Глава 21
Движение генерал-майора Гулякова в Джаро-Белоканы. Цель экспедиции. Бой в Закатальском ущелье. Смерть Гулякова. Отступление отряда к урочищу Пейкаро. Последствия экспедиции
Весьма частые вероломные поступки джаро-белоканских вольных обществ в несоблюдении статей заключенного с ними условия заставили князя Цицианова обратить на них серьезное внимание. Обязавшись не пропускать дагестанских лезгин в Грузию, джаро-белоканцы не только не исполняли своего обещания, но, напротив того, пригласили их на зимование в своей земле и вместе с ними делали вторжения в наши границы. К тому же джарцы и не думали об уплате положенной на них дани.
Признавая необходимым, в пример другим, заставить их уважать заключенные условия и вместе с тем обеспечить Грузию от беспрестанных разорений, князь Цицианов поручил шефу Кабардинского мушкетерского полка, генерал-майору Гулякову, переправиться через Алазань и наказать джарцев внутри их селений[519].
30 декабря 1803 года генерал-майор Гуляков узнал через кизихского жителя, что Сурхай-хан Казикумухский со своими войсками, состоявшими около 6000 человек, переправился на правый берег реки Алазани, против лезгинской деревни Байматло (Баймалело?), ниже лагеря верстах в сорока.
Декабря 31-го генерал-майор Гуляков выступил с 10 ротами Кабардинского, с гренадерским батальоном Тифлисского, двумя ротами 15-го егерского полка, 5 орудиями и донскими казачьими командами.
Посланный разъезд открыл неприятеля на правом берегу реки Алазани. Неприятельский стан был защищен с правой стороны разливом, а посредине его был весьма густой лес и терновый кустарник, не дозволявший провезти орудия и заставлявший действовать одними стрелками. Назначивши для прогнания неприятеля 240 человек лучших стрелков Кабардинского полка, 80 человек Тифлисского, роту 15-го егерского и нескольких казаков, генерал-майор Гуляков отправил их под начальством подполковника Эрнстова. Встреченный жестоким огнем и видя, что стрельбою нет возможности выгнать неприятеля, засевшего в кустах, Эристов приказал примкнуть штыки и три раза ходил в атаку. Артиллерия действовала через разлив, и весьма успешно. Каждый раз неприятель отступал и, отбежав некоторое расстояние, снова делал засаду в чаще леса, так что наши стрелки должны были штыками выбивать его до тех пор, пока он не был прогнан за реку Алазань, при переправе через которую много утонуло[520].
Одновременно с прогнанием неприятеля за реку Алазань замечена была конная партия, числом до 3000 человек, спускавшаяся с горы, с правой стороны, в долину. Против этой партии пошел сам генерал-майор Гуляков с остальным отрядом и, застав на переправе, разогнал ее, не дав переправиться. В этом сражении, продолжавшемся пять часов, с нашей стороны убиты: один офицер и 17 рядовых, ранено: два офицера и 69 человек нижних чинов.
Ночью с 9 на 10 января генерал-майор Гуляков переправился через мост при Александровском редуте, и 13-го числа, в полдень, двинулся по направлению к селению Джарам, для наказания жителей. Во время движения его по открытому месту он был атакован толпою лезгин, состоявшей из нескольких тысяч человек. Встреченный с нашей стороны сильным огнем, неприятель спасался бегством, оставив на месте до ста человек убитыми. Результатом этого сражения было беспрепятственное завладение селением Джарами, которое, равно как и прочие селения, оказалось оставленным жителями.
«Прибыв сюда вчерашний день, – писал князь Цицианов генерал-майору Гулякову[521], – узнал я о новой вашей победе и столько часто имел удовольствие отдавать справедливость вашим высоким военным достоинствам, что мне не остается иного вам сказать, как то, что вашему превосходительству суждено, как видно, увековечить славу российского оружия в сей новоприобретенной земле, а мне соучаствовать в радости о том. По слухам, что ваше превосходительство вступили в Джары, желаю, чтобы сим делом увенчали вы славную кампанию вашу, продолжающуюся через целый год, чего ни в каком войске не слыхано».
Занятие без боя Джар, паническое бегство жителей при приближении наших войск увлекли генерал-майора Гулякова, привыкшего к победам. Он решился преследовать лезгин в самых неприступных их ущельях.
15-го числа он двинулся Закатальским (Закертальским) ущельем, идущим выше селения Джары. Отряд следовал в таком порядке: впереди шли грузины конные и пешие, за ними казаки полка Ефремова 3-го, потом 140 стрелков 15-го егерского полка с одним орудием, где находился и сам генерал-майор Гуляков, за которым следовала колонна, составленная из Кабардинского и Тифлисского батальонов, и, наконец, в арьергарде шел 15-й егерский полк.
Лишь только войска вступили внутрь каменных оград, как лезгины открыли сильный огонь, причем при первых выстрелах генерал-майор Гуляков был убит.
Смерть начальника, приобретшего слепую доверенность подчиненных и вселявшего страх в неприятеле в течение нескольких лет, расстроила на время порядок в наших колоннах; грузины и казаки, бывшие впереди, бросились назад прямо на колонны, так как сбоку был обрыв. Войска смешались, начали отступать, и во время этого беспорядочного отступления «многие были в крутую стремнину опрокинуты»[522]. В числе упавших в стремнину были генерал-майоры: князь Орбелиани и Леонтьев и лейб-гвардии Преображенского полка поручик граф Воронцов. Последний писал князю Цицианову[523]:
«По рапорту князя Дмитрия Захаровича (Орбелиани) вы изволите усмотреть, какое несчастное у нас было дело сегодня с лезгинами. Василий Семенович (Гуляков), водим будучи одною храбростью, пустился со всем отрядом в такое неприступное место, что, ежели бы оно было нам и знакомо, никак нельзя было в оное войти. Он, по обыкновению своему, опередил всех и шел вперед, не открыв места, без фланкеров и без всего. Одни грузины были еще дальше впереди, и это была главная его ошибка, ибо лезгины только что бросились с саблями на грузин, они все побежали назад и кинулись на нас; место не позволяло никак выстроиться, так что и нас сначала было опрокинули. Василия Семеновича убили у первого орудия, я возле него был, и со мною то же бы случилось, если бы бежавшая грузинская толпа, вместе с неприятелем, не столкнула с прекрутого яра, откуда я летел и разбился бы до смерти, ежели бы не случилось упасть на других, которые уже прежде меня тою же толпою были столкнуты. Как можно скорее я взлез опять наверх и нашел, что наши стали собираться и в скором времени лезгин оттуда сбили. Как князь Дмитрий Захарович (Орбелиани), так и Алексей Алексеевич (Леонтьев) все возможное примером и просьбами делали, чтобы солдаты не унывали.
Идти вперед невозможно было; ретироваться назад тоже казалось невозможным, однако же с большим трудом отошли, не оставя ничего позади нас. Урон наш еще неизвестен, но убитых и раненых есть по крайней мере до 300 и много офицеров. Вчера и третьего дня все отсоветовали Василью Семеновичу (Гулякову) туда идти; он почти признавал невозможным и говорил, что он хотел только открыть место, но как открывать место со всем отрядом, не оставляя никакого резерва в случае несчастия?
Бог знает, как мы оттуда вышли; никто из нас не думал пережить этот день. Теперь мы пришли на место лагеря и находимся в совершенной безопасности. Грузины обескуражены, наши жалеют о потере генерала, но ничего не боятся. Их (лезгин), говорят, более 7000, но на чистом месте, так, как мы стоим, и 20 000 не боимся. Снарядов, а паче патронов у нас очень мало. Провианту не более как на девять дней, отступить же не хочется, да и стыдно».
«Потеря генерал-майора Гулякова, – писал князь Цицианов[524], – столькими подвигами в сем крае отличившегося, есть несчастнейшее следствие сего сражения. Отчаяние войска, уныние друзей его, офицеров Кабардинского мушкетерского полка, и сожаление всей Грузии, которая ограждаема была неусыпным бдением его и мужеством, налагают на меня священную обязанность отдать памяти сего отличного полководца достодолжную справедливость. Я лишился усердного помощника, войска лишились начальника, друга верного и воина неустрашимого»[525].
Генерал-майор князь Орбелиани, оставшись старшим после Гулякова, принял команду, устроил отряд, и, не зная в точности предположения Гулякова, но видя себя окруженным лесами, садами, буераками, домами и каменными оградами, начал отступать. Сражение, при отступлении, продолжалось 8 часов самым упорным образом. Солдаты бросались в штыки всякий раз, как только лезгины подступали близко к нашим колоннам. Отряд отступил, не оставив ничего в добычу неприятелю, за исключением амуниции на убитых. Урон неприятеля, по показаниям старшин, простирался до 1000 человек.
Несмотря на невыгодное наше положение и на то, что русские войска первый раз отступили перед джарцами, дело это было так упорно и потеря лезгин так велика, что через несколько дней после сражения многие селения прислали депутатов, прося помилования.
17 января отряд отступил от Джар в деревне Мухрах, где, простояв два дня, сжег самую деревню. Здесь прибыли к князю Орбелиани от деревень Тал, Мухрах, Чардах и Джиних лезгинские старшины с доверенностью от их обществ. Здесь же он получил и письмо Сурхай-хана Казикумухского.
«Русский император, – писал Сурхай[526], – вероятно, приказал вам сражаться с джарцами, водвориться в их землях и сооружать на них укрепления, но я объявлю вам, что джары не разнствуют с моим владением; я готов за джарцев принести в жертву жизнь и имущество. Я прибыл сюда потому именно, что не признаю их поданными вашего падишаха. Если вы желаете себе спокойствия, то выведите ваших солдат из этого владения на ту сторону Алазани, тогда между нами не будет столкновения; иначе я покоя не дам вашим людям в этой стране. В моих словах заключается собственная ваша польза…»