Царь Соломон долгое время упирался, требовал изменить постановление о Лечгуме, но наконец 25 апреля согласился на свидание, на котором была совершена присяга и подписан трактат, изложенный в форме просительных пунктов.
Не имея чистосердечного намерения вступить в подданство России, Соломон и на этот раз, по совету своих приближенных противной нам партии, хотел прибегнуть к хитрости и обмануть князя Цицианова. Царю посоветовали сделать фальшивую печать, то есть с ошибками в титуле и имени, и приложить ее на присяжном листе, с тою целью, чтобы впоследствии, при благоприятном случае, можно было уклониться от подданства. Если бы русское правительство стало тогда упрекать Соломона в неверности, то, по мнению его советников, он может отговориться тем, что никогда ни присягал, а если и имеется на присяжном листе печать с его именем, то она фальшивая, потому что с ошибками, а такую царь употреблять не может.
Когда в день присяги Соломон хотел под трактатом приложить такую печать, то князь Цицианов, предуведомленный заранее о проделках его советников, объявил царю, что под столь важным актом одной печати недостаточно и что необходимо подписать трактат собственноручно, что Соломон и принужден был сделать в присутствии главнокомандующего.
Предавая себя, со всем своим законным потомством и царством «в вечное и верное рабство и подданство Российской державе», Соломон и его преемники[228] сохраняли право пользоваться царскими достоинствами и почестями, но со всеми «обязанностями верноподданного раба Всероссийского императора». Суд и расправа на прежнем основании оставлены у царя, в пользу которого должна была поступать часть доходов с рудников, городов и таможенных сборов, но с условием не брать пошлин с товаров, провозимых через Имеретию.
Для водворения порядка, внутреннего и внешнего спокойствия в стране, русские войска должны занять Имеретию, но царь обязан доставлять им провиант, фураж и построить дома с отоплением. Соломон обязывался повиноваться во всем русским властям; как верноподданный раб, на владения князя Дадиана Мингрельского никакого притязания не иметь, пленных мингрельских возвратить и взятые крепости очистить.
После присяги имеретинский царь получил орден Св. Александра Невского и секретное письмо князя Цицианова, в котором главнокомандующий разъяснял опасения Соломона и удостоверял его в том, что занятые имеретинскими войсками лечгумские крепости останутся у него до тех пор, пока не будут разобраны представленные царем документы на право владения этою областью.
«Если царевич Константин Давидович, – писал князь Цицианов, – не будет отдан в землю вашу наследником, то имения, ему принадлежащие, да останутся у вашего высочества».
Опасения Соломона, что в случае неудовольствия на него главнокомандующих он не будет иметь возможности оправдаться перед императором в возводимых на него ложных обвинениях, заставили князя Цицианова уверить его, что письмо, написанное в собственные руки императора, не смеет никто распечатать, и имеретинский царь таким способом всегда будет иметь возможность изложить свою просьбу государю. Секретное письмо князя Цицианова, написанное с целью удовлетворить желанию Соломона, вместе с тем было написано и для того, чтобы не оскорбить и царицу имеретинскую Анну, долженствующую выехать из Грузии, ни князя Дадиана, относительно Лечгумской провинции.
Прочитав это письмо, Соломон окончательно успокоился. Выслав всех из палатки, в которой происходили переговоры, царь, по азиатскому обычаю, умолял князя Цицианова «заклясться» находящимся на нем крестом, что все написанное будет исполнено, и он до конца своих дней останется царем. Главнокомандующий уверил его, что все условия будут исполнены в точности, если имеретинский царь сам сохранит верность свою к России. Прощаясь друг с другом, Соломон между прочим говорил князю Цицианову[229]:
– Из Кутаиса отправил я к вам письмо с князем Абашидзе и нашим посланником, в коем извещал, что при свидании с вами открою мои мысли, яко отцу, и войду в подданство его величества. Первое наше свидание кончилось нехорошо, и потому не мог я с вами объясниться. Поелику же теперь дело совершилось, и я имею подписать статьи, то нижеследующие четыре пункта объявляю вам, яко сын милостивому отцу, и оставлю на вашу волю осчастливить меня или нет сими четырьмя пунктами. Если же на все не соизволите, то по крайней мере не оставьте без исполнения первого, а я под статьями подпишусь и яко сын буду покорен.
Князь Цицианов согласился выслушать эти четыре заявления.
– Сии представляемые мною статьи (трактат), – продолжал Соломон, – о вступлении моем в подданство его императорского величества, мною подписанные при моем человеке, да следуют с вами. По возвращении моем отсель вскорости представлю я к вам документы на право Лечгума. Те помянутые и подписанные мною статьи и документы на Лечгум прошу, в знак отеческой вашей милости, отправить к государю с моим человеком.
– Никакому подданному неприлично посылать послов к своему государю, – отвечал на это князь Цицианов, – советовал бы я документы доставить для всеподданнейшего представления ко мне. Я же обещаюсь ходатайствовать у его императорского величества о позволении отправить от царства Имеретинского четырех или пяти первостатейных князей, для принесения всеподданнейшей благодарности за принятие в подданство. Когда получу высочайшее на то разрешение, то не оставлю вас известить.
– Да милостию его императорского величества ознаменован буду царскими знаками.
– Не оставлю и о том представить его императорскому величеству и уведомлю ваше высочество о резолюции.
– По смерть мою да буду иметь жалованье, сколько будет возможно, и в сходство царскому дому да буду иметь войска, но правилу российскому, на моем жалованье.
– Неприлично царю жалованье просить, поелику все доходы уже предоставлены в статьях, а о войске еще меньше смею представить, когда часть войска назначается на всегдашнее пребывание в Имеретии и императорскому войску жалованье получать от вашего высочества несовместно.
– Если потребует время или нужда, да имею право прибавить или убавить в подписанных мною статьях.
– И подумать о том невозможно, поелику святость оных должна соблюдаема быть во всей строгости, без чего ничего бы верного не было.
Князь Цицианов находил весьма полезным для дел наших отправление имеретинских депутатов в Санкт-Петербург, потому что князья эти, имея влияние на дела Имеретинского царства, или, лучше сказать, находясь в феодальной зависимости от царя, будучи обласканы нашим правительством, могли сделаться сторонниками России и работниками в пользу ее интересов. Примером тому мог служить салтхуцес князь Зураб Церетели, приезжавший в Петербург в 1787 году в звании посланника имеретинского царя. С этого года до самого присоединения Имеретии Церетели был расположен к России и во всех случаях склонялся в пользу ее интересов.
Отправление депутатов от Имеретин, точно так же, как и от Дадиана Мингрельского, для избежания зависти между ними, предполагалось сделать одновременно осенью. Император согласился на присылку пяти лиц от Имеретии и двух от Мингрелии, из числа князей самых «почтеннейших и усердием своим к нам отличие таковое заслуживших»[230]. Сообщая об этом Дадиану и имеретинскому царю, князь Цицианов писал Соломону: «поелику же, для сего важного случая, должно употребить людей с опытностию, и чтобы они были из почетнейших фамилий, то и полагаю я необходимым отправить князей: салтхуцеса Зураба Церетели, Кайхосро Церетели и Сехнию Цулукидзе, яко главных особ от лица вашего бывших в Вахаии при переговорах и постановлениях между мною и вашим высочеством, с коими буде угодно будет также весьма прилично было бы отправить его высокопреосвященство архиепископа Кутателя и князя Соломона Леонидзе, бывшего уже при высочайшем дворе в качестве уполномоченного посланника».
О сих способах я упоминаю не для того, чтобы мешался в выбор, который вашему высочеству во всем пространстве слова принадлежит, но потому, что вам угодно было, при нашем свидании, дать мне право подавать советы, ко благу относящиеся» [231].
Таким образом, желание императора Александра, выраженное князю Цицианову в именном указе от 5 февраля, чтобы «по совершении присоединения царства Имеретинского к Российской империи и устроив через побережные владения Мингрелии сообщение с Тавридою, связать весь сей край крепчайшим узлом с метрополиею», было исполнено князем Цициановым.
Высочайшей грамотой от 4 июля 1804 года Имеретия принята в подданство России, и Грузинское царство, в 1390 году разделенное Александром I, царем Грузинским, на царство Имеретинское и владение Мингрельское, в 1804 году Александром же I, императором Российским, соединено опять в одно целое.
Покончив так удачно с имеретинским царем, князь Цицианов еще успешнее решил вопрос о присоединении Гурии к России. Не вступая с князем Гуриели ни в какие переговоры, он написал ему короткую записку следующего содержания: «Так как царство Имеретинское имело счастие вступить в подданство его императорского величества всемилостивейшего государя императора, то и провинция Гурия, без всякого сомнения, долженствует, по всегдашней зависимости своей от Имеретин, состоя и ныне в равной от нее зависимости, быть также в подданстве всероссийской державы, с каковым вступлением поздравляю вашу светлость, яко нового верноподданного России»[232].
Глава 11
Предположения правительства о приобретении пристани Поти. Важность для нас подобного приобретения. Предполагаемые средства к достижению этой цели. Отправление статского советника Литвинова в Имеретию и Мингрелию. Происки имеретинского царя Соломона. Кончина Дадиана Мингрельского. Прибытие наших войск в Имеретию и Мингрелию. Затруднения, встреченные в продовольствии их. Доставка провианта из Крыма. Неудобства этой доставки. Крушение корабля «Тольская Богородица» и гибель привезенного провианта