В оставленной Гурии начались ссоры между братьями и родственниками, спорившими за право ее владения. Междоусобие между лицами владетельного гуриельского дома, разбои и грабительства их, простиравшиеся и на Мингрелию, были причиною многих неустройств и волнений ее жителей.
Генерал-майор Рыкгоф, посланный к Келиш-беку Абхазскому, на дороге получил просьбу Левана вспомоществовать ему против брата его Кайхосро. Рыкгоф пригласил Левана к себе для совещаний, и, когда тот отправился в русский лагерь, Кайхосро, отнявший у Левана почти все владение и захвативший его жену и детей, воспользовался этим временем для завладения последними местами, принадлежащими брату. Для большего успеха он подкупил потийского мусселима, который прислал ему пушку и несколько войск.
Леван обвинял теперь Рыкгофа в бездействии и просил защиты. Просьбы его и разные обиды, причиняемые гуриельцами мингрельцам, заставили Литвинова пригласить к себе всех братьев гуриельского дома. Приглашение было принято ими. Имеретинский царь Соломон, недовольный тем, что они согласились на предложение Литвинова, старался через Кайхосро внушить братьям недоверчивость и подозрение к русскому правительству и достиг того, что Кайхосро не согласился ехать к Литвинову, а просил его переехать через реку Рион и видеться с ним, в присутствии его братьев, в первой деревне, лежащей на берегу реки.
Литвинов согласился; свидание состоялось, и договаривающиеся, помирившись, определили свои отношения и поступки друг с другом. Оставалось только решить вопрос о разделе владений. Кайхосро предлагал, исключив крепости и монастыри с их имениями, разделить все остальное владение поровну между шестью братьями. Братья не согласились на это предложение и просили раздел их сделать по крепостям. Кайхосро принял это предложение братьев, но с тем, чтобы окончательное решение спора предоставить судьям, выбранным из князей мингрельских. Литвинов предложил в посредники имеретинского царя, но спорившие единогласно не только его отвергли, но и не решились даже позволить Соломону присутствовать при разделе, «яко источнику, от которого все их ссоры и междоусобия прежде происходили, и что при сем случае влияние его послужит не к примирению их, но к тайному внушению несогласий и междоусобий, которых они искренно желают избавиться»[557].
Глава 23
Принятие в подданство России ханств Карабагского и Шекинского. Переговоры по этому вопросу и условия, на которых ханы вступили в подданство. Выгоды, сопряженные с приобретением этих ханств. Вступление в подданство России Джехан-Гир-хана Шагахского (Шекакийского) и Будаг-султана Шурагельского. Условия, заключенные с ними
Устройство и окончательное приведение в порядок дел Мингрелии и Имеретии отвлекли на время внимание князя Цицианова от вопроса о присоединении к России ханств Карабагского и Шекинского.
Еще в 1804 году, тотчас после взятия Ганжи, князь Цицианов полагал необходимым приобретение этих двух владений, с ханами которых и начаты были тогда переговоры.
Сообщая ханам Карабагскому и Ширванскому о взятии Ганжи, князь Цицианов удивлялся, что они, как ближайшие соседи, не явились к нему с поздравлением и не ищут покровительства России.
«Я надеюсь, – писал главнокомандующий карабагскому хану[558], – что ваше высочество не захотите подражать ему (Джевад-хану Ганжинскому) и будете следовать общему правилу, что слабый сильному покоряется и не мечтает с ним тягаться. Сила российская и кротость ее правления здешнему краю довольно уже известны. И так остается вам выбирать лучшую дорогу… Отворяя вам путь к высокому покровительству великого и Богом вознесенного государя императора нашего, буду ждать от вас доверенную вашу особу или одного из детей ваших, для постановления правил, на коих вы можете быть приняты (в подданство)».
Движение персиян в Карабаг заставило Ибрагим-хана воспользоваться предложением князя Цицианова и просить о защите его владений русскими войсками. Главнокомандующий отвечал, что хотя, по своему поведению, он не заслуживает того, чтобы удовлетворить его просьбе, но что на этот раз он готов прислать войска, если хан примет присягу на подданство России, будет соблюдать верность, уступит крепость в распоряжение русских, даст в аманаты старшего своего сына и будет вносить ежегодной дани 8000 червонцев, и тогда обещана ему защита и сохранение ханского достоинства[559].
Хан не отвечал на это требование, так как, с уходом персиян из Карабага, обстоятельства переменились, и он предпочитал независимость добровольной покорности. Со своей стороны, князь Цицианов, занятый делами Имеретин и Мингрелии, Эриванскою экспедициею, усмирением волнений в Грузии и на Кавказской линии, по необходимости должен был вопрос о присоединении ханств Карабагского и Шекинского отложить до 1805 года.
Между тем, когда известие о начатых нами переговорах о покорности карабагского хана дошло до владетеля Персии, то он, для удержания Ибрагим-хана от подданства России и боясь лишиться важной области, с давних времен бывшей в зависимости Персии, послал в Карабаг, в начале января 1805 года, значительное войско под начальством Абдул-Фет-аги. Шах прощал теперь хану все прежние его проступки и требовал себе старшего его сына в аманаты. Он просил вместе с тем Ибрагим-хана не вступать с русскими ни в какие переговоры и обещал за то щедрые награды и милость. Восьмидесятилетний старец Ибрагим-хан, наученный опытом в коварстве персидского двора, не согласился на просьбы и требования шаха, тем более что имел перед глазами только что случившийся пример с ханом Шагахским, которому шах дал торжественную клятву в безопасности и умертвил его, когда тот, полагаясь на слово, явился к нему в Тегеран[560]. Поступок этот восстановил против Баба-хана многих владельцев, в том числе и Ибрагим-хана Карабагского.
Не доверяя поэтому льстивым обещаниям мнимого шаха, Ибрагим предпочел сопротивление обещанной награде. С бодростью и мужеством встретил он персидские войска при Дизане, разбил их наголову и захватил многих в плен[561].
Поздравляя хана Карабагского с победою, князь Цицианов, между прочим, писал сыну его, «жаль только, что самого не изловили (то есть Абдул-Фет-агу), ибо, не истребив и не вырвав корня, дерево всегда вырастает; да и оскорбление, причиненное Баба-хану сардарю, не может им быть принято равнодушно, а потому к весне надлежит ожидать от него большего числа войска»[562]. Властитель Персии слишком ясно сознавал всю важность потери Карабагского ханства и выгоды России с его приобретением, а потому не мог ограничиться одною попыткою и к тому же неудавшеюся.
В самом деле, сильная и довольно обширная крепость Шуша, лежавшая только в 80 верстах от совершенно открытой персидской границы, доставляла возможность сосредоточивать в ней силы и средства для действия с одной из самых слабых сторон Персии. Вот почему гордый Баба-хан, забыв об оскорблении, нанесенном ему поражением войск, вторично послал к карабагскому хану двух чиновников с теми же требованиями, которые были предложены в первый раз[563]. Карабагский хан, отказав шаху, просил скорейшей помощи от князя Цицианова и о принятии его в подданство. Майор Лисаневич отправлен в крепость Шушу с приказанием вручить хану проект трактата, не соглашаться ни на какую в нем отмену и требовать от Ибрагим-хана, чтобы он, для подписания условий и присяги, приехал в Елисаветполь, куда обещал приехать и сам князь Цицианов.
Отправляя Лисаневича и сообщая хану Карабагскому, что из письма его видно желание Ибрагима вступить в подданство России, князь Цицианов писал ему, что принимает это желание с должным уважением.
«Входя в ближайшее рассмотрение выгод ваших, яко владельца, ищущего высокого покровительства и подданства моего государя императора, прилагаю у сего проект трактатных пунктов, на каковых можете вступить во всероссийской империи подданство на вечные времена, будучи удостоверенным, что от дня подписки того трактата и от окончания оного дела настанет совершенно ваше и дома вашего благоденствие, которое, по истинному понятию о вещах, полагаю я, что вы, при почтенной вашей старости, потом старший ваш сын и наследственно после него кому следовать будет, будут наслаждаться спокойным ханства владением, не опасаясь ухищрения персидского и Баба-ханова сардаря, ибо, хотя ныне всемогущий Бог помог вашим войскам, без всякой помощи победить персиян и рассеять их как прах, но кто может ручаться, что сие причиненное Бабаханову сардарю оскорбление не захочет он отмстить присылкою больших сил, или ухищрениями, персиянам обычными и мне сделавшимися известными, не посягнет он на какое-нибудь злодеяние против вас, или семейства вашего обманами, или прелестями.
Да утвердит вас всемогущий Бог в вашей мысли о вступлении в подданство высокославной и Богом вознесенной империи, к собственному и твердо постоянному благоденствию вашего высокостепенства и всей вашей фамилии. Кто меня знает, тот ведает и то, что уста мои не извергают лжи, и слово, мною данное, тверже гранита»[564].
С майором Лисаневичем был отправлен грузинский дворянин Никий Джораев, который еще прежде вел переговоры с карабагским ханом. Лисаневичу поручено было узнать, может ли Ибрагим-хан доставлять продовольствие на 500 человек и вообще ознакомиться с состоянием Шушинской крепости. «Быв в Шушинской крепости, – писал князь Цицианов[565], – не оставьте заметить, с которой бы стороны занять нашим войскам домы так, чтобы они не подверглись опасности от жителей и чтобы войска были вместе, а также и то, что въезд в Шушинскую крепость по каменным скалам удобно ли будет исправить к прое