Роты же Белевского полка, как бывшие уже на берегу, остались невредимыми.
Донося о погибели корабля, князь Цицианов писал[279], что, по его мнению, «от ноября до апреля большим кораблям ходить к берегам Мингрелии не следует, и как провиантские запасы, так и для торгов суда должны приходить летом и, не останавливаясь у берегов, а сгружая все, что имеют, поспешнее возвращаться. Доказательством же тому, что в летнее и удобное время даже и на малых судах плавание по оному морю безопасно, служить может то, что донские наши казаки ходят с солью на лодках не токмо до мингрельских берегов, но и до самого Трапезонта».
Между тем Соломон с семейством оставил Кутаис и поселился в деревне Вардцыхе, где, по слухам, занимался через ахалцыхского пашу переговорами с турецким двором. Он искал покровительства Порты, обещая все крепости, бывшие на границе Имеретин и во власти турок, возобновить на свой счет, если Порта добьется того, что русские войска будут выведены из Имеретин.
Встретив на первых порах затруднение в своих исканиях, Соломон принужден был возвратиться в Кутаис.
«Но все, что мог от него истребовать, – доносил Литвинов, – состоит в том, что он соглашается на учреждение почт по назначению вашего сиятельства; на обнародование наказания за пленнопродавство и на обнародование от своего лица, чтобы все кутаисские жители свободно и без всякой боязни обязывались поставкою муки и круп для войск, чего прежде делать не смели, отговариваясь запрещением царя.
Касательно постоя войск, царь не может решиться ввести оные в Кутаис, отговариваясь разглашением, до сведения его дошедшим, будто дано повеление государя, схватя его, отправить в Россию; ничем уверить его не мог; между прочим решительно мне объявил, что, введя войска в Кутаис, он не отвечает за снабжение их провиантом и что они потерпят голод. Расположат же за день хода от Кутаиси, он отвечает за достаточное продовольствие, где отведено будет достаточное количество домов, привезется глина и камни, для печей будут доставляться дрова. Невозможность иметь свой провиант заставляет уступить в сем случае, до того времени, пока дорога или перевозка провианта кончится, магазины учредятся, волы и арбы будут готовы»[280].
Глава 12
Сосредоточение персидских войск у Тавриза. Причины тому. Враждебные действия эриванского хана против России. Кончина армянского патриарха Гукаса. Споры и борьба партий при избрании католикоса. Уверенность Иосифа Аргутинского, что он будет преемником Гукаса. Избрание Даниила верховным патриархом всех армян. Старания Иосифа воспрепятствовать этому выбору. Требование петербургского кабинета. Согласие Порты утвердить католикосом Иосифа. Отъезд его в Астрахань. Просьба о наградах. Прибытие Иосифа в Тифлис, болезнь и кончина его. Интриги архимандрита Георгия. Ложное духовное завещание Иосифа. Избрание духовенством Даниила преемником Иосифа. Архиепископ Давид, при содействии хана Эриванского и нескольких лиц, ему преданных, провозглашает себя верховным патриархом всех армян
В то время, когда шли самые горячие переговоры о вступлении Имеретин в подданство России, до князя Цицианова стали доходить слухи о сборе значительного числа персидских войск у Тавриза[281]. Скоро сделалось известным, что в этот город прибыл из Тегерана, вместе с царевичем Александром, сын Баба-хана и его наследник Аббас-Мирза[282], успевший, как увидим ниже, собрать с разных сторон до 40 000 человек вооруженных персиян. С тех пор как русские войска перевалили через главный хребет Кавказских гор и власть русского правительства стала распространяться в Закавказье, персидский владетель Баба-хан (впоследствии царствующий Фет-Али-шах) с беспокойством смотрел на это неприятное для него соседство, противоречащее властолюбивым его видам.
С прибытием князя Цицианова могущественное влияние России над тамошними народами, сделавшись определенным и решительным, заметно возрастало.
С падением Ганжи мусульманские ханы, находившиеся на восток от Грузии, один за другим искали покровительства России, а лежавшие на запад христианские владения: Имеретия, Мингрелия и Гурия приняли уже подданство и даже абхазский владетель Келиш-бек склонялся на сторону России и искал ее покровительства.
Баба-хан всеми возможными средствами, хотя и безуспешно, старался противодействовать влиянию России и ее новым приобретениям. Собственные неудачи и успех противников только усиливали гнев властителя Персии, искавшего лишь повода к тому, чтобы открыть военные действия против России. Поводом к тому была просьба эриванского хана защитить его от притязаний России, вызванных вмешательством хана в дела армян по поводу избрания ими верховного патриарха.
Осенью 1799 года патриарх армянского народа Гукас лежал на смертном одре, и все ожидали скорой его кончины. Вопрос, кто будет его преемником, волновал многих, и в особенности тех, кто рассчитывал заступить его место. В числе их прежде других был архиепископ Иосиф (из фамилии князей Аргутинских), управлявший армянскою церковью в России.
Надеясь на сильную поддержку русского правительства, он рассчитывал побороть все препятствия, отстранить всех соперников и быть избранным католикосом, или верховным патриархом, армянского народа. Имея многочисленных и влиятельных родственников среди грузинских армян, Иосиф вел деятельную переписку как с ними, так и с некоторыми епископами, жившими в Эчмиадзине – резиденции католикосов. Переписываясь со всеми друзьями, он приучал их к мысли, что кроме его никто не может заменить патриарха и только он один в силах извлечь армян из того рабства, которое испытывают они, находясь под властью магометан. Иосиф мечтал об образовании самостоятельного армянского царства, и многие верили в возможность осуществления его широких замыслов. Хотя события последних лет царствования Екатерины II охладили сочувствие армян к Иосифу, но среди них находились еще немногие лица, верившие в его силу. Такие лица, естественно, желали иметь его во главе духовенства и сообщали ему обо всем, происходившем в Эчмиадзине.
«Вот уже глава наш и владыка (патриарх Гукас) стар и опасно болен, – писал Иосифу архиепископ Давид Карганов[283], – а время ныне смутное, и в стране нашей нет мира. Хотя мы уверены, что, пока пастырь наш жив, мы можем с твердостью перенести все невзгоды, как уже не раз с терпением переносили и пред сим. Так как все мы смертны, а в особенности при такой старости, в какой находится наш владыка, то не можем скрыть, что престол наш (эчмиадзинский) лишен подобных вам пастырей, которые достойно бы заменили нам отца. Посему мы в недоумении и без вас не в состоянии ничего решить, тем более что нам неизвестно ваше мнение: желаете ли приехать в наши страны или нет? Все это необходимо мне знать, дабы согласно тому и действовать. И хотя, быть может, мы умрем раньше, чем тот, кончины которого мы ожидаем, но во всяком случае сообщите мне ваши мысли, дабы если Всевышнему угодно было продлить нашу жизнь и что-нибудь такое случится (кончина патриарха), то я, уже заручившись вами, мог бы смело действовать в вашу пользу».
Иосиф, конечно, уполномочил Давида хлопотать об его избрании в Эчмиадзине и вместе с тем счел полезным заручиться тем же в Грузии и Константинополе. Он просил царя, его сына и многих грузинских князей, чтоб они настояли на избрании его католикосом и писал константинопольскому патриарху Даниилу, будто бы получил множество писем из Грузии и из Эчмиадзина, которыми приглашают его «принять ярмо правления святого престола и быть наготове, дабы при получении известия о переходе блаженного (Гукаса) из жизни земной в небесную, не теряя времени, поспешить присутствовать в святом престоле и быть попечителем в деле охранения Эчмиадзина от треволнений, постоянно учиняемых в тех странах варварством деспотов Персии»[284].
– Если возлагают надежды на меня, – говорил Иосиф, – и жалостным голосом призывают меня на управление святым престолом, то насколько сердце мое должно быть окаменелым, чтобы сопротивляться и не поспешить к ним, и насколько я должен быть самолюбивым, чтобы не принести себя в жертву служению святой моей матери (армянской церкви), которая меня родила и воспитала и по милости которой я достиг настоящих почестей и славы? Разве не следовало уступить мольбам этих убогих?
Не убогие, а собственное честолюбие заставляло архипастыря армян, живших в России, расчистить себе путь к званию католикоса, Иосиф писал многим влиятельным константинопольским армянам, что имеет твердое намерение вступить на эчмиадзинский патриарший престол, и обещал воздвигнуть крепость против насилия и варварства врагов Христа. Считая нелишним упомянуть о расположении к нему русского императора, о своем значении и силе, Иосиф надеялся, что единодушная нация, имея во главе своей духовенство и вельмож, при помощи императорских милостей, воздвигнет дом и станет его поддерживать. На этом основании он просил константинопольского патриарха Даниила «пригласить свою паству к любви и единодушию», при которых только и можно поднять на ноги армянскую нацию и дать ей ту самостоятельность, о которой мечтал Иосиф. Все это писал он, не зная, что 27 декабря 1799 года патриарх Гукас скончался и преемник ему уже избран собором эчмиадзинского духовенства.
На другой день по совершении обряда погребения, то есть 29 декабря, было приступлено, по уставам и древнему обычаю армян, к избранию преемника усопшему. Для этого, по распоряжению старшего из архиепископов, Минаса, созван был собор из духовных и светских, заседания которого происходили в главном храме. Минае просил собравшихся рассуждать со смирением и сдержанностью и предлагать кандидатов с благоразумием. Собравшиеся молчали и, переглядываясь друг с другом, не решались назвать ни одного епископа в преемники патриарху.