лнениях.
Пользуясь движением князя Цицианова к Эривани и переводом некоторых полков с Кавказской линии в Грузию, кабардинцы, подстрекаемые с одной стороны турками, а с другой персиянами, усилили хищничество на линии и уклонились от повиновения русскому правительству.
Еще в то время, когда князь Цицианов находился в Георгиевске, кабардинцы отказались приступить к выбору новых судей, сожгли некоторые дома, служившие для помещения суда, а в других выломали двери и окна. Князь Цицианов вызвал к себе кабардинских владельцев, просил их принять меры к усмирению народа и приступить немедленно к избранию судей на следующее трехлетие[482]. Владельцы обещали исполнить волю главноуправляющего, но прошел целый год, а кабардинцы судей не выбирали.
«Где присяга? – спрашивал их князь Цицианов. – Долго ли не истребите ветреников? Или вы думаете, что я похож на моих предместников? Или вы не наслышались, что я здесь наделал, кого покорил и сделал данниками, какую крепость (Ганжу) малейшим числом непобедимого войска российского штурмом взял, сколько побил и сколько полонил?
Но то были неприятели и противились, а вы подданные его императорского величества всемилостивейшего нашего государя. Вы те, кои на верность присягали перед всемогущим Богом и на Алкоране, и после дерзаете быть преслушны целый год…
Кровь во мне кипит, как в котле, и члены все мои трясутся от жадности напоить земли ваши кровию преступников; я слово мое держать умею и не обещаю того, чего не могу поддержать кровию моею… Ждите, говорю я вам, по моему правилу штыков, ядер и пролития вашей крови реками; не мутная вода потечет в реках, протекающих ваши земли, а красная, ваших семейств кровью выкрашенная…»[483]
Объявление это не имело желаемого успеха, и кабардины не исполнили требований главноуправляющего. Они привыкли видеть в начальстве бездеятельность и предоставление их в полное распоряжение пристава, готового за деньги потворствовать и допускать различного рода своеволия. Пристав смотрел сквозь пальцы на нежелание кабардинцев выбирать новых судей, а старые, не считая себя обязанными служить новое трехлетие, разошлись и не присутствовали в судах.
Упорство кабардинцев заставило князя Цицианова употребить против них силу. Прибывший 29 марта 1804 года на Кавказскую линию и вступивший в этот день в командование войсками, вместо генерала Шепелева, генерал-лейтенант Глазенап получил приказание наказать кабардинцев за их ослушание. Главнокомандующий высказывал при этом уверенность, что войска и в особенности казаки будут удержаны от «войны, производимой, по введенной системе, более против скота, нежели людей»[484].
– Нужно дать страх, – говорил князь Цицианов, – а не причинение убытка. Первое есть дело непобедимого российского войска и ему принадлежит; последнее же свойственно хищникам и азиятским народам, ищущим не славы, а добычи.
Переправившись 9 мая за реку Баксан с отрядом из 1750 человек пехоты, драгун и казаков[485], Глазенап едва только успел расположиться лагерем, как на равнине, верстах в девяти от него, показалась партия кабардинцев в числе около 800 человек. Видя, что толпа собравшихся быстро увеличивалась и в короткое время достигла до 1500 человек, Глазенап выслал на встречу кабардинцев майора Лучкина с 350 казаками.
– Чего вы хотите? – спросил Лучкин, подъезжая к толпе, но, вместо ответа, был встречен выстрелами.
Казаки отвечали тем же, и перестрелка завязалась.
Для подкрепления Лучкина был отправлен с отрядом генерал-майор Леццано, по приближении которого кабардинцы начали отступать, а потом обратились в бегство[486]. Генерал-лейтенант Глазенап перешел к реке Чегему и расположился на левом берегу ее, неподалеку от кладбища.
На другой день, в то самое время, когда русский отряд тронулся из лагеря, чтобы следовать далее, кабардинцы прислали своих депутатов, которые, обещаясь покориться и согласиться на все наши требования, просили остановиться движением в их пределы, хотя бы на одни сутки. Глазенап, как человек совершенно новый, незнакомый с азиатским вероломством, согласился на просьбу представителей кабардинского народа, но чрез три дня, вместо того чтобы видеть у себя владельцев, прибывших для выбора судей, он получил письмо, что кабардинцы, кроме духовного суда при кадии, другого правления иметь не желают, жалованья от русского императора не требуют, а в прочем предоставляют Глазенапу поступать с ними так, как он хочет. Очевидно, что удобное время для наказания было пропущено; кабардинцы успели скрыть свои семейства и вызвать помощь из гор.
Обещаясь силою заставить кабардинцев исполнить наши требования, Глазенап оставил в лагере все тяжести и 14 мая, не без затруднений, переправился вброд через реку Чегем. Беспрерывные и проливные дожди сделали все горные реки весьма глубокими и по быстроте течения неудобными для переправы, но, несмотря на то, солдаты в полном вооружении весьма скоро перешли через реку. Моздокские, волгские, хоперские и кубанские казаки составили авангард, за которым следовал остальной отряд. Пехота шла двумя каре, между которыми в две линии, наравне с передними и задними фасами двигалось по четыре эскадрона кавалерии, имея позади себя две роты Вологодского мушкетерского полка, с двумя орудиями. Последние были поставлены за кавалериею с тою целью, чтобы скрыть их от неприятеля и «через то вселить в него дерзновение ударить на конницу и подвергнуть себя поражению».
Пройдя верст шесть от переправы, отряд встретил неприятеля под защитою гор и лесистых ущелий, по которым протекают реки Чегем, три Шалухи и еще несколько болотистых ручейков, берега которых были густо населены аулами. Скрываясь сами в ущельях и позади их, кабардинские владельцы выслали вперед своих узденей, которые и завязали перестрелку с нашим отрядом. Все аулы, которых было более двенадцати, оказались приготовленными к обороне. Они наполнены были многочисленными пешими засадами, ограждены перекопами и баррикадами из арб, наполненных каменьями; в саклях, кустах и по горам засели стрелки с ружьями и луками. Число собравшихся для защиты доходило до И 000 человек. Здесь были кабардинцы, чеченцы, балкарцы, карачаевцы, осетины.
Где действием артиллерийского и ружейного огня, а большею частью штыками защитники были вытеснены из своих жилищ, преданных пламени. Бой продолжался с 11 часов утра и до 6 пополудни. Наши солдаты то спускали с утесов пушки, то переправлялись вброд через реки, переходили с одного берега на другой, дрались, стоя по грудь в воде, спасали товарищей, уносимых быстротою течения, и наделяли друг друга патронами…
В шесть часов вечера все утихло; двенадцать аулов Куденетовых и один Гирея – главнейших возмутителей – догорали среди бегства их обитателей, скрывавшихся в горы и ущелья.
Отряд возвратился в свой лагерь, и Глазенап намерен был, давши войскам отдых, следовать далее[487], но 19 мая явились к нему владельцы, уздени и эфенди Большой Кабарды с полною покорностию и с просьбою о пощаде.
«Осмеливаемся донести, – писали теперь кабардинцы князю Цицианову[488], – что предписание ваше мы получили и содержание оного поняли, но извиняемся, что замедлили исполнением оного и дождались прибытия к нам войск российских, с которыми у нас произошла брань. Однако же, для выполнения высочайшей воли, выбор в судьи и расправы заседателей из владельцев, узденей, казыев и секретарей мы сделали, а теперь все мы, кабардинские владельцы, уздени и эфендии, униженнейше просим о том: внемлите сие наше прошение и не оставьте в рассуждении спокойствия нашего вашим попечением».
Генералу Глазенапу депутаты заявили при этом, что для общего блага и спокойствия своего они выбрали уже судей[489], но просили отсрочить на месяц открытие судов, под предлогом того, что им необходимо построить дома, вместо сожженных, возвратить семейства своих подвластных и скот, скрытый в ущельях, в обеспечение от наказания русских. Удовлетворив желанию представителей Большой Кабарды, Глазенап 22 мая возвратился в крепость Прохладную и распустил свой отряд.
Кабардинцы и на этот раз не только не исполнили данных обещаний, но и не прекратили своих неприязненных действий. Притесняемые ими дигорцы, поколение осетинского народа, просили наше правительство о переселении их в русские границы. Посланный с отрядом для переселения 70 семей дигорцев, генерал-майор Дехтярев был встречен на реке Урухе близ Татар-Тупа толпою кабардинцев, принудивших его отступить к реке Малке. Собравши наскоро отряд, генерал Глазенап ринулся на помощь Дехтяреву. 20 июня он выступил за реку Малку, а вслед за тем переправился через реку Баксан и окружил селения кабардинских владельцев из рода Бек-Мурзы и Кайтуки. Кабардинцы, по обыкновению, как только увидели у себя русские войска, тотчас же вступили в двойные переговоры: у русских они просили пощады и помилования, а у закубанских черкес – помощи и содействия. Они говорили Глазенапу, что немедленно восстановят родовые суды и расправы, удовлетворят за сделанные ими грабежи и не будут препятствовать выводу дигорцев, а сами отправили в то же время к закубанцам одного из первейших своих владельцев Раслам-бека Мисостова.
Генерал Глазенап целую неделю беседовал с кабардинцами, вел переговоры о их покорности, а Раслам-бек, пользуясь ослаблением защиты на линии, вел закубанцев для вторжения в наши границы. 27 июня он мгновенно явился среди преданных нам абазинцев и в тот же день, не замеченный нашими кордонами, переправил с правого на левый берег реки Кубани до 900 семей своих жентимировцев и абазинцев. На следующий день он произвел ту же операцию с 54 аулами ногайцев, предавая непослушных огню и мечу. Переговоры по этому делу велись столь скрытно и самый наезд был так быстр, что начальник над бештовскими татарами, султан Менгли-Гирей, узнал только за два дня до происшествия и едва успел предварить о том начальство