Таким образом, поручение, данное Броневскому к царю Соломону, было двоякое: во-первых, стараться об освобождении царевича Константина, а во-вторых, вызвать из Имеретин царевичей Юлона и Парнаоза, что, казалось, было согласно с видами и самого царя Соломона.
Содержание царевичей и многочисленной их свиты было весьма обременительно для Соломона, так что он принужден был даже наложить на народ особую денежную подать, которая и названа «податью для грузин». Имеретинский царь сознавал, что его подданные были недовольны новыми поборами для содержания иноземных царевичей, и потому сам принимал большое участие в том, чтобы уговорить их выехать в Россию[131]. Первейшие и довереннейшие князья Имеретинские, митрополит Кутаисский, князья Церетели поочередно уговаривали Юлона и Парнаоза; наконец, сам царь Соломон был у них со всем своим советом и говорил, что спасение царства Имеретинского зависит от выезда их в Россию и от исполнения воли императора Александра. Броневский также имел несколько раз свидание с царевичами, но с весьма малым успехом. Целая неделя прошла в одних только ни к чему не приведших переговорах. Царевичи на все уговаривания отвечали отказом; они все еще имели виды и замыслы на царство Грузинское.
Видя все старания безуспешными и в переговорах одну только трату времени, Броневский прекратил переговоры с царевичами и стал требовать решительного ответа по первому поручению, то есть по вопросу об освобождении царевича Константина. Царь Соломон больше всего боялся согласиться на это потому, что не знал, где Константин будет оставлен на жительство. Он боялся, чтобы царевич не остался в Тифлисе и тем не способствовал бы смутам и волнениям в Имеретии.
Опасения Соломона основывались на противоречии, будто бы им найденном в требовании нашего двора. В грамоте императора Александра к Соломону, доставленной ему коллежским советником Соколовым в 1802 году, говорилось, что царевич Константин призывается к высочайшему двору на всегдашнее пребывание в России, а в рескрипте императора Александра к князю Цицианову, от 23 февраля, между прочим упомянуто было о возвращении царевича в дом матери его, которая имела позволение остаться на жительстве в Грузии. Это недоразумение и составляло главную заботу Соломона, который откровенно высказал надворному советнику Броневскому свое опасение, «чтобы пребывание царевича Константина близ пределов имеретинских не произвело пагубных для него следствий в умах подданных царства Имеретинского».
На публичной аудиенции, в присутствии всех князей, составляющих совет, Броневский совершенно неожиданно получил заявление Соломона, что он не может освободить Константина. Имеретинский царь говорил, что для него легче отдать все царство Имеретинское, нежели выпустить царевича из крепости и повергнуть Имеретию в междоусобие. При этом Соломон с самонадеянностью отозвался, что никакая сила не может исторгнуть Константина из заключения. Броневский отвечал скромным замечанием, что достоинству Российской империи неприлично грозить и хвалиться своим могуществом, но что вторичное посольство, оставшись безуспешным, может навлечь на царя справедливый гнев русского императора; что если этот ответ есть последний и решительный, то он завтра же оставит Имеретию.
Соломон с некоторым замешательством уклонялся от решительного ответа, и Броневский располагал выехать на следующий день. Но в ту же ночь князь Кайхосро Церетели, первый сардар Имеретинский и митрополит Кутаисский прислали просить Броневского, чтобы он, хотя под предлогом болезни, остался еще один день, и что они употребят последние средства к склонению царя на освобождение царевича Константина. Броневский исполнил их просьбу, и действительно на следующий день Соломон пригласил его к себе и объявил, что с полною доверенностью к обещанию императора Александра сохранить Имеретию от всех возмущений и удостоить оную покровительством он решился предать «жребий царства Имеретинского в священные руки Александра милосердного и отправить царевича Константина к высочайшему двору».
Таким образом, царевич Константин был освобожден из заточения в крепости Мухури, в которой содержался в течение 10 лет в самом жалком состоянии, не имея не только приличной, но и необходимой одежды[132].
30 мая царевич Константин прибыл в Тифлис, в сопровождении Броневского и князя Соломона Леонидзе, названного вице-канцлером Имеретинским. Последний имел с собою грамоту к императору Александру. Царь Соломон в письме своем писал князю Цицианову, что относительно грузинских царевичей он, забыв родство и единокровие, убеждал к выполнению воли главноуправляющего; что он лишил их всякой надежды на возможность пребывания в Имеретин и объявил, что если они не желают исполнить требований князя Цицианова, то должны выехать из его владений.
«О царевичах грузинских Юлоне и Парнаозе, – доносил князь Цицианов императору Александру, – сделано положение с царем Соломоном на следующем основании: поелику выезд их в Россию на сей раз превосходит всякое ожидание и сколько приметно было из речей их, не прежде может иметь место, как по совершенном их удостоверении в благоволительном и милосердом вашего императорского величества принятии прочих членов царской фамилии, выехавших уже в Россию, в чем, по ослеплению их, кажется, они сомневаются, то царь Соломон, а паче известные князья имеретинские, к нам преданные и в деле сем заинтересованные, дали твердое обещание продолжать всеми мерами наклонять их к выезду в Россию; в случае же, если бы, по легкомысленности их, решились они вдруг оставить Имеретию и искать убежища в Персии, в каковом намерении, по правам гостеприимства и по единокровию, царь Соломон явным образом препятствовать им не может, тогда обещают меня уведомить, какими дорогами намерены они будут скрыться и куда именно, дабы я мог принять заблаговременно нужные меры, для пресечения им пути в Персию, поколику откроется к тому возможность и буде коснутся они пределов грузинских».
В том же письме Соломон просил главноуправляющего об отправлении князя Леонидзе в Санкт-Петербург вместе с царевичем Константином.
По причине разлития реки Терека и сорвания всех мостов в Кавказском ущелье отправление это остановлено было до осени. К тому же в отправлении царевича в Петербург, по мнению князя Цицианова, не было необходимости, так как царица Имеретинская Анна должна была скоро прибыть в Грузию. Император Александр находил, однако же, необходимым все-таки отправить царевича Константина в Россию, собственно для успокоения имеретинского царя и в признательность за его освобождение[133].
Принужденный, однако же, оставить царевича Константина в Тифлисе до восстановления беспрепятственного сообщения через Кавказские горы, князь Цицианов, чтобы отклонить самомалейшее подозрение от царя Соломона в каких-либо противодействиях его власти и «дабы тем более приобресть доверенность его и соседних народов к непобедимости российского оружия и к святости слова», – объявил всем родственникам царевича Константина, в Грузии находившимся, чтобы никто не отваживался ни на какие покушения против Имеретии, если искренно желают своему родственнику счастья, зависящего от благоволения императора Александра. Присмотр за царевичем был поручен его дяде, родному брату царицы Анны, статскому советнику князю Томасу Орбелиани.
Между тем прибывший в Тифлис, вместе с царевичем Константином, посланный царя Имеретинского князь Леонидзе имел поручение отправиться в Санкт-Петербург для представления императору Александру просьбы царя оказать Имеретии покровительство и защиту. Соломон просил императора дозволить посланнику его иметь всегда беспрепятственный доступ к высочайшему двору, возвратить его подданных, ушедших в Грузию, приказать главнокомандующему, чтобы он, по первому требованию имеретинского царя, давал ему в помощь тысячу человек русских солдат, и в случае каких-либо недоразумений или доноса на царя, император не верил бы до получения объяснений Соломона.
Высказывая желание вступить под покровительство России, имеретинский царь просил обнародовать о том «во всех государствах», обещать, что пределы Имеретии останутся в настоящем их положении и что он будет утвержден с потомством в сане царей имеретинских, а в случае его бездетности престол перейдет царевичу Константину. Для разбора ссоры, существующей между царем, Дадианом и владетелем Гурии, и для установления границ между владениями этих лиц Соломон просил прислать комиссара или посредника, который бы на месте утвердил границы на вечные времена свято и ненарушимо[134].
Сознавая, что приобретение Имеретин сколько полезно, столь же и необходимо для России, князь Цицианов торопился отправить князя Леонидзе в Петербург.
«Посланца князя Леонидзе, – доносил князь Цицианов [135], – яко едущего с благодарною грамотою к высочайшему двору вашего императорского величества, после такого явного доказательства преданности царя Соломона к престолу вашего императорского величества, почел я более приличным, нежели нужным, отправить в Санкт-Петербург, куда вслед за сим имеет он выехать из Тифлиса. В грамоте царя Соломона упомянуто о покровительстве и защите Российской Империи, коих неоднократными и различными способами он домогается. От обстоятельств и воли вашего императорского величества зависеть будет даровать или нет царству сему просимое и необходимо нужное Российской державы покровительство. Но если принять во уважение, что Имеретия более 30-ти лет, как будучи избавлена победоносным российским оружием от порабощения Порты Оттоманской, трактатом Кайнарджийским признана независимою, равно как и Мингрелия и владение князя Гуриеля, кроме пристаней по черноморскому берегу, оставшихся в турецком обладании, то беру смелость представить мнение мое на благоусмотрение вашего императорского величества, что диван, кажется, не может иметь никаких правильных притязаний на землю, ни в зависимости, ни в покровительстве турецком не состоящую и которая по единоверию ищет оградить себя всероссийским могуществом от врагов оную окружающих».