Я приготовился принести себя в жертву нации и престолу, я желаю украсить святой Эчмиадзин мудростью, знанием и всяким благочинием.
После подобных слов Иосиф не без удивления узнал, что первым кандидатом на патриарший престол избран Даниил.
«Брат наш архиепископ Ефрем, – писал он в одном из писем, – еще 19 сентября 1799 года сообщил нам, что святейший патриарх прислал его в Россию собственно для нашей пользы, что сам он (католикос) недолго может жить, что как его святейшество, так и все братство расположены лишь ко мне, что святой престол, по всей справедливости, принадлежит нам, что я им пастырь и отец. После сего как же осмеливаются избирать на наше место другого?»
«Страшное обстоятельство! – писал он в другом письме[288]. – Ибо вот уже два года, как по этому вопросу (об избрании его в католикосы) со мною переписываются из Грузии, Эчмиадзина и из Константинополя. Кроме того, Ефрем два раза писал мне, что он затем приехал в Россию, дабы после кончины патриарха возвести на этот престол меня, что взоры всех обращены на меня и т. д. Наконец, в подобном же смысле писали мне и первостепенные епископы Эчмиадзина. Следовательно, после подобных речей не следовало эчмиадзинскому братству наряду с нашим именем ставить и имя такого, который принесет бесчестие святому престолу и всей нации».
Утверждая, что Россия и Грузия никого кроме него не признают католикосом, Иосиф присовокуплял: «Неужели они (турецкие армяне) полагают, что, прося их голоса, я при отрицательном их ответе отстал бы от своего домогательства… И если они покойному католикосу Гукасу не могли повредить, то что в состоянии сделать мне, тем более что я руковожусь такими благими намерениями». Опасаясь, чтобы какая-нибудь случайность не имела места в избрании его верховным патриархом, Иосиф отправил в Константинополь преданного ему монаха
Карапета, поручив ему убедить Даниила отказаться от избрания. «Патриарх (Даниил), – писал Иосиф Карапету[289], – не имеет права выдвинуться вперед и повелевать мною. Если всякий из патриархов, не оказав еще достаточных заслуг нации и церкви, станет домогаться сана католикоса, то на какой конец существуют заслуги и какое их значение?.. Пусть преосвященный патриарх сочтет себе за честь и славу, что он в мои дни будет считаться патриархом великого града (Константинополя)».
Снабженный многими письмами к разным лицам, Карапет отправился в столицу султана, когда там происходила самая ожесточенная борьба партий. 8 марта архиепископ Давид приехал в Константинополь, и представители армянской нации явились немедленно к патриарху Даниилу узнать, желает ли он принять на себя сан католикоса. Даниил отвечал уклончиво и тем дал новый повод к пререканиям и спорам… Армяне постановили было избрать кесарийского епископа Стефана, но родственники его отклонили этот выбор. Тогда Даниил, отказываясь сам от сана католикоса, предложил избрать архиепископа Варфоломея Никомидийского. Собрание одобрило предложение, но прибывший в Константинополь эчмиадзинский епископ Галуст[290], желая быть избранным в католикосы и будучи недоволен этим выбором, отправился в церковь, собрал народ, произнес возмутительную речь и предал анафеме как Даниила, так и Варфоломея. Армяне потребовали немедленного удаления Галуста и отправления его в ссылку, но, пока Даниил испросил фирман Порты, Галуст успел скрыться.
Волнение народа продолжалось; Порта предписала произвести выборы немедленно, а между тем Варфоломей, полагая, что своим согласием вызовет новые серьезные столкновения, поспешил отказаться от сана католикоса. Тогда константинопольские армяне решились избрать католикосом Даниила. Последний долгое время отказывался и согласился только тогда, когда получил настойчивую просьбу эчмиадзинского духовенства. «Аще ты, – писали епископы, – не прибудешь к нам, то руци наши на омете твоем останутся до дня страшного суда».
Потребовав избирательный лист, Даниил написал на нем: «Из человеколюбия по Бозе, усердно повинуюсь добровольному единогласному молению собратий св. Эчмиадзина, благочестивых начальников и народа великой столицы Константинополя и всей армянской нации – чад св. Григория Просветителя, принимаю я на себя иго труда и служения светоносной кафолической церкви эчмиадзинской, матери нашей. Даниил архиепископ и патриарх».
Все отправились в патриаршую церковь, где архиепископ Давид при многочисленном стечении народа провозгласил: «Яко избрал и приял еси блаженного и святейшего патриарха нашего Даниила» и, поцеловав у него руку, поздравил верховным патриархом всего армянского народа. Со своей стороны Даниил, с согласия народа, провозгласил Давида титулярным константинопольским патриархом, надел на его руку свой перстень и отдал ему свой посох и фелонь (ризу).
30 апреля Давид должен был отслужить торжественную обедню и надеть на себя кафтан, обыкновенно жалуемый Портой всем вступающим в должность константинопольского патриарха. Партия архиепископа Иосифа воспользовалась этим торжеством и произвела новое замешательство. Епископ Ованес Палатский подговорил скрывавшегося Галуста помешать успеху Давида. Чуть свет прибыв в церковь, Галуст стал на месте, назначенном для нового патриарха, и не уступал его Давиду. Люди Давида насильно стащили с места Галуста и нанесли ему удар по лицу. Такое происшествие в церкви возбудило всеобщее неудовольствие, и собравшиеся заставили Давида оставить церковь, а Галуста провозгласили патриархом. Порта не признала законным насилия толпы и, арестовав Галуста и его сторонников, назначила Ованеса Палатского титулярным патриархом Константинопольским. Последний стал деятельно хлопотать в пользу Иосифа и тем легче достиг своей цели, что Порте заявлено было желание русского правительства видеть Иосифа верховным патриархом всех армян.
В то время, когда в Константинополе вопрос об избрании патриарха не был еще окончательно решен армянами, сторонники Иосифа советовали ему исходатайствовать повеление императора нашему посланнику, чтоб он принял меры и «уничтожил при здешнем (турецком) дворе старание недостойных особ к наследованию престола»[291]. Те же лица просили Иосифа отправиться как можно скорее в Эчмиадзин и тем прекратить интриги. «Если вы умедлите отъездом вашим, – писали они, – тогда недостойные люди, может быть, подкреплены будут турецкою властью, которая входит в сие для интереса, и наше желание исчезнет».
Предыдущие примеры указывали, что при избрании патриарха деньги всегда играли весьма значительную роль. Верховные визири из-за подарков, не обращая внимания на желание армянского народа, утверждали того, кто больше, платил. Такое корыстолюбие, ограничивавшее право армян выбрать патриарха соборным постановлением и по своему желанию, не могло быть допущено нашим правительством, и император Павел I поручил своему посланнику в Константинополе строго следовать справедливости и не допускать нарушения прав армянской нации.
«По случаю избрания армянским народом патриарха, – писал он тайному советнику Тамаре[292], – старайтесь, дабы Порта не опровергнула в сем случае права, оному народу данного и через сие предупредить избрание в оное достоинство человека недостойного, который через происки и деньги может достать сан, от общего согласия армян единственно зависящий. О сем объяснитесь дружелюбно с министерством турецким».
Строго следуя такому приказанию, Тамара не принимал никакого участия в выборе патриарха, и, несмотря на свои письма нашему посланнику, Иосиф узнал, что константинопольские армяне остановились на избрании Даниила. Это известие глубоко оскорбило Иосифа. Человек в высшей степени самолюбивый и самонадеянный, он считал себя незаменимым.
– Неужели израильтяне (то есть армяне), – спрашивал он в самозабвении, – оставив своего Бога, бегут поклоняться мошкам?
Ход дел допускал возможность подобного бегства, и Иосиф решился обратиться к содействию нашего правительства.
Он писал С.Л. Лошкареву, что константинопольские армяне, избрав Даниила, по прежним примерам, для получения согласия Порты и диплома отправили уже от себя нарочного к визирю. Но как, по отсутствию визиря, необходимо было более сорока дней (?), чтобы получить от него окончательное решение, то Иосиф просил министерство воспользоваться этим временем и исходатайствовать у императора, «как главы христианской церкви», утверждение его патриархом и дозволение отправиться в Эчмиадзин. Подкрепляя свои права разного рода документами и выставляя Даниила человеком неспособным и мало преданным русскому правительству, Иосиф скоро достиг желаемого. Зная лично Иосифа и будучи расположен к нему, император Павел I поручил Тамаре стараться склонить константинопольское духовенство и армян в пользу Иосифа и исходатайствовать фирман на утверждение его патриархом армянского народа. Как только Иосиф узнал о таком решении императора, он считал избрание свое делом решенным.
– Подрясник Иосифа уже готов, – говорил он с уверенностью и самодовольством. – Вся распространенная по лицу земли нация наша связана со мною истинною любовью, и я твердо уверен, что она пригласит меня на эчмиадзинский престол.
Еще воля императора не достигла до нашего посланника в Константинополе, а Иосиф уже распоряжался как утвержденный патриарх: он требовал, чтоб ему каждую субботу доносили о состоянии монастыря и прислали реестр вещам, которые необходимо купить для престола и братии. Сообщая архиепископу Минасу, что император Павел назначил его патриархом, а царь Грузии просит поспешить приездом, Иосиф прибавлял, что приглашение высших лиц мира сего «считаю делом второстепенным, желая избегать всяких с моей стороны насилий при вступлении на престол. Посему я последовал нашему народному обычаю: желаю, чтобы нация избрала меня, а я – нацию…