[427]. Комиссионеры доносили, что все жители откочевали в горы, а потому трудно рассчитывать на покупку провианта, который к тому же, будучи куплен только в зерне, требовал средств и времени для обращения в муку.
Комиссионеры просили князя Волконского нарядить хотя соответствующее число арб из разных уездов Грузии для перевозки заготовленных уже 600 четвертей муки и 90 четвертей крупы, но и на это не получили согласия правителя. «На пространный и мало в себе заключающий рапорт, – писал князь Волконский[428] комиссионерам, – имею сказать и предписать исполнение приказания моего. Буде бы на месте обстоятельства вам открыли того невозможность, тогда только дозволяю донести себе о невозможности».
Комиссионеры отправились для закупки; время уходило, а эриванский отряд остался без продовольствия, так как обещанная князем Чавчавадзе мука также не была доставлена.
Князь Цицианов писал жесткие письма князю Чавчавадзе, говорил, что вместо хлеба он имеет от него только одни персидские отговорки, укорял его в неверности, но провианта все-таки не было доставлено ни от князя Чавчавадзе, ни из Грузии от тамошних комиссионеров. Главнокомандующий принужден был отправить в Тифлис для закупки хлеба бывшего при отряде комиссионера 7-го класса Дурново, но и эта посылка не имела успеха, так как все сообщения были заняты неприятелем, и в самой Грузии происходили волнения.
Глава 19
Поведение князя Цицианова относительно ханов и горских владетелей. Беспорядки в Грузии во время Эриванской экспедиции. Восстание горских племен: осетин, мтиулетинцев и тагаурцев. Действия и интриги царевичей Александра, Юлона и Парнаоза. Взятие в плен царевича Юлона. Влияние волнений в Грузии на действия наши под Эриванью. Снятие блокады крепости и возвращение отряда в Памбаки
Поведение, принятое князем Цициановым относительно горских ханов и владетелей, было резко противоположно тому, которому русское правительство следовало до него. «Я дерзнул, – писал он канцлеру, – принять правило, противное прежде бывшей здесь системе, и, вместо того чтобы жалованьем и подарками, определенными для умягчения горских народов, платить некоторый род дани за мнимое их подданство, я сам требую даней».
В своих сношениях с окружными владетелями он говорил языком простым, серьезным, но острым и тоном повелительным, признавая это необходимым для внушения к себе уважения.
– Азиятский народ, – говорил князь Павел Дмитриевич, – требует, чтобы ему во всяком случае оказывать особливое пренебрежение.
Руководясь этим убеждением, князь Цицианов основывал на нем и все свои поступки в сношениях с соседними владельцами.
«Бесстыдный и с персидскою душою султан, – писал он однажды султану эллисуйскому[429], – и ты еще ко мне смеешь писать. Дождешься ты меня к себе в гости, за то, что части дани своей шелком не платишь целые два года, что принимаешь беглых агаларов Российской империи и даешь им кровлю и что Баба-хану с дакарцами посылал триста человек войска».
«В тебе собачья душа и ослиный ум, так можешь ли ты своими коварными отговорками, в письме изъясненными, меня обмануть? Было бы тебе ведомо, что если еще человек твой придет ко мне без шелку, которого на тебя наложено сто литр в год, то быть ему в Сибири, а я, доколе ты не будешь верным данником великого моего государя императора, дотоле буду желать кровию твоею мои сапоги вымыть».
Лица всех званий и владетели, не расположенные к России, видели, что открытыми действиями трудно и невозможно было уклоняться от принятых обязательств. Точно так же видели это и грузинские царевичи Александр, Юлон, Парнаоз и сознавали, что им невозможно прямым путем и открытою силою достигнуть желаемой цели – освободить Грузию из-под власти России. Они решились действовать тайно, при помощи интриг, подговоров и волнений жителей, решились воспользоваться злоупотреблением мелких чиновников и возбудить в народе всеобщую ненависть к представителям русской власти в Грузии. Царевичи надеялись, что произведенными беспорядками они хотя на время остановят энергические действия князя Цицианова против членов бывшего царского дома.
С удалением Коваленского от должности правителя Грузии по гражданской части место его занял сначала родной брат Коваленского, как старший из русских чиновников, а потом генерал-майор Тучков. Будучи недоволен Тучковым за то, что он донес сенату о моровой язве, появившейся в Тифлисе, помимо главноуправляющего, князь Цицианов хотел удалить его от этой должности. Он просил императора Александра назначить в правители Грузии такое лицо, которое бы в отсутствие главнокомандующего, соединяя военную власть с гражданскою, могло удобнее управлять новою областью. Генерал-лейтенант князь Волконский 3-й назначен в эту должность.
По прибытии в Тифлис князь Волконский получил приказание объехать все уезды для обревизования как дел и присутственных мест, так и для определения недостатков земской полиции, о злоупотреблениях и неправильных действиях которой стали доходить слухи до Тифлиса.
Самовластие земской полиции, необдуманные и несообразные с духом и характером народа распоряжения и, наконец, жестокое обращение были поводом к восстанию горских племен, подвластных Грузии, и к волнению в целой стране. Спокойствие еще сохранялось, пока сам князь Цицианов находился в Тифлисе, но, как только он выступил с отрядом к Эривани, волнение тотчас же обнаружилось почти во всей Грузии. Осетинские племена, жившие по Арагве, были через меру обременяемы требованиями проходивших по Военно-Грузинской дороге войск и транспортов. Им не выдавали задельной платы и снова выгоняли на работу, причем обращались весьма жестоко. Ананурский капитан-исправник мало того что наносил обиды и оскорбления подвластным ему жителям, но нередко употреблял и истязания. По его приказанию солдаты запрягли в сани двух женщин и погоняли их плетьми[430]. За такую жестокость в обращении осетины ответили тем же: они лопатами убили капитан-исправника[431], и вместе с тем все жители, жившие по реке Арагве, в ущельях Чартальском, Гудомакарском, Хандовском и Мтиулетском, отказались повиноваться русскому правительству. Признавая над собою власть русского императора, они заявляли только, что не в силах и не будут повиноваться поставленным над ними правителям.
– Мы, – говорили мтиулетинцы, – просили Бога об укреплении в Грузии непобедимого воинства всемилостивейшего государя, теперь просим о том, чтобы оно поглощено было какою-либо внезапною напастью. Мы не хвалимся силою, чтобы воевать с русскими, но все до единого остановились на том, чтобы избавиться от нестерпимой горести, зажечь своими руками наши дома, вогнать туда жен и детей, а потом броситься в пламя, чтобы там сгореть. Мы предпочитаем умереть так, чем мучиться, ожидать смерти от плетей и видеть опозоренными наших жен.
Восставшие жители прервали сообщение Кавказской линии с Грузиею, уничтожили все мосты в Дарьяльском ущелье, забросали большими деревьями всю дорогу от Кайшаура до Ананура, убивали всех проезжих и, наконец, в самом Кайшауре вырезали казачий пост, состоявший из 17 человек[432]. Партия осетин в тысячу человек явилась у Коби, где разграбила бывший там провиант и разные запасы. Другая партия, около 4000 человек, подошла к Анануру и, остановившись в трех верстах от города, требовала, чтобы ананурский комендант вывел войска из города, с тем что если сего не исполнит, то объявил бы жителям, чтоб они оставили Ананур, так как собравшиеся намерены атаковать его.
Правитель Грузии думал усмирить взбунтовавшихся обещанием заплатить деньги за работы по очистке дороги, но это не подействовало. Князь Волконский не знал осетин, а осетины не знали своего нового правителя.
«По рапортам генерал-лейтенанта Волконского, – писал князь Цицианов[433], – вижу не только уменьшение волнования мтиулетинцев, но вящие их дерзости, кои ничему иному приписать не могу, как тому, что сказанный генерал, вверяясь доносам и советам грузинских князей, не те меры и не тех людей употребляет, каких следовало бы. И все сие происходит от незнания ни характера национального, который клонится к легковерию и легкомыслию, ни князей, кои попечением царя Ираклия II привыкли друг против друга враждовать и на сем основывать все свои шаги и все свои доносы».
Осетины толпами ходили по деревням хевских жителей и уговаривали их к восстанию; многие пробрались к тушинам, пшавам и хевсурам, среди которых нашли себе единомышленников, готовых соединиться с ними.
– Кровью тех, у которых у одеяния обрезаны полы и назади разрезано[434], – выхвалялись пшавы и хевсуры, – мы довольно подкрасим реку Арагву.
Князь Волконский и на этот раз надеялся удержать колеблющихся от восстания не оружием, а деньгами. Он отправил пшавам тысячу рублей, с целью отклонить их от сообщничества с осетинами. Пшавы приняли деньги, обещали исполнить просьбу правителя Грузии, а между тем на самом деле в рядах осетин сражались против наших войск. Восстание горцев все более и более усиливалось и распространилось по рекам Большой и Малой Лиахвам[435].
Тагаурцы узнали, что у Моздока, по правому берегу реки Терека, армяне будут провозить богатые товары, в том числе и жемчуг. Собравшись близ дороги, они ограбили шедший караван. Князь Цицианов потребовал от тагаурцев выдачи как пленных, так и товаров, и вслед за тем в наказание за то, что не возвратили всего захваченного, воспретил им въезд как в Грузию, так и в Моздок – места, в которых