить блокады голландского побережья. Над бежавшими командирами немедленно был учинен суд, но никого из них не приговорили к смерти, нескольких разжаловали, большинство оправдали.

Смерть Тромпа была, несомненно, самой тяжкой потерей для родины. Он был героем войны, которому, однако же, его военные способности не всегда могли доставить победу, так как никуда не годное управление флотом не обеспечивало необходимого личного состава и снабжения; к тому же политические обстоятельства заставляли подчиненных нередко покидать его в нужную минуту. Если бы Тромпу дали большие военные и политические полномочия, результаты войны, вероятно, были бы несравненно лучше для Нидерландов.

Бой у Шевингена (Тер-Гейден) 10 августа был последним сражением этой войны (следовательно, произошли 7 сражений в 12 месяцев). Начались мирные переговоры. Голландия почти утратила свою морскую торговлю, была так разорена, что не могла продолжать войну. Англичане, по их сведениям, взяли у голландцев 1700 судов (по голландским сведениям – более 1100 судов). Торговля замерла, рыбный промысел пришел в упадок, города опустели, в Амстердаме 3000 домов стояли пустыми. Англия потеряла вчетверо меньше торговых судов, отчасти из-за менее развитого судоходства, отчасти же из-за своего выгодного географического положения.

Англия, однако же, не могла стратегически использовать свою тактическую победу, и не могла продолжать блокаду.

Де-Витт ранней весной уже конвоировал несколько раз коммерческие флоты в Балтийское море и из Атлантического океана; против его 70 судов, Англия не могла выставить даже 50 готовых к бою кораблей; но жестокий шторм, длившийся трое суток, вскоре уничтожил или же частью сделал небоеспособными половину голландского флота.

Так как и английский флот очень пострадал из-за этого шторма, англичане стали сговорчивее, и переговоры продолжались. Закончились они лишь в 1654 г. в Лондоне (Вестминстер). О новом государстве или даже тесном союзе обеих держав не было и речи.

Условия мира были сравнительно легки, так как Кромвелю было очень важно провести удаление молодого принца Оранского от штатгальтерства. Это требование, касающееся только внутренней политики, встретило у сильной оранской партии решительное сопротивление.

Однако же вождю оппозиционной партии, знаменитому Иоганну де-Витту, который благодаря своему выдающемуся уму почти беспредельно господствовал в Генеральных Штатах, это удалось, хотя и окольными путями. Семь соединенных провинций, кроме того, обязались:

1) чтобы их военные суда, независимо от их числа, в британских водах при встрече хотя бы с одним английским военным кораблем производили салют, спускали флаги и убирали марсели (то есть признание английского господства, навигационный акт);

2) уплатить английской ост-индской компании и т.п. большие денежные вознаграждения;

3) удалить из Голландии претендента (Карла II) и его приверженцев (до того времени в Гааге);

4) исключить Оранский дом от штатгальтерства.

Но убытки и сами по себе были страшно тяжелы. Голландия потеряла свыше 1700 судов; вооружения на море и на суше также поглотили громадные суммы.

Уроки первой англо-голландской войны

При разборе уроков этой столь важной по своим последствиям войны придется коснуться еще раз организации и управления обоими флотами.

Можно сделать следующие выводы:

1) Организация всей обороны и всех сил соединенных провинций должна была быть в одних руках, однообразно организована и руководима единой, центральной властью, а не как в Нидерландах, где флот управлялся пятью обособленными адмиралтействами.

2) От высшего управления флотом требуется особенно быстрая и энергичная работа; наряду с крайней заботливостью о подчиненных оно должно предъявлять очень строгие требования, чтобы избежать лишних трений и чтобы вся служба проводилась единообразно.

Пока не существует идеальной организации высшего управления и командования флотом. Все большие флоты имеют одну высшую власть, которая в себе соединяет технику, управление и командование. Во всех этих флотах у руля морского ведомства стоит одно руководящее лицо, морской министр или начальник адмиралтейства. (В России было своеобразное отношение Великого Князя Генерал-Адмирала к Морскому Министерству). Австрия близка к идеалу: высшее управление флотом составляет часть военного министерства, которое лишь в этой стране соответствует своему названию – вся оборона страны сосредоточена в руках одного министра.

Во всех почти самостоятельных морских министерствах министр соединяет в себе технику, управление и высшее командование, то есть должен удовлетворять требованиям, единовременное выполнение которых не под силу одному лицу.

Если это изобилие власти в одних руках не имеет над собой соответственного контроля, то, конечно, найдут себе место произвол и злоупотребления; даже самый лучший, самый добросовестный человек должен иметь над собой наблюдение. Поэтому всюду искали и продолжают искать способы действенного контроля, чтобы обеспечить правильное и точное функционирование различных органов морского ведомства.

В Англии «Lord High Admiral» был главой морского ведомства до 1688 г., когда эта должность была временно заменена «Lord Commissioners». О прежней совместной работе лордов адмиралтейства мало известно; в 1870 г. первый лорд адмиралтейства был закономерно утвержден начальником прочих лордов, что фактически имело место и раньше. Чтобы первый лорд не стал всемогущим, на эту должность обычно назначают члена парламента, не моряка; он в своих действиях очень стеснен премьер-министром и министром финансов, а также определенными законоположениями (как, например, о производствах и их числе), помощниками из высших чинов флота, пользующимися большим авторитетом, парламентом и общественным мнением. Несмотря на это, в английском флоте и поныне достаточно произвола (протекции), не говоря о других недостатках. Но все-таки Англия хорошо организована в военно-морском отношении: прекрасное военно-географическое положение, безопасность от неприятельского вторжения, небольшое войско, большое количество денег – она может себе позволить некоторую роскошь (синекуры, неудачные типы судов и т.п.).

Во Франции также много недостатков; в управлении флотом есть штатские, быстрая смена министров, особые правила производств и т.п.

Итак, вопрос о наилучшей организации остается неразрешимым. В то время английское правительство его разрешило удачным выбором трех способных, опытных, бескорыстных сухопутных офицеров, первый из которых был честный, располагающий к себе начальник, имевший своими помощниками лучших адмиралов. Самое важное, чтобы начальник, наряду с природным умом, имел живой интерес к флоту, не выставлял свою личность на первый план, был храбр и служил делу с бескорыстной любовью. Этими качествами обладал Блэк.

Блэка часто сравнивают с Нельсоном, хотя оба по существу очень различны. Нельсон, как стратег и тактик, стоит значительно выше; правда, что во времена Блэка стратегия и тактика находились в первобытном состоянии, и Блэк лишь сорока лет от роду начал заниматься военным делом, в 50 лет начал службу во флоте, совершенно не обладая морским опытом, сразу же в должности главнокомандующего. Нельсон же плавал с малых лет, имел прекрасных учителей и долголетнюю морскую практику.

Общее для них обоих – стремление во что бы то ни стало найти неприятеля и вступить с ним в бой, дух непременного, смелого нападения. Войны Нельсона стоят в тактическом отношении выше, но Блэк имел своими противниками голландцев: он неоднократно побеждал знаменитых Тромпа и де-Витта. Именно там, где Нельсон потерпел неудачу (Санта-Круз), Блэк одержал свою самую блестящую победу.

Блэк не был счастлив умереть в бою победителем; он умер во время возвращения на родину после большой, полной победы. В одном отношении он стоит выше Нельсона: последний, руководимый жгучим самолюбием, находился в полном порабощении у леди Гамильтон, которая толкала его на жестокие и несправедливые подчас поступки. Блэк в нравственном отношении безупречен, все его помыслы были направлены на служение родине, а не на личные интересы.

Правильное определение целей ведения морских войн, то есть вопрос: «что следует и чего можно достигнуть войной, и какие для этого нужны средства» – должен быть положен в основу всей политики государства. Употребление морских сил для защиты морской торговли и сообщений, рыболовства, колоний, морских интересов должно идти рука об руку с ясным пониманием, чего от флота можно требовать.

В эту войну противники совершенно отказались от сухопутных операций, даже от нападений на побережья. Флоты борются одни. Мог ли флот самостоятельно заставить противника просить мира и исполнения требований победителя?

Английский флот – мог: нанесением убытков голландцам на море и на побережьях, уничтожением торгового и рыболовного флотов, прекращением или даже только ограничением морской торговли – все это он мог сравнительно легко выполнить. На Голландии это отразилось быстро в виду ее небольшой площади, короткой береговой линии, большого рыболовного флота и очень густого населения, живущего торговлей, судоходством и рыболовством.

Голландский флот – не мог: за исключением разве только лишь полного уничтожения английской морской мощи, так как Англия занимала большое пространство, не густо населенное; она могла в случае нужды просуществовать без внешней торговли, занимаясь судоходством и рыболовством в ограниченных размерах, причем и то и другое не могло быть так легко уничтожено или заблокировано, как в Голландии.

Это высшим командованием в Голландии не было принято во внимание; план войны не был разработан. Намерения голландцев были направлены на то, чтобы разбить неприятельский флот и уничтожить каперство, но проводилось не планомерно.

В Англии с самого начала план войны заключался в операциях против военного, торгового и рыболовного флота, а также против колониальных владений.

Главнейшая задача морской войны: овладеть господством на море и обеспечить его себе. Кроме того:

1. Держать главные силы в возможно большом количестве в отечественных водах.

2. Разбить и уничтожить неприятельский флот.

3. Использовать победу (блокада, уничтожение торговли, оккупация колоний, высадка в неприятельской стране).

До того времени назначение флота заключалось лишь в перевозке войск на территорию противника. Когда начала развиваться мировая морская торговля, она стала главным объектом нападения. Озаботиться сначала господством на море – об этом еще не думали. В разбираемую эпоху начался первый решительный переворот в области военно-морского искусства.

В декабре 1652 г. Тромп добился господства на море, но не сумел его использовать – ему следовало преследовать Блэка до Темзы, подобно тому, как в 1667 г. Рюйтер использовал победу, когда разгромил в Ширнессе и Чатаме верфи, запер Темзу, уничтожил все судоходство на южном и восточном берегах Англии, обстреливал гавани, мешал торговым сообщениям и заставил англичан заключить мир.

Повторяю: если флот высылается в бой, то использование победы должно быть заранее обдумано, цель точно намечена в зависимости от обстоятельств, необходимые для ее достижения средства предоставлены в распоряжение адмирала (как, например, в случае надобности, большие или малые десанты).

Возвращение или бесцельное и бесполезное хождение по морю победоносного и боеспособного флота (Тромп, декабрь 1652 г.) оставляет неблагоприятное подбадривающее неприятеля впечатление. Подобные действия много способствовали уменьшению значения флотов.

4. Разведка в военное и мирное время должна всячески поощряться в виду ее первостепенной важности.

В мирное время должны быть изучаемы организация, сила, вспомогательные средства в самом государстве и колониях, технические успехи, фарватеры (также предположения и данные о возможном ущербе торговому и рыболовному флотам и их местонахождения), свойства морских начальников.

В военное время: состав сил противника, их дислокация, задачи эскадр и т.п.

5. Однообразный офицерский корпус является одним из главных залогов успеха. Голландские офицеры, хоть и были храбры, но среди них замечался недостаток внутренней спайки, общего духа, им не хватало внутренней дисциплины и чувства служебного долга. В английском флоте царила военная выправка Кромвеля. «Генералы» сумели поднять дух и боевые качества подчиненных им офицеров.

6. Необходимость прочных сношений флота с его операционной базой (см. Тромп зимой 1652-53 гг.) подробно разобрана выше.

7. Стремление не дать соединиться разделенным неприятельским силам.

В этом отношении ван Гален дал пример образцовой стратегии и тактики. Он стратегически держит английские отряды разрозненными, мешая их соединению долгомесячной блокадой, выманивает оба отряда из надежных гаваней, уничтожает тактически один из них прежде, чем они успевают соединиться. Его тактическое нападение, проведенное с изумительной энергией, нейтрализует превосходство артиллерии противника, давая возможность проявиться собственной силе в абордаже. Важный успех и крайне поучительный!

Этим доказано:

8. Значение умения нейтрализовать силы неприятеля в бою. Давая в то же время своим силам возможность развернуться как можно шире и действовать неожиданно для неприятеля.

В начале описания этой первой в новой истории большой чисто морской войны уже указывалось на то, что в тактическом отношении она учит немногому, зато в политико-стратегическом отношении ее уроки весьма серьезны.

Именно после этой войны, а не после победы над Армадой, Англия стала во главе морских держав, познала свою силу и могущество, обособленность географического положения и решила использовать свои преимущества до конца.

Прежде всего, англичане пришли к заключению, что господствовавший до того времени взгляд, признававший морские сражения второстепенными операциями сухопутных войн, предпринимаемыми лишь в том случае, если без них нельзя обойтись, совершенно неправилен, особенно при географическом положении их страны. Англия убедилась, что в войнах будущего задачи флота – не только в поддержке войск, не в прибрежной или торговой войне; морская война, особенно, для окруженной морем Англии, должна быть самостоятельной целью. Следовало действовать непосредственно против морских сил неприятеля: господство на море сделалось лозунгом будущего.

Господство на море могло быть достигнуто и удержано лишь флотами, которые в состоянии держаться подолгу в море, не будучи зависимыми от гаваней и операционных баз. Таких кораблей, за редкими исключениями, до того времени не бывало; лишь в царствование Елизаветы они встречаются впервые, и то в единичных экземплярах.

Только после создания таких флотов могла быть речь о планомерных, проводимых в широком масштабе, морских войнах, когда начали стремиться к скорейшему изгнанию неприятельских флотов с моря и, по возможности, к их уничтожению, чтобы господствовать на море, и отрезав от него неприятеля, заставить врага скорее просить мира. Только с этого времени можно говорить о стратегии парусных флотов, хотя в разбираемой войне флоты еще очень жались к своим берегам и оберегающим их гаваням.

Эта первая война между двумя соперниками в области судоходства, морской торговли и морского могущества была проведена только на море – одна из наиболее чистых морских войн всех времен. И каков ее успех! Более блестящими не могли быть результаты сухопутной войны, хотя бы приведшей к полной оккупации неприятельского государства. И при этом успех достался победителю со сравнительно небольшими жертвами в людях, деньгах и т.п. Призы, захваченные Англией, были в четыре раза больше годового дохода государства! Победа досталась Англии еще и потому, что противник ее, думавший лишь о наживе и торговле, не обладал достаточной военной выдержкой.

Следствием война в обеих странах был громадный подъем во всех областях военно-морского дела: в кораблестроении, организации личного состава, военном искусстве, материальной части – все получило сильный толчок вперед. В только что разбираемой главе об этой войне мы многие из ее уроков уже разобрали подробнее.

Голландия была побеждена из-за своей во всех отношениях несовершенной морской силы, ее дурной подготовки и недостаточной дисциплины в личном составе; она проиграла войну еще и потому, что представляла собой более легкий объект для нападения, чем ее противник, так как английская морская торговля и судоходство составляли всего одну четвертую от голландских. Голландия не могла бы устоять против постоянных нападений на ее главный жизненный источник даже при более удачном, сосредоточенном в одних руках главном командовании; она все же сдала бы первой, несмотря на все свое упорство, но при менее тяжелых условиях мирного договора.

Коломб в конце своего разбора этой войны высказывает мысль, что победы, доставшиеся обеим сторонам, являются лишь отдельными шагами на длинном пути борьбы за господство на море и справедливо замечает: «Борьба за господство на море при заключении мира еще не была закончена».

Вернемся еще раз к значению возникшей в то время стратегии парусных флотов. Планомерную морскую стратегию мы встречаем лишь на втором году войны, после окончания периода случайных «конвойных» битв, когда все сводилось к нападению и защите больших торговых флотов, и большие флоты сражались только для этой цели.

Однако стратегического использования победы мы нигде не видим. Мысль уничтожить неприятельский флот, изгнать его с моря, завладеть последним всецело, чтобы затем уничтожить морскую торговлю неприятеля и все его судоходство – это мысль робко пробуждается в середине 1653 г., в бою у Габбарда, в последнем большом сражении между главными неприятельскими силами.

Тут впервые видно стратегическое нападение на неприятельский флот у побережья последнего – принцип, применявшийся в английском флоте и во времена Рейли и Дрэйка, хотя полного развития он достиг значительно позже. После этого сражения видно впервые намерение использовать победу, на этот раз при посредстве блокады голландских морских сил; английский флот сумел у неприятельского берега принять запасы для предстоящих сражений, не заходя в свои порта.

Несмотря на вторичную большую победу англичан, голландское морское могущество не было окончательно сломлено; внутренняя политика и всеобщее нежелание продолжать войну приводят обе стороны к миру, к которому особенно стремилась Голландия, ибо двухлетняя война нанесла всей промышленной жизни страны тяжелые раны. Жестокий шторм с произведенными им повреждениями значительно помог всеобщему желанию прекратить военные действия. Но борьба за господство на море при заключении мира еще не была закончена.

Главной своей цели Англия достигла. Навигационный акт был признан противником, монополизация всемирной морской торговли Голландией была устранена и тем самым была уничтожена опасность, что другая морская держава может дать своему флоту всемирное господство на море. Голландская мировая торговля понесла громадные убытки; Англия поднялась как торговая и военная держава до небывалой высоты.

Адмирал Мальтцан полагает, что английские адмиралы в своей выпущенной в начале войны инструкции для боя, упразднившей массовые одиночные бои и установившей кильватерную колонну как главный боевой строй, высказали стратегическую мысль, что «не подрыв неприятельской торговли является главной задачей морской войны, а бой с главными морскими силами противника». Однако лишь во второй англо-голландской войне мы встречаем планомерное выполнение этого правильного положения. Новые «солдатские адмиралы» провели в жизнь этот принцип; им следует поставить в заслугу, что морская стратегия и тактика пошли по новому пути. Несмотря на выдающиеся в этом направлении заслуги Рюйтера, почин все же принадлежит англичанам.

Много времени понадобилось для создания подобия всеобщей тактики парусного флота. Причину следует искать в главном оружии корабля, в артиллерии, которая тогда еще была очень несовершенна: о бое на дальних расстояниях в середине XVII столетия не могло быть и речи. Флоты сходились как можно ближе, чтобы быть в состоянии драться. Это само собой обуславливало общую свалку, наступавшую в самом начале боя.

Еще одно обстоятельство затрудняло систематическое ведение боя: крайне неравномерный состав кораблей и орудий. Приходилось равняться по худшим судам, каковыми являлись встречавшиеся еще в большом числе перевооруженные купеческие корабли. Дурные ходовые качества последних не давали возможности удерживать долго строй – а последний, главным образом, необходим в тактике. Держались небольшими группами, которые, в свою очередь, группировались вокруг адмиралов в виде эскадр, а несколько таковых составляли флот, уже едва управляемый.

Передача приказаний и сигнальное дело были поставлены крайне неудовлетворительно, так что плавание в тесных группах было необходимо еще и для более удобных совместных действий.

Все эти обстоятельства, в связи с недостаточной военной подготовкой командиров, привели к тому, что в дальнейшем развитии военного парусного корабля чисто морской элемент выступил на первое место; стремились, главным образом, обеспечить себе более выгодную позицию в бою – наветренное положение. Оно позволяло располагать временем начала боя и командовать дистанцией, врываться в строй противника, идти на абордаж. С наветра было гораздо легче употреблять брандеры.

Итак, наветренное положение стало целью, к которой стремились командиры и флотоводцы; отсюда постепенно развилось само собой значение кильватерной колонны в бейдевинд, как сомкнутого боевого строя. Многочисленные бои первой англо-голландской войны проложили путь кильватерной колонне, хотя это еще не ясно сознавалось обоими неприятельскими флотами; с исключением вооруженных купеческих судов из боевого состава флотов, с постройкой более совершенных кораблей и с усовершенствованием артиллерии, новый боевой строй упрочил свое положение.

С ним вместе выработался тип боевого корабля, достаточно сильного и поворотливого, чтобы удерживать в бою свое место. Усиление боевого корабля и, одновременно, всей боевой линии сделало риск прорыва неприятельского строя более опасным, чем во времена «групповой» тактики, как можно было наиболее характерно назвать предыдущий ее период. Более сомкнутая и гибкая линия давала вождю возможность легче выполнять тактические маневры и драться всем своим флотом в определенном строю. Когда еще и усовершенствованная артиллерия позволила начинать бой с дальних дистанций, новая тактика пустила глубокие корни.

Преимущество было во всем на стороне англичан; голландцы могли пока противопоставить лишь энергичное, быстрое сближение и прорыв линии противника. Наконец, улучшенная артиллерия и им позволила дать прочные основания для морской тактики. На артиллерийское обучение голландцы обратили особое внимание в мирное время. С таким усовершенствованным материалом и личным составом Рюйтеру в последующих войнах удалось достигнуть выдающихся успехов.

Глава VI. Войны морских держав до 1665 г.

Англия – Испания

В первую англо-голландскую войну Англия под сильным, идущим твердо к намеченной цели, управлением Кромвеля и при помощи такого вождя, как Блейк, добилась превосходства на море над Голландией, своей наиболее опасной соперницей.

Но Голландия не была уничтожена. Материально условия мира не были тяжелы, и благодаря трудолюбию и способностям населения к судоходству, торговле и рыболовству она вскоре опять достигла благосостояния и даже богатства. В последующих войнах Голландия боролась с величайшим мужеством и настойчивостью за первенство на море, или хотя бы за подобающее участие в мировой торговле.

Нидерландцы должны были потерпеть поражение из-за:

1) Неблагоприятного для морской торговли географического положения.

2) Континентального положения, обязывавшего употреблять часть средств для обороны сухопутной границы страны, подвергавшейся нападениям могущественного соседа – Людовика XIV.

3) Внутренних партийных раздоров.

4) Наконец, из-за сложившихся таким образом обстоятельств, что добившийся власти штатгальтер из Оранского дома сделался после падения королем Англии, могущественнейшей соперницы Нидерландов на море.

Голландия все более подпадала под влияние Англии; ее силы были в последующих больших войнах с Францией были почти целиком поглощены сухопутной войной.

Таким образом, английский флот все больше приближался к морскому единодержавию. Однако полтораста лет еще понадобилось Англии, чтобы окончательно и безраздельно его добиться. Внешние причины этого заключались в политических переворотах и ряде смен правящих династий: восстановление королевства и реставрация Стюартов; низложение и изгнание последних Оранским домом; призвание Ганноверского дома, не имевшего в стране под собой почвы, не пользовавшегося симпатиями и поставленного в необходимость защищаться от претендента из дома Стюартов. Самая же важная причина крылась в отсутствии правильного понимания значения морского могущества и исторического призвания Англии. Правители были посредственны, преобладали другие интересы, не было великих государственных людей.

Ясная, разумная и энергичная политика Кромвеля умерла вместе с ним; она возродилась 100 лет спустя во времена Питта и была доведена до конца его сыном. При Кромвеле после первой англо-голландской войны английская морская торговля расцвела особенно пышно; это стало возможным лишь благодаря энергичным действиям боевого флота. Как Протектор умело его использовал, будет изложено ниже, тем более что флот действовал под главным начальством Блейка. Часто, однако же, Кромвелю приходилось поступать круто по отношению к тем, кто не был его безусловным сторонником, как, например, Лоусон. С нижними чинами флота тоже поступали весьма неблаговидно; например, команды Блейка в 1654-55 гг. не получали за 20 месяцев жалованья, их семьям не было выдано пособий, призовые деньги не выплачивались.

Блейк не мог излечиться от болезни, из-за которой он в августе 1653 г. был перевезен на берег; он продолжал страдать цингой, которая в то время из-за дурного питания, тесноты помещений и неудовлетворительного медицинского надзора свирепствовала на судах, не пощадив даже главнокомандующего. Несмотря на это, он в 1654 г. снова вернулся на корабль. Блейк крейсировал в западной части Канала, чтобы ловить французских каперов, действовавших в то время преимущественно опираясь на Брест.

Летом Кромвель вооружил две эскадры в 25 и 38 кораблей, назначение которых он держал в секрете, возбуждавших вследствие этого всеобщие опасения. В декабре они вышли из Солента с запечатанными пакетами, так что даже адмиралы узнали об их назначении лишь в открытом море.

Оказалось, что поход был направлен против Испании, хотя последняя состояла в мирных отношениях с Англией, и имел целью сломить ее господство в Вест-Индии и уничтожить там ее торговую монополию. Вторая эскадра под начальством Пенна, с десантом в 3000 человек, получила приказание идти в Вест-Индию и отобрать у Испании Порто-Рико и Испаньолу (Сан-Доминго) или же часть испанских владений на материке между Ориноко и Панамским перешейком. Как видно, начальник эскадры имел полную свободу действий.

В то же время Блейк с первой эскадрой, состоявшей из самых сильных судов, должен был заблокировать южный испанский берег, главным образом Кадис, запереть Гибралтарский пролив, чтобы отрезать сообщения Испании с ее вест-индскими владениями, перехватить коммерческие флоты, везшие серебро, и всячески подрывать испанскую торговлю.

И он имел во многих отношениях громадные полномочия, которые сводились к одному: всюду поддерживать престиж и выгоды Англии. Так как до получения известий об успехах Пенна в Вест-Индии у него оставалось еще несколько свободных месяцев, то в январе 1655 г. он пошел через Кадис в Неаполь для защиты последнего от нападения французов и затем в Ливорно, чтобы добиться компенсации за продажу английских военных судов, несколько лет тому назад там противозаконно проданных Рупертом в виде призов.

Имя Блейка всюду произносилось с трепетом, и появление его эскадры возбуждало тревогу и страх. Угрозы Блейка заставили герцога Тосканского, так же как и папу Александра VII заплатить требуемые деньги. Английские фрегаты тем временем ловили французских каперов и затем блокировали Тунис, где местный дей отказался исполнить требования Блейка.

Продовольственный вопрос оказался очень сложным, так как все кругом было настроено враждебно к англичанам. Блейк должен был из Кальяри рассылать свои фрегаты по всем направлениям – на Балеары, в Испанию, Геную, Алжир, чтобы добыть хлеба и т.п.

Затем Блейк неожиданно появился у Порто-Фарина севернее Туниса, вошел 9 апреля рано утром с 15 кораблями в гавань, несмотря на ее защиту рядом сильных фортов и батарей со 120 орудиями, и стал на якорь в непосредственной близости последних. Во время последовавшего обстрела фортов большими кораблями, Блейк послал вооруженные баркасы поджечь стоявшие за молом во внутренней гавани 9 больших тунисских военных кораблей. После четырехчасового боя тунисские орудия были принуждены замолчать, и Блейк отверповался от берега. Англичане имели повреждения, но все суда были целы, их потери насчитывали всего 25 убитых и 40 раненых.

Это было исключительное нападение кораблей на береговые укрепления с близкой дистанции, более широко задуманное, чем у Сен-Мериса, проведенное с величайшей энергией. Оно было первым в своем роде и оставалось долгое время единственным. Таким образом Блейк благодаря своей смелости проложил новые пути в боевой деятельности флота; до того подобные операции считались невыполненными (Санта-Крус был третьим примером в этом роде).

Наказание тунисского дея произвело всюду глубокое впечатление. Дей Триполи, куда направился Блейк, немедленно же выдал английских пленных и призы; также поступили и мальтийцы, много занимавшиеся морским разбоем. Алжирский дей попросил лишь небольшой выкуп. В Венеции Блейка встретили с королевскими почестями. Итак, Блейк заставил уважать во всем Средиземном море английский флаг, а морская торговля англичан могла благодаря выгодным договорам свободно развиваться, не опасаясь мавританских и других морских разбойников.

Между тем Пенн с другой эскадрой пошел через Барбадос в Сан-Доминго. Предпринятая высадка не удалась по вине командовавшего генерала; однако Ямайка пала почти без сопротивления – первая большая английская колония на другом берегу Атлантики (не считая расположенных на восточном берегу Северной Америки Соединенных Штатов). Кромвеля по справедливости можно считать основателем колониальных владений Великобритании.

В начале июня Блейк вернулся в Кадис. Когда вести из Вест-Индии дошли до Испании, он вышел в море и приступил к блокаде порта и всего южного побережья. Испанское правительство начало вооружаться, но когда военные корабли медлили выходить в море, испанские купцы из Кадиса и других местностей вооружили сильную эскадру. До сражения не дошло. В сентябре Блейк вернулся на родину, так как его корабли настоятельно требовали исправлений. Уже в конце февраля 1656 г. он снова поднял флаг и в середине марта отправился в Кадис, который снова заблокировал, употребив на это лишь часть своих сил. Сам он пошел в Лиссабон, где ранее было произведено предательское покушение на английского посланника и где Блейк, пользуясь обстоятельствами, настоял на новом выгодном торговом договоре. Блейк ходил также и в Салех (на северо-атлантическом берегу Марокко), где сжег суда морских разбойников, в Танжер, в Алжир и т.п., энергично защищая повсюду английские интересы.

Между тем, блокирующая Кадис эскадра после горячего боя захватила и частью уничтожила флот, везший из Мексики серебро, и получает богатую добычу; лишь одному кораблю удалось спастись в Кадис.

Всю зиму Блейк поддерживал блокаду, несмотря на недостаток пищи, болезни и большую смертность, а также аварии судов, причиняемые боями и свежей погодой; болезнь его становилась все острее.

В начале апреля ему донесли, что перуанский флот, везший серебро и прослышавший о присутствии английских судов в испанских водах, зашел в составе 6 галер и 16 больших судов в Санта-Крус на Канарские острова. Как только Блейк удостоверился в правильности этого известия, он пошел 13 апреля со всеми своими судами искать неприятеля. 18 апреля дозорный фрегат открыл берег, но лишь 20-го Блейку из-за тумана удалось дойти до Санта-Крус.

Там, однако, все было готово к встрече. Гавань Санта-Крус имеет подковообразную форму. С севера она была защищена сильным, вооруженным тяжелой артиллерией, фортом; в глубине бухты находилось семь земляных батарей, усиленных орудиями с кораблей; команды последних успели спрятать свой драгоценный груз на берегу.

Конвойные суда в составе 6 сильнейших королевских галеонов были поставлены по обе стороны входа бортами к морю, далее за ними стояло полукругом еще 10 судов. Все суда были расположены так, что не мешали огню батарей.

18 апреля дозорные Блейка открыли берег, но благодаря туману лишь на следующее утро можно было точно определить место; испанцы благодаря этому промедлению узнали о появлении англичан. На рассвете следующего дня, идя в крутой бейдевинд при свежем бризе, Блейк находился еще в девяти милях от Санта-Крус.

Английские разведчики донесли, что весь «серебряный флот» в гавани. На военном совете было решено войти в гавань. После молебствия и завтрака вице-адмирал Стейнер был послан против галеонов, в то время как Блейк руководил действиями против флота и батарей. Несмотря на быстрое и смелое нападение, Стейнеру сильно досталось от огня с судов и батарей; он взял неприятельские суда на абордаж, после чего испанцы с берега открыли по ним огонь. Около полудня Блейк пришел Стейнеру на помощь, оставив перед фортом и батареями лишь несколько фрегатов.

В 2 часа дня, после шестичасового упорного боя, победа была обеспечена; два испанских корабля были потоплены, все прочие горели, один лишь флот продолжал стрелять. Старя легенда говорит, что ветер в виде особого в тех местах исключения перешел к юго-западу, благодаря чему Блейк мог вывести все свои корабли в море; в 7 часов его последний корабль был вне выстрелов. В то время как потери испанцев были очень велики, Блейк не потерял ни одного корабля, лишь несколько фрегатов оказались тяжело поврежденными. Англичане насчитывали всего 50 убитых и 150 раненых. Успех английского оружия был омрачен тем, что испанцы предварительно свезли свой драгоценный груз на берег.

Этот удачный бой кораблей с береговыми укреплениями, при неблагоприятном для первых ветре, произвел большое впечатление и был отмечен на страницах военно-морской истории как событие исключительной важности. Блейк скончался на обратном пути в Англию, уже близко от отечественных портов, успев еще в Салехе добиться освобождения пленных христиан.

В лицей Блейка Англия потеряла одного из величайших флотоводцев, проявивших себя блестяще также в делах управления и организации флота; его деятельность тем замечательнее, что морю он себя посвятил уже в зрелом возрасте. Особенно трудно ему было в тяжелое время, переживаемое государством, из-за постоянных смен правительства, удерживать на своих постах офицеров и команду. Строгий, но справедливый, смелый до отчаянности, Блейк не знал преград; как Нельсон, он шел на все со своими судами. Хотя счастье не всегда ему улыбалось, все же все адмиралы, командиры, офицеры и команды шли с полной верой за ним; его флот был связан крепкими узами, и поэтому он мог, будучи уверенным во взаимной поддержке, безбоязненно рисковать. Ему не суждено было умереть в бою; непрерывные трехлетние походы и цинга в конец подорвали и без того слабое здоровье этого уже немолодого человека.

Кроме дальнейшей блокады испанского побережья и участия английского флота во взятии Дюнкерка французскими войсками, а также нескольких экспедиций против мавританских пиратов, следует упомянуть об участии больших английских флотов в войнах государств Балтийского моря, о чем речь подробнее впереди.

Французcкий флот

Мы уже видели, как французский флот рос благодаря заботам Ришелье; после его смерти Мазарини не сумел удержать флот на высоте. Дюнкеркское унижение 1652 г. оставалось без последствий. Наконец, при Кольбере было произведено воссоздание французского флота.

Во времена 30-летней войны Ришелье с 1635 г. вел войну с Испанией, которая продолжалась при его преемниках и в 1659 г. закончилась Пиренейский миром.

Большое протяжение европейских испанских владений давало французам возможность пользоваться на соответствующих побережьях поддержкой флота; помимо этого флот самостоятельно нападал на прибрежные города и делал высадки. В течение 25-летних военных действий между флотами противников неоднократно происходили сражения, некоторые из которых будут описаны ниже.

Испанский флот, состоявший из 22 галер и нескольких парусных судов, завладел в 1635 г. Леринейскими островами на побережье Прованса (перед Каном) и немедленно укрепил их, чтобы создать себе надежную операционную базу. Французский флот из 38 линейных кораблей со многими фрегатами, брандерами и другими мелкими судами, под главным начальством архиепископа Бордо де Сурди и генерал-лейтенанта флота графа д'Аркуа пошел с французского западного побережья в Средиземное море, чтобы у Гиерских островов соединиться с флотом из 12 галер и стольких же парусных судов под командой епископа Нанта де Бово. Предполагаемое нападение не состоялось, флот ограничился набегом на побережье Сардинии.

В следующем году принялись за дело серьезнее, несмотря на то, что укрепления обоих главных островов были расширены и считались неприступными. 24 марта 1637 г. укрепления сильнейшего острова Сен-Маргерита подверглись жестокой бомбардировке; в одном месте французы пробили брешь и сделали высадку. После упорного боя судовому десанту удалось закрепиться в одной части острова. В апреле подошли французские галеры; парусный французский флот не давал приблизиться испанскому галерному флоту. Нападения на прочие укрепления могли быть произведены лишь при помощи судовой артиллерии. Главный остров после энергичного нападения сдался 12 мая; в последующие дни было продолжено нападение на другой остров, который вскоре также сдался. В этих сражениях отличился молодой 20-летний командир линейного корабля Авраам Дюкен, узнавший здесь о смерти своего отца, тоже командира линейного корабля, павшего в бою с испанскими кораблями.

Эти бои имеют особый интерес в виду совместных операций парусного и галерного флотов и десанта против галерной флотилии, поддерживаемой сильными береговыми укреплениями.

Разбор других крупных сражений перенесет нас в крайнюю северо-восточную часть Испании, близко к Пиренеям и французской границе. Вторжение французской армии в 1638 г. должно было поддерживаться флотом под начальством де Сурди, архиепископа Бордо. Последний, однако же, опоздал. Посланный вперед отряд занял гавань и замок Лос-Пасажес. Весь флот в составе 64 парусных судов потом действовал при осаде крепости Фуэнтараби, расположенной непосредственно у границы.

Вслед за тем была послана для разведки эскадра под начальством контр-адмирала де Монтаньи из 8 больших, нескольких малых судов и 2 брандеров к Гуэтарии, расположенной западнее Сан-Себастьяна. По пути Монтаньи встретил испанскую эскадру из 14 галеонов и 14 фрегатов под начальством адмирала Лореца, ставшую на якорь на рейде; он об этом немедленно донес главным силам.

Архиепископ де Сурди вышел с 10 своими лучшими судами и 5 брандерами в Гуэтарию, оставив в Фуэнтарабии отряд для наблюдения. Из-за неблагоприятного ветра он лишь через несколько дней мог прийти туда; противный ветер ему мешал напасть на испанцев, стоявших на якоре под защитой береговых укреплений.

22 августа французы предприняли общее нападение всем флотом, причем почти весь всем брандерам удалось подойти к неприятелю, так что к вечеру весь испанский флот был уничтожен. Испанцы имели очень большие потери в людях, тогда как у французов они были незначительны.

Осенью имели место горячие бои у Генуи между галерными флотами противников, причем французы всегда оставались победителями.

Из многих сражений того времени остается еще упомянуть о бое двух парусных флотов перед Кадисом, в котором французский адмирал де Брезе остался победителем; ему удалось благодаря удачному маневрированию поставить часть противника под перекрестный огонь. В бою у Таррагоны несколько французских кораблей победили большую флотилию испанских галер.

Многочисленные сражения этого и последующего годов не представляют особого интереса и в тактическом отношении дают очень мало; они обыкновенно дробились на одиночные бои. После последовавшей вскоре смерти Ришелье и Людовика XIII настал временно покой; затем морская война, то есть война у побережий, снова возобновилась. Часто в делах против неприятеля выделялся молодой адмирал де Брезе и Дюкен; первый пал на 27 году жизни близ Орбителло (у итальянского побережья), где произошел ряд сражений с испано-неаполитанской эскадрой.

Вестфальский мир не дал отдыха французскому оружию; поражение у Дюнкерка, нанесенное в 1652 г., было отомщено Дюкеном. Мы снова видим французский флот у Неаполя и Барселоны, где испанцы понесли тяжелые поражения.

Долголетняя война и многочисленные сражения с разбойничьими мавританскими флотами ясно показали Франции необходимость иметь сильный флот для обеспечения морского могущества.

Людовик XIV и Кольбер пошли по стопам Ришелье и вновь создали запущенный при Мазарини флот. Французские адмиралы, командиры и морские команды доказали свои прекрасные военно-морские качества. Требовались лишь корабли и базы, чтобы дать Франции сильный флот.

Люди, подобные Дюкену не раз брали на себя ответственность не подчиняться английским требованиям салюта и т. п., обидным для национального самолюбия, что им сходило с рук благополучно и впоследствии, когда приходилось оправдываться перед своим правительством.

Франция почувствовала необходимость создать себе колонии, и это было моментом для воссоздания большого сильного флота.

Нидерланды должны были одновременно со своим выступлением в Балтийском море, в 1656 г., испытать силу оружия в борьбе с Португалией. Адмирал-лейтенант Обдам ван Вассенар был послан к ее берегам и, соединившись Рюйтером, вернувшимся из Средиземного моря после похода против мавританских государств, располагал флотом в 28 судов; проведенная им тесная блокада дала много выгодных призов.

Двумя годами позже Рюйтер был послан для той же цели к португальскому побережью также с сильным флотом. Сражений с португальскими кораблями там не было вовсе; таковые встречались лишь у португало-индийского побережья. Заключение мира в 1659 г. завершило все эти враждебные действия.

Голландцам приходилось предпринимать новые экспедиции лишь в Средиземном море против мавров, начавших снова в большом масштабе морские разбои; Рюйтер и младший Тромп там командовали голландскими эскадрами.

Энергичное выступление Голландии в Балтийском море будет описано в следующих главах в связи с развернувшимися там военными действиями.

Флоты балтийских держав до 1644 г.

Обыкновенно забывается, что обе северные морские державы, Дания и Швеция, обладали постоянными флотами, которые в отношении материальной части и личного состава не уступали голландскому или английскому флотам. Тяжелые условия сухопутной войны заставили Швецию искать защиты главным образом в сильном флоте. Дании, более угрожаемой Ганзой, было еще важнее не уступать в этом отношении соседке и завести свои морские силы, которые служили бы основой обороны.

Англия после смерти Елизаветы имела всего 42 военных корабля и для постройки новых судов должна была обращаться к главным ганзейским городам (Гамбург, Любек, Данциг), тогда как флот Эрика XIV за 30 лет до этого насчитывал более 70 судов.

Шведский флот, однако, недолго держался на высоте; в 1612 г., вскоре после начала так называемой Кальмарской войны, датчанам удалось захватить Кальмар и Готенбург, и даже выйти в непосредственную близость к Стокгольму.

Союз Швеции и Любека с Голландией имел целью противодействовать расширяющемуся влиянию Дании; это первый случай военно-политического вмешательства чужой морской державы в дела прибалтийских государств.

Первенствующая роль в Балтийском море осталась за Швецией, тем более, что в 1617 г. по Столбовскому миру ей удалось получить обратно перешедшую в 1583 г. к России прибрежную полосу во внутреннем углу Финского залива (Ингерманландию).

Густав-Адольф II, принимавший личное участие в горячих боях на Ладожском озере, прикладывал все старания, чтобы снова поднять флот на прежнюю высоту. При поддержке флота ему удалось в 1621 г. взять Ригу; он там высадил 14 000 человек, перевезенных на 150 судах. Для дальнейших операций против Польши он в 1627 и 1628 гг. высадился со свежими силами у Пиллау и во Фриш-Гафе. Данцигскому адмиралу Дикману в 1627 г. удалось с 10 судами одержать победу над 6 блокирующими Вислу судами; Дикман пал в этом сражении. В следующем году шведы разбили там же на голову 7 вновь вооруженных имперских судов.

Затем после победоносного выступления в Польше последовало энергичное вмешательство Густава-Адольфа в Тридцатилетнюю войну; для этого он себе предварительно обеспечил тыл шестилетним перемирием с Польшей.

Густава-Адольфа побудил так поступить образ действий Валленштейна, а также проявившееся стремление основать имперский германский флот, который угрожал бы господству Швеции на Балтийском море.

Переход к Швеции от Польши и России немецких орденских земель Лифляндии и Эстляндии сильно увеличил ее могущество на берегах Балтийского моря; король счел момент подходящим, чтобы прочно обеспечить за собой эти новые владения.

Правильно оценивая военно-морское политическое и экономическое положение Швеции, Густав-Адольф пришел к заключению, что Швеции необходима война наступательная, не оборонительная. Чтобы иметь возможность свободно действовать в этом направлении было необходимо занять южные берега Балтики, отделенные от отечественных земель Балтийским морем. Для безопасности своих главных земель он считал нужным сделать Балтику шведской провинцией. Шведскую береговую линию, столь мало населенную, он считал слишком длинной, чтобы противостоять сильному на море противнику. Защита южного германского берега с обеспеченными через владеемое шведами море тыловыми сообщениями казалась королю более легкой и надежной.

Мы встречаемся здесь с теми же руководящими идеями, как у выдающихся английских флотоводцев, например, у Рейли. План адмирала сэра Джона Джервиса заблокировать в конце XVIII столетия как можно теснее французский флот в его портах и не дать ему выйти в море основан на том же.

Такой образ действий Швеции не дал развиться третьей морской державе на Балтийском море; кроме того, король обеспечивал завоеванием важных торговых портов на южном берегу Балтики средства для продолжения войны на материке. Выйдя из борьбы победителем, Густав-Адольф не нашел в себе силы ограничить свои владения; после религиозной войны он их слишком расширил, а преемники его не смогли удержать своего могущества.

Чтобы иметь возможность свободно действовать, Густав-Адольф заключил договор с датским королем Христианом IV, по которому Балтийское море должно было сделаться закрытым для военных флотов других держав, даже если бы для этого потребовалось употребить в дело оружие. До того времени подобные стремления проявлялись лишь во времена Ганзы.

Первые совместные действия союзников были направлены против Штральзунда, осажденного Валленштейном; осаждающие были принуждены отступить.

Так как Христиан IV тем временем отказался от острова Узедом и возвратил Фемарн герцогу Голштейн-Готторп, а Штральзунд избрал шведского короля своим покровителем, Густав-Адольф стал почти единодержавным в Балтике; он мог в полной мере осуществить свои заветные мечты сделать Швецию великой державой, присоединив к ней германские прибрежные земли.

24 июня 1630 г. он высадился с отлично вооруженным войском на 230 судах на северной оконечности острова Узедом. Дания после поражения под Луттером отказалась от участия в 30-летней войне и в мае 1629 г. заключила мир с императором. Господство на Балтийском море позволило Густаву-Адольфу добиться дальнейших больших успехов и закрепить за собой завоеванные земли; с тыла он был обеспечен благодаря владению морем.

Когда после Люценского поражения положение шведов на суше становилось все тяжелее, Христиан IV счел своевременным вернуть свое утраченное могущество. О союзе с Испанией против Швеции – Голландии было уже упомянуто. Король должен был снова отказаться от своих планов после поражения флота Окендо, так как один он чувствовал себя не достаточно сильным. Первое место в Балтике оставалось за Швецией, доставка запасов и войск по-прежнему продолжалась безнаказанно по Балтийскому морю. Союз между Швецией и Голландией укрепил положение первой, торговля и судоходство продолжали развиваться в Северном и Балтийском морях.

Христиан IV вскоре после восшествия на престол, в 1596 г., убедился, что ему нужен более сильный флот; Дания с ее 19 судами была по сравнению со Швецией и даже с Любеком слишком слабой. Но лишь после Любекского мира он мог обстоятельнее заняться своими планами и посвятить себя устройству обороны государства.

Во многих пунктах были устроены верфи, где строились военные корабли. Он ввел новую классификацию военных судов; были выстроены двухдечные корабли, фрегаты с одной батареей и, специально для шхер, галеры. Вооружение судов было усилено, корабли получили постоянные команды, страна была разделена на округа для вербовки команд, началось правильное использование лесов для получения судостроительных материалов и мачт.

Христиан еще усилил свой флот благодаря особой и совершенно своеобразной организации. Он уничтожил прежние постановления, по которым округа и отдельные города на случай войны должны были поставлять определенное количество кораблей, и установил систему постройки особого типа коммерческих судов частными лицами. Эти суда, построенные согласно особым военным заданиям, получали различные льготы и таможенные привилегии, если собственники обязывались в случае войны их передать правительству.

Таким образом, был узаконен уже сложившийся в Голландии и Англии обычай строить коммерческие суда с расчетом, что им может представиться случай сражаться с неприятелем или, в мирное время, с пиратами; разница, однако же, была в том, что организация эта проводилась самим правительством для увеличения, в случае войны, количества боеспособных судов.

Датский флот насчитывал уже в середине тридцатых годов около 70 военных судов; он, следовательно, был одним из самых больших флотов Европы и опасным соперником шведского; вспомогательные суда еще более его усиливали. Создание должности генерал-адмирала отделило флот от сухопутной армии и ускорило развитие первого; датский флот можно считать наилучше по тому времени организованным.

Угрожавший уже давно разрыв между обоими государствами наступил в 1643 г. Война началась предпринятым по инициативе канцлера Оксенштерна гениальным вторжением фельдмаршала Торстенсона из Моравии в беззащитную Голштинию, которая была завоевана с ходу.

В Швеции понимали, что ее флот не мог равняться с датским; поэтому, в начале 1644 г., был послан проживавший в Швеции голландец в Амстердам, чтобы частным образом достать в Голландии военные суда вместе с командой. Так было собрано 30 судов.

Христиан IV, узнавший об этом, немедленно принял решение помешать соединению голландских судов со шведским флотом – иначе было бы невозможно помешать Торстенсону перебросить армию на острова. В апреле он вышел в море, помог со своей эскадрой датской армии, осаждавшей Готенбург, и затем лично повел свои морские силы в Северное море, искать шедшую из Голландии эскадру Тиссена.

Он нашел своего противника у острова Сильта и 16 мая после жестокого шестичасового сражения в Королевской бухте в Листер-Тифе (получившей благодаря этому свое название) нанес ему тяжелое поражение. Христиан IV немедленно вернулся в Готенбург, оставив во главе флота своего адмирала Прос Винда, который через восемь дней снова разбил Тиссена и заставил его с остатками судов вернуться в Голландию.

Голландский коммерческий флот из 700 судов появился под конвоем 43 военных судов перед Зундом; коммерческие суда пошли дальше в Балтийское море.

Война 1644 г. в Балтийском море

Во время этих побочных операций в Северном море шведский флот под начальством адмирала Флеминга закончил свои вооружения и пошел крейсировать к южному входу в Зунд. Было предположено сделать высадку на малых датских островах и затем вторгнуться в Зеландию. От этого плана пришлось отказаться, так как в Голштинии нельзя было найти достаточного количества судов для переправы армии Торстенсона. Было решено ограничиться занятием Фемарна; флот стал на якорь в Фемарн-Бельте.

Он состоял из 31 военного судна, 7 брандеров и 4 малых галиотов; 4 небольших судна насчитывали по 60-75 и около 350 человек команды, из которых треть были солдаты. Общее число орудий достигло 1360; запас снарядов и пороха хватал на 30 выстрелов на орудие. Флот был разделен на 3 эскадры.

Число судов в датском флоте было несколько больше, но зато число орудий меньше; их флот был разделен на 4 эскадры, каждая по 9-10 судов с 2-3 брандерами и столькими же галиотами. Такое же разделение флота датчане имели в 1630 г. у устьев Эльбы, где одна из эскадр, по-видимому, оставалась в резерве. Флагманский корабль Христиана IV, командовавшего 3-ей эскадрой, был 48-пушечный. Кроме этого корабля, еще только пять судов имели 30 орудий. Главнокомандующим был генерал-адмирал Йорген Винд; он вел авангард. Король неоднократно вмешивался в распоряжения главнокомандующего; поэтому нередко бывало неясно, кто собственно был главным начальником.

Флот вышел 29 июня из Копенгагена и 1 июля в 5 часов утра открыл противника. В 9 часов утра шведы снялись с якоря и, обогнув при хорошем восточном ветре северо-западный угол Фемарна, пошли в бухту Говахт, чтобы выйти в открытое море и обеспечить себе наветренное положение. Датчане шли несколько севернее, то есть снаружи; ветер постепенно переходил к югу.

Около полудня шведы повернули на находившегося под ветром противника; начался бой. Описания этого сражения очень противоречивы, неясны, мало правдивы, иногда с сильной национальной окраской. Шведские донесения все же заслуживают большего доверия.

После некоторого маневрирования эскадр образовались одиночные бои между небольшими, находившимися более или менее в строю, группами; самый жестокий бой и здесь происходил между флагманскими кораблями. Флеминг в подходящий момент сделал попытку разделить неприятельский флот и послал яхту с приказанием находившимся вблизи командирам попробовать прорезать линию неприятеля и поставить часть его судов в два огня. Неоднократно были случаи сцепления на абордаж, часто суда должны были выходить из строя для заделки пробоин. После десятичасового боя при наступлении темноты, когда с трудом можно было отличить друга от недруга, флоты при стихающем ветре разошлись.

Шведский флагманский корабль наиболее пострадал, но ни одно из судов противников не было потеряно. Потери датчан превышали 200 человек, из них около 30 убитых, потери шведов – всего 80 человек. Христиан IV был, не считая многих мелких ранений, тяжело ранен в правый глаз, но после перевязки продолжал руководить боем. Йорген Винд был тяжело ранен и умер через несколько недель в Копенгагене.

Оба вождя были очень недовольны своими командирами, король им грозил колесованием, а Флеминг обещал вешать мало энергичных командиров. Зато один из шведских командиров, отличившийся своей храбростью, получил награду в 40 талеров, что очень характерно для того времени.

Странно то обстоятельство, что на следующее утро оба флота потеряли друг друга из вида, и оба не знали, куда ушел противник. Никто из вождей не позаботился сделать рекогносцировку, чтобы выяснить местоположение противника. Флеминг, оставшийся на месте сражения, пошел для исправления своих судов в Кильскую бухту, куда прибыл на третий день и стал на якорь у Христианприза (ныне Фридрихсорт). Христиан IV стоял в Фемарн-Бельте и лишь 4 июля снялся с якоря, а 7-ого со всем своим флотом появился у Бюлка, у внешней стороны входа в Кильскую бухту.

Шведы думали, что датчане ушли в Большой Бельт или Зунд, а датчане полагали найти противника у Екернфорде.

Последовала трехнедельная блокада. Шведы стоял между Христианпризом и Лабо, датчане несколько мористее, под командой назначенного генерал-адмиралом Петра Галта. Король, однако, часто вмешивался в распоряжения последнего, давая указания, как действовать против неприятеля на случай его намерения прорваться.

Среди шведов не было единодушия. Торстенсон хотел дождаться голландского вспомогательного флота, Флеминг настаивал на скорейшем прорыве. Киль был вскоре занят имперскими войсками, и главный продовольственный склад Неймюлен, в устье р. Свентины, достался также датским и имперским войскам. Итак, шведы могли опираться лишь на взятую в декабре прошлого года крепость Христианприз. Когда против этой крепости было возведено укрепление, с которого началось обстреливание шведского флота, положение стало критическим.

29 июля Флеминг был смертельно ранен в своей каюте; его преемник молодой генерал-майор Врангель решил немедленно прорываться. Первая попытка кончилась неудачей, так как было полное безветрие и верповавшиеся или же буксируемые или же буксируемые своими шлюпками суда также и снаружи бухты встретили ветра. Торстенсон облегчил положение флота, овладеть новым укреплением и отобрав снова Неймюлен.

Датский флот предпринимал небольшие перемещения, но обе эскадры оставались в непосредственной близости друг против друга. Христиан IV прислал приказ своему генерал-адмиралу напасть на стоящего на якоре неприятеля подходить как можно ближе, давать залпы обоими бортами и т.п. Галт прошел к наветренному (голштинскому) берегу, но не напал на врага. На следующий день шведы прошли дальше к выходу, но опять до боя не дошло, Галт все не держался достаточно близко к находившемуся под ветром неприятелю. Полный негодования Христиан IV 31 июня заменил Галта адмиралом Эриком Оттезеном, а Галта временно назначил командующим авангардом. Врангель пошел для пополнения запасов снова к Христианпризу, куда за ним последовали датчане.

Шведы на военном совете решили при наступлении темноты попробовали прорваться, что им и удалось, несмотря на всю невероятность этого предприятия. Они прошли незаметно с задраенными портами сквозь блокирующий флот и 2 августа на рассвете при свежем западном ветре, находились у Фемарна. Датские сведения лишь поверхностно освещают это событие; наибольшее количество документов сгорело во время пожара замка Христианборг в Копенгагене.

Причину неудачи следует искать в беспечности датчан; по-видимому, не было выставлено дозорных судов. Датский флот немедленно пустился в погоню, но уже не мог догнать шведов. Оттензен вскоре повернул обратно, получив новые приказания короля, а шведы ушли в Даларе близ Стокгольма.

Когда через несколько дней Христиан IV пошел с 9 кораблями в Копенгаген, он встретил в Зунде новый голландский вспомогательный флот под командой Тиссена, напал на него, но не мог этим 24 голландским кораблям воспрепятствовать идти дальше и впоследствии соединится со шведским флотом. Почему произошло разделение датских морских сил – непонятно, тем более что Христиан IV все время действовал стратегически совершенно правильно. В столице ему была оказана восторженная встреча, все восхваляли его за личную храбрость.

Король, однако, не заслужил славы великого адмирала и морского вождя, которой его наградило народное предание. Адмирал Галт был после долгого разбирательства дела приговорен к смертной казни и в конце августа 70 лет от роду казнен. Несомненно, что король проявил чрезмерную строгость. Ошибки, которые делались преемниками адмирала, были гораздо грубее.

Датские суда вскоре разоружились на зиму; лишь эскадра из 17 судов под начальством адмирала Мунда, оставалась в море, чтобы воспрепятствовать высадке шведов на южных островах. Не имея никаких сведений о близости неприятеля, датчане 11 октября неожиданно увидели у юго-западной оконечности Лааланда шведский флот. Граф Врангель вопреки всякому ожиданию вышел в конце октября снова в море, соединился с Тиссеном и пошел в начале октября с 42 судами на запад, чтобы войти в соприкосновение с Торстенсоном и беспокоить датские острова.

Оба флота из-за очень сильного ветра могли вступить в бой лишь через два дня; шведы все время находились под ветром. 13 октября после крайне ожесточенного шестичасового боя датчане были совершенно разбиты. Несколько судов выбросились на берег, но были стащены шведами и голландцами, несмотря на сильный огонь сошедших на берег судовых команд; другие датские суда были взяты на абордаж или же уничтожены брандерами.

Адмирал Мунд пал в бою; лишь 3 небольшим судам удалось спастись через Большой Бельт, несмотря на преследование французского капитана Дюкена, бывшего на шведской службе – впоследствии знаменитого адмирала. Три адмирала и свыше 1000 человек было взято в плен; шведские потери ограничивались 60 человеками.

Одно из приказаний Врангеля следует отметить как особо характерное для ведения войн того времени: «С пленными по приказанию правительства следует обращаться как с таковыми, хотя лучше бы было бы из выбросить за борт, чем давать им помещение». Христиан IV давал подобные же приказания: «Лучше бы убивать всех и знатных и бедных; тогда бы у крестьян пропала охота к военному ремеслу».

Врангель пошел в Висмар, голландцы вернулись восвояси, – эта победа не имела больше никаких последствий. Союзникам не доставало общего, идущего твердо к намеченным целям руководства; шведы весной также ничего не предприняли со своим флотом из 60 кораблей.

Однако Дания все еще оставалась достаточно сильной чтобы не допустить высадки в своей стране. Ее флот сыграл большую роль в деле сохранения государства, хотя господство на море осталось за шведами, и они могли беспрепятственно поддерживать сообщения с оперирующими на континенте войсками.

Вмешательство Франции привело 13 августа 1645 г. к миру в Бремсебро, по которому Дания уступила Швеции острова Готланд и Эзель и два округа на норвежской границе; шведские суда при плавании Зундом были освобождены от таможенных пошлин; кроме того, пришли, наконец, к соглашению в некоторых вопросах морского церемониала: о числе выстрелов при салютах, о спуске флага и парусов при прохождении мимо судов, крепостей и т.п.

По Вестфальскому миру 1648 г. за Швецией остались устья рек Балтийского моря; она получила господство над главными реками германии (Эльба, Везер, Одер); в Балтийском море к ней перешла часть Померании со Штеттином, а также Рюген и Висмар.

Положение Дании в конце 30-летней войны было не завидно; она слишком многого захотела и располагала слишком малыми средствами, чтобы добиться желаемого. На западе Балтийского моря Дания все же оставалась единственной соперницей Швеции. Христиан IV мог добиться большего, если бы он своевременно озаботился усилием своего флота и сообразно с этим действовал. Его стратегические дарования имели для Дании большое значение; мы впервые сталкиваемся в Балтийском море с глубоким пониманием морской стратегии.

Влияние морской силы было в последнюю треть 30-летней войны преобладающим; сухопутная война, по сравнению с морской, получила сухопутное значение. Швеция могла только потому держаться в западной Европе, что ее сообщения с родиной были надежно обеспечены полным обладанием морем.

Если бы Дания победила на море при помощи Испании или же одна, то несмотря на давление Франции результаты были бы иные. В течение целых 4 месяцев в середине 1644 г. было возможно поражение Швеции на море, что без сомнения привело бы и к ее поражению на континенте. Лишь победа у Лааланда дала Швеции уверенность в дальнейших успехах.

Войны на Балтийском море против Карла x 1657-1660 гг.

Лишь двенадцать лет продолжался мир на Балтийском море. В 1654 г. взошел на шведский престол молодой и энергичный король Карл X, имевший опыт полководца во время Тридцателетней войны, так как к концу ее он был генералиссимусом всех шведских войск. Он приобрел, кроме того, обширный государственный опыт, благодаря многочисленным дипломатическим переговорам, которыми руководил. При нем Швеции пришлось снова взяться за оружие. Внутри государство значительно окрепло, влияние королевской власти усилилось – Швеция была готова по зову своего монарха, племянника дочери Густава-Адольфа, снова показать свету свою мощь. Чтобы развить последнюю как можно шире, государство со своим лишь миллионным населением должно было позаботиться о приобретении больших богатство.

Молодой король первым делом возобновил войну с Польшей, чтобы разрушить планы ее короля захватить корону Швеции и, кроме того, чтобы поднять на родине престиж королевской власти.

Прибавилось еще одно обстоятельство; Польша, которую в те времена можно было назвать «дворянской республикой», заключила договор, согласно которому Генеральные Штаты должны были ей предоставить 20 военных судов для войны с Россией. Это было равносильно угрозе пошатнуть первенство Швеции на Балтике, тем более что Польша пыталась привлечь на свою сторону также и Данию. Голландия охотно исполнила желание Польши, так как боялась, что дальнейшее возрастание могущества Швеции в Балтийском море может помешать ее торговым интересам. А торговля Нидерландов с прибалтийским побережьем была чуть ли не наиболее для них доходной: тут действительно многое стояло на карте.

Карл X очень ловко умел скрывать свои настоящие намерения; с Россией он заключил союз, с Бранденбургом вел деятельные переговоры совместно выставить в Балтийском море сильный флот, чтобы предотвратить опасность, грозившую со стороны Польши и Голландии: для этой цели он держал постоянного резидента в Берлине. Также и с Данией он захотел заключить тесный союз для защиты Балтийского моря, но успеха не имел.

Бранденбургу было очень важно избавить герцогство Прусское от зависимости от Польши; курфюрст Фридрих-Вильгельм вел по этому поводу деятельные переговоры.

Карл X всячески старался удержать Голландию от выступлений в Балтийском море; она же настойчиво стояла на сохранении полной свободы этого моря. Государственный канцлер Оксенштерна заявил на рейхстаге 1655 г., что «наибольшее влияние в Балтийском море может принадлежать лишь шведскому королю». Все подобные взгляды Карла и его приближенных налагали особый отпечаток на его войны, отличая их от войн его великого предшественника Густава-Адольфа: стало необходимым добиваться морского могущества – этим и объясняется выдающееся в последующем значение флота.

Карл X начал дипломатические сношения и с Кромвелем, чтобы соединиться с Англией против Польши; Швеция должна была предоставить английской морской торговле некоторые льготы в Балтике, а Англия – содержать в ней флот из 20 военных кораблей. Уже в 1654 г. Кромвель вступил в переговоры с королевой Христиной, имевшие целью открыть Зунд для торговли и несколько ограничить Данию и Голландию. Как видно, Карл действовал очень искусно по всем направлениям, чтобы создать себе твердую базу; также ловко он вел военные приготовления внутри королевства.

Он непрерывно совершенствовал свои сухопутные и морские силы и ввел ряд важных организационных изменений. Намерения короля заключались в одновременном вторжении из шведской Померании в западную Померанию и из Лифляндии в Польшу; в то же время флот должен был взять город Данциг.

С флотом из 40 кораблей (1400 орудий) Карл X вышел в море и высадился в середине июля у Волгаста, где получил известие, что голландский флот под начальством Тромпа вышел в Балтийское море. Варшава и Краков были взяты; сдержанный в начале Бранденбург решился на открытую помощь, за что Пруссии была дарована независимость от Польши. Шведы и бранденбуржцы одержали совместно победу в трехдневном сражении под Варшавой. Польша к концу 1656 г. была почти совершенно побеждена; война в отдаленных областях продолжалась с малой интенсивностью.

Между тем голландцы оперировали в Балтийском море; впервые в последнем оказался флот не прибалтийской морской державы. В конце июля перед устьем Вислы у Данцига появилось под командой лейтенант-адмирала Вассенара ван Обдама 42 корабля с 1700 орудиями и экипажем в 6.400 человек, чтобы уберечь этот город от шведов и помочь голландской торговле в Балтийском море. Обдам за два года до описываемых событий был назначен заместителем Тромпа Старшего; раньше он не служил во флоте, но считался выдающимся голландским кавалерийским полковником. Старшим флагманом был назначен вице-адмирал де Рюйтер.

В Швеции очень опасались, что этот флот может воспользоваться одним из недавно занятых островов как базой и там зазимовать; это значительно повлияло бы на переговоры в Эльбинге. Требования голландцев возросли до того, что они настаивали на полном уравнении в отношении пошлин голландских купцов со шведскими. Карл X, однако, не соглашался, он хотел нераздельно владеть Балтийским морем; голландцам пришлось по многим пунктам уступить.

Обдам уже в начале сентября покинул рейд Данцига, а прибывший позже шаутбенахт Корнелис ван Тромп Младший через месяц последовал за ним с 12 самыми быстроходными судами. Итак, опасность для Швеции, что сильнейший из чужих флотов, когда-либо приходивший в Балтийское море, там обоснуется, миновала. Господство ее в Балтийском море оставалось нерушимым.

В начале сентября и датская эскадра появилась на несколько недель перед устьем Вислы, но, как уже было упомянуто, вскоре ушла восвояси.

Первая датская война 1657-1658 гг.

Весной 1657 г. Дания пришла к заключению, что настало время и ей начать действовать. Переговоры Швеции с Польшей и война с последней несколько приостановились, поэтому Фредерик III объявил в союзе с Голландией войну Швеции; было решено помогать друг другу и выставить по 6 000 человек.

Датчане образовали 4 армии: у Гамбурга для нападения на шведскую территорию около Бремена, у юго-западного берега (Скония) для операций против Стокгольма, в Христиании для нападения в Богуслен и, наконец, в Дронтгейме; резерв еще набирался в Ютландии – всего 45 000 человек. На юге отдельные крепости оставались не занятыми – никто не мог предположить вторжения Карла Х. Это раздробление сил дало себя вскоре знать. Все предприятие велось без должной энергии.

Датский флот быстро вооружался; главные силы (40 кораблей) пошли к Борнхольму, небольшой отряд из 7 кораблей расположился у Готенбурга. Предполагалась блокада шведских и финских берегов.

Король сам пошел в середине июня с 19 судами, под командой вице-адмирала Бьелке, в Данциг; он имел намерение воспрепятствовать Карлу Х перебросить армию из Польши в Швецию или на датские острова, собираясь его таким образом отрезать. На Эльбе, Везере и в Каттегате были расположены маленькие отряды судов для защиты от шведских каперов – флот оказался так же раздробленным, как и армия.

Повторилось подобие наступления Торстенсона в 1643 г. Карл X, получивший 20 июня в глубине Польши известие об объявлении войны, был уже 1 июля у Штеттина; 18 июля он, прекрасно вооруженный, подходил к голштинской границе, делая форсированные переходы. В конце месяца король был уже в Ютландии. Заняв ее целиком, он поспешил в Висмар.

В Сконии датчане тоже были отбиты; повсюду датское наемное войско оказывалось не на высоте, повсюду не хватало боевых припасов.

Когда Фредерик III, стоявший у Данцига, узнал о вторжении своего врага в Голштинию, он немедленно сам вернулся в отечественные воды, а также вернул свои морские силы из Северного моря; нужно было защитить острова, которые могли подвергнуться нападению со стороны материка и с севера, со стороны Готенбурга. Шведский флот еще не был в боевой готовности и датчане могли легко выполнить поставленную им задачу; острова остались нетронутыми неприятелем.

Своему флоту Карл X приказал как можно быстрее вооружаться, так как он для него имел особые планы. Готенбургский отряд судов должен был вместе с английской вспомогательной эскадрой перебросить находившиеся на юге Ютландии войска на остров Фюнен, а главные морские силы должны были содействовать высадке сухопутной армии в Зеландию. Одновременно предполагалось начать наступление в Сконию, имевшее целью нанести удар в сердце страны. Но лишь в конце августа шведский флот, под командой адмирала Бьелкенштерна, вышел из Даларе у Стокгольма в составе 32 военных кораблей с 6 перевооруженными коммерческими судами и столькими же брандерами.

Датский адмирал Бьелке, наблюдавший до того времени в Висмаре за Карлом Х, вышел немедленно в море, как только узнал об этом. 12 сентября оба флота оказались на виду друг у друга, 28 датских против 38 шведских кораблей. Бьелке, считая себя слишком слабым, пошел в Зунд, где немедленно получил подкрепления в числе 11 судов от адмирал Юэля.

Таким образом, оба флота одинаковой силы встретились на следующий день у Фальстербо, у юго-западной оконечности Сконии. Недостаток единого командования, отсутствие каких бы то ни было тактических приемов (военно-морское искусство в те времена очень хромало в Балтийском море) свели это сражение лишь к одиночным боям, особенно флагманских кораблей; об успехе, не говоря уже о победе, одного из противников не было и речи. Свежая погода помешала и на следующий день добиться результата, флоты разошлись вечером 14 сентября и удалились в Копенгаген и Висмар. Потери обеих сторон не превышали 60 убитых и 100 раненых.

Однако датчане добились стратегического успеха; нападение на острова было приостановлено. 19 сентября датский флот начал блокаду шведского в Висмаре и снял ее лишь с наступлением заморозков. План войны Карла Х провалился, так как англичане не исполнили обещания оказать поддержку.

Положение Карла Х стало критическим, так как имперские войска и поляки перешли в наступление, последние уже находились в шведской Померании; курфюрст Фридрих-Вильгельм после Велауского договора всецело перешел на сторону Польши. Переговоры по разным направлениям и с большой энергией велись и шведским королем.

Между тем, генерал граф Врангель получил приказание перейти у Фредерикс-одде (теперешняя Федерация) через Малый Бельт на остров Фюнен. Это приказание вскоре было отменено; Врангелю было поручено взять Фредерикс-одде, что ему в конце октября удалось. Карл X воспрянул духом и снова решил следовать первоначальному плану, то есть появиться до начала зимы перед Копенгагеном.

Графу Врангелю, назначенному тем временем генерал-адмиралом, было приказано высадиться в середине декабря на острове Фюнен, пользуясь всеми находившимися в его распоряжении судами; но в это время настали морозы, тогда Карл приказал, если только лед выдержит, перейти по нему на Фюнен. Однако лет подтаял, и экспедиция не состоялась.

9 января 1658 г. Карл X , полный нетерпения, прибыл в Киль на военный совет; было решено наступать немедленно на остров Фюнен, будь то на судах или по льду. 30 января удалось перейти через лед севернее Гадерслебена (у Брандсэ), в Ивернес на Фюнен, причем два шведских эскадрона провалились под лед, и сам король был в большой опасности.

Постепенно, под неприятельским огнем, 9 000 всадников и 3 000 человек пехоты перешли через плохо державший лед; вскоре остров Фюнен был занят.

Датскому адмиралу Бредалю со своими 4 судами удалось сквозь лед вытянуться из гавани близ Ниборга; он отбил все ночные нападения на свои корабли, предпринимаемые шведами по льду, приказав обливать борта водой, которая тут же леденела.

Из Ниборга войска пошли в Сведенборг, оттуда через Таазинге на Лангеланд, а 9 февраля через Большой Бельт на Лааланд; переход совершался с неимоверными трудностями и страшным риском провалиться; трещины во льду закрывались соломой, которая сверху поливалась водой, быстро леденевшей. 12 шведы были в Зеландии: через несколько дней смелый король стоял с 5 000 всадниками перед Копенгагеном, где английский и французский посланники взяли на себя мирные переговоры. Через 14 дней после высадки в Зеландии был заключен Рескильдский мир (28 февраля 1658 г.).

Швеция получила три провинции на юге полуострова, Сконию, Халланда и Блекинген; далее остров Борнхольм, (позже и Хвен в Зунде) и, наконец, Богуслен на Каттегате и Трондием-Лен на норвежском побережье.

Дания должна была обязаться не пропускать в Балтику флоты «неприятельских» держав; английскому посланнику под самый конец переговоров удалось смягчить договор и ввести в него слово «неприятельский», против желаний обеих враждующих сторон.

Успех выпал на долю Карла Х благодаря его выдающейся энергии, а также и тому обстоятельству, что обе соперничавшие морские державы был еще слишком ослаблены после их первой войны. Он рискнул на это смелый шаг главным образом, чтобы помешать голландцам появиться, как следовало ожидать, с большими силами в Балтике; значение морской силы Карл X как выдающийся полководец и государственный деятель оценил вполне.

При заключении мира он отказался от некоторых своих требований, ясно сознавая, что вскоре разойдется лед и тогда подойдет голландский флот; положение шведской армии на островах без поддержки замерзшего на севере флота, стало бы крайне затруднительным, тем более что Польша, Австрия и Бранденбург опять бы соединились против него. Поэтому Карл X быстро согласился на более легкие условия мира, так, например, уступил в вопросе о присоединении всей Норвегии и Исландии, хотя беззащитный Копенгаген лежал у его ног, и он фактически владел всей Данией.

Датский план войны и быстрое наступление Карла Х дают ясный пример, как на войне тотчас же сказывается несоблюдение основ стратегии.

Датчане, имея в виду свою цель (возвращение своих исконных земель и приобретение новых) упустили объект войны – неприятельские армию и флот и их уничтожение. Так как в начале войны последнее было невыполнимо, ибо флот еще не был готов, а шведская армия находилась слишком далеко, в глубине континента, то следовало безотлагательно нанести сильный удар в сердце неприятельской земли; всеми силами стараясь завладеть столицей противника; одновременно нужно было обезопасить южные крепости. Операции флота в начале были совершенно правильны.

Карл X неуклонно следовал намеченному, хоть потом и несколько измененному, плану вторгнуться внутрь неприятельской страны; его громадная энергия в связи с ясным пониманием политического положения доставили Швеции этот блестящий успех. Правильное понимание значения морской силы и своевременное сосредоточение сил привели Карла к быстрому достижению цели.

Вторая датская война 1658-1660 гг.

Своеобразный состав армии Карла Х заставил его задуматься, что дальше делать с победоносным войском. Оно состояло по большей части из чужих наемников, преимущественно немцев; распустить их по многим причинам было опасно, а содержать – слишком дорого. Вышеизложенные соображения немало повлияли на то, что Карл решил снова начать войну, однако же мысль идти против Дании пришла королю лишь постепенно.

Между обеими северными королями долгое время велись переговоры о заключении союза; Карл X хотел, чтобы оба государства обязались для своей безопасности запереть Балтийское море союзным флотом, для чего нужно было каждому выставить флот из 20 судов. Об этом узнали голландцы; их посланник всячески старался не дать переговорам реализоваться, что сильно их затягивало.

Вооружения Дании шли очень медленно; Карл X стал беспокоиться, приказал приостановить уход войск с островов и поставил более суровые требования. Прежде всего он потребовал точной и определенной редакции статьи договора о допущении иностранных флотов в Балтийское море. С начала мая голландская эскадра из 24 судов находилась у Догер-банки в Северном море, чтобы оказать давление на Швецию. Когда во время переговоров было получено известие, что Голландия намерена употребить эту эскадру для поддержки Бранденбурга и Данцига в Балтийском море, Карл X немедленно же потребовал от Дании 8 судов для совместных действий против Голландии. Дания очень медлила с ответом; поэтому шведский король решил – это было в середине июня – быстро использовать свое выгодное стратегическое положение и снова занять Данию. Это дало бы ему возможность не допускать флоты Голландии в Балтийское море. План Карла показывал его глубокое понимание значения морской силы. Войска при данных обстоятельствах он мог не распускать. Чтобы выиграть время Карл X стал умышленно затягивать переговоры, а Врангелю отдал приказание стянуть как можно скорее все войска к Килю.

Король выработал следующий план: переправить Врангеля с главными силами из Киля на Зеландию, немедленно послать 4 кавалерийских полка против Копенгагена, а с остатком войск вторгнуться через Фюнен в неприятельские земли. Пехота должна была следовать за кавалерией в повозках, чтобы как можно скорее захватить Копенгаген и датский флот. Шведский флот получил приказание блокировать Зунд; затем предполагалось взять Кронеборг, а также Христианию.

Военный совет, собранный 23 июля в Висмаре, признал этот план выполнимым; было решено Данию и Норвегию сделать шведскими провинциями. Все благоприятствовало выполнению плана, армия и флот были готовы, а боевые припасы находились во вновь занятых местностях или вблизи их; неприятельских сил других держав не было поблизости. Быстрота выполнения операции была главным залогом успеха.

Король, принявший лично командование над войсками, хотел высадиться в непосредственной близости от Копенгагена, чтобы нападение на столицу было сколь возможно внезапным; однако по совету генералов он отказался от своих намерений и решил высадиться в Корсере, в 15 милях от Копенгагена.

5 августа он вышел с 11 военными и 60 транспортными судами и десантом в 8 000 человек из Киля; было объявлено, что эти войска предназначены идти в Пруссию, откуда они должны были оперировать против Польши. Уже на следующий день была предпринята высадка в Зеландии, что оказалось для всех полнейшей неожиданностью; 9 августа авангард подступил к Копенгагену, который в тот же день был заблокирован флотом под начальством адмирала графа Врангеля. Все шло, как предполагалось. Однако в Копенгагене по получении известия о высадке, в течение последующих 3 дней, начали работать с лихорадочной поспешностью над его укреплением: сожгли предместья, организовали из граждан и студентов добровольные дружины и т. п. Возможно, штурм города шведами, удался бы, если бы Карл его предпринял без промедления, на чем усиленно настаивал его помощник Дальберг; король, однако, нашел такой образ действий слишком рискованным и решил начать правильную осаду, что было вполне одобрено генералами.

Не имея необходимых осадных орудий, шведская армия приступила к осаде столицы и Кронеборга – смелое решение! Карл этим поставил на карту весь достигнутый раньше успех; при немедленном взятии города его положение оказалось бы блестящим. Копенгаген защищали все лишь 7 300 человек, из них треть солдаты, остальные матросы, студенты и добровольцы. Шведы им противопоставили опытных солдат, которых к тому же было на 1000 человек больше. Фельдмаршал Шак беспрестанно делал вылазки, чем сильно затруднил подготовительные работы осаждающих.

Шведский флот остался стоять почти без дела. Через шесть недель сдался Кронеборг, благодаря чему шведы получили тяжелые орудия. По всей Зеландии велась ожесточенная партизанская война; лишь в Зунде шведский флот не встречал никакого сопротивления.

Тем временем другие государства стали проявлять активность; все были очень удивлены и обеспокоены вторжением шведов, особенно Голландия. Король вел деятельно переговоры; Кромвеля он безуспешно просил о присылке обещанных 20 судов.

В конце августа генерал-адмирал граф Врангель собрал у Кронеборга флот из 35 линейных кораблей и 8 фрегатов с почти 1 900 орудиями и 7 500 человек команды, разделенный на 4 эскадры. Одна из эскадр оставалась в резерве южнее острова Хвен для наблюдения за вооружавшемся в Копенгагене флотом. На шведских судах находилось много старых солдат.

Генеральные Штаты немедленно вернули две находившиеся вблизи эскадры. Отправляемый в Зунд флот был рассеян жестоким штормом в Северном море; лишь 8 октября он мог снова выйти. Несмотря на все, этот флот под начальством Обдама первый подошел к Зунду в числе 35 больших судов и трех дюжин транспортов, с 2 000 тысячами человек десантных войск и полным боевым снабжением. Младшими флагманами были вице-адмиралы Корнелис де Витт и Флорисцон. 22 октября Обдам находился у Кронеборга; у Лаппегрунда ему пришлось выждать 6 дней на якоре, так как господствовал южный ветер, вызывавший по Зунду значительное течение к северу.

Король, передавший командование войсками под Копенгагеном Стенбоку, сам находился у Кронеборга. Он не согласился по политическим соображениям на совет Врангеля напасть, пользуясь благоприятным ветром и течением и своим численным превосходством на голландцев, не желая быть инициатором войны, так как объявления войны Голландией еще не последовало. Кроме того, он считал узкий Зунд более удобным местом боя для своего неопытного флота благодаря крепостям Кронеборг и Гельсингборг, которые могли принять участие в бою и дать возможность своим поврежденным судам подойти под их защиту.

Отдавая должное всем этим соображениям, все же нельзя не признать за серьезную ошибку оставление четверти морских сил в виде резерва у Хвена; следовало сильному противнику противопоставить всю свою мощь. Карл не мог себя считать ни в коем случае сильнее опытных в боях голландцев; для наблюдения за датчанами хватило бы нескольких отдельных судов. Принцип сосредоточения сил опять был забыт. К тому же расстояние резерва от главных сил достигло почти 10 миль.

Доблесть офицеров и команд шведских судов не оставляла желать лучшего. Все были хорошими моряками; команда состояла на половину из немцев и англичан. Лишь между офицерами насчитывалось несколько голландцев. Корабли шведов были хороши, около дюжины из них ни в чем не уступали лучшим голландским судам.

Утром 29 октября дул благоприятный для голландцев ветер. Обдам с рассветом вошел в Зунд, сопровождаемый транспортами. Вице-адмирал де Витт вел кильватерную колонну, Обдам командовал, находясь в центре. Голландцы шли благодаря попутному норд-весту быстро вперед и около Эльсинора увидели справа по носу поджидавших их шведов под начальством Врангеля, шедшего также в центре. Так как ширина Зунда в северной части всего полторы-две мили, а противолежащие батареи удалены друг от друга на 4 500 метров, то каждой из них приходилось обстреливать пространство в 2000 метров длиной – расстояние, трудно достижимое для тогдашней артиллерии.

Карл приказал в 7 часов утра кронеборгским батареям дать 2 выстрела, ответа не последовало; король лично произвел первый боевой выстрел по приближающемуся неприятелю. Стрельба с обоих берегов была почти безрезультатной, почти сплошь были недолеты.

Адмирал де Витт придержался к шведскому берегу и дал несколько залпов по батареям; вообще же голландцы почти не стреляли. Де Витт направился не против стоящего несколько отдельно, немного севернее, шведского авангарда; он пошел прямо на неприятельский центр и дал свой первый залп всем бортом по флагманскому кораблю.

Линия шведских судов была несколько расстроена все еще идущим вверх по проливу течением. С 8 часов утра, в течение целых 7 часов, длилось сражение, разбившееся на ряд одиночных боев. Флагманский корабль Врангеля «Виктория» должен был через некоторое время из-за аварии руля и сильно поврежденного такелажа выйти из строя и стать под защиту Кронеборга.

Та же участь постигла флагманский корабль Обдама «Фенерагт»; обстреливаемый несколькими судами, с 5 футами воды в трюме и совершенно перебитым такелажем он должен был стать на якорь по середине фарватера. Обдам продолжал руководить боем, сидя из-за сильной подагры на кресле. «Бредероде», старый флагманский корабль Мартина Тромпа, на котором теперь держал флаг де Витт, потонул через несколько часов. Шведам с трудом удалось спасти труп убитого незадолго до этого адмирала; после боя они его передали голландцам. К концу боя шведы находились на ветре, но первыми прекратили сражение.

Во время очень неясного теперь сражения транспортные суда прошли беспрепятственно мимо сражающихся и стали на якорь перед Копенгагеном. В 3 часа бой прекратился при сильно закрепчавшем ветре. Шведы ушли в Ландскрону, голландцы в Копенгаген, где с ними соединился датский флот под начальством Бьелке.

Потери обеих сторон были крайне тяжелые; голландцы большой ценой прорвались; 5 судов утонули или сгорели, погибло 2 адмирала, 5 командиров и 1700 человек команды (из них 700 убитых).

Чтобы лучше уяснить упорство этого сражения, напомним, что в течение четырехдневного боя, 8 лет спустя, голландцы потеряли 4 корабля, 3 адмиралов, и 2000 человек команды; у Трафальгара англичане потеряли 1700 человек команды.

Шведы потеряли всего лишь три корабля, из них 2 погибли на мели и 1 был расстрелян; число убитых и раненых было не так велико, как у сильнейшего, победоносного противника.

Остается непонятным, как резервная эскадра не приняла участия в бою и не напала на поврежденные или на транспортные суда, ведь бой длился полных 7 часов; ее участие, по крайней мере, увеличило бы потери голландцев.

В Нидерландах были очень недовольны результатом боя; от Обдама потребовали дополнительных подробных донесений. Он упрекал своих командиров в отсутствии поддержки; в ответ на это ему было указано, что в течение 6-дневного стояния у входа в Зунд он не ознакомил своих помощников со своими планами, не сообщал им никаких сведений о силе противника и даже в день боя не дал определенных инструкций. Военный суд не пролил света на этот бой; нельзя было доказать возможность забрать в плен некоторые шведские суда. Все дело было вскоре оставлено без последствий.

Понятно, что Карл X был доволен своим флотом, хотя противнику и удалось добиться полного успеха и освободить Копенгаген. Шведский флот, однако, не мог показываться в Зунде из-за присутствия там союзных эскадр, шведы были парализованы, их войско отрезано.

Карл X стал лагерем вблизи Копенгагена и сильно укрепил свои позиции. Его положение стало критическим. Шведский флот был заблокирован в Ландскроне, атаки брандеров оставались безуспешными.

Противники Карла на суше, бранденбуржцы, под личным начальством курфюрста Фридриха-Вильгельма, и имперские войска под начальством Монтекуколи совместно с польской кавалерией уже в сентябре вторглись в Голштинию и заняли затем всю Ютландию. Борнгольм и Дронтгеймский округ тоже были освобождены от шведского владычества.

Карл, однако, не потерялся; он вел деятельные переговоры с Англией, ясно сознавая, что из всех противников наиболее для него опасна сильная на море Голландия. Англия послала сильный флот под начальством Гудсона, который, однако, вернулся из-за шторма и мороза восвояси еще до конца года.

Давление, произведенное Англией совместно с Францией, принудило голландцев, самолюбие которых было сильно приподнято одержанной победой, не посылать больше подкреплений Дании; Обдам получил приказание зимовать со всем флотом в Копенгагене – редкий случай в военно-морской истории.

Курфюрст Фридрих-Вильгельм хотел перевести свои войска в Зеландию на голландских судах; для этой цели было послано в Киль 5 судов, но там они получили приказание обождать. Обдам был осторожен, так как флот Гудсона находился вблизи. Курфюрсту оставалось высадиться в Альсене, что 14 декабря было выполнено под его личным руководством. Переход состоялся несколько севернее Зондербурга. На следующий день шведская эскадра пришла на рейд; перед ней датский вице-адмирал Бредаль отступил со своими 4 судами. Во время короткого боя Бредаль был убит. Шведы спасли гарнизон замка через несколько брешей, пробитых в стенах со стороны моря. Но все же эскадра опоздала, остров Альсен уже нельзя было сохранить, и опасность высадки союзников на Фюнен сильно увеличилась.

После заключения трехлетнего перемирия с Россией Карл начал снова осаду Копенгагена, для чего стянул войска из Сконии. С Фюнена нельзя было достать подкреплений из-за присутствия в Большом Бельте голландских судов; последние перевозили бранденбургские войска в Копенгаген, гарнизон которого возрос до 1300 человек.

В конце января наступили сильные морозы. Карл X отдал приказание приготовляться к штурму, который был предпринят в ночь на 12 февраля 1659 г. против слабейшей части голландских укреплений, на юго-западе. В городе об этом заранее прослышали и полили стены водой, которая немедленно замерзла. В час ночи шведы начали штурм. Головные части шли в белых рубахах, надетых поверх темных мундиров, чтобы быть незаметнее. В течение двух часов пробовали, пользуясь различными штурмовыми приспособлениями влезть на стены, но тщетно. Замерзшие во льдах суда также успешно отражали все атаки врага. Шведы потеряли 10 генералов и полковников, 100 офицеров и 500 нижних чинов убитыми и около 900 человек ранеными. Потери датчан не превышали 50 человек. Голландские матросы с эскадры Обдама особенно отличились при отражении штурма. Шведская армия снова заняла свой укрепленный лагерь – она была и осталась отрезанной.

Союзники продолжали наступление весной под общим руководством курфюрста; кроме 15 000 бранденбуржцев под его начальством находилось еще 5000 поляков и 13 000 имперских войск. Первоначально предполагалось занять Фюнен. Для поддержки союзных войск вице-адмирал Гельдт вошел с 16 датскими и голландскими судами в Большой Бельт, в северной части которого находилась шведская эскадра, поддерживавшая сообщение между Фюнен и Зеландом, базируясь на Готенбург.

Гельдт встретил у Лангеланда 6 шведских судов и взял после короткого боя один линейный корабль; другие суда отступили к эскадре адмирала Бьелкенштерна, крейсировавшей в северной части Бельта. Последний немедленно вышел против Гельдта и заставил его удалиться к Фленсбургу, где Гельдт был заблокирован. Получив об этом известие соединенный голландско-датский флот вышел из Копенгагена под командой Обдама, Бьелке и шаутбенахта Нильса Юэля. Бьелкенштерна успел от них скрыться в Бельт, после чего Гельдт соединился с главными силами.

Эта небольшая пауза в военных действиях была отлично использована Бьелкенштерном – он ушел для пополнения военных запасов и исправления повреждений в Висмар. Союзники настигли его у Родзана, на северо-востоке Фемарна, где произошел короткий бой. Благодаря разногласию на политической почве между Обдамом и Бьелке бой результата не дал, шведы беспрепятственно дошли до Ландскроны, где соединились с остатками своего флота. Этот короткий период особенно интересен из-за большого числа разнородных военных операций.

В начале мая все суда, которые курфюрст собрал на юго-востоке Ютландии у острова Хиельма, чтобы на них переправиться на остров Фюнен и дальше на Зеланд и в Сконию, были уничтожены 8 кораблями, посланными для этой цели Карлом Х из Ландскроны. 1000 человек бранденбургских и имперских войск были при этом взяты в плен шведами. Такой же успех шведы имели у Ааргуса.

Курфюрст еще, кроме того, нанял в Амстердаме флейты для своих 5000 всадников, не рассчитывая на серьезную помощь со стороны Голландии и Дании. В апреле эти суда должны были прибыть под защитой голландской вспомогательной эскадры из 39 военных кораблей и 3 брандеров с 1800 орудиями и 7 700 человеками под командой Рюйтера. Но последний вышел в море без этих судов, вероятно, по особому приказанию Генеральных Штатов, в интересы которых вовсе не входило окончательное уничтожение шведской армии и, в связи с ним, рост влияния Дании на Балтике.

Фридрих-Вильгельм спокойно продолжал набирать десантные суда и после ряда попыток, неудавшихся из-за ветра и погоды, 11 июля пошел, непрерывно сражаясь, из Колдинга в Фано (в Малом Бельте), потеряв 40 человек убитыми и 110 ранеными. Переправа на Фюнен ему, однако, окончательно не удалась. Он потерял при этом почти все свои суда и около 300 человек убитыми. Курфюрсту пришлось отказаться от десантной экспедиции, так как Обдам не соглашался на дальнейшую поддержку.

Теперь и Англия выступила на театр войны; она ревниво следила за успехами Нидерландов на Балтике и решила проявить там свою деятельность. Ранней весной 1659 г. большой флот пошел в Балтийское море и стал в начале апреля у Хвена на якорь.

Лорд-адмирал Монтегю, граф Сандвич и вице-адмирал Лоусон стояли во главе этого сильного флота, состоявшего из 43 кораблей с 80-28 орудиями. Командующий получил инструкцию заставить обоих северных королей заключить мир, то есть, другими словами: оперировать совместно со Швецией против Голландии и Дании. Великие морские державы вскоре пришли к соглашению не вводить свои флоты в Зунд; поэтому Монтегю стал на якоре в 5 милях севернее Кронеборга.

Трактат, заключенный между Англией, Голландией и Францией – так называемый «Гаагский Концерт» связал Голландии руки; было решено оказать решительное давление на обе воюющие стороны для скорейшего заключения мира, но при этом исключалась возможность преобладания посторонней державы. Английский и голландский флоты должны были в течение трех недель оставаться вблизи, воздерживаясь от какого-либо вмешательства. Обдам находился в Большом Бельте, Рюйтер с вспомогательным флотом – севернее Ангольта, Монтегю севернее Кронеборга. Когда дважды возобновляемые трехнедельные перемирия истекли, Обдам приказал флоту Рюйтера присоединиться к нему на участке Ниборг-Корсер.

Врангель пошел со шведской эскадрой (38 вымпел) в Малый Бельт, чтобы помешать высадке союзников на Фюнен. Лишь своевременное появление английского флота не дало датско-голландскому флоту из 90 судов напасть на шведов и их уничтожить. Обдам не решился на энергичное наступление, Врангель прошел беспрепятственно южнее Хесселе в Зунд, а Монтегю и Обдам направились туда же; первый – севернее, второй – южнее Зеланда.

Несколько раз в течение лета в Большом Бельте собирались большие международные флоты. Один только голландский флот под командой Обдама и Рюйтера насчитывал 92 военных судна с более чем 13 000 человек команды и большое количество транспортов, на которых находился десант в 4000 человек. Временами до 180 голландских, английских, шведских и датских военных кораблей стояли вблизи друг друга; стоявшие в Зунде могли поэтому часто действовать совершенно свободно.

Англия потребовала от Карла различных таможенных льгот, которые ей не были предоставлены; поэтому о серьезной помощи со стороны Англии не могло быть речи. Шведский король предложил Англии занять Ютландию и Бремен, но все намеки англичан на занятие ими Кронеборга оставлял без всякого внимания.

На втором и третьем Гаагским конгрессах все три державы заключили новые соглашения, особенно же обе великие морские державы. Происходила настоящая игра в прятки между последними и северными королевствами; обе стороны старались скрыть свои настоящие намерения и крайне подозрительно наблюдали друг за другом. Английский флот был 24 августа внезапно вызван домой, так как в Англии предстояла реставрация Стюартов. Обдам ушел в конце октября с 20 кораблями на родину, с прочими судами остался Рюйтер.

Датско-голландский флот (37 кораблей) отогнал шведский флот (32 корабля) от Копенгагена. Карлу, однако, удалось захватить и малые датские острова, даже сильно укрепленный Наксков на Лааланде, настолько слаба была помощь голландцев.

Для окончательного освобождения Копенгагена король Фредерик Датский собрал все свои силы; предполагалось сначала вернуть остров Фюнен. 11 ноября под предводительством фельдмаршала Шака 2400 датчан и голландцев были в Киле посажены на суда флота, находившегося под начальством Рюйтера, Бьелке и Юэля. Голландские войска состояли из 3 бригад, соответственно из голландских французских и английских наемников.

Нападение на Ниборг не удалось из-за шторма и темноты; высадка удалась на северо-востоке острова Фюнен у Киертемюнде под личным руководством Рюйтера после упорного боя. Одновременно датский генерал Эберштейн высадился в Малом Бельте у Миддельфарта с датчанами, поляками и 4 бранденбургскими полками. Шведский генерал фон Зальцбах упустил возможность разбить порознь своих противников и 25 ноября потерпел у Ниборга полное поражение; крепость сдалась Рюйтера после короткой перестрелки. 2000 шведов пали, 5000 было взято в плен.

Рюйтер с частью флота пошел в Копенгаген, а прочие суда отослал в Киль и Любек на зимовку; Карл направился в Норвегию, чтобы продолжать там войну. Все свои прочие войска он переправил на Зеланд, где началась продолжительная партизанская война. Копенгаген оставался запертым с суши, с моря он получал помощь. При его защите отличились матросы эскадры Рюйтера. Несмотря на то, что против храброго короля действовали в Голштинии 14 000 человек, а на Зеланде и в Ютландии – по 8000 человек союзных войск, военачальники не могли решиться на совместное наступление; война затягивалась.

Ярко сказалась при заключении мира голландская точка зрения, согласно которой война должна была служить исключительно торговым интересам. Нидерланды не желали допускать господства какой-либо державы, даже северной, в Балтийском море. На интересы союзной Дании они не обращали никакого внимания.

Карл X ясно сознавал всю опасность своего положения и не настаивал особенно упорно на первоначальных требованиях. Уже в конце ноября, совместно с Голландией, были установлены принципы заключения мира; прежде всего, одинаковые таможенные правила для шведских и голландских судов. Король согласился уступить отшедшие от него Борнхольм и Дронтгейм, уничтожить Зундские пошлины и срыть Кронеборг. На присвоение Швецией датских островов Голландия ни за что не хотела согласиться.

Так как шведские войска должны были всюду на суше отступить, в Курляндии, в Пруссии и Померании, а в Фриш-гафе у Эльбинга уже действовали бранденбурго-прусские военные корабли, Карл решил собрать в январе в Готенборге особое совещание, которому изложил всю тяжесть положения страны. Он склонялся к заключению мира, желая его сделать особенно прочным главным образом с Данией, дабы потом с ней вступить в союз против Голландии – создать особый северный союз.

Среди переговоров Карл тяжко заболел; болезнь в феврале так обострилась, что он чувствовала приближение смерти и спешил сделать последние распоряжения для заключения мира. 13 февраля 1660 г. Карл X скончался; ему еще не исполнилось 38 лет. Он много сделал для своей страны; при более продолжительной жизни ему бы, наверное, удалось урегулировать внутренние дела Швеции. 30 апреля был окончательно заключен мир в Копенгагене и Оливе. Швеция получила Финляндию, Польша – Курляндию, а также Мариенбург и Эльбинг; за Бранденбургом был признан суверенитет над Пруссией.

Швеция и Голландия первыми заключили перемирие. Рюйтер ушел из Ландскроны, а шведский флот подошел к Копенгагену. После этого и Дания согласилась на мир и заключила его 27 мая в Копенгагене; за Данией остался Дронтгейм и Бронхольм, в общем же был снова подтвержден Роскильдский мир, за исключением статьи об исключении «чужих» флотов из Балтийского моря. Швеция, несмотря на все это, осталась господствующей морской державой на Балтике.

Следует еще упомянуть, что при заключении мира Бранденбург, наконец-то, получил право держать военные суда в Балтийском море.

Уроки войн против Карла X

В этих войнах в западной части Балтийского моря, несмотря на небольшое количество морских сражений, влияние флотов великих держав было исключительным.

Армии можно сравнить с шахматными фигурами, которые двигались или оставались на месте в зависимости от флотов. Достаточно было появления одного из больших западно-европейских флотов, чтобы подчинить ему в полной мере действия неприятельских и даже дружественных морских и сухопутных сил. Очень сказалось значение одной лишь близости готового к бою флота, как, например, английского, собственно не принимавшего никакого участия в военных действиях. Даже инициативный Карл X должен был все движения войск предпринимать в зависимости от предполагаемых действий флота: ему как бы предписывалось большими боевыми флотами, как нужно действовать. Он понял значение морской силы, которая в эту войну, давшую отличный образец взаимодействия флота и армии, сказалась в полной мере.

Флот той великой державы, которая озаботилась его появлением на театре войны, имел судьбу войны почти всецело в своих руках. Нужна была исключительная государственная ловкость и неутомимая энергия шведского короля, чтобы пробиться через все громадные затруднения и столь блестяще добиться у почти недоступных ему великих держав достижения своих целей. В нем соединены исключительные таланты государственного деятеля и полководца.

Однако оба северных противника оказались очень стесненными в своих действиях; их исконный спор за преобладание на Балтике принес обоим лишь вред. Намерения Карла заключить более тесный союз, в котором Дания и Норвегия из-за своего географического положения имели бы большое значение, не встретило в Дании большого сочувствия.

Получив по мирному договору право иметь военный флот в Балтике, курфюрст немедленно начал действовать в этом направлении.

Важные стратегические принципы снова нашли себе подтверждение в этих войнах. Шведский король в начале войны всегда отлично отстранял второстепенные цели, чтобы обрушиться всей мощью на главные силы и главный опорный пункт неприятеля и либо уничтожить, либо обезвредить их. Он действовал весьма дальновидно, когда в 1657 г. обеспечил себе тыл, вступив в переговоры с Польшей, и выказал ясное понимание обстановки, задумав свою переправу через Бельты. Как в начале второй войны он дал себя уговорить не наступать непосредственно на Копенгаген, нами уже было разобрано; это был тяжелый промах, и Голландия могла исправить свою ошибку – медленное наступление предыдущего года – но не смогла использовать победы, в виду появления Англии на театре войны.

Неоднократно в действиях шведского флота замечалось, что его вожди не умели стратегически использовать тактических побед, вероятно, потому, что по большей части они были переведены из армии.

Тактика в морских боях была очень примитивной даже во флоте Обдама; то была прежняя «групповая» тактика, если так можно назвать беспорядочные одиночные бои, которыми кончались морские сражения того времени. Адмиралы подводили флоты друг к другу, командиры решали бой количеством побед в одиночных боях.

Недостаточная осведомленность о противнике, которая важна для успешных тактических выступлений, наблюдалась часто; иногда сведения оставались в штабе командующего, который не утруждал себя их дальнейшим распространением. При ведении морских войн особенно важно ставить всех начальников, включая командиров самых малых судов, в известность о действиях неприятеля. Мы часто встречаемся в морских войнах с этим упущением, даже не только в войнах, но и во время современных маневров. Каждый командир может быть внезапным особым поручением, туманом, штормом и т. п. поставлен перед необходимостью действовать самостоятельно и быстро принимать важные для хода операции решения, поэтому следует всех командиров обо всем предуведомлять, чтобы они во всех случаях знали, что делать. Тут не может быть сравнения с сухопутными операциями; это особенность ведения морских войн. Что Врангель поступил тактически неправильно, оставив четвертую эскадру так далеко в резерве, уже было сказано.

Итак, мы находим лишь слабые проблески тактического понимания во флотах прибалтийских держав.

Все еще торговая война шла рука об руку с чисто морской войной. Захват каперами и военными судами, даже целыми военными флотами во время походов коммерческих судов или защита последних считалась одной из главных задач войны. Страдала ли при этом быстрота и целость операции – об этом не думали. Каперство, сильно повышая опасность плавания, процветало во время каждой морской войны, также и в Балтийском море. Военные флоты брали все, что им попадалось по дороге; часто со встречных коммерческих судов взимался только откуп в самом разнообразном виде.

Собственно блокад, имевших целью подорвать торговлю, почти не существовало, они имели место лишь в связи с военными блокадами, то есть с запиранием военных судов. Присутствия вблизи некоторого количество военных кораблей не было достаточно, чтобы заставить целую массу коммерческих судов оставаться без движения в гаванях. Не только некоторые города, как, например, Данциг, принимали участие в морских разбоях, но и частные лица устраивали разбойничьи походы на свой страх и риск.

В отношении организации морской силы и кораблестроения северные державы не были более на первом месте; их флоты перестали быть лучшими, как в начале столетия. Датский флот продолжал приходить в упадок; через пять лет после заключения мира он насчитывал лишь 16 боеспособных кораблей; национальный дух был скован все возрастающим влиянием голландцев.

Попытки Карла Х сделать Балтийское море закрытым не увенчались успехом; давление Голландии оказалось слишком сильным и Дания не рискнула согласиться на неоднократные предложения шведского короля. Следует еще раз отметить отношение к этому вопросу Англии, руководствовавшейся желанием вырвать себе Кронеборг. Однако предъявлять категорические требования не рискнула даже столь сильная, могущественная на море и дальновидная держава, как Англия; она оставалась лишь при намерении, не делая даже слабой попытки. Военная репутация Голландии, сильно пошатнувшаяся в последнюю войну, была, к большой зависти Англии, снова восстановлена.

Том II