ароду о своем намерении, не осуществилось. Застигнутый врасплох, петербургский кабинет пришел к убеждению в необходимости безотлагательного обнародования манифеста.
Обнародование в Петербурге, 18 января 1801 года, манифеста о присоединении Грузии в России вывело Кнорринга из затруднительного положения.
Петербургский кабинет по вопросу о присоединении царства остался на том же пути, по которому шел с самого начала. Несмотря на кончину Георгия и на происходившие в стране замешательства, император Павел все-таки ожидал прибытия в Петербург посланников или депутатов – на этот раз от народа и царевичей, – которых намерен был привести к присяге на торжественной аудиенции и в своем присутствии.
Граф Ростопчин объявил от имени Павла I князю Чавчавадзе, остававшемуся в Петербурге, что император, в виде милости к новым своим подданным, назначит старшего из всех членов царского дома правителем Грузии, под наименованием наместника или царя, при том, однако же, условии, что он будет иметь при себе постоянно «одного из вельмож великороссийских». Ростопчин говорил князю Чавчавадзе, что в Грузии будет учрежден главный суд, под названием совета или департамента Сената; что будут учреждены низшие судебные места и что для устройства всего этого прибудет в Грузию тайный советник Лошкарев.
Кноррингу было предписано поспешить отправлением депутатов из Тифлиса в Санкт-Петербург.
Император Павел, сначала противившийся, а впоследствии убежденный Государственным советом, стал действовать с решимостию и особенным участием в деле присоединения Грузии. Присоединение ее стало любимою и заветною мечтою императора. Князь Куракин, в спальне Павла и на его столе, составлял церемониал для принятия грузинских послов, делая, по приказанию императора, выписки из Memoire du Baron de Brilefeldt. Выписки эти производились накануне дня его кончины, 10 марта 1801 года.
Желая угодить своим новым подданным, император хотел оказать их представителям особое внимание. Всегда говея на Страстной неделе, он в последний год своего царствования отговел ранее, на Крестопоклонной, чтобы, как он говорил, иметь свободное время для принятия в подданство Грузии. При столь торжественном случае находя приличным явиться в одежде прежних их государей, Павел I приказал приготовить для себя далматик.
«Одежда эта, – говорит Котлубицкий, – дарованная византийскими императорами, как отличие, некоторым святителям восточной церкви, сделалась впоследствии священным облачением сперва архиепископов, а потом и епископов, под смиренным именем сакоса.
Вследствие сего распространилась молва, будто бы император желает священнодействовать, для чего и заказал себе архиерейское одеяние…»
Присяга послов в Петербурге вела за собою точно такую же присягу и в Грузии. Исполнение последней возложено было на Кнорринга.
«Я хочу, – писал император Павел, – чтобы Грузия была губерния, и так тотчас и поставьте ее в сношение с сенатом, а по духовной части с синодом, не трогая их привилегий. Губернатор пусть будет кто-либо из царской крови, но под вами, и будет шеф гусарского тамошнего нового полка»[515].
Кнорринг получил приказание объявить царевичу Александру, что император предаст забвению все прежние его проступки, если только он оставит свои происки и отправится в Россию, куда призывались все без исключения лица грузинского царского дома, в доказательство того, что в Грузии все сословия желают вступить в подданство России, «а не то чтобы покорство их происходило единственно из желания двух или трех».
Царевич Давид лично получил письмо императора в знак попечения как о нем самом, так и о благе Грузии.
Граф Ростопчин просил царевича сохранить дружбу и согласие между собою всех членов царского семейства и поторопиться отправлением послов, «для скорейшего окончания дела, – по словам графа, – богоугодного и вам приятного».
Наше правительство, и во главе его император Павел I, были в этом случае весьма далеки от каких бы то ни было насильственных действий с нашей стороны.
«Старайтесь, – сказано в одном из рескриптов Кноррингу, – Грузию утвердить на том основании, как уже к вам и писано; не ищите иных приобретений делать, как те, которые добровольно будут искать моего покровительства, Лучше иметь союзников, интересованных в союзе, нежели подданных ненадежных. Левая ваша сторона обеспечена таковыми. Не наведите туркам страха: тогда и правая сторона будет надежна. Ищите Армению интересовать к сближению для торгу и торгом, дабы канал иметь чрез них и далее. Соблюдайте привилегии, но установите наш порядок. Комплектуйте полки нашими рекрутами, но полков мало по пространству. И так сочтитесь, не можете ли умножить тамошними жителями и тамошними доходами. Ищите руд всякого рода и промыслов; также и таможни перенесите на границу. Займитесь теперь не завоеванием, но приобретением добровольным. Вот мои мысли».
Император сам искал предлога, придумывал случаи и средства к награждению новых подданных знаками своей милости. Он поручил Кноррингу доставить ему именной список тем лицам, которые более других желали быть «у него в подданстве».
Многих из них предполагалось наградить достоинствами графов и баронов; пожаловать одним орден Св. апостола Андрея Первозванного, другим камергерское звание[516], и весь народ освободить от податей на три года. Таким способом действий думал Павел I привязать к себе грузин.
Император не ошибался. В Тифлисе с прибытием послов происходили совещания. Лица всех званий и состояний были приглашены в собрание. Князья Авалов и Палавандов вместе с Лазаревым отправили письма к царевичам Юлону, Вахтангу, Мириану и Парнаозу с приглашением принять участие в общем деле. Царевичи Юлон и Парнаоз не только не отвечали ничего на приглашение, но, напротив, всеми мерами старались воспрепятствовать князьям съехаться в Тифлисе. Царевичи Вахтанг и Мириан сообщили, что не могут за дальностью прибыть к назначенному дню в Тифлис и что вместе с тем они спрашивают совета старшего брата, Юлона, как поступить в этом случае. Вслед за тем все братья Георгия, с 700 человек вооруженных, собрались в Мухрани для совещаний, на которых решили ехать в Кахетию, привести карталинцев и кахетинцев к присяге, что, по словам дворянина Иасефова, и исполнили. Царевичи тщательно скрывали от народа высочайшую грамоту, присланную им Лазаревым. Посланный с грамотою адютант Лазарева штабс-капитан Котляревский[517] не считал, однако же, нужным скрывать цели своего прибытия. Высочайшая грамота стала известна и князьям, бывшим при царевичах, так что свита их разделилась на две партии. Некоторые из князей желали оставить царевичей, но, боясь наказания и преследования, скрывали свое намерение. Многие из них приходили к Котляревскому; но едва тот начинал с ними разговаривать, как пришедшие тотчас же были отзываемы к царевичам, старавшимся не допускать никого до переговоров с посланным.
Перед отъездом Котляревского пришли к нему человек двадцать князей из числа преданных царевичу Юлону.
– Не будете ли вы писать ответ на письмо, мною привезенное? – спросил Котляревский.
– Если бы мы увиделись с генералом Лазаревым, – отвечали они, – то лично бы все объявили, но теперь не имеем средств этого исполнить.
– Средство самое легкое – приехать в Тифлис, – заметил им Котляревский.
Князья на это не согласились.
– Точно ли царевич Давид объявлен наследником? – спрашивали они.
– Точно. Привезенная мною к царевичу Юлону копия с высочайшей грамоты, которую вы легко видеть можете, это доказывает, – отвечал Котляревский.
– Наследником его признать мы никак не можем, потому что при покойном царе Ираклии присягнули царевичу Юлону; но если угодно будет его императорскому величеству, чтобы ни тот ни другой царем не был, то на сие согласны и последнюю кровь для его величества пролить готовы.
Между тем царевичи отправили к царице Дарье письмо. Та в ответ сообщила сыновьям, что в Кахетию отправлены войска.
В Тифлисе же, после совещаний и переговоров, князья, духовенство и народ решили отправить обратно в Петербург князей Палавандова и Авалова с единодушным заявлением своего желания вступить в подданство России.
В доме Лазарева собрались духовенство, князья и тифлисские жители. Здесь они подписывали благодарственную грамоту императору Павлу I.
«Благодарность и радость, – доносил Лазарев, – были изображены на всех лицах, и желание подписывать простиралось до того, что многие князья приходили уже вечером и просили, чтобы распечатать пакет, в который означенная грамота положена была, что и они желают сделать рукоприкладство. Крепостцы кахетинской моурав князь Андроников, будучи одержим болезнию, не могши быть в собрании, прислал печать (к Лазареву) с доверенностию за него оную приложить».
18 января послы выехали из Тифлиса в Петербург и 7 февраля направились чрез Моздок.
Послы везли с собою благодарность князей, духовенства, купечества и прочих сословий и засвидетельствование преданности за принятие Грузии в подданство и покровительство, а жившие в Тифлисе персияне писали, что и они желают быть под высоким покровительством русского императора и готовы служить ему, как истинные верноподданные.
Царевич Давид писал, что, приняв желание императора Павла I «с достодолжною признательностию и преклонив главу, поверг единожды навсегда себя и царство мое подданству вашему и высоким августейшим престола вашего преемникам, во всем согласно с прошениями родителя моего».
Тотчас же по получении грамоты императора Павла к Георгию о присоединении Грузии к России царевич Давид издал освещение народу, что он торжественно принимает управление наследственным престолом грузинским, прощает виновных, а за новые преступления будет судить по русским законам.
Давид писал народу, что ему «высочайше повелено торжественно приблизиться к трону Грузии, по наследству в звании правителя оной», а вслед за тем отправил письмо к Кноррингу с выехавшими из Тифлиса послами, в котором просил поспешить их отправлением в Санкт-Петербург, «для приобретения, – как говорил он, – мне и царству моему милостей русского императора».