Глава 13
Происшествия в Персии после смерти Ага-Магомет-хана. Баба-хан. Взгляд императора Павла I на дела наши с Персией. Отправление посланника Коваленским в Тегеран. Слухи о намерении персиян вторгнуться в Грузию. Прибытие в Тифлис персидского посланника. Фирман Баба-хана царю Георгию. Возвращение нашего посланника из Тегерана. Письмо Ибраим-хана Коваленскому. Командирование новых войск в Грузию. Прибытие в Тифлис полка генерал-майора Гулякова и встреча, ему сделанная. Раздоры в царском семействе. Отозвание Коваленского и уничтожение должности министра при дворе царя Грузинского
После умерщвления Ага-Магомет-хана на персидский престол вступил племянник его Баба-хан.
– Я пролил всю эту кровь для того, – говаривал Ага-Магомет-хан, в оправдание своих жестокостей, – чтобы Баба-хан мог царствовать спокойно.
Погибший от руки убийцы властитель Персии всю жизнь свою преследовал две цели: первою и самою главною его целью было утверждение собственной власти, второю – утверждение ее в своей фамилии или, лучше сказать, в своем племени.
В Персии владеют ныне престолом потомки турок, оставивших свое отечество и переселившихся в Персию во время шаха Аббаса Великого, назвавшего их каджарами.
Каджары разделяются на два рода: первый известен под именем деванлу, а второй – кованлу. Из последнего рода происходил и Ага-Магомет-хан.
Назначив преемником своим племянника Баба-хана (впоследствии царствующий Фехт-Али-шах), Ага-Магомет-хан с самых ранних лет употреблял его в дела государственные и юношей назначил на важный пост правителя Фарсиса.
Рассказывают, что перед походом в Азербайджан гадатели или оракулы предсказывали Ага-Магомет-хану скорую кончину. Сначала он смеялся над этим, но потом оставил правителем в Тегеране одного из самых преданнейших себе и приказал ему, в случае кончины, не впускать никого в город, кроме Баба-хана, назначенного наследником[509].
Ага-Магомет-хан знал, по собственному опыту, как трудно упрочение власти в такой стране, какою была тогда Персия, и потому желал передать своему преемнику престол окончательно упроченный, государство устроенное и вполне подчиненное власти шахов из нового поколения.
Бывший шах не стеснялся в выборе средств для достижения таких видов. Трое из братьев его удалились из Персии, и один был ослеплен. Уцелел только Джафар-Кули-хан, и то потому, что сам Ага-Магомет-хан обязан был ему троном.
Зная предприимчивый и решительный характер Джафара, Ага-Магомет-хан не доверял, чтобы он легко покорился племяннику, которого шах избрал будущим повелителем Ирана.
Джафар, просивший брата поручить его управлению Исфахан, был назначен вместо того правителем одного округа в Мазендеране. Оскорбленный отказом, Джафар долгое время не являлся ко двору, несмотря на приказания своего государя. Ага-Магомет-хан был встревожен таким упорством. Он боялся храбрости своего брата и явного разрыва с человеком, владевшим неограниченной преданностью солдат своего племени. Надо было покончить и с этим единственным противником воли повелителя.
Шах взял слово с матери своей, что она поедет в Мазендеран, успокоит сына и пообещает ему назначение управляющим Исфаханом. Властитель Персии требовал одного – чтобы брат на пути в Исфахан заехал к нему в Тегеран. Джафар-Кули-хан согласился на это только тогда, когда получил от брата торжественное уверение в личной безопасности и клятвенное обещание, над Кораном, что не будет задержан в Тегеране более одной ночи.
Шах принял Джафара со всеми знаками братской искренней любви, и ночь прошла спокойно.
– Я думаю, – говорил наутро Ага-Магомет-хан своему брату, – что ты не видал еще нового дворца. Сходи туда с Баба-ханом, а потом, осмотрев его, зайди опять ко мне.
Джафар согласился, не подозревая измены. Лишь только вступил он под портик дворца, как был умерщвлен скрытыми там заранее убийцами.
– Это сделано для тебя, – говорил Ага-Магомет-хан Баба-хану, – указывая на труп, еще неостывший. – Великая душа, оживлявшая это тело, никогда не оставила бы покойной корону на голове твоей. Персия была бы разрушаема внутренними междоусобиями, и для отвращения бедствий я поступил с постыдной неблагодарностью, сделав преступление против Бога и людей.
Суеверный Магомет-хан приказал немедленно отправить тело убитого своего брата из города, чтобы не нарушить клятвы и не удерживать его более одной ночи в Тегеране.
Как ни старался Ага-Магомет-хан подобными поступками и преступлением упрочить престол за своим преемником, но не достиг вполне своей цели.
Умерщвление его в Шуше (в 1797 году) произвело большое замешательство в персидских войсках. Садык-хан Шекакийский, захвативший большую часть сокровищ шаха, бывших с ним в Шуше, удалился со своим племенем и не признавал Баба-хана повелителем. Его примеру последовали многие начальники войск. Ханы Бакинский, Ганжинский и Эриванский, бывшие также в Шуше, разошлись по своим домам; возвратился в Шушу и Ибраим-хан Карабахский, изгнанный персиянами из своих владений.
Первый визирь покойного шаха Аджи-Ибраим и сардар Сулейман-хан одни остались верными наследнику престола. Они советовали Баба-хану спешить в Тегеран, куда звал его и тамошний градоначальник. В Тегеране хранилась вся государственная казна; там же все главные чиновники ожидали прибытия в город наследника.
Собрав значительное войско, сардар и министр отправились к столице. Там Баба-хан провозглашен был шахом, имея тогда от роду 27 лет. Собранное Ибраимом войско было первою и вначале единственною силою Баба-хана, с помощью которой он стал утверждать свою власть.
По словам современников, новый властитель Персии не был похож на своего предместника.
Баба-хан был среднего роста и сухощав. Бледное лицо, серые глаза и черные брови делали его непривлекательным, зато окладистая, черная и длинная борода была так замечательна, «что во всей Персии не было бороды его красивее».
Будучи сладострастен, он вел жизнь весьма роскошную. Миролюбивого характера, Баба-хан был поэт в душе, хорошо писал стихи на персидском и арабском языках, любил музыку, пение и пляски.
Склонный к праздности, но вместе с тем тщеславный, гордый, повелитель проводил утро в аудиенциях, которые давал каждый день своим подвластным. В роскошных азиатских комнатах дворца он принимал подданных, украшая при этом как себя, так и свои царские знаки жемчугом и драгоценными камнями. Остальные часы дня властитель просиживал в гареме среди жен «пригожих и избранных». Здесь царствовали разгул, нега, упоение, и тут-то Баба-хан с веселостию и наслаждением, непозволительными истинному мусульманину, проводил большую часть времени, предаваясь часто чрезмерному употреблению спиртных напитков.
Собрав из разных персидских фамилий триста жен, он содержал их под бдительным присмотром евнухов. Отправляясь на охоту или в поход, Баба-хан брал с собою часть гарема. Хотя новый властитель Персии и был самолюбив, искал военной славы, но вообще был плохой воин и по большей части несчастливый в военных предприятиях. Баба-хан не был способен к каким-либо значительным предприятиям и потому нуждался в поддержке чиновников.
Объявив себя шахом всего Персидского государства тотчас после смерти своего дяди, Баба-хан старался привязать к себе знатных и важных лиц. Увеличив содержание военнослужащим, он привлек тем многих в ряды своих войск, зато значительно обременил народ новыми податями и налогами. Чрезвычайные расходы вызывали необходимость их пополнения чрезвычайными мерами. Подати и поборы с народа были увеличены и до такой степени стали обременительными, что беднейшему человеку «жизнь становилась в тягость, так как ворот его находился в руках ста тиранов».
С красноречием соединяя ласковый и приятный тон, более кроткого, нежели свирепого нрава, Баба-хан, вскоре после вступления на престол, передал управление страною в руки своих приближенных, в числе которых была и его мать.
Не имея дарований и воли своего предместника, Баба-хан не мог остановить своеволия приближенных и поддерживал власть раздачей сокровищ и денег, собранных и награбленных его дядей. Будучи скуп от природы, он видел, однако же, необходимость в разделе денег, как в средстве своего благосостояния.
Несмотря на то что приближенные своевольничали, что народ обременялся новыми податями, персияне, много вытерпевшие от жестокостей Ага-Магомет-хана, вначале были очень довольны поведением своего повелителя. С течением времени довольство обратилось в привычку, а относительная кротость правления – в распущенность. Персияне, столько лет переходившие из рук в руки, от одного правителя к другому, стали чрезвычайно склонны ко всякого рода возмущениям. Баба-хан удерживал народ в повиновении содержанием значительного числа войск в Тегеране, как средоточии своих владений. Лучшее войско состояло из конницы; пехоты было мало, а артиллерии хотя и было поставлено перед дворцом до 70 пушек, но «к действию годных мало, да и едва ли из персиян есть такие люди, которые умели бы ими управлять»…
Осыпаемые милостями шаха, войска начали своевольничать и вместе с тем потеряли свою бодрость, а предприимчивые родоначальники разных племен, силою сплоченные в одно целое, стали думать об отделении из-под власти шаха и о приобретении себе независимости.
В Кандагаре стал распространять свое владычество афганский Заман-шах; родной брат Баба-хана отложился и не признавал его власти; в Хорасане один из сыновей ханов, подвластных властителю Персии, собирал войска. Со стороны Грузии власть Баба-хана не утвердилась еще в Дагестане и в Азербайджане; она простиралась не далее тавризской и хойской провинций.
Усмирив наскоро волнения в Персии и подчинив своей власти непокорных ханов, Баба-хан обратил внимание и на Грузию, которую считал издавна принадлежащей Персии.
В июне 1798 года, как мы видели, властитель Персии отправил своего посланника в Тифлис. Шах сообщал царю Георгию, что, вступив на персидский престол и увенчав свою главу государственною короною, прибыл он в Миан для утверждения своей власти в Азербайджане. А как Грузия есть лучшее владение в Азербайджане, бегляр-беги которого пришли уже к пресветлому его двору «с потупленным лицом к земле», то Баба-хан и требовал, чтобы Георгий прислал одного из своих сыновей для постоянного пребывания при шахе и в персидской службе.