На основании высочайшего повеления властелина целого земного полушария я полагаю, что ни вельможи не в состоянии сопротивляться, ниже патриарх Даниил осмелится прикоснуться к сему престолу… Если Св. Дух удостоит меня святого престола, то нахождение Даниила в должности константинопольского патриарха следует считать для него счастливым предопределением Всевышнего».
Так выражался Иосиф о своем сопернике, как о человеке ничтожном, но турецкие армяне были не такого мнения о своем патриархе. Они отстаивали свой выбор и не желали признавать Иосифа как человека чуждого, тогда как Даниил был питомец эчмиадзинского монастыря. Найдя поддержку среди правительственных лиц, уже снабженных некоторою суммой, константинопольские армяне не высказывали желания подчиниться требованиям России, и Тамара опасался, что труды его останутся напрасными. «Прикажите, – писал он к Лошкареву, – спешным и деятельным образом кончить все на месте именем царя грузинского».
Вместе с тем Тамара просил Порту обождать утверждением Даниила до получения им новых инструкций от императора. Он заявил турецкому министерству, что и прежде при избрании патриархов среди армян происходили раздоры и нередко было избираемо по два и даже по три патриарха, которые, враждуя между собою, производили только беспорядки.
Тамара доказывал, что турецкие армяне не имеют права избирать патриарха, но должны признавать то лицо, которое избрано, по обычаю народа, эчмиадзинским духовенством, то есть Иосифа, как старейшего изо всех епископов и потому имеющего на то неоспоримое право[293]. Наш посланник требовал, чтобы Даниил не был отправляем в Эчмиадзин, и заявил рейс-эфенди, что императору будет весьма приятно, если турецкое правительство прекратит споры, примирит враждующих, и живущее в Константинополе общество армян признает патриархом архиепископа Иосифа. Рейс-эфенди обещал доложить султану и через несколько дней сообщил утвердительный ответ.
– Архиепископ Иосиф, – сказал он Фонтону, – будет избран от здешнего армянского общества эчмиадзинским патриархом, и посланник ваш может ныне же донести о том его величеству.
В тот же день Даниил был отправлен сначала на остров Тенедос, а потом в город Тохат, Давид возвращен в Эчмиадзин, и с 31 июля 1800 года в константинопольских церквах стали упоминать имя католикоса Иосифа.
Так совершилось избрание, и оставалось только условиться в цене за фирман. «Ныне, – доносил Тамара, – за цену тех фирманов кегая-бей и его канцелярия торгуются с комиссарами монастыря Араратского, и я приказал Фонтону в сие не входить, дабы не сделать неприятного помешательства кегая-бею в его интересах. Однако же экспедиция фирмана не будет стоить более 5000 пиастров весьма богатому Араратскому монастырю, но здешние банкиры за сосланного Даниила заплатили уже кегая-бею до 40 мешков (20 000 пиастров)».
Лишь только Иосиф узнал, что Порта согласилась признать его католикосом, он тотчас же отправился в Астрахань и оттуда просил императора снабдить его экипажем, дать конвой, приличный его сану, переменить орден Св. Анны на первую степень с украшением алмазами, определить жалованье за преданность России и услуги (?), ей оказанные, снабдить его инструкцией относительно сношений с русскими пограничными начальниками и, наконец, уволить вместе с ним на восемь месяцев для посвящения в архиепископы епархиального наместника его григориопольского архимандрита Григория. «Находясь при мне с молодых лет, – писал Иосиф[294], – и зная все усердное мое служение к пользам благословенной империи Российской, притом имея добрые качества и способности, он (Григорий) не упустит продолжать со своей стороны таковое же ревностное служение соответственно моему примеру. Когда он посвящен мною будет в архиепископы и с принадлежащею сану его грамотой прибудет к высочайшему двору, то высочайше благоволить утвердить его в том сане, на таковом же основании, как прежде я удостоен был».
Желая усилить значение патриарха и даже приобрести до некоторой степени верховные права, Иосиф просил, «чтобы учрежденных мною поверенных благоволить принимать наравне с иностранными поверенными», и не стесняясь говорил, что без просимых милостей императора ему неудобно ехать в Эчмиадзин. Он просил тайного советника Лошкарева и «благодетеля» своего графа Ф.В. Ростопчина: «настоять как наивозможно, чтобы все сии особенные высокомонаршего благоволения знаки удостоился я получить в Астрахани»[295].
Возложив препровождение Иосифа в Тифлис на попечение командовавшего войсками на Кавказской линии генерала Кнорринга, император Павел I повелел выдать Иосифу на экипаж единовременно тысячу рублей, пожаловал ему 25 аршин парчи на облачение [296] и вместо просимого жалованья оставил по смерть то, которое он получал по званию управляющего армянскою церковью в России[297]. Патриарх благодарил за пожалованные ему подарки и награды, но сожалел, что не получил просимого им ордена.
«Теперь все мое и народа армянского желание исполнилось, – писал Иосиф Лошкареву[298], – но только весьма бы мне желательно повышение орденом, ибо вам самим известно, что на г. Сестренцевича возложен орден с голубою лентой. А как я высочайшею милостью великого государя императора, моего и всего армянского народа защитника и покровителя, и всесильною его десницею облечен ныне в сан армянского патриарха и католикоса, то перемена оного ордена произвела бы гораздо более ко мне и народу уважения и почтения в соседственных тем местам персидских ханах и в начальниках дружелюбной ныне державы, т. е. Порты Оттоманской».
В начале 1801 года патриарх Иосиф, в сопровождений ста человек казаков и епископа Григория, отправился в Эчмиадзин и 10 февраля прибыл в Тифлис. При деревне Куки, составляющей ныне предместье города, Иосиф был встречен царевичем Иоанном с грузинскими князьями, генералами: Лазаревым и Гуляковым, а при въезде в город – всем армянским духовенством, в числе которого находились и четыре епископа, Симеон, Андреос, Барсег и Тадеос, присланные из Эчмиадзина. Остановившись у заставы и надев полное облачение, Иосиф при пушечной пальбе и в сопровождении огромной толпы народа шел пешком до первой армянской церкви, где и отслужил молебен. Отправившись затем в дом брата князя Соломона Аргутинского, патриарх принял весьма холодно эчмиадзинских епископов, привезших ему подарки и приглашение поспешить в Эчмиадзин. Наговорив им много упреков, Иосиф поместил епископов вне городской черты, в нынешнем Ванкском соборе.
Армяне примирились было с новым патриархом, но поведение Иосифа с епископами произвело на них большое впечатление и не располагало в его пользу.
Эчмиадзинское же духовенство синодальным собором вторично избрало Даниила преемником патриарха, как будто предвидя, что Иосифу не суждено было достигнуть Эчмиадзина.
Заболев горячкой и чувствуя приближение смерти, Иосиф просил епископа Симеона исповедать и причастить его. По окончании таинства Симеон спросил патриарха: не имеет ли он что приказать о себе или вещах своих.
– Отправил ли ты, – спросил на это Иосиф, – ту посылку в Эчмиадзин, которую я поручил тебе?
– Теперь отправляю, – отвечал Симеон.
– Скорее отправь, чтобы душа моя не осталась должна св. престолу. У меня есть маленькая коробочка с некоторою собственностью, отдай ее своими руками Соломону (князю Аргутинскому), чтобы чужие не знали; прочее же имущество все принадлежит престолу.
Спустя некоторое время Иосиф призвал вторично Симеона.
– Я умру, – сказал он, – тело мое отвезите в святой Эчмиадзин и похороните меня возле могилы Симеона католикоса.
Это были последние слова архиепископа, и в десятом часу вечера 9 марта 1801 года он скончался[299].
«Общий наш приятель, – писал Кнорринг Лазареву[300], – патриарх Иосиф в Тифлисе умер. Для меня был весьма нужный человек, потому что мы друг друга знали, и все бы шло так, как надобно. Он был предан государю как истинный честный человек. Влагаю вам копию письма, что мне писал добрый же мой приятель архимандрит Григорий».
Последний, будучи не более как служитель Иосифа, получил сан архимандрита за приверженность к своему господину. Человек без всякого образования, Григорий понимал, что с кончиной Иосифа ему трудно будет ступить на высшую ступень духовной иерархии, и потому решился прибегнуть к интриге. Воспользовавшись тем, что на руках его осталась большая часть денег, собранных для эчмиадзинского монастыря, Григорий вошел в соглашение с князем Соломоном Аргутинским и, передав ему часть вещей покойного, заручился обещанием, что Соломон будет ходатайствовать о назначении его, Григория, архиепископом, управляющим всею армянскою нацией в России.
Вслед за тем он донес, что Иосиф, умирая, оставил его своим душеприказчиком и полным распорядителем имения в пользу монастыря и его племянников; что, умирая патриарх поручил ему епархию в России, а в преемники себе на патриарший престол избрал, по известному ему усердию к России, титулярного константинопольского патриарха Ованеса или наместника эчмиадзинского монастыря архиепископа Давида, «о чем я, – присовокуплял Григорий[301], – не оставил писать от себя эчмиадзинскому синоду, чтобы он, из двух одного выбрав, доставил ко мне сведения для донесения его императорскому величеству».
Без всякого полномочия приняв на себя право указать эчмиадзинскому духовенству, кого выбрать в патриархи, Григорий, чтобы вернее достигнуть цели, успел убедить генерала Лазарева воспретить четырем эчмиадзинским епископам выезд из Тифлиса и тем лишил их возможности объяснить настоящее положение дел. Епископы отправили в Эчмиадзин письмо, в котором описали подробности кончины Иосифа, интриги Григория и просили поторопиться утверждением Даниила, но письмо их достигло по назначению позже прибытия к Давиду нарочного, посланного Григорием. Последний приглашал Давида приготовиться к занятию патриаршего престола и присовокуплял, что «по кредиту своему при высочайшем дворе» постарается сделать патриархом того, кто посвятит его в архиепископы.