Зная, что преемник Иосифу уже избран духовенством, и не предвидя для себя ничего хорошего, Григорий убеждал Давида восстать против общего желания духовенства и народа и принудить их к избранию себя, обещая поддержку со стороны русского правительства и деньги для склонения на сторону эриванского хана.
«В час смерти (патриарх Иосиф) объявил мне, сыну своему, волю свою, – писал Григорий архиепископу Давиду[302], – что предоставляет занять патриарший престол вам или константинопольскому патриарху архиепископу Ованесу. А так как он находится вдали от нас, то остается вам исполнить волю завещателя – вступить на патриарший престол. Как только вы соизволите на сие, я тотчас же донесу государю императору. Писал я и находящемуся у вас архимандриту Карапету, чтоб он всячески помогал вам достигнуть этой цели, буде же он примет сторону противной партии, то вы, святой отец, не жалейте при надобности употребить деньги. Что же касается фирмана, то не беспокойтесь, ибо как единодушное всея нации одобрение, так и соизволение двух держав на ваше патриаршество я вам доставлю.
С сим вместе я написал и хану (эриванскому), что воля покойного патриарха состоит в том-то и что все подарки, предназначенные блаженным Иосифом, будут доставлены ему мною. Надеюсь, что он не оставит без внимания нашу просьбу».
Предложение Григория было слишком соблазнительно для Давида, как известно, давно мечтавшего о сане католикоса, и он охотно согласился вступить в борьбу с Даниилом. «Буди укреплен, – отвечал Давид Григорию[303], – и буди подвигами своими муж подобен отцу нашему святейшему патриарху, во утешение меня, и ведай меня яко усердного слугу святейшего патриарха, усердного намерениям его последователя и верного раба августейшего великого государя и всем братьям моим доброжелателя».
Получив такой ответ, Григорий составил от имени Иосифа подложное духовное завещание, которое и отправил в Эчмиадзин, написав при этом Давиду, чтоб он принял свои меры. Имея в своих руках собранные Иосифом подаяния от астраханского, кизлярского и моздокского армянских обществ, а также астраханской духовной армянской консистории, Григорий употребил их на подарки эриванскому хану, грузинским царевичам и другим лицам, на содействие которых мог рассчитывать.
«Спешу известить вас, – писал он генералу Кноррингу[304], – что патриарх Иосиф, оставляя временную жизнь в здравом уме, сделал свое завещание и между прочим упомянул в оном, что я остаюсь после него правителем во всем и назначаюсь архиепископом епархии в Российской империи, под всемилостивейшим покровительством государя императора находящейся».
Заявление это произвело большой переполох среди армян, живших на Кавказской линии и в Астрахани, и они отправили к Кноррингу депутацию, которая, порицая неблаговидные поступки Григория, просила о назначении пастырем и «главнейшим наместником всего обитающего в России армянского народа» архиепископа Ефрема, присланного в Россию в 1799 году патриархом Гукасом[305]. Просьба эта, поддержанная и другими армянскими обществами, побудила императора Александра I утвердить Ефрема архиепископом армян, живших в России. Пожаловав ему панагию, украшенную бриллиантами и яхонтами, государь приказал объявить о своем решении армянскому духовенству и народу с тем, чтобы прекратить интриги Григория.
Последний, потерпев неудачу в России, потерпел ее и в Эчмиадзине. Синодальный собор не признал духовного завещания Иосифа и не считал для себя обязательным исполнять его. Решение духовенства основывалось на том, что, во-первых, патриархи никогда не были избираемы по духовному завещанию, а по выбору духовенства и армянского народа; во-вторых, Иосиф, как не достигший до престольного монастыря и, следовательно, как не восприявший священного миропомазания[306], не мог думать о преемнике и назначать его права никакого не имел, и, наконец, в-третьих, собор основывал свое решение на показании епископа Симеона, присутствовавшего при кончине Иосифа и утверждавшего, что покойный никаких распоряжений, кроме имущественных, не делал, а при разборе его бумаг никакого завещания не найдено, да и быть не могло, потому что Иосиф умер скоропостижно.
«Если же, – присовокуплял Симеон, – кто иное что написал или сказал, то ложно и обман, и говорящий иное, будучи преисполнен ложью и обманом, есть неприятель справедливости, чего да избавит Христос всех верующих». Показание Симеона было подтверждено епископами Андреасом, Барсегом и Тадеосом, а потому эчмиадзинский синод 20 марта утвердил преемником Иосифа прежде избранного Даниила и постановил просить турецкое правительство выдать ему фирман на патриаршее достоинство и опустить его в Эчмиадзин. Присягнув не признавать патриархом никого, кроме Даниила, духовенство отправило к нему двух епископов с просьбой поспешить приездом.
Все это не согласовалось, конечно, с видами Григория, и он писал Кноррингу, что «если паче всякого чаяния партия противников (Давида) усилится и потом утвердится в выборе архиепископа Даниила, в турецком городе Тохате пребывание имеющего, то все планы, проектированные покойным патриархом в завещании, могут быть разрушены, потому что Даниил не имеет той приверженности к высочайшему российскому императорскому двору, какую впечатлел издавна архиепископ Давид, покойным патриархом утвержденный быть на месте его. Я о сих обстоятельствах писал эриванскому хану, давно ищущему покровительства российской державы, находя сие уведомление ему весьма нужным».
Получив значительные подарки, эриванский хан был введен в заблуждение Григорием, уверявшим, что русское правительство желает избрания Давида. Полагая сделать угодное императору Александру I и осаждаемый просьбами Давида и его сторонников, хан решился силой возвести его на патриарший престол. Он потребовал, чтоб эчмиадзинское духовенство произвело новые выборы, но епископы, отказавшись, разбежались по соседним деревням и по приказанию хана были собираемы и под конвоем приводимы в Эчмиадзин. Там Давид требовал нового избрания патриарха.
– Если вы, – говорил он епископам, – поддержите сторону Даниила, то знайте, что денежная сумма святейшего престола в моих руках; могу все разорить.
Давид требовал, чтобы епископы присягнули, что кроме его никого не желают и не признают католикосом.
– От прежней нетвердости к присяге (при избрании Иосифа), – отвечали епископы; – совесть мучит нас; мы не хотим быть мучимы в другой раз.
– Идите же, – сказал Давид, – и советуйтесь, кого избрать патриархом.
У дверей комнаты, в которую были введены избиратели, были поставлены люди с ружьями, но, несмотря на то, Давид не добился решения в свою пользу. Тогда, составив избирательный лист, он посылал его каждому из членов синода отдельно и силой заставлял подписывать свое имя[307]. Таким образом, под влиянием грубой силы и насилия эчмиадзинский капитул покрыл своими подписями избирательный лист, и Давид 28 апреля 1801 года немногими своими сторонниками был провозглашен патриархом.
Пользуясь таким оборотом дел, архимандрит Григорий торопился ввести в заблуждение Кнорринга и для этого не отказывался от наглой лжи.
«Сделав донесение его императорскому величеству и вашему превосходительству, – писал он Кноррингу[308], – об избранных завещанием покойного патриарха армянского народа Иосифа на место его двух духовных особ, спешу теперь доставить сведение, прося всеподданнейшего о нем донесения, что из тех двух особ архиепископ Давид, наместник монастыря эчмиадзинского, принят купно и противною выбору его партией в достоинство патриарха и посвящен уже в оное прошедшего месяца (апреля) 28-го числа. Скорый сей выбор последовал оттого, что бывшие здесь четыре епископа, в числе которых был духовник покойного патриарха Иосифа, архиепископ Симеон, когда прибыли в монастырь Эчмиадзин, под присягой, ими учиненною, при собрании в церкви объявили завещание покойного патриарха об избрании его на место свое архиепископа Давида как духовенству, так и народу, которые все единогласно в то же время, провозгласив архиепископа Давида патриархом, посвятили в сие достоинство».
Не ограничиваясь этим, Григорий тотчас же отправил преданного ему епископа Карапета в Константинополь, чтобы добиться согласия тамошних армян и исходатайствовать султанский фирман на утверждение Давида, а последний послал нарочного в Петербург с письмом к императору, в котором писал, что Иосиф избрал его своим преемником. «Мы сначала хотя и отговаривались, – писал Давид[309], – зная трудности должности, но побуждения благосклонных людей, тоже пречистым приказаниям покойного пастыря изъявляя послушание, а более надеясь на покровительство вашего императорского величества, 28 апреля, в воскресный день, получили благодать Духа Святого помазанием главы нашей святым миром, по закону и обыкновению нашему и со оным восприяли патриарший престол всея Армении. А как прежде бывшие патриархи имели пристойную доверенность к Богом утвержденному престолу вашего императорского величества, то и мы будем оную иметь и стараться найти подобно им оказанных благодеяний ваших, считая оное себе за величайшее счастие».
Чтобы более заручиться расположением русского правительства, Давид высказывал желание и намерение восстановить армянскую нацию при содействии России, «когда обстоятельства подадут основательную надежду прибегнуть к покровительству ее для пользы, а не для пагубы армянского народа»[310].
Все это происходило в то время, когда Даниил, получив фирман и утверждение султана, был уже на пути к Эчмиадзину, но, доехав до Баязета, был там