Хлопотавший о присылке 6000 русского войска, царь Георгий с приходом одного полка совершенно успокоился.
Как человек, «удрученный всегда страхом, иногда неосновательным», в отношении внешних и внутренних дел, Георгий предавался часто унынию и даже отчаянию. В таких-то обстоятельствах он хватался за то, «что первым к спасению его попадалось, и потому доселе требовал неотступно того числа войск, в коих полагал необходимую нужду. Ныне, с восстановлением сил здоровья своего, остается спокойным».
Успокоился Георгий, но не успокоивались его братья и родственники. Болезненное состояние Георгия возбуждало в его братьях опасение, что после смерти царя сын его Давид овладеет престолом, не имея на то права по завещанию Ираклия.
Прибытие новых войск в Грузию увеличивало силы и средства Георгия и, вместе с тем, устрашало его братьев.
«Когда он (царь Грузии), в надежде на малое число войска, толикие причинил нам обиды, – писал царевич Вахтанг Кноррингу, – то теперь, когда получил присовокупление к ним для своего покровительства, не больше ли нам должно ожидать от него притеснений?»
Царевич укорял Георгия в том, что он просил присылки войска не для спокойствия страны и народа, а для собственного, личного покровительства и для того, чтобы под его охраною делать более несправедливостей и притеснений братьям.
Все братья царя боялись, чтобы русское войско, в случае смерти Георгия, не провозгласило царем Грузии царевича Давида, как признанного уже наследником.
В проезд чрез Душет графа Мусина-Пушкина, бывшего в Грузии для изыскания тамошних руд, царевич Вахтанг изъявил желание поговорить с ним наедине. Граф Мусин-Пушкин принял предложение и услыхал от царевича жалобу на притеснения, делаемые Георгием ему и семейству его, а особенно царице Дарье.
– Будучи не что иное, как путешественник, одним любопытством в Грузию привлеченный, – отвечал граф Мусин-Пушкин, – я не смею ничего сказать о делах, мне не порученных. Советую вам объясниться во всем мне сказанном перед императором.
Вахтанг воспользовался таким советом и просил сначала графа Мусина-Пушкина доставить письмо императору Павлу; но когда тот отказался, тогда царевичи, согласившись между собою, отправили от имени всех письмо в Петербург.
Они обращались с просьбою к нашему правительству, прося защитить их права, и ссылались на то, что весь народ грузинский желает, чтобы престол переходил, по завещанию Ираклия, поочередно к братьям, по старшинству рода. Видя несогласия и раздоры царевичей и боясь остаться в неопределенном положении в случае кончины царя, Кнорринг спрашивал императора Павла I, как поступать и что делать в этом случае войскам, находящимся в Тифлисе.
В ответ он получил приказание сообщить Лазареву, чтобы войска наши, при первом начале открытой вражды между братьями, тотчас же оставили Тифлис и следовали на Кавказскую линию.
Вместе с тем, предвидя вражду в царском семействе и недоразумения, существовавшие между царем Георгием и министром Коваленским, наше правительство признало необходимым отозвать Коваленского из Тифлиса.
«Не находя надобности, – писал император Павел, – иметь в Грузии министра нашего, повелеваем отозвать статского советника Коваленского с чиновниками, при нем находящимися. А дела по коммерции в том краю подданных наших поручить генеральному консулу нашему в Персии надворному советнику Скибиневскому. Царь Грузии во всех делах станет впредь сноситься с главным начальником войск наших на Кавказской линии или с командиром тех, кои находятся во владениях его высочества».
Сдав текущие дела генерал-майору Лазареву, а все инструкции, указы и деньги Кноррингу, Коваленский оставил Грузию. Бывший министр находил отозвание свое лучшим в его критическом положении.
Оставляя страну, он доносил, однако, что в Грузию необходимо послать еще войска «для утверждения внешних сношений, которые учредятся деятельнее, когда будут войска, нежели при одной политике, там, где оная без штыка в руках нимало не уважаема».
Глава 14
Вторжение в Грузию Омар-хана Аварского. Бой Лазарева с лезгинами на берегу реки Иоры, у деревни Кагабет, и прогнание неприятеля
Успокоившаяся относительно вторжения персиян, Грузия была угрожаема новым врагом, появившимся на границах царства.
Омар-хан Аварский, человек предприимчивый, отважный и храбрый, умел воспользоваться каждым обстоятельством в свою пользу и тем приобрел большое значение у соседей. Собственные его владения были незначительны, но значительно было то влияние, которым он пользовался между народами, у которых хищничество было единственною целью и занятием. Омар-хан являлся между этими народами как бы повелителем Дагестана. При малейшем движении и предприятии Омара весь сброд горских хищников, слепо к нему привязанных, становился в ряды его ополчения. От этого участь многих мелких владельцев зависела от Омар-хана, делавшего частые вторжения в Грузию и служившего тому из сильнейших владельцев, который больше платил.
Собираясь вторгнуться в Грузию и скрывая свои намерения, Омар-хан искал покровительства России и, приготовляясь уже к неприязненным действиям, отправил своего посланника к Кноррингу для переговоров о покровительстве.
Генерал Кнорринг просил дозволения об отправлении посла в Санкт-Петербург, причем писал, что царь Георгий платит ежегодно Омар-хану Аварскому 5000 рублей в виде дани и с единственной целью избавиться от его вторжений.
Рескриптом от 26 августа 1800 года было разрешено отправить аварского посла в Санкт-Петербург; но, прежде чем разрешение это достигло до Кавказа, Грузия ожидала уже вторжения к себе хана.
В конце августа получено было известие, что Омар, соединившись с ханом Казикумухским и с кадиями Акушинским и Андийским, подошел к селению Белоканам, лежавшему на границе Грузии. Георгий просил Лазарева двинуться с двумя батальонами в Кахетию и спрашивал, что ему делать. Лазарев не придавал особого значения этому движению и полагал, что Омар-хан не знал еще об отступлении Аббас-мирзы и прибытии русских войск. Тем не менее он предлагал царю Георгию находящихся в Тифлисе кизикских и близлежащих селений жителей отпустить в их дома для защиты границы в случае нападения Омар-хана, а главное для того, чтобы они не истребляли понапрасну провианта, заготовленного для русских войск, и притом не служили поводом к развитию эпидемии, так как между ними появился понос весьма прилипчивый и опасный. Вместе с тем генерал Лазарев советовал царю отправить против лезгин свои кахетинские войска в числе 2000 человек и сообщил, что два батальона, вместе с принадлежащей им артиллерией, идут на подкрепление грузинских войск, которые, по сведениям, собирались у реки Алазани. Лазарев просил царя заготовить провиант для русских войск и приложить особое старание к тому, чтобы он был «с этой стороны обеспечен».
Вскоре после того сын Георгия, царевич Баграт, находившийся в Кизихе (Сигнах), писал отцу, что Омар-хан прибыл на Карахскую гору. По совету старшин, грузины решили, чтобы всему Кизиху (Сигнаху) и другим окружным селениям собраться в сигнахскую крепость. Жители просили, чтобы Георгий прислал к ним царевича Давида, «и я доношу, – писал Баграт, – что не могу всею Кахетиею распоряжаться».
Царевич Баграт просил отца прислать ему свинцу, пороху и «ободряющее повеление жителям».
Выступая в поход, Лазарев оставил в Тифлисе полковника Карягина с командою, для сохранения в нем порядка и тишины. Он просил царя подтвердить Карягину о содержании с особою строгостью караулов, «дабы, в случае моей отлучки, не последовало какое-либо покушение внутреннее».
«Что касается до казах, – писал Лазарев царю Георгию, – то тех из них, на верность и усердие коих положиться не можно, я полагаю жен и детей оных, под предлогом безопасности, велеть взять сюда в город и содержать оных в городе аманатами до тех пор, покуда обстоятельства внешние и внутренние наклонятся к совершенной тишине и безопасности. Князя Соломона Авалова не благоугодно ли будет послать для собрания войск в Казахи, сколь можно больше, и затем с оными следовать в Кизих, куда, как вашему высочеству известно, по отношению моему и царевича Вахтанга Ираклиевича, полагаю, что и его войска присланы будут непродолжительно».
В начале октября получено было сведение, что Омар-хан предполагал двинуться в Ганжу для низвержения Джевад-хана Ганжинского. По дошедшим вслед за тем известиям, он выступил со своими войсками на степь, называемую Тогай, неподалеку от реки Алазани.
К нему ожидали приезда и грузинского царевича Александра.
Когда персияне двинулись в свои пределы и царевич не надеялся уже уговорить их вторгнуться в Грузию, то, оставив персидский лагерь, поехал в Шушу, где прожил пять недель «в полном удовольствии». В это же самое время приехал в Шушу сардар Омар-хана, успевший уговорить царевича отправиться в его лагерь. Переправившись через реки Куру, Пору и Алазань, Александр поехал к Омар-хану, стоявшему со своими войсками на Алазани. Омар-хан принял очень ласково как царевича Александра, так и прибывшего вместе с ним сына Ибраим-хана Шушинского.
В письме своем митрополиту Александр клялся гробом св. Нины, что приехал туда вовсе не с тем, чтобы разорить Грузию, но с тем, чтобы защитить свои права.
Грузинские войска получили приказание готовиться к бою. В подкрепление им обещал двинуться и Лазарев с полком и с 60 казаками. Царевич Баграт, отправленный в Сигнах для принятия мер к отражению неприятеля, сообщил Лазареву, что Омар стоит со своими войсками на противоположном берегу реки Алазани, при броде Урдо. Баграт укреплял Сигнах, просил Лазарева поспешить к нему на помощь и обещал заготовить для него провиант и фураж.
В половине октября аварский хан прислал царевичу Давиду письмо, в котором высказал причину неприязненных своих действий против Грузии. Омар говорил, что он собрал войско и пришел к границам Грузии потому, что три раза был обманут Георгием, не платившим ему дани. «Как вы в письме вашем, – писал хан, – называете меня отцом, то если вы устоите в своем слове и нам деньги не удержите, то я с войском своим пойду вниз. Через два дня дядюшка ваш Александр царевич сюда прибудет, который с посланцем получил от Баба-хана фирман, в коем написано, что сколько ему, царевичу, потребно войска и на он