дном грузинском языке[676]. В Имеретин и Мингрелии было еще того хуже. Царь Соломон извинялся невозможностью отвечать на письмо Цицианова потому, что его писарь отправился в Тифлис, для свидания с родственниками, а из приближенных его никого не было грамотного.
Во время царствования в Грузии Ираклия и Георгия, хотя многие из тамошних дворян, князей и царевичей служили в русской службе, приобретали просвещение, но, возвратясь в отечество, редко передавали приобретенные познания своим детям. Генерал Кнорринг, за неимением никого другого, принужден был взять к себе в переводчики полкового священника Алексея Петриева, который впоследствии, по необходимости, удержан был в этой должности и князем Цициановым.
Последний, понимая всю важность народного образования и сознавая, что оно скорее всего может связать Грузию с Россиею, принял ряд мер к тому, чтобы вывести своих соотечественников из того невежественного состояния, в котором они находились.
Зная недостаток в Грузии медицинских чинов и недоверие местных жителей к русским медикам, князь Цицианов просил позволения выбрать из армян, а также, если найдется, из бедных грузинских дворян несколько лиц (12 челов.) и, с их согласия, отправить в Московский университет, для занятий в медицинском факультете на казенный счет[677].
Получив на это разрешение[678], главнокомандующий стал думать о приведении в исполнение плана, касающегося до распространения общего образования в занятой стране и об устройстве училищ в самой Грузии.
По донесению бывшего правителя Грузии Коваленского[679], в Тифлисе было открыто училище еще 22 сентября 1802 года, и в нем оказалось желающих учиться 45 мальчиков. Коваленский написал «правила для учащих и учащихся» и разделил их на 26 пунктов. Широкая русская натура высказалась в этих правилах. Грубых и необразованных мальчиков хотели сразу сделать не только грамотными, но и знающими геометрию, географию, историю и другие предметы. Вместе с азбукой и параллельно с нею читались и эти предметы; от этого на бумаге выходило громко и гладко, а на деле ничего.
Все ученики были приходящими, а учителями назначены канцелярские служители. Коваленский думал, что одним почерком пера можно всю Грузию сделать образованною. В правилах своих он расписал, как каждый учитель должен следить за учениками и преподавать, а ученикам, жившим в своих домах у родителей и родственников, в тех же правилах назначил, когда вставать, как мыться, чесаться и Богу молиться и как идти в класс; доказывал, что ученику, идущему в класс, необходима книга и перо, и доказательство свое очень неудачно подкреплял тем, что ученик без книги и пера все равно что солдат без ружья[680].
Не довольствуясь малым, но основательным, хотели одновременно достигнуть весьма многого; не довольствуясь на первый случай одною грамотностью, стали головы мальчиков набивать геометрическими фигурами и теоремами. Они перестали ходить; перестали ходить и их учителя, канцелярские служители, силою призванные к педагогической деятельности. Училище само собою уничтожилось, и дом, в котором оно помещалось, отдан был под военный постой. Князь Цицианов, основываясь на донесении Коваленского Кноррингу об открытии училища, полагал, что оно существует, но когда приехал в Тифлис, то не нашел ни учителей, ни учеников, ни самого помещения.
Признавая, однако же, необходимым положить начало действительному просвещению грузинского народа, князь Цицианов находил необходимым начать образование с дворянства, и с этою целью просил министра народного просвещения прислать ему двух учителей русского языка, доставить книги, издаваемые министерством и разрешить отправлять в Московский университетский пансион по восьми человек грузин.
«Необходимая нужда в российском языке, – доносил он[681], – в той земле, где на оном отправляется судопроизводство; недостаток в переводчиках и крайнее невежество здешнего дворянства, даже до того, что большая часть оного не знает природного своего языка по правилам, побудили меня приступить деятельным образом к преподанию способов относительно введения в Грузию первых лучей просвещения, буде не вообще народного, то хотя здешнего дворянства, дабы, по крайней мере, поколение, в отроческих летах ныне пребывающее, вкусило блаженство, российским правительством для оного уготовляемое».
Не ожидая разрешения из Петербурга, князь Цицианов приступил к осуществлению своей мысли и назначил на расходы по устройству училища часть той суммы, которую предполагалось выручить от продажи шелка, наложенного в виде дани на жителей Джаро-Белоканского округа.
Указом 8 августа 1803 года предположение об открытии училища было одобрено[682], и 21 мая 1804 г. оно было открыто.
Вновь устроенному училищу отдана была, по распоряжению главноуправляющего, находившаяся в Тифлисе типография, заведенная попечением царя Ираклия II.
Царь Ираклий, желая иметь в Тифлисе типографию, выписал из Константинополя мастера, который привез с собою некоторые необходимые для типографии инструменты. В Тифлисе, на царский счет, построен был для типографии дом и куплены доски, свинец и бумага. Сверх того, отданы были в типографию некоторые инструменты, оставшиеся еще со времен царей: Вахтанга, Теймураза, а также сделанные при Ираклии. В типографии этой напечатано было несколько книг. Мастер, устраивавший типографию, вскоре после открытия ее был отпущен, и типография осталась в ведении священника Христофора, который начал печатать в ней разные книги. Но как царь Ираклий не находил прибыли от типографии, стоившей ему до 20 000 рублей, то остановил ее работы и отправил один станок в Эчмиадзин в подарок армянскому патриарху. При разорении Тифлиса Ага-Магомет-ханом типография была сожжена и большая часть форм увезена в Ганжу. Впоследствии, по возвращении своем в Тифлис, царь Ираклий приказал нанять работников и, разрыв место, где была типография, привезти ему все вещи, которые будут найдены.
Последовавшая вскоре за тем кончина царя Ираклия была причиною того, что типография была окончательно устроена при преемнике и сыне его Георгии XII, когда священник Христофор, собрав большую часть вещей, принадлежавших типографии, взялся восстановить ее, на что и получил необходимые деньги как от царя, так и от царевича Давыда. Устроенная таким образом типография и была передана князем Цициановым в ведение училища[683].
В то время при мингрельском владетеле находился венгерский уроженец профессор Самуил Мартини. Цицианов пригласил его в учрежденное в Тифлисе училище на должность учителя латинского и немецкого языков, и Мартини 31 мая 1805 года занял свою кафедру, имея 18 учеников. Ноября 28-го дня 1805 г. князь Цицианов представлял графу Завадовскому[684] об открытии при Тифлисском училище классов для изучения полного гимназического курса, потому что родители воспитанников ни под каким видом не соглашались на отправление детей своих в Россию в университеты.
Вместе с тем главноуправляющий обратил внимание на приготовление грузинского дворянства к поступлению в военную службу. Эта мера признана была нашим правительством необходимою еще раньше назначения князя Цицианова главнокомандующим в Грузию.
При самом вступлении в Тифлис полка генерала Лазарева император Павел I для той же цели приказал принять в полк портупей-юнкерами и портупей-прапорщиками 10 юношей из дворянских грузинских фамилий и одного подпоручиком. Распоряжение это не принесло, однако же, тех результатов, которых ожидали; грузины неохотно шли в ряды нашей армии, и, быть может, оттого, что Лазарев взял тогда молодых людей не из первых фамилий. Князь Цицианов снова просил позволения принимать в полки молодых людей первейших фамилий и, в случае несогласия родителей, действовать на них принудительным образом.
«Подобный набор юношей, – писал он, – обратит все здешнее дворянство в военную службу, по склонности их к оной, отвлечет их от праздности, источника пороков, и нечувствительно введет в просвещение и научит предпочитать славу добыче»[685]. Вслед за этим представлением главнокомандующий исполнил эту меру, принудив князей Амилахварова и Цицианова определить своих детей в военную службу[686].
Марта 21-го дня 1805 года высочайше даровано грузинскому дворянству право помещать детей своих в кадетские корпуса, а высочайшим рескриптом от 26 сентября 1802 года поставлялось князю Цицианову в обязанность позаботиться о сформировании народного ополчения вроде милиции. Главнокомандующий, вступив в управление краем и вникнув в бедственное положение разоренного народа, доносил государю, что милиции собрать невозможно, по бедности обывателей Грузии и «неблагоприятному расположению духа, озлобленных бесчинствами предшествовавшего тому правления». Он находил, впрочем, возможным, по окончании народной переписи, набрать с каждых двадцати домов по одному человеку, снарядить их всем казенным и таким образом составить один конный полк.
До окончания той же народной переписи был оставлен и вопрос о преобразовании грузинского духовенства. Бедность церквей в Грузии побудила наше правительство сделать распоряжение, чтобы продажа свеч, бывшая до того в руках купцов, была передана в распоряжение церквей, с тем, однако же, чтобы доходы поступали не исключительно в пользу духовенства, но шли также на улучшение и украшение храмов. Такой раздел был необходим и ввиду того, что в Грузии было множество епархий, и притом таких, в которых число священников превышало число прихожан. От этого духовенство нуждалось в необходимом пропитании и жило чуть не подаянием. Так, Никозская епархия имела всего 120 руб. ежегодного дохода, из которого получало содержание значительное число духовенства, но сколько состояло духовных лиц при каждой епархии, в Грузии никто не знал.