Что же касается до правого берега реки Занги, занимаемого 9-м егерским полком, то по тревоге шеф того полка, полковник Цеханский, выслал двух казаков разузнать о причине ее. Казаки не успели отъехать на значительное расстояние, как персияне с криком бросились в сад против егерского обоза. Хотя полк этот состоял преимущественно из рекрут, ни разу не слышавших свиста пули, но трудами шефа, полковника Цеханского, был поставлен, по выражению князя Цицианова, «на такую ногу, что служит удивлением для целого отряда, со мною находящегося»[421]. Три роты с орудием были отправлены очистить сад, что ими и исполнено с отнятием одного неприятельского знамени.
Прогнанный неприятель хотя потом и порывался снова атаковать обоз, но, не видя удачи, переправился через реку Зангу и присоединился к персиянам, действовавшим по ту сторону реки.
В час пополудни сражение кончилось, и неприятель отступил на Гарничай, оставив в наших руках два знамени и два фальконета.
После сражения Баба-хан приказал повесить своего лазутчика, который донес ему, что у нас недостаток пороха и снарядов. Действительно, если бы Баба-хан атаковал несколькими часами ранее, то положение Эриванского отряда было бы весьма затруднительно, так как наш транспорт с порохом, патронами и снарядами успел прибыть к отряду только перед самым началом сражения, чего лазутчик, конечно, не мог знать.
Хотя расстройство неприятеля было столь значительно, что при малейшем преследовании или ночном нападении он мог бы быть окончательно рассеян, но князь Цицианов не предпринимал ни того ни другого, за неимением кавалерии. Главнокомандующий полагал, что с пехотою нельзя было преследовать, с чем нельзя согласиться, тем более что, по его собственным словам, неприятель был так расстроен, «что он по одному слуху, что русские идут, на третий день, поспешно снявшись, ушел за четыре часа (мили) оттоль». Потеря наша состояла из 4 офицеров и 58 нижних чинов убитыми, 7 без вести пропавшими и 9 офицеров, 108 нижних чинов ранеными. Неприятель потерял 1000 человек оставленными на месте, в том числе, по показанию пленных, 3 хана и 250 чиновников, не считая увезенных и раненых. Вылазка из города оставила на месте 500 человек. Пленных было взято очень мало, потому что князь Цицианов, не имея избытка в запасах провианта, не приказал брать в плен.
Свидетельствуя о заслугах всего отряда и представляя список удостоенных наград, князь Цицианов особенно ходатайствовал за майора Нольде, которому просил пожаловать орден Св. Георгия 4-го класса, полковнику Цеханскому шпагу с золотым эфесом с надписью дня и года победы и, наконец, подполковнику Симоновичу следующий чин.
«Повышением его в чине, – доносил князь Цицианов[422], – служба вашего императорского величества выигрывает, потому что с военными талантами и знанием офицер, каков он, чем скорее выйдет в высшие чины, тем безопаснее ему поручить будет начальство большой части войска, к славе оружия. Усердие мое к службе вашего императорского величества налагает на меня обязанность во всей всеподданнейшей откровенности и со стеснением сердца донесть, что никогда чиновников, не знающих своего дела, так много не было, как ныне, и не от какой иной причины, как оттого, что они, проходя чины на крыльях ветра, по старшинству, а не знанию, не имеют времени приобрести военное искусство практикою, не имея понятия о теории. При таковых-то генералах и штаб-офицерах начальствующий генерал в военное время ежедневно подвергает себя посрамлению, критике, суду и обязан бывает для оного оставить службу».
Император Александр пожаловал всем просимые награды и в том числе самому князю Цицианову назначил орден Св. Владимира I степени.
После поражения под Эриванью персидские войска разделились на две части: одна, под начальством самого Баба-хана, пошла на деревню Канакири, находившуюся в левой стороне от крепости и в одной мили от нее, а другая осталась, под начальством сына Баба-хана, в лагере при Гарнигае. Нельзя было не воспользоваться этим бесцельным разделением персидских сил. Как только князь Цицианов узнал об этом, он тотчас же решился сделать ночное нападение на неприятельский лагерь, и притом не употреблять при этом значительных сил. Но если Бабахай сделал ошибку разделением своих сил и давал средства для атаки его по частям, то князь Цицианов сделал еще большую ошибку тем, что назначил для исполнения этого предприятия отряд только из 900 человек при 6 орудиях[423]. Поручив команду шефу Нарвского драгунского полка, генерал-майору Портнягину, главнокомандующий отправил его к персидскому лагерю ночью 24 июля.
Как тихо ни шли наши солдаты, но были замечены неприятелем ранее, чем успели подойти к самому лагерю. Люди хойского хана, бывшего при генерал-майоре Портнягине, заметив неприятельский пикет, не дали никому о том знать, и, бросившись на него, открыли огонь. К рассвету отряд хотя и продолжал движение, но на пути своем был несколько раз останавливаем персидскою конницею, выезжавшею с разных сторон на дорогу, по которой двигался отряд. Отражая охотниками и фланкерами неприятеля, Портнягин наткнулся на три толпы персиян, бывших под начальством самого Аббас-Мирзы. Каре наше остановилось. Аббас-Мирза, не вступая в бой, стоял в отдалении около двух верст от каре.
В то же время, вправо от дороги к реке Араксу, показалась колонна с вьюками, заключавшими в себе лагерь и припасы персиян. На месте лагеря персидских войск, по-видимому, не оставалось более трех тысяч, назначенных собственно для защиты и занятия деревни Ax-Бет. Не имея цели идти на лагерь, Портнягин двинулся к стоявшим в отдалении толпам, но они тотчас же начали отступать и, подымаясь поодиночке на горы, непроходимые для сомкнутого строя, потянулись по дороге, из Канакири лежащей. Туда стали собираться с разных сторон и толпы персиян, под начальством вернувшегося Баба-хана, бывшего в Канакири. Ограничившись действием артиллерийского огня, Портнягин с отрядом отошел несколько назад к ключевой воде, с целью дать отдохнуть уставшему отряду. Но едва отряд успел напиться, как был окружен со всех сторон спустившимися с гор персиянами, в числе до 30 000 человек. Портнягин начал отступать, по направлению к Эривани, и в продолжение 14½-часового пути отбивался от неприятеля – то атаковывавшего его, то забегавшего вперед, чтобы отрезать ему путь отступления, – с таким успехом, что привел с собою всех раненых, не оставив на поле сражения ни одного из них[424].
Донося об этом геройском отступлении, князь Цицианов прибавлял: «Город (Эривань) стрелял викторию уже, получа от Баба-хана, что он всех русских живых возьмет, но изумлен был потом, видя каре в целости возвратившимся»[425].
В этом деле потеря неприятеля простиралась до 800 человек; с нашей стороны потеря заключалась в 2 убитых и 62 раненых. Выпущено 10 203 патрона и 76 артиллерийских снарядов.
С 24 июля по 2 сентября князь Цицианов простоял под Эриванью и 2-го числа должен был, за недостатком продовольствия, снять блокаду и отступить. В этот промежуток времени ничего важного относительно военных действий предпринимаемо не было, ни со стороны нашей, ни со стороны персидских войск. Наши войска приготовляли лестницы для штурма и плели туры для бреш-батареи, которая хотя и была заложена, в ночь на 23 июля, на правом фланге против ханского дома, но не могла принести нам никакой пользы, за неимением осадных орудий, так что главнокомандующий приказал даже прекратить огонь.
Однажды к Джафар-Кули-хану явился посланный от эриванского хана просить лекаря для больного племянника. Джафар отправил посланного к князю Цицианову, но тот не согласился отпустить русского доктора в крепость.
– Отчего вы не стреляете по городу? – спросил персиянин главнокомандующего. – Видно, у вас нет зарядов?
– Я приказал прекратить стрельбу для сбережения жителей, которые скоро будут подданные России, – отвечал князь Цицианов, – а зарядов у меня много, – и велел ему показать недавно привезенные из Памбак.
Вскоре после того было брошено из крепости весьма удачно две бомбы, которые разорвало недалеко от сложенных зарядов. Последние, по приказанию князя Цицианова, перенесены были на другое место.
Вообще осада шла весьма вяло, и обе стороны редко открывали огонь. Баба-хан со своими войсками показывался на высотах перед нашими передовыми постами, но, не предпринимая ничего и постояв некоторое время, опять скрывался из виду. Он то уходил в деревню Шарури, то опять возвращался в Гарничай, то тянулся к речке Керкбулак. Такая бездеятельность персидских войск и самого Баба-хана была весьма выгодна для нашего отряда, терпевшего значительный недостаток в продовольствии.
Собственно говоря, недостаток в провианте стал ощущаться вскоре после прибытия к Эривани, и людям производилась половинная порция хлеба, дополняемая фунтом говядины. При недостатке соли, при неимении ни вина, ни уксуса во время ужасных жаров, такое продовольствие оказывало вредное влияние на здоровье нижних чинов, и многие заболевали. Найденное небольшое количество пшеницы и муки улучшило на короткое время продовольственную часть, но зато фураж совершенно истощился. По неимению в окрестностях Эривани травы лошадей кормили собираемыми в садах листьями, но от такой пищи они пришли в совершенное истощение, и на поправление их не было никакой надежды.
Для продовольствия отряда, блокировавшего Эривань, было сделано распоряжение о перевозке провианта из тифлисского магазина в памбакский, а из сего последнего провиант должен был доставляться в отряд[426]. Сверх того, князь Цицианов положился на казахского моурава князя Чавчавадзе, обещавшего собрать в счет подати с подчиненных ему казахских татар 3000 код (1000 четвертей) муки и доставить ее к отряду, но все распоряжения главнокомандующего в этом отношении оказались несостоятельными. Наряд арб во время полевых работ был затруднителен, и потому правитель Грузии князь Волконский предложил грузинским провиантским комиссионерам отправиться самим в Памбаки закупить там необходимое количество хлеба и доставить его в Кара-Килис средствами самих продавцов