Наконец, после долгого молчания епископ Степан предложил избрать в католикосы константинопольского патриарха Даниила.
– Все ли согласны на такой выбор? – спросил Минае.
Собравшиеся отвечали утвердительно.
– Не спешите давать окончательное мнение, – заметил Минае, – оглянитесь и припомните всех достойных епископов, как из эчмиадзинских братий, так из епархиальных и других отсутствующих, и затем изберите двух, для того, что если один из них откажется, то другой мог бы быть возведен в сан католикоса. Что касается Даниила, то он недавно избран в константинопольские патриархи, и, быть может, тамошние соотечественники наши, питая к нему любовь, не захотят отпустить его.
Слова эти развязали язык собравшимся. Видя, что Минае считает решение избрать Даниила несколько поспешным, многие из присутствовавших стали предлагать других кандидатов. Одни указывали на архиепископа Иосифа, другие предлагали Галуста, епископа Джульфинского, архиепископа Ованеса и других. Каждый из предложенных кандидатов имел свою партию, выставлявшую заслуги своего клиента и ослаблявшую влияние противной стороны.
Наиболее сильная партия была на стороне Даниила и самая слабая – архиепископа Иосифа. Долгие и горячие споры не приводили ни к какому результату, и епископ Минае вынужден был распустить собрание.
– На сегодня достаточно и того, – сказал он, – что говорилось; остальное отложим до завтра, дабы каждый из вас лучше обдумал, кого предложить, а завтра соберемся опять.
На следующий день, 30 декабря, собравшиеся вновь предложили избрать Даниила.
– Выбор его и вчера был одобрен, – заметил Минае, – и достоинства его мы все поддерживаем; выберите второго.
Тогда, по наущению архиепископа Давида (Карганова), был снова назван Иосиф.
– Я не желаю, – сказал Минае, – упоминать даже имени Иосифа, потому что хотя он и достоин сана католикоса, но опасен. Он вместе с русскими войсками принимал большое участие в войне против турок, участвовал в сражениях в Крыму и превратил турецкую мечеть в христианскую церковь. Его враждебные действия против Персии дошли до того, что властелины Ирана спрашивали католикоса Гукаса о причине таких поступков Иосифа, и Гукас, из боязни подвергнуть ограблению Эчмиадзинский монастырь, принужден был отвечать, что Иосиф, как самостоятельный епископ над армянами, живущими в России, ему не подчинен. Ввиду этих обстоятельств не следует помышлять об избрании Иосифа, ибо мы тем вооружим против армянской нации две сильные державы, Персию и Турцию.
Слова Минаса были поддержаны противниками Иосифа, доказывавшими, что избрание его католикосом принесет только одни бедствия армянам.
– Большая часть армян, – говорили они, – живет в турецких владениях, затем остальные находятся под властью Персии, и лишь самая незначительная часть обитает в России. Турецкому правительству известно, что архиепископ Иосиф в последнюю войну России с Портой (с 1787–1792) находился в русской армии, был в Бендерах, Измаиле, Яссах и других местах. Хотя он посещал эти места с единственною целью утешить христианское население и преимущественно армян, но Порта смотрит на эти посещения иначе и знает о горячей преданности Иосифа России. С другой стороны, с открытием военных действий с Персией (в 1796) архиепископ Иосиф также находился безотлучно в русском лагере, был в Дербенте, Шемахе и Ганже, где обнадеживал армян покровительством России. Персияне знали о такой деятельности Иосифа и угрожали нам разными бедствиями.
Между тем Иосиф объявлял тогда о своем непременном желании прибыть на поклонение первопрестольному храму Эчмиадзинскому, но с возвращением русских войск в пределы империи ушел вместе с ними, оставив нам одно только сожаление. Не умолчим и о том, что покойным патриархом он был два раза приглашаем в обитель для занятия высших должностей, но оба раза уклонился от принятия предложения, опасаясь, вероятно, свирепства иноземной власти. Точно так же и теперь Иосиф, быть может, не захочет оставить Россию и не согласится перейти во владение противников веры христианской, и тогда к чему избирать его? Избрание его патриархом, без сомнения, навлечет только притеснение персиян Эчмиадзинскому монастырю, а с тем вместе и всем армянам, живущим в Эриванском ханстве.
Армяне не могли простить Иосифу вмешательства в политические дела, навлекшего им много бедствия. Они справедливо говорили, что Иосиф напрасно волновал народ и своими действиями восстановил персиян и турок не только против себя, но и против всей армянской нации. Защитники же Иосифа доказывали, что избрание его на патриарший престол будет приятно петербургскому кабинету, и потому армяне могут рассчитывать на могущественное покровительство России. Доводы эти были признаны недостаточно убедительными; вопрос об избрании Иосифа был окончательно решен не в его пользу, и архиепископ Минае предложил избрать других кандидатов. Тогда Давид, видя, что старания его в пользу Иосифа не осуществились, стал интриговать в свою пользу, и его приятель епископ Степан выступил со своим предложением.
– Мы желаем, – сказал он, – выбрать кого-нибудь из эчмиадзинских братий, а чуждые нам не нужны, и мы их признавать не будем.
– Кто из единоверцев наших нам чужд? – спросил Минае. – Неужели все дети армянской церкви не едины? Если армяне, живущие вдали от нас, чужды вам, то зачем имеете с ними сношения, зачем посылаете к ним уполномоченных за сбором денег? Перестаньте же употреблять слово «чуждый нам».
– Есть у нас и среди монастырских братий, – продолжал Степан, – достойные патриаршего сана: изберите их.
– Кто именно? – спросил Минае.
– Епископы Давид и Барсег.
Последний отказался, но Давид промолчал. Хитрый, смелый и властолюбивый, он рассчитывал на силу и влияние своих родственников, и еще за год до кончины католикоса Гукаса стал видимо интриговать и переписываться со всеми находившимися вне Эчмиадзина армянскими епископами и влиятельными людьми. Руководя большинством эчмиадзинской братии, Давид надеялся и на поддержку своих товарищей, но, зная его характер, большинство духовенства оказалось не на его стороне, и собор приступил к перечислению других имен. Продолжительные прения, споры и борьба мнений были причиной, что собор принужден был собираться несколько раз, прежде чем постановил окончательное решение. Наконец были избраны два кандидата: константинопольский патриарх Даниил и епископ Ефрем, находившийся в России[285].
– Все ли согласны с этим выбором? – спросил Минае.
Присутствующие отвечали утвердительно, подписали избирательный акт и приложили к нему печати; молча приложил свою печать и архиепископ Давид. Он помышлял теперь о том, как бы занять место Даниила и вступить на престол константинопольского патриаршества. С этою целью Давид стал хлопотать, чтоб его отправили в Царьград с приглашением Даниила принять католикосство и приехать в Эчмиадзин. При помощи интриг он достиг своей цели, и эчмиадзинское духовенство отправило Давида, чтобы по установившемуся издавна обычаю испросить фирман Порты, утверждающий Даниила верховным патриархом всего армянского народа.
16 января 1800 года Давид выехал из Эчмиадзина и чрез Карс отправился в Константинополь. Он вез с собой избирательный лист и два письма эриванского хана, из коих в одном он просил Порту о скорейшем утверждении Даниила, а другим приглашал вновь избранного патриарха прибыть в Эчмиадзин[286].
Одиннадцать дней спустя после отъезда Давида приехали в Эчмиадзин посланные от царя Грузии, князь Иосиф Бебутов и протоиерей Тер-Аракел. Они привезли с собою коллективное письмо от армян, живших в Грузии, письма от царя Георгия XII и его наследника царевича Давида. Писавшие единогласно просили избрать верховным патриархом архиепископа Иосифа, как человека лично известного русскому императору. Князь Бебутов и протоиерей Тер-Аракел предлагали, чтобы духовный собор, до утверждения и прибытия Иосифа, поставил хранителем патриаршего престола архиепископа Минаса, некогда бывшего в России. Эчмиадзинское духовенство уступило настояниям прибывших и отправило в Константинополь второго посланного с письмом, в котором предлагало тамошним армянам утвердить избрание Иосифа патриархом, как архиепископа, имеющего на то право по старшинству[287]. Наконец, 31 января был отправлен еще третий посланный с письмами, в которых эчмиадзинские братья сообщали Даниилу подробно все происшедшее и об интригах Давида. Вместе с тем, опасаясь борьбы партий и не сомневаясь в том, что ходатайство русского правительства за Иосифа будет уважено Портой, эчмиадзинский синод просил о скорейшем отпуске Иосифа из России, дабы прибытием своим в Эчмиадзин он положил конец всем спорам и волнениям.
Между тем, в конце января, известие о кончине патриарха Гукаса достигло до Константинополя, и хотя не было еще получено официального уведомления об избрании ему преемника, но из полученных писем армяне знали, что в Эчмиадзине не достигнуто единогласного решения и что избрано несколько кандидатов. В числе их первым называли Даниила, приверженцы которого стали деятельно трудиться над усилением своей партии. И здесь, точно так же, как в Эчмиадзине, возникла борьба двух враждебных лагерей, борьба тем более ожесточенная, что с тех пор, как армяне лишились своих царей, они смотрели на католикоса как на верховного главу не только по делам духовным, но и политическим. Узнав, что в числе кандидатов находится и архиепископ Иосиф, константинопольские армяне хотя и не отрицали того, что он пользуется расположением простого народа, но утверждали, что он ни в каком случае не будет утвержден турецким правительством, как человек, живший все время в России и заведомо приверженный к русскому правительству. Это последнее обстоятельство особенно беспокоило Иосифа.
– Я не виноват, – говорил он, – что живу в России. Я и здесь не остался бездельником; напротив, принес много пользы нации, религии и святому престолу. Я был рабом моей матери (церкви), наследником и женихом ее и никогда не хотел быть слугою Даниила или других. Кто бы ни был из них избран, я не намерен признать его католикосом. Я желаю, чтобы святой престол увидел того, о ком он так долго мечтает.