25 мая 1803 года Давид приказал звонить в колокола и привести Даниила пред толпу собравшегося народа.
– Вот тот, – сказал лжепатриарх, – которого вы считали уже мертвым, – еще жив; теперь насыщайтесь зрением; он должен скоро умереть.
– Твой покровитель, – сказал Давид, обращаясь к Даниилу, – бороды не имеет, и ты должен быть подобен ему.
Давид приказал обрить Даниилу голову и бороду.
– В таком образе подобает тебе быть, – заметил с насмешкою лжепатриарх и приказал отвести свою жертву опять в заключение[368].
С покорностью судьбе переносил Даниил тяжкие страдания и, надеясь на заступничество императора Александра, ожидал скорого прибытия русских войск. Между тем, занятый сначала устройством дел в Грузии, потом военными действиями против лезгин, покорением Ганжинского ханства и, наконец, присоединением к России Мингрелии и Имеретии, князь Цицианов не мог оказать помощи Даниилу ранее половины 1804 года.
В июне этого года главнокомандующий потребовал, чтобы эриванский хан возвел Даниила на патриарший престол, а Давида доставил к нему в Тифлис. «Сия была причина моего разрыва с вами, – писал он, – сия же будет причиной спасения или погибели области Эриванской – другого средства к примирению я не знаю».
Хан молчал, а князь Цицианов, еще 1 апреля, приказал Саратовскому полку выступить из Моздока в Грузию и стягивал к Тифлису все полки, назначенные в состав отряда, оставляя на постах самое ограниченное число войск, необходимых для защиты границы.
Глава 17
Положение наше в Закавказье в политическом и военном отношениях. Известия о сборе персидских войск и приготовлениях Баба-хана к вторжению в Грузию. Эриванский хан приготовляется к обороне. Интриги царевича Александра. Переписка его с разными лицами с целью вызвать волнения в Грузии
Край, подведомственный России за Кавказом, состоял в то время собственно из Грузии и только что покоренного ганжинского ханства (переименованного в Елисаветпольский округ). Небольшое пространство этих двух владений было окружено: с севера и северо-востока осетинами, ингушами и владениями хана Аварского; с востока лезгинскими вольными обществами и владениями кубинского и текинского ханов; с юга к нему прилегали Карабагское и Эриванское ханства, а с запада турецкие владения и только что присоединенное царство Имеретинское. Из этого перечня соседей видно, что наши войска должны были быть всегда в оборонительном положении от вторжений и хищничества. Хотя большая часть этих народов и изъявила покорность России и заключала с князем Цициановым союзные договоры и условия, но мы видели, как сохранялись эти договоры и условия. Можно ли было в будущем положиться на покорность вынужденную и обещания нечистосердечные?
Лезгины беспокоили Кахетию и, переходя в Ахалцих, делали набеги на Карталинию. На преданность имеретинского царя также нельзя было положиться, как то и оказалось впоследствии.
С востока и юга, кроме наблюдения за движениями персиян, необходимо было наблюдать за сопредельными ханами, поведение которых было весьма сомнительно. Сверх того, обитатели подвластных нам татарских дистанций, или округов, при каждом разрыве нашем с Персией действовали по внушению и в пользу последней и тем заставляли иметь за ними самый бдительный надзор.
При таких-то обстоятельствах князь Цицианов думал не только взять Эривань, но и утвердить владычество России между двумя морями, Черным и Каспийским, поставив реку Араке границею между Россиею и Персиею.
Какими же средствами думал главнокомандующий привести в исполнение такое предположение?
В распоряжении его и в Закавказском крае находились полки: Кавказский гренадерский, 9, 15 и 17-й егерские, Тифлисский, Кабардинский, Саратовский и Севастопольский мушкетерские, с их артиллериею (в которой было всего 24 орудия). Кавалерия состояла из Нарвского драгунского и донского казачьего полка, разбросанного по разным постам.
В начале 1804 года войска эти были расположены: на правом фланге, в Карталинии, стоял 9-й Егерский полк[369]. Центр войск, расположенных в Грузии, находился в Сомхетии и Мтиулете. Тифлисского полка один батальон с двумя орудиями стоял в крепости Цалке. Он должен был охранять границу со стороны Ахалциха и служить для прикрытия учреждаемой там таможни; один батальон того же полка расположен был в Памбаках, для защиты границы со стороны Эривани и для содержания памбакских татар в повиновении. Три роты с орудием охраняли горные промыслы в Борчалинской дистанции; одна рота с орудием стояла в Думанисах, для обеспечения восстановляемых там разоренных деревень и заводимых вновь поселений. 17-й егерский полк с тремя орудиями составлял гарнизон Елисаветпольской (Ганжинской) крепости и оборонял весь округ того же имени.
Получив, в конце апреля, сведение о сборе персидских войск за Араксом, князь Цицианов отрядил для усиления Елисаветпольского гарнизона один батальон Севастопольского мушкетерского полка с двумя орудиями. Шефский батальон и две роты мушкетерского батальона содержали караул в Тифлисе и занимали два важных поста: в Гартискаро и Саганлуге. Из них первый, находясь в пункте, в котором соединялись два главных сообщения с Россиею и Черным морем, охранял большую дорогу от беспрерывных разбойничьих покушений лезгин, осетин и других горских хищников. Саганлугский же пост служил для наблюдения за покушениями и движениями лезгин и татар, подвластных Грузии. Остальные две роты Севастопольского полка были поставлены в Анануре, дабы содержать в повиновении горские народы: тушин, пшавов и хевсур. Левый фланг занимал Кахетию, где, для обороны от дагестанцев и для удержания в повиновении джарцев, расположен был, вдоль по Алазани, 15-й егерский полк и два батальона Кабардинского полка с их орудиями, а в деревнях: Гавазе, Кварели, Пшавели, Матаны и при Маданском ущелье стоял третий батальон Кабардинского полка с орудием.
Таким образом, в экспедицию против Эривани можно было отрядить самое незначительное число войск. В состав отряда были назначены: Кавказского гренадерского полка три батальона; два батальона 9-го егерского полка, из коих две роты должны были остаться в Сураме; два батальона Тифлисского мушкетерского полка, бывшие в Цалке и Памбаках, и три батальона, вызванные нарочно для этой экспедиции с Кавказской линии. Кавалерию составляли: четыре эскадрона Нарвского драгунского полка и три сотни линейных казаков, вызванных с Кавказской линии. Кроме того, по приглашению князя Цицианова, грузинские князья, с своими дворянами и людьми, составляли около 800 человек милиции; при отряде было всего двенадцать орудий.
Эриванский хан, проведав о приготовлениях к экспедиции, заискивал расположения князя Цицианова и своими письмами старался высказать преданность к России. Под видом предупреждения, а на самом деле с угрозою, Мамед-хан писал князю Цицианову, что Баба-хан намерен вторгнуться в Грузию, и приказал ему также готовиться для совокупного с ним действия против русских.
«Сим объявляется Мамед-хану Эриванскому, – отвечал на это князь Цицианов, – что на глупые и дерзкие письма, каково было ханское, с прописанием повеления словами льва, а делами теленка Баба-хана, сердаря, россияне привыкли отвечать штыками, а потому, чтобы оный хан ожидал сего рода ответа в свое время, и призвал бы на помощь войска неустрашимого государя государей испытать силы с купцами[370], недавно Ганжу из-под сильной руки его вырвавшими, яко товар персидских материй. О чем присланный от него в Ганжу персиянин может ему пересказать подробно, ушедший оттоль переряженным в женское платье»[371].
Послу эриванского хана Неджеф-Али-беку главнокомандующий дал выписку «для памяти», в которой между прочим писал:
«Я никогда не лгал и в целый год пребывания моего здесь, кажется, доказал, что вывезу царскую фамилию, разорившую Грузию междоусобною войною, и вывез; сказал, что покорю Джарскую провинцию, и покорил; сказал, что Ганжу возьму, и взял; сказал, что введу в российское подданство Мингрелию, оставляя владельца при его правах, и ввел. Говорю, что то же сделаю и с Имеретиею, и сделаю. Говорю, что поставлю патриарха Даниила на патриарший престол, и поставлю, а Давиду обещаемый всесильным и великим моим государем императором пенсион доставлю, и доставлю. Говорю, что Эривань заставлю платить мне дань, и заставлю. Говорю, что из Эривани возьму аманата, и возьму.
Я не словами стращаю, а штыками действую и делами доказываю. Я войска, мною командуемые, не называю по-персидски бесчисленностью звезд, но когда приду с ними в Памбаки, то никакого условия не приму и то же сделаю, что с Ганжею. Я требую следующего, и не начну переговоров, доколе хан, твой господин, не возгласит Даниила патриархом и не пришлет Давида в Тифлис, по воле его императорского величества коему никакого зла не будет сделано, в чем Богом живым заклинаюсь.
Тогда пришлю я к хану Эриванскому высочайшую грамоту, на имя его состоявшуюся, о восстановлении Даниила и о доставлении Давида, коему великий и всесильный государь император обещать изволил безбедное содержание и жалованье. Тогда пришлю посольство с грамотою; тогда приму поверенного от хана, господина твоего, для постановления статей, на коих будет принят во всероссийское подданство и покровительство хан Эриванский, с утверждением его и его потомства по старшинству колена на ханстве Эриванском.
Тогда определено будет, сколько войска поставлено будет на защиту Эриванской области от врагов, Баба-хана сардаря. Тогда отправятся туда оные войска, тогда хан эриванский должен будет дать по оному постановлению аманата, платя Грузии такую дань, какую платил ей прежде, и тогда блаженство его и целость его рода и Эриванской области народа утверждено будет на твердом основании и на самом деле, а не словами, как от Баба-хана»