Поэтому скорейшее отправление Дарьи в Россию становилось необходимым, и князь Цицианов открыто говорил, что она рано или поздно, но должна будет оставить Грузию. Царица ехать не желала и противилась всеми средствами, возможными в ее тогдашнем положении. По ее приказанию было отправлено в Петербург к сыну ее царевичу Мириану анонимное письмо, писанное по-персидски, потому будто бы, что посылаемые по почте обыкновенные письма все распечатывали и читали. Неизвестный автор сообщал царевичу, что Дарья больна, ехать не может, и просил сына заступиться за мать. Как бы вскользь он упоминал, что поступки князя Цицианова заставили царевича Теймураза и до 500 человек князей и дворян удалиться за границу, «да и ныне многие непрестанно туда бегут»[157].
Находившийся в то время в Персии царевич Александр также хлопотал об оставлении в Грузии царицы Дарьи. Понимая очень хорошо, что с ее отъездом дело о восстановлении Багратионов окончательно рушится и что с удалением связующего звена появится раздельность интересов, Александр прислал князю Цицианову письмо на высочайшее имя, с просьбою не отправлять царицу Дарью в Россию, опасаясь, что она не перенесет этой поездки[158]. Он писал императору, что мать его «от старости и печали приведена в такую немощь, что не в силах встать со своего одра, а не то чтоб могла переехать Кавказские горы и следовать в столь далекий путь. Припадая, умоляю ваше величество, да не пожелаете безвременной кончины ее в дороге; клянусь всемогущим Богом, что мать моя ничего противного вам не делала и не в силах противиться вам. Воззрите милостиво и оставьте ее, чтобы по кончине она сложила свои кости со своим супругом».
Вслед за тем он прислал письмо князю Цицианову, в котором говорил, что и сам бы готов был приехать в Тифлис, но не делает этого, потому что не знает, какая участь его там ожидает, так как в письмах, полученных им от разных правительственных лиц, он ничего хорошего для себя не видит. По его словам, Кнорринг вовсе не отвечал на его письма, а граф Кочубей писал ему письмо, весьма неутешительное для будущей его жизни в России. Царевич обвинял даже самого князя Цицианова в том, что он не написал ему сам, а поручил это сделать князю Эрнстову.
Александр уверял, что при других обстоятельствах он никогда бы не отказался ехать в Россию, и сознавался, что настоящее положение его крайне незавидно, что жизнь на чужбине для него весьма горька, что причиною удаления его из Грузии был брат его, покойный царь Георгий, и что причину эту «описывать было бы продолжительно».
«Я вам и теперь докладываю, – писал он[159], – сообщите мне напрямик, какое мне будет от государя утешение, или милость, или содержание, и успокойте меня, выпустив из этой неверной земли и показав мне опять христианскую обедню и молитву[160].
Не подобает ни государю, ни России, чтобы я, будучи христианином и царевичем, странствовал по Татарии».
Князь Цицианов отвечал Александру[161], что он вовсе не имеет нужды скитаться и проживать в чужих землях, и если пожелает возвратиться и поехать в Россию, то будет принят с должным уважением. Главнокомандующий в то же время приглашал возвратиться в Грузию всех князей и дворян, удалившихся в Персию вместе с царевичами. Обращаясь к ним, как к соотечественникам, князь Цицианов обещал исходатайствовать полное прощение тем, которые возвратятся и не пожелают скитаться по чужим землям, а у тех, которые останутся в Персии, грозил отнять имения, никогда не впускать в Грузию, и тогда, писал он, «навеки лишатся отцы детей, а дети родителей».
Дворянин Захария Джораев вызвался доставить но назначению письма князя Цицианова и получил 100 руб. на дорогу. Впоследствии оказалось, что Джораев так охотно принял на себя эту комиссию потому, что был посредником в переписке царевичей Александра и Теймураза с царицею Дарьею, которой и привез четыре письма из Персии. Письма эти были отобраны прежде, чем они попали в руки царицы.
«Ваш сын Александр и внук Теймураз, – писали они в одном из писем[162], – целуем вашу милостивую к нам руку. Если изволите знать о нас, по милости Божией мы здоровы. Перед сим от нашего государя (шаха) получили мы весьма дорогие халаты; он изволит быть к нам очень милостив и паше дело с Божиею помощью устроится по вашему хотению; все вести о пас расскажет вам порознь Захарий…»
Отобранные письма у Джораева и беседы царицы с князьями в селении Мухран заставили князя Цицианова, в предупреждение могущих случиться новых беспорядков, напомнить Дарье о необходимости ее отъезда в Россию. Говоря, что к 15 сентября дорога будет исправлена и мосты на Тереке готовы, он просил царицу поспешить отъездом и уведомить его, когда полагает она выехать[163]. «Сия мера строгости, – писал князь Цицианов графу Кочубею[164], – хотя неприятна ни мне, ни ей, но тем не менее необходима».
Отговариваясь невозможностию выехать из Грузии, по причине болезни, царица писала князю Цицианову, что она не в силах встать с постели[165], «а если не могу встать и ступить ногою, – говорила она, – то ходить уже, конечно, не буду в состоянии; выше поясницы во мне действительно есть жизнь и душа, но ниже поясницы мое тело всячески лишено жизни и во мне уже никакого здоровья не обретается. В бытность мою здесь два раза, я доходила от этой болезни до такого положения, что едва избегла смерти. Не стало моего выздоровления, и что мне делать? Мои враги, уверявшие вас в великом посту, что я не больна, знаю, и теперь не перестанут наговаривать на меня. Дай Бог, чтобы и ваши враги, и мои находились в том положении, в каком нахожусь я, – сильнее этого я их не прокляну».
Царица упрекала князя Цицианова в том, что будто бы он, давши клятву не отправлять ее в Россию, не исполняет ее, и просила разрешить ей отправить посланного к императору Александру с просьбою об оставлении ее в Грузии.
Князь Цицианов, удивляясь взводимому на него какому-то клятвенному обещанию, «которое употребить не токмо российские генералы, но и мужики за стыд себе поставят», требовал по-прежнему ее отъезда[166]. Он писал ей, что отъезд ее к Россию уже решен; что он отменен быть не может и что царице следует безотлагательно собираться в путь, который будет устроен «по приличию» и употреблены все способы к облегчению его.
Царица все-таки не только не ехала, но даже и не собиралась. Поэтому, не предвидя возможности убедить ее добровольно оставить край, но вместе с тем считая отъезд этот необходимым для общего спокойствия, князь Цицианов решился употребить силу и поручил генерал-майору князю Орбелиани вывезти ее в Россию[167].
Князь Орбелиани получил приказание: соблюдая должное к сану царицы уважение, принять все осторожности к отвращению могущего быть сопротивления со стороны внучат ее, князей Багратионовых-Мухранских, в доме которых она жила, «и дабы не подвергнуть себя какому-либо несчастию, подобному тому, какое случилось с покойным Лазаревым».
Для выполнения последней предосторожности приказано было отправить в Мухран две роты егерей 17-го егерского полка, которые должны были оцепить замок и дом. Потом, для той же осторожности, сперва должны были войти шесть егерских или драгунских унтер-офицеров с офицером и, убедившись в том, что у царицы Дарьи и ее окружающих нет никакого оружия, объявить ей через переводчика, чтобы она сошла с башни, в которой помещалась, или приказала бы снести себя. Если просьба эта не будет исполнена, «то со всею учтивостью и бережливостью снести ее (царицу) так, чтобы не обеспокоить». Но прежде, нежели ее снесут или сведут, князь Орбелиани должен был сам войти к ней и просить, чтобы она склонилась на добровольный выезд, не откладывая ни часа, и тогда ей будут оказаны все воинские почести, приличные ее сану.
Воля главнокомандующего была исполнена. Царица Дарья, увидевшая в своем селении две роты егерей и узнавшая о причине прибытия князя Орбелиани, отвечала на его просьбу, что она с охотою выполняет волю императора Александра, и, 25 октября 1803 года, приобщившись Св. Тайн, отправилась в Россию[168].
Вскоре после отъезда царицы удалилось в Имеретию еще несколько князей грузинских, вероятно с целью соединиться с царевичами Юлоном и Парнаозом, а потому князь Цицианов признал необходимым, для удержания от побегов остальных, испросить разрешение секвестровать имения бежавших и собираемые с них доходы обратить на общественные заведения, а у кого останется или осталось семейство, то поручить его призрению родственников[169].
Глава 8
Приготовления князя Цицианова к экспедиции в Ганжу. Вторжение лезгин в Карталинию, со стороны Ахалциха. Меры, принятые к их отражению. Вторжение лезгин со стороны Дагестана. Воззвание к джарцам, не исполнившим заключенных условий. Поражение лезгин. Переговоры князя Цицианова с аварским ханом
Недостаток войск в Грузии и невозможность усилить боевые средства князя Цицианова присылкою новых полков из России заставляли главнокомандующего изворачиваться теми средствами, которые он имел в своем распоряжении.
Не рассчитывая, из числа находившихся у него войск, на девять батальонов, необходимых для занятия в разных пунктах гарнизонов, князь Цицианов с остальными войсками мог только предпринять поиски против лезгин и Джевад-хана Ганжинского.