[613]. Видя это и желая предупредить Карягина, Аббас-Мирза, располагавший значительным числом кавалерии, отрядил часть своих войск окольною дорогою для скорейшего овладения Мухратом, но там уже был Котляревский, отправленный вперед с ранеными.
Сам Котляревский и нижние чины, с ним бывшие, забыв о своих ранах, мужественно отразили персиян, и Карягин в 12 часов дня вошел в крепость Мухрат. «Теперь я от атаки Баба-хана совершенно безопасен, – доносил Карягин, – по причине, что здешнее местоположение не позволяет ему быть с многочисленным войском. Команду послал в армянскую деревню для сыскания провианта, а если же и не сыщут, то можно отыскать скота». Аббас-Мирза с приходом русских в крепость Мухрат скрылся и более не показывался; в отряде явилось изобилие, и остатки героев были спасены.
Действия отряда Карягина не были бесплодны. Задержав Пир-Кули-хана и Аббас-Мирзу при Аскарани и Шах-Булахе, он спас страну от дальнейшего опустошения варваров и от соединения их с соседними народами, враждебными России, чрез что защита края была бы еще затруднительнее. По особенному счастью Цицианова, Карягин задержал неприятеля до тех пор, пока сам главнокомандующий успел собрать столько войска, что мог двинуться против персиян.
Князь Цицианов хотя и получал донесения Карягина о бедственном его положении, но, не дождавшись из Карталинии и Тифлиса прихода шести рот 9-го егерского и одного батальона Севастопольского полков, не мог идти против неприятеля с двумя малосильными батальонами. Рекруты, присланные ему на укомплектование войск, не только не владели еще оружием, но даже были не одеты. «Я бы, конечно, – писал он Карягину, – по первым известиям о вашей опасности полетел бы на выручку вас, но, не дождавшись из Тифлиса, с чем идти? – вы знаете, а потому подвергнусь с таким же, как ваш, отрядом, тому же жребию, какому и вы подвержены от торопливого майора Лисаневича, который, в угодность Ибрагим-хана, требовал помощи. Ожидаемые же войска из Тифлиса опять бы подверглись равной участи и тем раздельно все бы пострадали»[614].
Главнокомандующий несколько раз писал о присылке к нему войск форсированным маршем[615], «но едва в субботу будут, – писал он Карягину[616], – а в воскресенье, несмотря, что у меня сильная лихорадка, выступлю, что давно бы сделал, ежели б ранее прибыли оные».
В июле сам князь Цицианов из Елисаветполя ринулся против 40 000 армии Баба-хана. Отряд его состоял из гренадерского батальона Тифлисского мушкетерского полка; двух батальонов Севастопольского полка; шести рот 9-го егерского полка; 10 орудий артиллерии и 109 человек казаков. Всего в отряде было 2371 человек[617]. Отряд двигался медленно, по причине нестерпимых жаров.
Несмотря на то что во время переходов приказано было снимать галстухи, тесаки и патронташи подпоясывать по рубашке, всякий день занемогало по пяти и шести человек единственно от жаров [618].
В четверо суток отряд прошел не более 62 верст, до реки Тертеры, где на противоположном берегу показался неприятель. Казаки ударили на толпы персиян, прогнали их и тем обеспечили отряду переправу чрез реку. Поутру 16-го числа в лагерь при разоренном селении Мардашти явился к князю Цицианову полковник Карягин с остатком своего отряда.
– Это соединение, – говорил один из сражавшихся под начальством Карягина, – было для нас днем светлого праздника.
Снабдивши прибывших с полковником Карягиным всем необходимым и вьючными волами для больных, князь Цицианов отправил его в тот же день, при небольшом из своего отряда прикрытии, в Елисаветполь, причем приказал им следовать по горам безопасною дорогою[619].
Сообщая о сем Лисаневичу, главнокомандующий просил не говорить о том карабагскому хану, окруженному изменниками, которые не преминули бы сообщить неприятелю и помешать Карягину в дороге.
Отправив отряд последнего, сам князь Цицианов думал 18-го числа двинуться к Аскарани. Для этого движения необходимо было, чтобы Ибрагим-хан заготовил достаточное количество провианта, так как доставлять его из Елисаветполя не было никакой возможности. Не говоря уже о препятствиях, происходящих от характера самой местности, затруднение в доставке продовольствия увеличивалось еще и потому, что позади отряда прошла неприятельская партия, числом до 3000 человек, и, переночевав на реке Тертере, двинулась к Елисаветполю, для разорения окружных селений и перехвачения провианта. Это последнее обстоятельство заставило главнокомандующего требовать, чтобы карабагский хан заготовил хотя половину обещанного провианта и скота для мясных порций[620], но Ибрагим-хан, взамен доставки провианта, сообщал разные сведения, ходившие по базару, относительно действий и движения персиян.
В последнее время из лагеря Баба-хана было послано в Карабаг множество лиц, с целью распускать разные ложные слухи относительно русских войск и намерений главнокомандующего. Шатаясь по базарам, они рассказывали жителям о многочисленности персидских войск, о мнимых их движениях, действиях и успехах; говорили о том, что князь Цицианов идет не на помощь хану, а с целью забрать всех жителей и переселить их в другие места. Известиям о действиях и движениях персиян верил сначала и Лисаневич и, считая их достоверными, торопился сообщить о том князю Цицианову.
«Получа рапорт ваш, – писал главнокомандующий в одном из предписаний Лисаневичу[621], – не знаю как счесть, в русской ли вы службе или в Ибрагим-хановой, ибо вы мне сообщаете ведомости базарные в угодность его мерзкого высокостепенства, а о деле не рапортуете…»
«Письмо вашего высостепенства, – писал он в то же время хану карабагскому[622], – с приложенным к вам таковым же от Абдул-Фет-аги, я вчера получил и, вам его возвращая, вопрошаю: зачем вы его ко мне прислали? Ибо от этого мерзавца и изменника мне переписки не нужны. Оно им прислано и не для вас, а для того, что он знает, что всякие письма, вами полученные, будут на базаре публикованы и тем возмутят неверных ваших подданных. И для того в последний раз требую от вас, чтобы всякое письмо, с неприятельской стороны вами полученное, не распечатывая, отдавали бы, для доставления ко мне, майору Лисаневичу, а посланного, не давая ему по базару ходить, тотчас же ему под стражу отдавали. Мудрено ли то, что неприятель рассевает в пользу свою неприятные для нас слухи, которых верность прилична только легковерным азиятцам…
При первом начале вашего подданства вы твердили во всяком письме, чтобы я требовал ваших услуг, а провиант отказываете. Неужели вы думаете, что услуги состоят в известиях пустых, лживых и вздорных, так как третьего дня вы писали, что Шах-Заде соединился с Баба-ханом, а теперь – что Шах-Заде пошел в Елисаветполь. Я бы мог иметь известия верные от армянина или татарина за 600 руб. в год, а вам бы следовало, если вы не желаете и России и Баба-хану служить вместе, получа известие от мерзкого вашего сына, послать одного тотчас в самый Баба-ханов лагерь, узнать, Шах-Заде с ним ли, а другого в Елисаветполь, верно ли то, что он туда прошел; тогда бы вы показали прямое усердие к России».
Не обращая внимания на все рассказы и слухи, главнокомандующий с двумя тысячами пехоты и кавалерии смело шел остановить сорокатысячную армию Баба-хана. Молва о приближении князя Цицианова так устрашила владетеля Персии, что он, не допустив его к себе за 15 часов, поспешно отступил за Араке. 20 июля отряд остановился лагерем в Аскарани, на месте, где пред тем стоял Аббас-Мирза, но неприятеля нигде уже не было видно. 24 июля Цицианов следовал далее к Араксу, но здесь, получив известие, что Баба-хан ушел в Мишкин, в 24 милях от Аракса отстоящий, возвратился в Аскарань и оттуда поехал осматривать Шушинскую крепость. Здесь главнокомандующий получил сведение, что двоюродный брат Ибрагим-хана, Мирза-Али-бек, и зять его, Фасим-бек, приглашали Аббас-Мирзу в Шушинскую крепость, обещая отворить ему ворота. Взяв сыновей этих лиц в аманаты, князь Цицианов обещал, в случае каких-либо волнений, вывести весь гарнизон и предоставить собственной своей защите Шушинскую крепость.
Между тем как персияне бежали пред Цициановым, а Карягин шел по направлению к прежней Ганже, Аббас-Мирза с 25 000-й армиею, воспользовавшись отсутствием князя Цицианова и движением его в Карабаг, обложил 17 июля крепость Елисаветпольскую, отвел от нее воду и бомбардированием города стал тревожить осажденных. Взбунтовавшиеся шашмадильцы, предварительно выкравшие из Тифлиса своих аманатов, присоединились тут к персиянам. Шамшадильский моурав князь Луарсаб Орбелиани просил прислать ему батальон пехоты для усмирения бунтующихся.
«Требуете батальона по грузинским обычаям, – отвечал на это князь Цицианов, – как будто батальонов много для тех, кои порят то, что я шью». Главнокомандующий обратился к шамшадыльцам с прокламациею, в которой просил опомниться и, возвратившись в свои домы, взяться за хозяйство. «Если же не хотите, то кто не хочет, пускай переселится к персиянам за Араке, а по сю сторону Аракса места не будет, и я не дам жить»[623].
«Думал ли я когда-нибудь, – писал князь Цицианов шамшадильскому старшине Насиб-беку[624], – чтобы и ты за все мои милости к тебе, за медаль, за уважение тебя и за мое справедливое, но кроткое обхождение с тобою, и ты, говорю я, изменил? <…> Опомнитесь, особливо ты и кинь все дурачество; пребудь верен, как было доселе, и в доказательство твоей верности приезжай ко мне скорей, чтоб положить с тобою на мере, как удержать зло при его начале, а я все еще не верю, чтобы ты неверен мог быть». Несмотря, однако же, на то, Насиб-бек с некоторыми агаларами остались на стороне персиян.