Георгия окружали теперь два представителя России, совершенно различные по характеру и нравственным качествам. Во главе войска, присланного на защиту царя, стоял генерал-майор Лазарев, человек прямой, открытый и честный. Коваленский, представитель политики и внутреннего управления царством, был человек честолюбивый и властолюбивый. По первым сведениям, что он будет назначен министром при дворе царя, который ищет покровительства России и признает над собою власть русских императоров, Коваленский уже задался честолюбивыми видами. Он ехал в Тифлис не как посредник, а как губернатор или хозяин. Слабость страны, мягкость характера Георгия давали видам Коваленского канву, на которой он думал вышивать узоры по своему произволу. Зная, что не встретит никакого препятствия со стороны туземцев к приведению в исполнение своих честолюбивых видов, он боялся только постороннего влияния какого-либо другого лица. Начальник войска один мог мешать его неограниченному честолюбию и самовластию. Это-то влияние он и старался уничтожить прежде своего отъезда в Тифлис.
Еще в феврале 1799 года Коваленский, не знавший потребностей страны и характера ее жителей, представил уже свой проект «об учреждении в Грузии регулярного войска и о восстановлении там устройства военного дела вообще». Проект не был принят, но цель его понятна и ясна как нельзя более. Заведение регулярных войск в Грузии устраняло необходимость посылки туда русских войск. Коваленский мог отправиться тогда в Тифлис один, без постороннего глаза, и вести свои дела так, как ему вздумается. Желание это и было поводом к составлению проекта. Не надеясь на его осуществление и боясь, в случае отправления войск, занять незавидную роль посредника между начальником войск и грузинским правительством, Коваленский наводил министерство наше на мысль, что едва ли при таких условиях он в состоянии будет исполнить возложенное на него поручение. Он говорил, что, по отдаленности края и по «обычной военным людям в чужой земле прихотливости», ему трудно будет соблюсти равновесие между тремя лицами: царем Георгием, начальником войска и им самим. По мнению автора проекта, самым лучшим средством и наибольшею пользою было бы переименовать его в полковники и соединить с званием министра звание начальника войск. «Измеряя способности свои, – писал он, – склонность и охоту к воинской службе, смело мог бы я отвечать за себя в неупустительном исполнении дела… Соединение обоих званий в моем лице, доставив мне всю удобность к ревностнейшему прохождению политического моего служения, много бы способствовать могло существенной пользе самой службы. Милость же повышением меня в уравнении со сверстниками моими, состоящими ныне в старших генералах, послужила бы к вящшему меня ободрению».
Так говорил и думал наш министр тогда, когда не знал еще, кто будет назначен командовать войсками. Коваленский, боясь иметь соперника при дворе царя Грузинского, предсказывал уже о ссоре и несогласиях.
Задавшись первенствующею ролью, он хотел быть первым лицом и представителем. Чуждый народу, он думал подчинить себе царя Георгия и, скрывшись за его именем, самовластно управлять Грузиею.
Не таким является генерал-майор Лазарев, начальник военного отряда.
Лазарев пришел в Грузию в звании полкового командира, безо всякой претензии на вмешательство в дела страны и изображения в своей личности представителя чего-то.
Разный взгляд на свои обязанности породил и различные последствия. Коваленский заглядывал вперед, старался приобрести власть и значение, а Лазарев заботился только о своем полке и об удовлетворении его всем необходимым. Для достижения своих целей Коваленский должен был прибегать к неправде и клевете; Лазарев мог действовать прямо и открыто.
Не получая провианта и видя, что солдаты в течение шести дней остаются без дров и без крупы и что вместо последней отпускаются то бобы, то грецкие орехи, то сарацинское пшено, Лазарев отправился к Георгию лично высказать свои нужды.
Зная, что туземные переводчики исполняют свою обязанность недобросовестно и переводят царю вовсе не то, о чем им говорят, Лазарев, не стесняясь, взял с собою капитана Таганова. Объявив Георгию, что полк без квартир, без дров и без каши, он не скрыл, что знает о приказании царя отпустить все необходимое, но что приказания его не исполняются.
– Наши червонцы берут здесь за четыре рубля, – говорил Лазарев, – а мы получаем их за пять. Каждый рядовой наш теряет двадцать шесть копеек на рубль.
– Я разузнаю это, – отвечал царь, – но не вижу никаких выгод, потому что купцы набавят тогда на товары.
– Если вы запретите набавлять на съестные припасы, то солдат ничего не потеряет. Он не покупает прочих товаров. Если мы будем платить лишнее за чай, сахар и сукно, то нам все-таки меньше будет стоить, чем платить промен; солдат же будет тогда получать свои деньги полностью.
Прямое и откровенное слово Лазарева Коваленский старался истолковать в дурную сторону. Он укорял Лазарева в невежестве и неделикатности относительно царя. Георгию он советовал ни с чем не обращаться к Лазареву и передавать все приказания через него, министра; Лазареву же передавал, что будто Георгий недоволен его поведением и удивляется его холодности. Лазарев, как открытый и прямой человек, поверив товарищу, послал сказать царю, что если он ему не нравится, то может просить о замене его другим.
Коваленский требовал, чтобы ему, как представителю России, вызывали караул, а Лазарев отвечал, что по уставу статским чести не положено, «да и его чину никакой нет».
Неискренность поступков Коваленского скоро обнаружилась. Он уверил Георгия, что Лазарев ничего не значит и находится в полной от него зависимости, что министру поручено даже заботиться о продовольствии войск и их благосостоянии. Царь стал передавать все свои приказания и распоряжения через Коваленскаго. Лазарев не принимал их и просил Кнорринга уверить Георгия, что он не капрал, «а то он, – писал Лазарев, – не знаю по чьим наговорам со мною никакого дела иметь не хочет. Я не могу уверить его, что отнюдь от министра не завишу…».
Добрые отношения между представителями нарушились. Сохраняя сначала наружное уважение друг к другу при свиданиях и встречах, Лазарев и Коваленский заочно действовали друг против друга и дошли до того, что поссорились окончательно.
Вскоре после прибытия в Тифлис полка Коваленский успел убедить Георгия в необходимости преобразовать тифлисскую полицию при содействии чинов полка. Для сохранения же внутреннего спокойствия в крае Коваленский хотел, чтобы полк от времени до времени делал некоторые передвижения. На первый раз он требовал от Лазарева, чтобы тот занял двумя или тремя ротами крепость Гори, лежавшую на реке Куре, в 70 верстах от Тифлиса.
Не имея никакого распоряжения и не получив приказания, очень естественно, что Лазарев не соглашался на исполнение таких требований. Если войска нечем было кормить в Тифлисе, то в Гори они должны были терпеть еще большую нужду во всем.
Отказ Лазарева повел к большим еще недоразумениям его с Коваленским. Последний просил Кнорринга положить границы их сношениям между собою.
Лазарев открыто и прямо высказывал свое неудовольствие на Коваленского и не скрывал своих поступков. Коваленский, напротив, начав с первого шага поступать неискренно, должен был неправдою и защищать себя. Для прикрытия своих действий министр клеветал на Лазарева и старался обвинить его во всем.
Коваленский жаловался Кноррингу, что нерасположение к нему Лазарева дошло до того, что тот преследует тех офицеров, которые были приняты в его доме; что под предлогом, будто полковник Карягин не был один раз на разводе, Лазарев оштрафовал его вычетом месячного жалованья; что он не хотел первый сделать визита царю Георгию и взыскивал с провиантмейстера за то, что тот по своим надобностям не относился прямо к царю.
Георгий прислал солдатам чихирю и балыков. Лазарев принял их, но сказал, что этого мало, что солдатам нужны провиант и крупа. Коваленский тотчас же сообщил кому следует, что Лазарев затрудняет прием царских подарков.
«Человек сей совсем переменился в своих душевных расположениях, – писал затем Коваленский Кноррингу про Лазарева, – ему кажется, что я вмешиваюсь без права в попечение о продовольствии, дело долга служения моего и такое, за которое, казалось бы, должно быть ему благодарным».
Потерявший жену и дочь, оклеветанный Коваленским, Лазарев не считал необходимым оправдываться. Он просил только уволить его в отставку.
«Прошу ваше превосходительство, – писал он Кноррингу, – будьте Моисеем и выведите народ из работы вражией».
Вскоре положение Лазарева и его полка сделалось еще более затруднительным и тягостным. В войсках открылась чесоточная болезнь и начали появляться желчные горячки между офицерами и нижними чинами. Лазарев просил Кнорринга разрешить ему вывести полк из Тифлиса и расположить его в балаганах около города или в ближайших селениях.
Солдаты терпели крайний недостаток в крупе, провианте, дровах и в других жизненных потребностях. Георгий приказывал удовлетворять; ему доносили, что все исполнено, но ничего не делали.
Изданная грузинским правительством такса на все жизненные потребности не улучшила положения войск. Купцы или вовсе не продавали ничего и запирали лавки, или продавали припасы только своим знакомым, и то по гораздо высшей цене. Лазарев просил Георгия распорядиться, чтобы припасы были продаваемы, без всякой утайки или прижимки, по назначенным ценам; но и эта просьба, как и многие другие, осталась неисполненною.
Командовавший войсками в разговоре сказал адъютанту царскому, князю Чавчавадзе, что если полк не будет обеспечен, то как бы Георгию не лишиться его вовсе. Царь прислал сказать, что употребит все силы к удовлетворению Лазарева, хотя бы пришлось ему для того заложить своего сына.
– Моего душевного огорчения, – отвечал Лазарев, – его высочество не в силах обратить в веселость. О себе я ни слова не говорил, а сказал, что рискую за недостатки в полку потерять милость своего государя. Лично я не имею ни в чем нужды, получаю от государя жалованье и имею свои деревни. Одна моя претензия состоит в том, чтобы полк, мне вверенный, получал все то, что ему следует. До тех пор пока он не будет удовлетворен, я от своих требований не отстану. Но как я вижу, что его высочеству не угодно удовлетворить, то беспокоить его больше не стану, а буду доносить своему начальству на линию (Кавказскую).