С другой стороны, являлось сомнение, чтобы это была правда. Мелик Абов, при тогдашних беспорядках в Грузии, когда прочие пограничные начальники произвольно удалялись со своих постов, один оставался охранителем границ Грузии. Он много способствовал сохранению спокойствия, прекращению волнений и безначалия и всегда сообщал как Коваленскому, так и правительству грузинскому самые верные сведения о персиянах и их замыслах.
Можно ли было думать, чтобы подобный человек мог снизойти на степень измены и стать соучастником в намерениях царевичей? Двуличное поведение, проявляющееся весьма часто во многих азиатских уроженцах, заставляло подозревать и Абова в неискренности его поведения.
Коваленский потребовал его к себе. Абов, несмотря на свою болезнь, приехал в Тифлис по первому требованию, чтобы оправдать себя от ложных обвинений, на него взводимых. Два человека, от которых отобраны были бумаги, приведены и поставлены на очную ставку с Абовым и рассказами своими оправдали совершенно уважаемого всеми мелика, своего господина. Дело было так.
По приказанию Георгия и наставлению Коваленского посланы были Абовым два человека в персидский лагерь. Там они были узнаны, и один из них, боясь за свою жизнь, объявил, что прислан Абовым к царевичу Александру для переговоров и словесного соглашения о мерах против царя Георгия. Их тотчас же препроводили к царевичу, в главную квартиру персидских войск. Александр принял их благосклонно, одарил и содержал весьма хорошо. Прожив в персидском лагере семнадцать дней, посланные отправлены были обратно с фирманами и письмами в Грузию. В Памбакской провинции они были схвачены управляющим этою провинцией, поверенным князя Георгия Цицианова, издавна враждебного мелику Абову. Пойманные объявили тогда же, что они были посланы в персидский лагерь по приказанию царя Георгия; но их все-таки остановили, ограбили, заключили в тюрьму, а отобранные бумаги со своими коментариями отправили в Тифлис. Разнесшееся по городу известие о том, что Абов в переписке с царевичем Александром, пугало многих и поселяло страх между жителями, пока дело не разъяснилось окончательно. Оказалось, что опасность была не так велика, как предполагали, и все успокоились, тем более что посланные привезли самое невыгодное сведение о полчищах Аббас-мирзы и Сулеймана.
Число отступившего за Араке персидского войска доходило до 12 000 человек, весьма плохо вооруженных, так что у многих одна дубина составляла все оружие. Во всем отряде было четыре фальконета на верблюдах. Войска вовсе не имели провианта, а довольствовались хлебом, найденным в деревнях Эриванского ханства, жители которого все разбежались. Воины Аббас-мирзы и Сулеймана, овладев оставленными полями, сами обрабатывали их и сеяли хлеб.
Трудно было с такими войсками идти в Грузию и рассчитывать на успех, тем более что главнокомандующий их, Аббас-мирза, имел только двенадцать лет от роду, а дядька его Сулейман, по выражению Лазарева, был «пьяница и весьма недовольный Баба-ханом, ибо он его прошлый год держал под караулом». Царевич Александр хотя и подстрекал Сулеймана, рассчитывая на помощь от соседей, но персидский начальник думал только о том, как бы отступить и ближе подвинуться к Тавризу, к чему и делал все приготовления.
Хотя и утешительны были сведения из лагеря персидского, но неутешительно было внутреннее положение Грузии.
Вдовствующая царица Дарья и ее сыновья искали покровительства персиян, и бегство царевича Александра было шагом к достижению такой цели. Царь Георгий, по слабости своего здоровья, редко показываясь народу и окруженный людьми, искавшими своего счастия и обогащения в народном расстройстве и разорении, все более и более возбуждал к себе народное неудовольствие.
Братья царя, жившие в своих уделах, «томясь неприличною жадностию к самоначалию», собирали себе партию недовольных правительством, направляли их к мятежу, буйству и беспорядку, «в намерении успеть в злых замыслах своих. Не видя же никаких препон к тому со стороны тех, коих единственно они устрашиться должны, устремляются и к самому предприятию. Таковые обстоятельства дали впоследствии повод вдовствующей царице Дарье не в меру обижаться отобранием от нее владений, доселе у нее состоявших, а по силе здешних прав нынешней царице, супруге царской, принадлежать имеющих, и сделать поползновение к хитрым проискам у Баба-хана».
Царевич Александр успел получить от Баба-хана фирман в «наиласкательнейших выражениях». Одобряя его поступок, властитель Персии обещал ему помощь, поддержку и защиту мнимых его прав на грузинский престол. Баба-хан наградил царевича ханским достоинством, прислал в подарок богатую шубу, план приступа и штурма Тифлиса с двух сторон, при содействии Омар-хана Аварского, находившегося в Белоканах, лезгинском селении, ближайшем к границам Грузии. По составленному плану предполагалось действовать с трех сторон: имеретины с войсками ахалцихского паши должны были напасть на Карталинию, Омар-хан Аварский – на Кахетию, а царевич Александр, с отрядом персидских войск, на казахов и татар, самые лучшие провинции царские. В случае успеха все эти отряды должны были следовать к Тифлису.
«Я уверен, – писал Лазарев, – что сей план будет существовать только на бумаге, но, зная трусость здешнего народа, также уверен, что если малая партия неприятельская покажется, то они оставят свои дома и уйдут в ущелья, чем ободрить могут столь нахального, но ничего не значащего неприятеля».
Царица Дарья, сыновья ее царевичи Вахтанг и Мириан получили от Александра письма, в которых тот, упрашивая их потерпеть немного, утешал, что скоро избавит их от обид, причиняемых царем Георгием.
Все эти причины заставляли царя Грузии просить о присылке ему еще 6000 русского войска, на всегдашнее пребывание в Грузии.
«Весьма нам нужно получить 6000 регулярного войска, – писал царь, – так что иначе нельзя обойтись, а содержание их для нас никак не затруднительно… Если же таковая просьба наша не будет исполнена, то не будет воспрепятствовано намерениям как внешних, так и внутренних наших неприятелей».
Георгий думал обеспечивать свои владения одними русскими войсками и не содержать вовсе своих. Кнорринг просил Лазарева внушить царю, что если русские войска и будут присланы в Грузию, то временно, для отражения ее врагов; но что царю следует позаботиться о сформировании своих войск, которых Грузия может легко набрать и содержать до 5000 человек.
Кнорринг писал Георгию, что получил приказание императора следовать с отрядом в Грузию только тогда, когда узнает о действительной ее опасности; но теперь, когда он узнал, что войска, под командою Аббас-мирзы, удалились уже за Араке, то считает достаточным отправление в Грузию 3000 пехоты.
«Вы уведомляете нас, – писал на это Георгий, – якобы довольно для нас 3000 войск, поелику нет никакого нападения неприятельского. Неприятели вне нас суть многочислены, да и внутренние, условясь с ними, всегда готовы сколько могут к нашему разорению. Посему и просим число войск пополнить 6000».
Таким образом, Георгий, Лазарев и Коваленский, все трое единогласно признавали необходимым отправление новых войск в Тифлис.
Присылка войск необходима была скорая. Персияне все свои вторжения производили по большей части в промежуток времени от июня до сентября, тогда как это же время считалось самым неудобным для перехода войск с Кавказской линии в Грузию. Нужно было прислать войска заранее, не ожидая известий о действительном вторжении неприятеля.
В августе 1800 года назначен к отправлению с Кавказской линии в Грузию один полк генерал-майора Гулякова, с сотнею казаков и с принадлежащей ему артиллерией. Снабдив полк всем необходимым до Ларса, Кнорринг просил Лазарева позаботиться о дальнейшем его обеспечении и писал Георгию, что с остальными войсками сам последует, когда позволит время и потребуют того обстоятельства.
Лазарев отправил десятидневный провиант навстречу полку и торопился заготовить для него продовольствие в Ларсе, Казбеке, Кайшауре, Анануре и Душете.
25 августа полк генерал-майора Гулякова выступил из Моздока в Грузию, а 23 сентября прибыл в Тифлис.
Несмотря на болезнь, Георгий хотел лично встретить отряд генерал-майора Гулякова.
На рассвете 23 сентября царь выехал в линейке на встречу полка. Его сопровождала супруга, царица Мария, которую, по грузинскому обычаю, несли в «портшезе» наследник, царевич Давид, прочие царевичи, вельможи, придворные чиновники и простой народ, толпою шедший за город. Здесь же находился и персидский посланник, привезший Георгию фирман Баба-хана и письмо от сына его Аббас-мирзы.
За три версты от города разбиты были две царские палатки: одна для царя Георгия, другая для царицы Марии. Восходящее солнце осветило живописную группу и массу народа, ожидавшего прибытия полка. Вдали показался наш отряд. Георгий со свитою отправился ему навстречу. В палатке осталась одна царица Мария, издали смотревшая на проходившие войска.
Приближение Георгия заставило Гулякова остановить отряд, и войска отдали честь царю, на защиту которого они следовали в Тифлис. С тифлисской крепости начался салют, а по всему городу колокольный звон. Отряд двинулся в город. Народ с радостным восклицанием окружил наши войска и провожал до самой городской площади.
Теснота улиц заставила нарушить стройное движение и порядок. Оставив знамя в доме, отведенном Гулякову, войска были распущены по квартирам, назначенным частию в городе, а частию в Авлабарском предместье.
Георгий не мог следовать с полком: он остался в подгородной деревне Куки до тех пор, пока не прекратился сильный и пронзительный ветер.
На другой день генерал-майор Гуляков и все офицеры представлялись царю, вечером город был иллюминован, и «тогда горожане предались совершенному веселью». «Здешний гостиный двор, – доносил Лазарев, – был уже не местом торжища, но восхитительною картиною шума празднующих и ликов веселящихся, в чем участвовали как царская фамилия, так и все знатнейшие чины царства, от малого до старого».