«от которой трепещут все горские жители», послал их уговаривать, в чем и успел, но не мог остановить мтиулетинцев от враждебных действий против русских. Последние, зная, что в Стефан-Цминде у майора Казбека живут русские для производства работ по ущелью, и предполагая, что в этом месте хранятся деньги, назначенные для этой работы, сделали нападение с целью истребить русских и захватить деньги.
После полудня 13 июля появились они в трех верстах от Стефан-Цминды и стали лагерем против устья реки Сно, по правому ее берегу. В этот день число их не превышало 500 человек. Хевсуры, узнав, что мтиулетинцы двинулись для разграбления Казбека, собрались также в числе 700 человек и 14 июля пришли к устью реки Сно и стали лагерем на левом ее берегу, в виду Стефан-Цминды и мтиулетинцев. В тот же день к бунтовщикам присоединились жители: Хевского, Гудошаурского,
Гудомакарского ущелий и некоторое число из жителей трусовских селений. Бунтовщики вступили в переговоры с майором Казбеком, владетелем местечка, предлагали ему, через своих старшин, принять начальство над ними, выдать им русских и деньги, а в противном случае грозили добыть то и другое силою. Казбек отверг их предложения, поклявшись перед ними остаться верным русскому императору.
Зная храбрость майора Казбека и влияние, которое он имел на хевсуров, собравшиеся осетины не рассчитывали на успех без посторонней помощи и потому решились снова обратиться к хевсурам и убедить их действовать с ними заодно. Обещанием поделиться награбленными деньгами мтиулетинцы достигли того, что хевсуры согласились оставаться праздными зрителями и «дали полную свободу бунтовщикам действовать по их воле, а сами, не нарушая клятвы, стояли на месте»[452].
Поутру 15-го числа мтиулетинцы разделились на две партии: одна пошла для занятия Гергета и моста, по левую сторону реки Терека, а другая, переправясь через мост у Ачхота, двинулась для блокирования замка. Для воспрепятствования сим последним выслана была засада, и в 10У2 часа пополуночи с обеих сторон открыли огонь. Обороняющиеся должны были уступить места многочисленности наступающим и запереться в башнях и замке[453].
Неприятель вступил в селение Стефан-Цминду и страхом принудил жителей повиноваться его воле и требованиям. Осажденные, не видя для себя никакого исхода, решились вступить в переговоры с бунтовщиками, которые по-прежнему требовали выдачи русских и денег. Сроком для ответа назначено было следующее утро и положено в течение ночи не предпринимать ничего с обеих сторон.
«Однако же, несмотря на сие, – пишет полковник Дренякин[454], – мы всю ночь приводили в порядок остановленную дневною стрельбою работу, укрепляя замок; за недостатком же камней употребляли чемоданы и разный скарб».
На другой день, то есть 16-го числа, рано утром, к бунтовщикам присоединилось еще 300 человек осетин и кистинцев. Положение запершихся в замке Казбека становилось крайне опасным. Бунтовщики окружили со всех сторон Стефан-Цминду, и число их простиралось теперь до 3000 человек. Присягнув действовать единодушно, они снова отправили депутацию к Казбеку с требованием выдать им русских и деньги. Казбек вторично отказался исполнить требование и в то же время снова начал переговоры с хевсурами, стараясь при помощи подарков и денег склонить их на свою сторону.
«После многих и неоднократных требований, – пишет Дренякин, – решили нашу судьбу тем, чтобы лишить нас всего имения до последней рубашки, что и исполнили. И так, 17 числа, после полудня, впущены были в замок по нескольку человек из старшин собравшегося народа, и все наше добро, в том числе и старый шанцевый инструмент, вынесено перед глаза их и разделено на четыре пая, то есть тагаурцам, хевсурцам, мтиулетинцам и гудомакарцам. Сей участи не избегли казаки и солдаты, так что теперь все имение состоит в том, что прикрывает наготу нашу».
Разграбив имущество, осетины разделили между собою и всех русских, бывших в замке, и увели их в ущелья, с обещанием сохранить им жизнь.
Преданный России майор Казбек, сверх того, отдал горцам трехлетнего своего сына и племянника в аманаты и заплатил им тысячу рублей[455]. Этот успех ободрил возмутившихся и привлек на их сторону несколько тысяч новых ополченцев из окрестных селений. Жадные до всякого рода добычи горцы напали на донской Рышкова полк, отправленный по требованию князя Волконского с Кавказской линии в Грузию с 80 человеками рекрут и следовавший по чрезвычайно трудной дороге. Полк потерял всех рекрут, лошадей и почти половину старых казаков взятыми в плен[456]. Впоследствии осетины приводили казаков к русским постам и по распоряжению правителя Грузии получали за них выкуп.
Завладевши Стефан-Цминдою и главнейшими проходами Кавказских гор, осетины окончательно прервали всякое сообщение не только линии с Грузиею, но и Ананура с Тифлисом. В числе 4000 человек подошли они 26 июля к Анануру, где находился гарнизон, состоявший из двух рот пехоты с орудием и милиция князей Эрнстовых в 1500 человек. Узнавши о движении горцев, князь Волконский сам пошел с батальоном пехоты на помощь Анануру и присоединил к себе грузинских князей и дворян, назначенных князем Цициановым в состав эриванского отряда. 28 июля у Ломиса произошла стычка между мтиулетинцами и отрядом войск, бывших под начальством генерал-майора Талызина, после которой Талызин послал к возмутителям архимандрита с увещанием.
Мтиулетинцы, задержавши архимандрита, требовали, чтобы Талызин оставил Ломис, ехал в Ананур и оттуда вел уже с ними переговоры[457], за что и были вновь атакованы. 3 августа Талызин разорил две деревни Верхнюю и Среднюю Млети и надеялся, что этим поступком заставит осетин самих прийти к нему просить прощения, но предположения его не оправдались. Напротив, разорение деревень взволновало многие племена[458], и князь Волконский, не достигши никаких результатов, возвратился обратно в Тифлис.
Севастопольского мушкетерского полка майор Мелла, занимавший с одним батальоном ломисский пост и окруженный взбунтовавшимися, узнав о возвращении князя Волконского в Тифлис, также отступил. Не надеясь пробиться сквозь толпу, он донес, что сжег весь свой обоз, лафеты, зарыл три орудия в землю и потом прошел сквозь неприятеля. На самом деле он только бросил свою артиллерию[459] и пришел с самою ничтожною потерею, что и доказывало об излишней боязни толпы, которая была весьма плохо вооружена.
Отдача во власть горцев ломисского поста открыла им все ксанские владения и путь в Карталинию. Деревни князей Эрнстовых были разорены за приверженность их к России, и опасность угрожала даже городу Гори. Ксанские жители дали присягу не пропускать взбунтовавшихся к Ломису, и мтиулетинцы должны были возвратиться к Анануру.
«Возмущение тагаурцев, – доносил князь Волконский императору Александру[460], – прежде еще выступления войск к Эривани прервало свободное сношение с линиею. Вскоре потом горские жители Арагвы еще больше преградили путь. Наконец, присоединение к ним прилежащих народов подает уже им способы присоединить к себе осетинцев и других жителей верхней Карталинии, так что не уверен я даже в отправлении почт, через самые отдаленные ущелья Осетии. Неоднократно относился я к генералу Глазенапу послать казацкие полки и рекрут, вооружа сих сколько возможно, но по сие время о приближении их не слышу; одними же войсками, оставшимися в Грузии, не могу укротить бунтующих и восстановить свободного пути, тем более что все татары в Сомхетии и Шамшадили бунтуют и даже прерывают сношения с корпусом, блокирующим Эривань, будучи подкрепляемы персиянами и присутствием царевичей, а на сих днях грузинских князей первейших фамилий захватили, побив нескольких, что произвело уныние в жителях».
Восстание татар разных дистанций (округов) прекратило всякое сообщение Эриванского отряда с Грузиею. Весть о плачевной участи грузинских князей, попавших в плен, и распространившаяся молва о положении, в каком находился сам князь Цицианов, окруженный персиянами, были далеко не в пользу главнокомандующего. Всеобщее мнение обрекло тогда его и весь отряд на верную погибель. Персидские войска, под начальством царевича Александра, проникли в Памбакскую провинцию с намерением прервать сообщение и отрезать путь отступления князю Цицианову. Памбакский агалар Наги-бек собрал себе партию татар, с которыми нападал на проезжающих, грабил и убивал их. Этот Наги-бек еще при грузинских царях ушел во владения хана Эриванского и потом за обиду, нанесенную ему ханом, снова хотел возвратиться в Грузию, но не был принят князем Цициановым. Хотя Наги-бек и был изгнан из пределов Грузии, но он успел, однако же, возмутить большую часть татарского населения, которое и перешло на сторону персиян, явившихся в Памбаки с царевичем Александром.
Последний пытался овладеть Кара-Килисом, как главным складочным пунктом Эриванского отряда, но не преуспев в этом, двинулся навстречу транспорту с провиантом, отправленным из Тифлиса, 15 августа, под начальством майора Стахиева. На помощь транспорту был выслан из Эриванского отряда Тифлисского мушкетерского полка майор Монтрезор с 350 человеками и тремя орудиями, с приказанием, чтобы он опасные места проходил ночью, так как везде были неприятельские конные партии, которым противопоставить кавалерии он не мог.
22 августа раненый армянин принес известие, что майор Монтрезор, по выходе из Эривани, хотя и был преследуем персидскою партиею в 500 человек, но успел дойти до местечка
Сарали, находящегося в десяти верстах от Кара-Килиса, где 21 августа наткнулся на войска царевича Александра и был им разбит. Монтрезор отбивался с успехом до тех пор, пока были у него снаряды и патроны в сумах, но когда не стало ни того ни другого, тогда солдаты с отчаянием ударили в штыки и не сдались, пока все не погибли в рукопашном бою. Несколько грузин спаслись бегством; 2 тяжелораненых офицера и 10 рядовых захвачены в плен, причем сам Монтрезор был убит